Полная версия
Путь воина
Валерий Краснобородько
Путь воина
Полковник
Заканчивался август 1937 года. Ночь. На стене монотонно отстукивает время «Король Парижа», ходики прошлого века. На против часов, висит портрет Иосифа Виссарионовича Сталина. В квартире никого, кроме самого хозяина. Мужчина лежит на кровати, натянув до пупка тонкое одеяло и неторопливо потягивает папиросу. Левой рукой сминает пустую пачку «Казбека» и бросает на тумбочку. Она, перевернувшись несколько раз в воздухе, падает в аккурат возле полной пепельницы. Смакуя папироску, человек втягивает табачный дым и размышляет…
«…живу один. Жены нет. Пока, нет! Не потому что, не люблю женский пол, а потому, что строю карьеру. Чем выше я поднимаюсь по карьерной лестнице, тем больше вокруг меня крутится красивых женщин. И я, без зазрения совести, пользуюсь их услугами, – он пошло усмехнулся, – и только похоти ради. А чего, собственно, взять с этих шкур…»
Мужчина неторопливо и привычным движением затушил папиросу, о край пепельницы. Встал. Открыл окно. Свежий ночной ветерок ворвался в прокуренную «Казбеком» квартиру. Из графина налил в стакан воды. Большими глотками опустошил его. Поставил гранённый стакан на прежнее место. И, с задумчивым видом, вернулся в постель.
«…а начинал-то свой путь с грабителя-революционера! Теперь же, служу в НКВД, и не просто служу! А, дослужился до чина полковника! Не-е! Подельники не помогали. Мозгами не вышли, соратнички мои! Всё наоборот, это я им помогаю. Но, по-прежнему, стараюсь держаться в стороне от своих корешей. Скляр, бывший заводила и вожак банды, был мною пристроен на тёплое местечко. А лысый, на проходной сидит. Как раз, по его умственному развитию! А, что? Работёнка непыльная. Сиди себе, да записывай, кто пришёл, кто ушёл…»
Полковник сел. Поправил рукой свои рыжие волосы, но в темноте они выглядели, как и всё остальное серо-чёрными. Потянулся было к тумбочке, но отдёрнул руку. На секунду задумался, махнул рукой и взял, с прикроватной тумбы, непочатую пачку «Беломорканала». Надорвал. Стукнул ею о ладонь, пара папирос выскочила. Он вытащил одну и бросил пачку обратно. Покрутил между пальцами, разминая табак. Прикурил. Лёг на большую пуховую подушку, и неторопливо затягиваясь горьковатым дымом и глядя, в чёрный от темноты ночи, потолок. Мысли его плавно потекли дальше…
«…главное, вовремя оказаться в нужном месте и сделать верный выбор. Что-что, а это-о я умею! Да и плевать я хотел, на своих бывших подельников, с высокой горки! Не о них речь…»
Его мучил вопрос… Точнее, он размышлял, над весьма прибыльным предложением, поступившим от делегации китайских товарищей, на вчерашней деловой встрече…
«…просьба-то простая оказалась, но в первую секунду показалась невыполнимой. Они просили найти человека, по имени Пиньинь. Знают имя и, что прячется в СССР. Время, на которое затянутся поиски, не имело значения. Но, как и положено, просили, чем быстрее, тем лучше. Деньги предложили очень солидные! И будучи неглупым человеком, прежде чем браться за такое серьёзное дело, нужно было всё очень хорошо взвесить. Свои силы, возможности, и естественно, оценить, не дай бог, последствия…»
Хозяин квартиры очередной раз встал с кровати. Прошёлся по богато обставленной спальне. Думки в голове активно кипели. Остановился на мгновение и быстрым шагом прошёл на кухню. Где закипятил чайник. Всё-равно ему не спалось. Закусив губу, поставил стакан в подстаканник. Насыпал пару ложек чёрного чая и залил кипятком. Щипцами ловко отколол пару небольших кусочков сахара, бросил их в стакан, размешал серебряной ложечкой и вышел через зал на балкон. Сел в кресло-качалку и отхлебнул глоток горячего, крепкого и ароматного чая, глядя на ночную Москву, ни на секунду, не отвлекаясь от своих мыслей…
«…сомнения были. Но китайцы, сами, не понимая того, решили проблему. Оказалось, что этот самый Пиньинь, знаком с русским собирателем приёмов, Николаем Ощепкиным. И является, одним из лучших в мире бойцов! И вот оно! Вот же! К бабкам не ходить! Конечно же, это был Михаил Сибиряк! Он, и никто другой…»
Полковник расплылся в довольной улыбке, в глазах вспыхнул недобрый огонёк. Отхлебнул чай. Потянулся за папиросой, но той, как назло, в пепельнице не оказалось. Махнул рукой, вместо неё, взял из хрустальной чашечки конфету и, с довольной миной на лице, опять откинулся на спинку кресла-качалки…
«…этот Михаил Сибиряк, конечно, крепкий орешек. Но главное, что я, не подал виду о том, что знаю, о ком идёт речь. Зачем же отказываться от жирного пирога, когда тот, сам плывёт тебе прямо в руки! Всё что от него требовалось, лишь провернуть всё так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Но, по его мнению, именно в этом месте и была большая загвоздка! Получалось, что разыскивали, братья китайцы, нашего Сибиряка, за разглашение им, какой-то их большой, китайской, тайны. Какой, конечно же, делегаты не сказали. Зато у меня, появилась прекрасная возможность, поквитаться с ним лично! И, эта мысль, пришла весьма вовремя! Видите ли, я не подошёл ему…»
– Рожей я не вышел… Сука! – громко выругался полковник и отхлебнул из стакана. – Ну, ничего… Всё будет так, как я решу!
«…деньги, попросил вперёд. Завтра, доставят в полном объёме. Это правильно! – похвалил он сам себя. – Значит, ход за мной. Но делать-то, я ничего не буду. Поскольку, знаю где найти Сибиряка. Единственное, что китайцы должны знать, что мною задействованы большие силы, по всей территории СССР, для поиска нужного им человека. Остальное, дело техники. Как только, оговорённая сумма окажется у него в руках, нужно будет слить место нахождения Сибиряка…»
Лицо полковника тронула желчная улыбка. Решение проблемы готово!
«…и отправить их в тайгу, на границу с Китаем. Там построили, или строят, какой-то тренировочный лагерь. Документы секретные. И он сам, точно не знает, что и где, случайно заметил у генерала на столе. Пусть себе там ищут, сколько хотят! А он, тем временем, пригласит для беседы Михаила Сибиряка. Естественно, не сам лично, а через дотошного следователя. На эту роль… на эту роль… подойдёт… капитан Симонян, Кондратюк или Мазур… Не-е! Нет, нет! И ещё раз, нет! – полковник надолго задумался. – Эти придурки, чтобы больше выслужиться, кулаками выбивают из подозреваемых признания. Здесь, не тот случай! – почесал затылок, хитро прищурившись. – Нужен человек, бескорыстный и беззаветно преданный идеалам коммунистической партии и при этом, несильно дотошно копающийся в мелочах. Кто? Кто… Кто… А если, Филиппов… Вот! Капитан Филиппов, именно, под это описание и подходит! Капитан Филиппов. Он, то, что нужно…»
Полковник расслабился. Вытянул ноги. По телу быстрее побежала кровь. Отхлебнул чай. Он сидел в кресле и светился от собственной гениальности…
«…а если, китайским товарищам, что-то не понравиться, всегда можно сослаться на засекреченность объекта или смену жительства Сибиряка. А, поиски, вновь продолжить. И нихрена страшного! Да в конце концов, можно и их самих, арестовать, например, как шпионов…»
– А, эта идея, мне по душе! Арестовать, как шпионов! – произнёс он вслух. – Так, так, так, нужно хорошенько всё обмозговать. Но! Не сейчас. Что-то спать захотелось…
Полковник громко зевнул. Поёжился. План выстроен. Всё разложено по полочкам. Можно отправиться и на боковую.
Он вернулся на кухню. Помыл стакан и поставил его на полку. Ещё раз громко зевнул. Чувствуя, как наступает спокойствие. Тревога и нервное напряжение дня и бессонной ночи отступили. Тело ломило от усталости. Веки налились свинцом и глаза сами стали закрываться.
– Вот теперь, можно и поспать…
Рыжий полковник зашёл в спальню. Сладко потянулся. Проверил, заведён ли будильник. Спать оставалось ещё три часа.
– Хорошо… Очень хорошо… – убедившись, что заведён, пробурчал себе под нос и сел на кровать. – Всё! Спать… спать… спать…
Он хотел ещё выкурить одну папироску, но передумал. Лёг в остывшую постель. Поёжился. Укрылся лёгким одеялом, под которым свернулся «калачиком», как в детстве, и крепко заснул.
Тамбовская губерния
Лето 1917 года. Июль выдался тёплым, даже вполне, можно сказать, жарким для этих широт. Яркое солнце заливает всю округу. Сладко пахнет хвоей и ягодами. Пролётка катит по извилистой грунтовой дороге, серой лентой, прорезавшей густую лесную чащу. Голубое небо. Яркое солнце. У пассажиров прекрасное настроение. Лишь извозчик, с хмурым взглядом, то и дело, подгоняет лошадей, нарушая своим недовольным басом мирскую благодать.
– А ну, пошли родимые! Живей пошли! – и подстегнул лошадей.
– Никодим, не гони лошадей! – просит мужчина средних лет в шляпе, с аккуратно ухоженной бородкой, глядя на десятилетнего сына, сидящего на против и тренировавшего удары кулачного боя, бокса. – Мы, никуда не спешим!
– Как изволите, барин! – угрюмо отвечает Никодим, пожилой мужчина в преклонных годах, с загорелым и обветренным лицом, тревожно озираясь по сторонам. – Но я вам, барин, вот что скажу. Мужики поговаривают, что места здесь ноне лихие. Надобно скоренько их проскочить.
– Мужики, говоришь, поговаривают…
– И, не от единого ужо слышал.
– Делай как знаешь, но прошу, лошадей по чём зря не мучай! – согласно кивнул головой барин. – Животинка, тоже Божья тварь. Жалко.
– Я аккуратно, Сергей Петрович! Вы же меня знаете. Я, скотинку, и другую какую Божью тварь, никогда попросту не обижу.
– За то тебя и уважаю.
– Благодарствую.
Сергей Петрович кивнул головой, посмотрел на спящую и прекрасную, во всех смыслах, свою жену и нагнулся к сыну. Отец поставил перед ним раскрытые ладошки.
– Бей! Сильнее бей! Ещё! – он пристально смотрел на сына, придирчиво проверяя постановку рук и удара. – Приедем на завод, обустроим комнату для занятий. И будем вместе боксировать и по утрам, и по вечерам.
Сын, несколько раз, сильно ударил по ладоням отца.
– Молодец Мишка! – похвалил отец сына. – Руки держи выше, – Сергей Петрович показал классическую боксёрскую стойку, – вот так. И резче бей! Ещё… Ещё… Резче…
– Я понял… отец, – согласно кивнул головой малец, – я же, сижу…
– Запомни, сын, в жизни бывает не всегда удобно…
Весна 1907-го
…Весна 1907 года была в разгаре.
Усадьба Прохоровых.
В своей комнате жена Прохорова рожает первенца. В ворота влетает пролётка. Из неё выскакивает взволнованный Сергей Петрович и бежит в дом, с большим букетом полевых цветов. Ему, очень хочется, первому взять в руки своего наследника. А то, что у него родится наследник, он нисколечко не сомневался.
И тут, до его ушей долетает угрожающий, больше похожий на рев бешеного зверя, чем на человеческий, крик. Он резко поворачивает голову. И видит, как около конюшни над конюхом, навис горой, в безумном бешенстве, пунцовый от ненависти и злобы, управляющий. Огромные кулачищи которого взмыли вверх. Ещё секунда и от пожилого человека и мокрого места не останется.
– Ты, скотина такая, чего зеньки выпучил?
– Макар Сидорович… – попытался что-то ответить худощавый и седовласый конюх.
– Что, Макар Сидорович?! – орал управляющий, его лицо исказила гримаса ненависти и злобы. – Я тебе сказал, сколько раз вымыть в конюшне?
– Таки я вымыл…
– Сколько раз! Скотина, я спрашиваю, сколько раз? Живо отвечай!
– Один… Почистил и вымыл…
– А я, сколько сказал?
– Два… Но ведь, чисто же… На кой ляд столько, водицы-то изводить в пустую…
Договорить он уже не успел. Огромные кулаки, озверевшего от ярости управляющего, опустились на голову. Конюха, словно кувалдой огрели, несколько раз подряд. В глазах потемнело. И пожилой человек, медленно опустился на брусчатку двора.
– Макар! – грозно крикнул молодой барин. – Живо отпусти Захара!
– Ой! Мамочки! – прошептала вышедшая на крик кухарка. – Убивают!
Управляющий замер на месте. Медленно и недовольно, что прервали трёпку, повернул голову с перекошенным от злости лицом.
– У нас, уже был разговор. Не так ли? Я вижу, ты не угомонился? – Сергей Петрович смело шёл навстречу Макару. На его лице не дрогнул ни один мускул.
Громила-управляющий, не разжимая кулаков, шагнул навстречу своему барину. Его глаза горели ненавистью и безумием. По сему виду, было понятно, что он, на этом не остановиться, пока не выплеснет на ком-то всю свою ненависть. И, раз уж не дали оторваться на конюхе, то и барин тоже подойдёт… Не душа человеческая, а лютый демон управлял в ту секунду телом Макара…
– Зря ты это… – тихо произнёс Сергей Петрович.
Макар пёр, как бешенный бык.
Барин, ловко перекинул букет из левой руки в правую, и левым крюком, врезал в челюсть Макару. И тут же, пригнулся, сдвинулся в сторону, а над головой пролетела огромная ручища управляющего. Сергей Петрович мгновенно переложил цветы в левую руку и правым, своим коронным, апперкотом отправил, своего громилу-управляющего, на дворовую брусчатку. Конюх отполз от греха подальше.
– М-м-м… – промычал Макар, уже лёжа на земле.
– Ты, уволен! – громко произнёс барин.
– М-м-м…
Макар Сидорович открыл глаза. Они отчистились от тумана ненависти и злобы. Демон отпустил человека. Управляющий тряхнул головой. Попытался встать на ноги. Но, ничего из этого не получилось, его хорошенько качнуло, и он вновь опустился на землю. Кухарка, с мокрым полотенцем в руках, живо подбежала к пострадавшему конюху.
– Твоё жалование! – молодой барин достал портмоне, извлёк оттуда несколько бумажных купюр и бросил их управляющему. – Я, больше, это терпеть не намерен! Никто и никогда, в моём имении, избивать работающих у меня людей, не будет! Ты понял? Не бу-дет!
– Простите… Барин… – залепетал Макар, во взгляде которого появилась искреннее сожаление о содеянном. – Бес меня оседлал. Я не хотел… Это всё бес… Будь он проклят! Окаянный…
– Ты, нарушил наш уговор.
– Бес попутал… Всё он, окаянный…
– И не причитай!
Конюх, недоверчиво помотал головой. Он прекрасно понимал, что не вмещайся в сию минуту молодой барин, то управляющий бы его убил. Уже два смертельных случая, на своей памяти, конюх мог припомнить.
Но это было, ещё при старом барине, ныне покойном, отце Сергея Петровича, Петре Михайловиче Прохорове. Старик знал Макара с самого мальства, и вырастил из него полноценного и грамотного управляющего. Проклятая хворь, стала с годами всё сильнее его одолевать. Бес рос вместе с мальчишкой. И, с каждым следующим годом, болезнь прогрессировала. Пётр Михайлович прикрывал воспитанника как мог, и сын его, тоже пытался это делать. Приступы ярости у Макара становились всё чаще и чаще. Ни один лекарь не брался его лечить. Да и собственно, от чего лечить-то? С виду добрейшей души человек. Ну, подумаешь, иногда его одолевает необузданная ярость. Так с кем такого не бывает? Вот именно, что так не бывает! И, Прохоров, мериться с этим больше не хотел.
– Здесь, тебе, месяца на три хватит! – уверенно и строго произнёс молодой барин, пряча обратно портмоне в карман. – Иди с Богом, Макар. От греха подальше.
– Барин… Не гони… Прости… Бес попутал… – причитал Макар. – Я… обещаю… В церкву поду… Батюшку просить стану… Пусть изгонит беса…
– Хороша песня, начинай сначала… – пробурчал Сергей Петрович.
– Как же я, один-то… Я, один остался… Вы ж моя семья…
– Хм, – тихо хмыкнул конюх.
За их разговором, внимательно и с тревогой на лицах, смотрели люди. И кухарка, и конюх знали, что управляющий всегда начинал причитать и спустя несколько минут его прощали, и давали ещё один шанс. И, каждый раз, последний… Да, он держался пару месяцев, потом опять срывался. И, приступы ярости, с каждым разом, становились страшнее. Народ шарахался от Макара, и всё больше и больше жаловаться барину или барыне на его лютое рукоприкладство. В гневе, ему было всё равно кто перед ним, мужчина или женщина, холоп или барин, взрослый человек или ребёнок.
– Ради Христа… Не гоните барин… Я же вам и вашему батюшке… верой и правдой служил…
– Вот именно поэтому, я тебе и жалование хорошее дал!
– Сергей Петрович… Ну, как же… Куда же я теперь…
Сергей Петрович тяжело вздохнул. Ему было искренне жаль этого огромного человека. Но, и оставлять Макара в поместье стало опасно. На этот раз, он подоспел вовремя. А если, в другой раз, опоздает? Макар кого-то убьёт? И, что тогда? Кто будет виноват? Сомнение появилось в душе молодого барина. Сидорович, не бешенная собака, дабы его пристрелить… Всё же человек… Хотя… Сергей Петрович махнул рукой, не желая больше его слушать.
Кухарка обречённо вздохнула. Насухо протёрла лицо конюха. Тот, в свою очередь, потупил взгляд, чувствуя, что управляющего очередной раз простят.
– Я, каюсь о содеянном… – продолжал умолять Макар, чувствуя, как постепенно отходит молодой барин. – Такого, клянусь, больше не повториться… Побожусь! Вот те крест!
Со второго этажа родового особняка, донёсся детский плач. Барин радостно посмотрел на окна спальни, потом перевёл взгляд на управляющего.
– Нет. Ты, уволен! – строго и громко произнёс Сергей Петрович. – И решение моё, твердо! – а сам подумал: «Прости отец. Я не сдержал своего слова… Не могу больше рисковать людьми! Прости! К тому же у меня сын родился!».
Лица кухарки и конюха просветлели.
Макар Сидорович поднялся на ноги и пошатываясь, понуро, глядя себе под ноги, побрёл к воротам, пряча деньги в карман… А, барин, проследил взглядом, за уходившим управляющим, а когда тот скрылся из виду, сорвался с места и побежал жене и сыну…
1917-й Тамбовская губерния
Пролётку хорошенько тряхнуло на кочке. Сергей Петрович открыл глаза, прервав свои воспоминания. Нежно обнял жену. Она открыла ясные очи, недовольный бросила взгляд на извозчика Никодима, и положила голову на плечо мужа вновь закрывая глаза. Мишка продолжал тренировку. Барин улыбнулся и посмотрел по сторонам. Кругом бескрайний лес стоит стеной!
«Красота!» – воскликнул он про себя.
Кони заржали, почувствовав неладное и сбросили скорость, едва не вставая на дыбы. Извозчик натянул поводья и успел остановить лошадей. Прямо перед самой пролёткой упало дерево. Треск ломающихся веток разнёсся громким эхом над лесом. Птицы смолкли. В воздухе почувствовалось напряжение.
Софья Павловна, так звали супругу Сергея Петровича, испуганно поднялась с плеча мужа. Лошади били копытами о оземь, громко фыркая чувствуя впереди лютую опасность. Извозчик привстал, держа наготове кнут. Прозвучал выстрел. Никодим, с пробитой пулей грудью, упал с повозки. Из леса вышли вооружённые бородатые мужики в серой суконной одежде. С виду смахивали на крестьян, правда, с волчьим взглядом. В его голове было две мысли, защитить барина с семьёй, да поскорее объехать завал. Но, пуля оказалась быстрее…
– Готовь рублики, барин! – крикнул, не большого росточка и родимым пятном на лбу, главарь банды с пистолетом в руках. Стоявший по правую от него руку, рыжий бандит, навёл ружьё на пассажира. – Коль жить охота! И не скупитесь, а то неравён час, пальну в жёнушку али в юного тваво отпрыска! – рыжий перевёл ствол на молодую женщину, потом на мальчишку.
Сергей Михайлович, спокойно и с чувством собственного достоинства, вышел из пролётки и усмехнувшись, произнёс:
– А ты, попробуй забери! Коли такой смелый.
Главарь нахмурился и навёл ствол пистолета на дерзкого барина.
– Скляр! Это провокация, – прошептал рыжий. – Не слушай его.
– С оружием все смелые! А ты, в рукопашной сойдись со мной. И мы посмотрим, кто кому заплатит. Или уже, как осинка трясёшься?
– Скляр, труса никогда не праздновал!
– Скляр, не лезь, – не унимался рыжий.
– Ну-ка, – кивнул головой товарищу, – Макар, покажи, нашему несговорчивому барину, свою силушку богатырскую! – громко произнёс главарь, стоявшему по другую сторону дороги, здоровенному мужику.
– Да с превеликим удовольствием! – отозвался Макар.
Сергей Петрович обернулся. Там стоял его бывший управляющий. Взгляды мужчин встретились. Противоречивые чувства всколыхнули душу бывшего управляющего. Палец, лежавший на спусковом крючке, дрогнул и самопроизвольно нажал. Неожиданно прозвучал выстрел. Выстрел, поделивший жизнь Мишки Прохорова на две части «до» и «после».…
Софья Павловна, с криком отчаяния и ужаса, бросилась к мужу. Барин удивлённо посмотрел на рану, перевёл укоризненный взгляд на Макара и медленно опустился на землю. Умер. Стрелок, разжал кулак и со страхом содеянного, взглянул на ружьё, потом на убитого им человека. Ужас охватил его.
– И-и… за чем?! – пожимая плечами, спросил главарь банды.
Макар отбросил ружьё в сторону, словно оно обожгло ему руки. Потёр лицо своими огромными ладонями, под ненавидящие взгляды жены и сына Сергея Петровича. Он сам себя возненавидел от содеянного.
– Бес его знает, как так вышло… Это… мой бывший хозяин, – заговорил Макар дрогнувшим голосом, подходя к пролётке. – Он, хорошо дерётся… Барин, один бы с нами со всех зараз управился…
– Тогда, ты всё правильно сделал! – ободряюще произнёс рыжий бандит. – И, не стоит нюни распускать. Нашёл кого жалеть! Буржуя!
– Нет… Нет, это неправильно… – покачал головой Макар, – барин… хороший мужик… был… Я был частью их семьи… Я сотворил зло… Неправильно всё это…
– Будь ты проклят! – Софья Павловна, с криком бросилась на Макара, желая задушить убийцу мужа собственными руками. Следом за ней выскочил и встал в боксёрскую стойку Мишка. Раздались выстрелы. Скляр, с ехидной улыбкой, застрелил женщину. Подул в ствол пистолета и вдруг, бесцеремонно навёл его на ребёнка.
Мишка зло сверкнул глазами.
Макар, что было сил, отбросил от себя тело мёртвой женщины. Дотянулся своими огромными ручищами до Мишки и резко подтолкнул его к лесу, со словами:
– Мишка! Беги! – прозвучали выстрелы, бывший управляющий сдвинулся влево, закрывая собой мальчонку, пули ударили ему в спину. – Прости, Мишка… Я не хотел… стрелять в отца… – Макар упал, а его губы шептали, – Это, мой бес… бес… Это, бес… Я, не хотел…
Один
Мишка бежал не останавливаясь, уже больше часа. В его ушах ещё канонадой гремели выстрелы. А перед глазами, стояли лица родителей. Они умирали… Слёзы катились жгучими ручьями по лицу ребёнка, словно прорвало кипящую плотину… Пелена перед глазами, мешала бежать… Но он, бежал и бежал… Бежал, неведомо куда… Главное, чтобы подальше от выстрелов и бандитов…
Стемнело. Мальчишка, обессиленный упал в листву. Где и зарыдал. И ему никто не мешал, и никто не слышал, этих детских горьких слёз. Только птицы, да звери были тому свидетелями, но и они, благородно остались в стороне. Постепенно Мишка затих. Заснул.
С первыми лучами солнца мальчишка открыл глаза. И привычно хотел позвать отца на зарядку… Но память, в ярких деталях, ему нарисовала события минувшего дня… На глазах вновь навернулись слёзы…
Он поднялся на ноги, посмотрел в небо и всхлипывающим голосом спросил:
– Пап, мам, что… что мне теперяча, без вас делать? Как жить?
И не дождавшись ответа, побрёл в глубь леса, сам не зная куда и зачем. Заходя всё дальше в лес. К вечеру следующего дня, слёзы закончились. Навалилась усталость и сильный голод. Жажду, он утолял в ручьях, а вот о еде, как-то не вспоминал. Пришло время и желудку напомнить о себе. Что-то он знал из рассказов отца и деда, о том, что можно есть в лесу, чего нельзя. Но этого было очень мало. Хотелось чего-то конкретного и сытного. А где ж в лесу взять-то? Ел, что попадалось под руку. В основном это были ягоды.
На следующий день ему очень повезло. Мальчишка нашёл старое дупло в засохшей липе, в котором год назад, белка делала запасы на зиму. И, очевидно, про него забыла. Прошлогодние орехи оказались сухими, очень вкусными, и сытными. Утолив голод, Мишку сразу потянуло в сон. Едва нашёл место где можно уютно примоститься, как услышал гудок паровоза. Звук пронёсся над верхушками деревьев. Парнишка встрепенулся. Сон, как рукой сняло. И секунды не раздумывая, побежал сломя голову, ориентируясь на гудок паровоза, звучавший совсем неподалёку. Его ноги путались в траве, кустах… Спотыкались… Он падал. Разбивал коленки и локти в кровь. Но поднимался, и вновь бежал, не обращая внимания на боль. Теперь уже было слышно не один гудок, но и стук колёс. Мишка прибавил ходу. Из-за шумного дыхания, и дикого сердцебиения, не сразу сообразил, что поезд давно уже уехал.
На лес опустилась привычная тишина.
Мишка, обессиленный, упал в траву. По щекам опять потекли слёзы. Смахнуть их, уже не осталось сил. Солёные капли так и текли по мальчишеским щекам, пока не заснул. Ему снилась мама… Софья Павловна, купала сына в струях прохладной воды… Она набирала черпаком из ведра и поливала его холодной водой… Стало зябко… Громыхнул гром… Веки дрогнули и резко открылись. Он резво вскочил в ожидании дождя. Но яркое, утреннее солнце ударило в глаза. Окончательно проснулся, понимая, что таким образам мама разбудила его. Но зачем? Присел у дерева и…