Поручикъ

Денис Сердитов

Поручикъ

Часть I

Глава первая

Август 1811 года, Петербург

В гостиной большого старинного дома раздался вопрос:

– Маменька, а где Настя? Мы опаздываем!

– Лизавета, проверь спальню наверху, – ответила спокойно женщина в бархатном чёрном платье. Она сидела в широком бордовом кресле возле камина и не отрывала взгляд от ярких огней.

Елизавета стояла у парадной двери, уже готовая входить; несмотря на то, что она была крайне усидчива и склонна к монотонным занятиям, зачастую реагировала нетерпеливо и даже вспыльчиво, когда речь шла о трате её драгоценного времени. В молодой особе хорошо сочетались женственность и воспитанность с твёрдым характером и прямолинейностью. Лиза знала несколько иностранных языков и с удовольствием играла на фортепиано. В родительском поместье у неё имелись свои тайные места, где можно было проводить время в одиночестве за чтением и размышлениями о своей жизни. Попусту Елизавета не разговаривала и абсолютно не выносила сплетен и слухов, всегда в этот момент находила предлог поменять тему.

Любовь к животным ещё с детства привил ей отец, который никогда не охотился и большую часть своего обширного поместья оставлял в первозданном природном виде. Помимо этого, Лизавета искусно обучилась фехтованию, увлекалась физикой и механикой, что было не свойственно для дам в её светском окружении.

Серо-голубые большие и выразительные глаза были наполнены искренностью и интеллектом, её добрый взгляд внушал собеседнику уважение и доверие. Мягкий, бархатистый тембр голоса и слегка кокетливая манера речи завораживали мужчин. К слову сказать, у Елизаветы была спокойная красота, с каждой встречей хотелось всё больше и больше познавать эту утончённую и привлекательную особу.

На сегодняшний вечер Елизавета надела тёмно-синее платье с серебристой ажурной вышивкой, белоснежную рубашку с кружевным воротником, украшенную чёрными лакированными пуговицами, тёмно-шоколадный широкий пояс и в тон ему перчатки, что прекрасно сочеталось с каштановыми густыми волосами, собранными чёрными заколками, обрамлёнными серебристыми цветками с тёмно-синими лепестками.

– Хорошо, я схожу за ней, – ответила Елизавета и как самая ответственная в данном семействе быстрым шагом подошла к центральной лестнице, затем, подобрав подол платья, стала подниматься наверх.

А за окнами начинался уютный субботний вечер, тёплый бриз Невы, приятный шорох деревьев и зажжённые огни уличных фонарей дарили романтичное и предвкушающее настроение.

Традиционно в назначенный час в одном из дворов Петербурга по вымощенной площади, устланной соломой, по кругу подъезжали кареты. Гости собирались возле двух бронзовых колонн перед лестницей особняка, приветствуя друг друга. Вышколенные и вежливые лакеи в бордовых жилетках разносили шампанское. Они были как тени в толпе зрелых кавалеров и изысканных дам.

– Вы слышали, говорят, сегодня пожалует сам поручик, сын графа, – с горящим взглядом сказала одна из гостей своей кузине.

– Правда? – воодушевлённо ещё один женский голос поддержал беседу. Но ответа не последовало, зазвучала музыка, что означало начало званого приёма. То был бал.

В то же время в доме Рахманских всё было без изменений. Елизавета стояла у двери парадной и ждала, пока её неугомонная сестра медленно спустится по лестнице.

– Настенька, зачем тебе ехать, твой ушиб ещё не зажил? – немного возмущённо спросила вдова князя Рахманского.

– Маман, вы не понимаете, возможно, там будет мой герой, – радостно возразила молодая особа.

– Настя, шевелись уже!

– Лиза, не указывай мне, я уже спускаюсь! – Анастасия остановилась, вспомнила, что не нанесла свои любимые духи, молча развернулась и направилась обратно в комнату.

Через некоторое время Настя всё же спустилась к парадной двери, заметив, что её старшей сестры нет, и возмущённо спросила:

– Мама, скажите, а куда Лиза запропастилась?

– Четверть часа, как ушла, – последовал безразличный ответ.

– А как же я! – Настя взволнованно воскликнула, открыла дверь и вышла из дома. Увидев экипаж примерно в ста метрах от крыльца, девушка спешно дошла до него. Затем открыла дверцу кареты, презрительно посмотрела на сестру, дунув на локон растрепавшихся волос, молча села на своё место.

– Как лодыжка, Настенька, размяла немного, танцы ведь скоро? – ангельским голоском, с наигранным переживанием и заботой спросила Елизавета.

Экипаж тронулся, и раздался женский смех.

Сестры любили друг друга, много времени проводили вместе, но в последнее время часто роптали и пререкались, возможно, пятилетняя разница в возрасте стала сказываться.

В центральной части города, на балконе дома графа Вершинина, который сегодня принимал гостей, стояли три подруги. Они смотрели на небо и загадывали желания.

– Смотрите, ещё одна упала, – сказала одна из них.

– Пожалуй, я знаю, чего хочу, и моё желание сегодня сбудется, – уверенно произнесла Изидора, дочь французского посла. Она посмотрела вниз, расправила плечи, затем скомандовала: – Поручик приехал, on doit revenir[1]!

Вечер, словно пуховое одеяло, опускался на город, на небосклоне не было ни одного облака, горожане гуляли по улицам, из разных уголков слышались гул толпы и мелодии музыкантов.

Неспешно, с бравым величием, как и положено, с двумя благородными скакунами в упряжке, карета с сёстрами направлялась в центр города. Старшая сестра смотрела в окошко и о чём-то вспоминала. Однако задумчивость Елизаветы неожиданно прервал вопрос.

– Лиза, ты меня слушаешь или нет? – младшая сестра возмущённо повысила голос.

– Ну что опять?

– Так я тебе и рассказываю, когда я упала с лошади, то долго не могла встать, – Настя выдержала паузу, – в этом дремучем лесу вообще не было людей, и меня это очень испугало.

– Какой лес, о чём ты, там одни луга и дорога! – перебила Елизавета.

– Да ты туда вообще не добиралась никогда! А я доскакала до самой речки, и там есть лес, – Настя нахмурилась, посмотрела пристально и продолжила свою историю, – так вот, именно там меня и скинул этот конь пугливый!

Юная особа не стала рассказывать, что она слишком сильно разогнала жеребца и сама не удержалась в седле, после чего долго бродила и не могла определиться с направлением. А когда силы совсем закончились и подвёрнутая лодыжка опухла, девушка просто села на колею дороги и заплакала.

– Я тогда собрала все силы в кулак и пошла домой, – похвасталась Настя.

– Ну и как, дошла? – поправляя перчатки, спросила Лиза.

– Разумеется, нет! Как я дошла бы, столько вёрст? – Настя сделала паузу, собралась с мыслями, словно она пишет письмо, и с присущим ей артистизмом произнесла: – Меня спас он! Он, на чёрном мустанге, со статным видом, подскочил ко мне. Затем уверенно спешился, протянул мне руку и спросил разрешения, чтобы помочь мне подняться. Представляешь? Затем он посмотрел на меня своими красивыми карими глазами, его взгляд был такой восхищённый и даже влюблённый…

– Прям влюблённый! – сдерживая смех, вновь перебила Елизавета восторженную речь сестры.

– Да, именно так! Тебе не понять! А когда он привёз меня в поместье и помог подняться по лестнице, пожелал скорейшего выздоровления, а затем поцеловал меня, – улыбка растеклась по лицу рассказчицы, – то сказал, что мы скоро встретимся, а потом спешно удалился.

– И как зовут его? Он представился?

– Нет, я не спросила, – Настя отвела взгляд и повернула голову в сторону, – но это любовь, я точно знаю.

– Ой… Милая моя сестрёнка, какая любовь в твои четырнадцать лет. Ладно, почти приехали, не переживай, найдём мы твоего спасителя, – Елизавета взяла за руку свою сестру и искренне, с добротой на душе, улыбнулась ей.

На въезде к дому Вершининых гостей встречали факиры, которые устроили шоу вдоль дороги.

Оказавшись во дворе, обогнув центральный фонтан, экипаж Рахманских подъехал к крыльцу. Кучер спешно спустился и открыл дверь кареты. Первой выбежала Настенька, но, увидев на крыльце старую мамину знакомую, остановилась.

– Идём, – Елизавета подхватила под руку сестру и повела к входу особняка.

– О, мои хорошие, Лиза, Настенька, как я рада вас видеть, – полная, с выразительными круглыми глазами женщина поприветствовала их.

– Добрый вечер, Софья Кузьминична, и мы вам рады, – ответила старшая сестра.

– А где Екатерина Владимировна?

– Мама остались дома, утомились слегка, – на ходу ответила Елизавета.

– Ну, вечер такой чудесный, и люди собрались любопытные, хотя… ты права Лиза, это утомляет, – с восхищённого до удручающего тона скатилась эта фраза с уст Софьи Кулибиной, – проходите, милые, развлекайтесь, – напутственно произнесла она им вслед.

Когда они оказались внутри дома, уже на входе огромный бежево-золотистый зал с высоким потолком в два этажа вызвал восторг. Пространство прорезали жерди с сочными зелёными широкими листьями, на которых висели крупные ажурные клетки с канарейками и соловьями, жерди врезались в белокаменные колонны. В основании колонн были высечены бюсты великих мировых мыслителей, это придавало уникальность каждой из них. Потолок венчали несколько конусообразных продолговатых люстр с хрустальным обрамлением, а на полу была выложена крупная светло-серая мраморная плитка. Весь зал был залит светом, сладковатым запахом и музыкой.

– Добро пожаловать в фамильный дом Вершининых, – учтиво поприветствовал дворецкий княжон Рахманских, затем он спросил, чем может быть полезен. После обмена любезностями Елизавета осмотрелась, она и её сестра впервые гостили в этом доме.

С правой стороны зала был большой камин из чёрного мрамора с бело-серыми прожилками. Сам камин и несколько кресел стояли на деревянном подиуме светлого дымчатого цвета с одной ступенькой. Возле уютного огня собралась шумная компания, знаменитые вельможи московских дворов, князья и княгини Петербурга, посол Англии со своими близкими. Всего порядка восемнадцати человек, они окружили темно-зелёное с высокой спинкой кресло графа Александра Васильевича Вершинина, хозяина дома, и обсуждали политические новости Европы. Как и принято, беседы велись на французском языке, с эмоциональным переходом на русский, если это требовалось.

– Je suis heureux que nous soyons ensemble[2], – Александр Васильевич произнёс очередной тост за присутствующих. Он поднялся с кресла, его величественный и строгий типаж привлекал внимание моментально. Высокий, статный мужчина, чуть старше пятидесяти лет, плавными движениями своих кистей гипнотизировал слушателей. Граф произнёс патриотический тост, завершив призывом на русском, – за Россию до дна, господа!

Чуть дальше стоял внушительный фуршетный стол, его массивные ножки были чёрного цвета, их почти не было видно из-за белоснежной скатерти. Гости могли отведать разнообразные блюда из рыбы, свежие овощи и фрукты, хрустящие багеты, переполняющие плетёные корзины, и, конечно, выпить игристого вина, наполненные бокалы располагались небольшими пирамидами вдоль всей столешницы.

Возле торца стола стоял князь Громовицкий, он был приближённым к императорскому двору, работал руководителем собственной Его Императорского Величества канцелярии. Хотя ему и было уже за шестьдесят лет, окупал он свой возраст необычайной харизмой, бодростью, талантом заинтриговать и расположить собеседника. Он часто поддавался увлекательным рассказам о светской жизни в России и Европе. Сам он изъяснялся просто и прямо, делая при этом хитрый прищур глаз, словно пронизывая собеседника.

– А ну налей мне немного юшки, дочка, – с довольным лицом и улыбкой он обратился к прислуге, – кто вкусит, пока горячая?

– Пожалуй, и я попробую, – решила составить компанию князю одна из гостей вечера.

– Я вам так скажу, мои дорогие, – Громовицкий, окружённый шестью женщинами, не останавливал свой рассказ, – я добрый человек, но тогда я не сдержался, поднял шандал и прям не думая запустил в мимозыря проклятого, за то, что он стеллаж обронил!

Князь рассказывал, как ему нелегко работается в канцелярии, и какие там в основном безалаберные и нерасторопные люди трудятся, и что на нём всё и держится.

Далее, в самом конце большого зала, располагалась широкая ложа с двумя лестницами по бокам. Ложа была как большая полка, на которой разместились восемь музыкантов и дирижёр.

В момент, когда Елизавета с сестрой зашли в зал, октет играл фрагмент оперы композитора Фердинанда Антонолини, выдерживая оптимальную громкость.

Под лоджией стоял шахматный столик, взятый в полукольцо мягкими тёмно-сиреневыми диванами, мебель стояла на светло-бежевом ковре с чёрной кромкой, что гармонично отделяло эту зону от остального зала.

Небольшая компания собралась именно в этой части зала. Звон бокалов и смех исходил от них, словно дополняя играющий ансамбль.

В центре внимания был Георгий Александрович Вершинин, он же поручик. Известный завидный жених Петербурга, наследник огромного состояния, владелец собственных имений, заводов и мануфактур. В светском обществе он появлялся крайне редко, однако, когда он удостаивал такой чести, его энергетика, широта души и щедрость удивляли и баловали окружающих. Молодой двадцатипятилетний граф Георгий был как магнит, самолюбивый, твёрдый и немного критичный к окружающим нрав вызывал неоднозначные впечатления от общения с ним. Каждый собеседник сталкивался с бездонным потоком знаний поручика, его позитивное и порой наглое поведение и шутки веселили одних и смущали в то же время других. Перечить или обвинять молодого графа никто не смел, все знали его принципиальный характер. Слухи были разные, многие рассказывали, что за свою честь и честь семьи Георгий уже не раз сражался на тайных дуэлях и всегда побеждал.

Уверенный и немного оценивающий взгляд поручика притягивал свободных женщин, они чувствовали его власть и хотели покориться, раствориться в бесконечных беседах, не замечая времени.

Георгий как истинный эстет любил красоту вокруг себя. Сегодня он был одет в тёмно-шоколадный фрак с чёрной бархатной окантовкой, белоснежная рубашка со стоящим крахмальным воротником сочеталась с тёмно-синим жилетом и шёлковым черным шейным платком. На поручике также были надеты светло-бежевые панталоны на штрипках, сапоги как зеркало в тон фраку и тёмно-синие перчатки в тон жилету.

Елизавета сразу узнала молодого графа, его типаж со стройным подтянутым силуэтом, с тёмными густыми волосами, выразительными бровями и глазами и слегка угловатым подбородком она считала самым красивым в своём окружении.

Внезапно её приветливая улыбка сменилась недоумевающим пустым взглядом.

Георгий стоял с бокалом в руке и красноречиво рассказывал что-то про своего друга Василия, младшего сына графа Грамовицкого, периодически на него посматривая с ехидным выражением лица. Рядом была Изидора, держащая под руку поручика, она постоянно что-то шептала ему, касалась губами мочки уха, после чего, не отрываясь, смотрела на его профиль.

Заметив сестёр Рахманских, поручик, не дожидаясь окончания ответа князя Василия, молча кивнул присутствующим, поцеловал руку Изидоре и спешно направился к выходу. Проходя мимо камина, он слегка заметным кивком попрощался с отцом.

– Хорошего вечера, – обратился Георгий к Елизавете, проходя мимо, в его глазах были хитрость и блеск, словно он раскрывает карты в игре, зная, что сейчас выиграет.

У Елизаветы же, напротив, был возмущённый вид, ей не удавалось показать безразличие, нахмуренные брови и покрасневшие щёки выдавали истинные эмоции. Она словно оцепенела и не могла произнести ни слова.

– Добрый вечер, – еле слышно, словно увидев призрака, прошептала Настя.

Когда граф Георгий уже вышел из зала и остался лишь шлейф его немного терпкого и сладковатого парфюма, Настя посмотрела на тяжело вздыхающую Лизу и сказала:

– Это же он, про него я тебе рассказывала!

– Что? Это уж слишком! – наконец выплеснула эмоции Елизавета, оставив сестру, она спешно направилась к выходу.

За стенами же особняка, в лабиринтах улиц Петербурга не все проводят субботний вечер на званом ужине или торжественном балу, большинство горожан просто гуляют по улицам или занимаются своими житейскими делами.

Так пока в доме Вершининых шли великосветские беседы, молодой аспирант Казанского Императорского университета, будучи в гостях у родителей своей невесты, совсем неподалёку прогуливался с ней.

– Мария, уверен, вам любопытно это узнать, – говорил он взволнованно, с воодушевлением и гордостью, – меня пригласили перейти на кафедру астрономии, которую возглавляет господин Йозеф Иоганн Литров, я с большим удовольствием принял эту новость и хочу быть его помощником во всем.

– Что же в нём такого особенного, позвольте узнать? – с улыбкой поинтересовалась спутница.

– Знания! Конечно же, знания, меня всегда притягивала астрономия, этот невероятный мир безвоздушного пространства!

Аспирант без остановки рассказывал о недавних важных событиях в научном мире. Дотошно, громко и с сильной жестикуляцией он поведал, что в январе 1801 года итальянский астроном, монах Ордена тевтонцев Джузеппе Пьяцци, проводя исследования в рамках закона Тиция-Боде, обнаружил первую камедную глыбу в пространственном промежутке между Марсом и Юпитером.

– И таких глыб обнаружили уже несколько, мы думали, это кометы, но у них нет комы, при этом они могут иметь орбиты, это очень интересно, и я приложу все силы, чтоб изучить этот феномен, – сделал утвердительный вывод юноша. Он посмотрел на небо, его глаза были наполнены восторгом, а кисть правой руки крепко сжала перчатки.

– Милый, – Мария взяла под руку своего кавалера, – у вас все получится, верю всем сердцем.

С начала девятнадцатого века примечательный пространственный разрыв между Марсом и Юпитером активно изучался созданным в 1800 году «Объединённым космическим сообществом» под руководством Франца Ксавер фон Зака.

Каждый год открывались всё новые и новые объекты, впоследствии названые астероидами.

Мировой астрономии ещё предстояло узнать, что в поясе астероидов скопились миллионы глыб, разных по составу и размеру, каждая из которых из-за гравитационного сдвига может поменять свою траекторию.

Именно это и произошло задолго до сегодняшнего субботнего вечера.

Энергетическая волна по неизвестным законам физики преобразовалась из тёмной материи и сдвинула группу небольших астероидов и метеоритов в сторону Солнца. Под гравитацией Марса часть из этих тёмных углеродных глыб изменила свою траекторию и направилась прямиком в сторону Земли. С разной скоростью и на разном расстоянии друг от друга, словно управляемая группа космических кораблей, они приближались в пространственно-временную точку.

В особняке же Вершининых встреча Елизаветы и Георгия подошла к кульминации.

Поручик распахнул парадную дверь, выйдя на улицу из дома, озираясь по сторонам, сделал несколько шагов по крыльцу, затем крикнул:

– Яков!

Софья Кузьминична, стоявшая на лестнице, вздрогнула, оглянулась и озлобленно посмотрела на молодого графа, который, не замечая её, быстрыми шагами спустился вниз и ещё раз прокричал:

– Яшка, сукин сын, гони сюда!

Пожилой, суховатый по телосложению, с пышными седыми бакенбардами кучер быстро занял своё привычное место в экипаже и тронулся в сторону парадного крыльца. Кроме того, Яков Иванович был камердинером в доме Георгия Александровича и по своему же убеждению преданным другом князя, отчего всегда сопровождал поручика.

– Не останавливай, я запрыгну!

Молодой граф, словно тигр перед прыжком, шёл вдоль газона по кромке вымощенной дворовой площади. А в момент приближения кареты ловко запрыгнул на подножку и ухватился за специальную ручку.

– Вернитесь немедленно! – услышал поручик вслед женский знакомый голос.

Елизавета, выбежав из дома, быстро спустилась на середину лестницы и остановилась, смотря вслед беглецу.

– Я вас убью! – прокричала она.

– Я вас тоже люблю, Елизавета Павловна, – задорно ответил поручик, подняв одну руку вверх.

– Лиза, – обратила на себя внимание Софья Кузьминична, затем достала из ридикюля пистолет, протянула его девушке, подняв одну бровь, произнесла, словно лозунг: – Ne parle pas, tire[3]!

– А давайте! – Елизавета схватила пистолет и сделала свой первый в жизни выстрел.

Пуля догнала уже выезжающих со двора двух запряжённых скакунов, просвистев мимо, она разбила фонарь прямо возле морды одного из них. От страха лошади перешли на галоп и резко выбежали на улицу, дёрнув карету за собой.

Поручик что-то прокричал Якову, но этого уже не было слышно за зданиями.

Елизавета неспешно села на ступени, её взгляд был полон разочарования, она еле слышно сказала себе на выдохе:

– Да какая это любовь, Настенька…

Тем временем, оценив шоу уличных факиров, увлечённые друг другом Мария и аспирант продолжали прогулку.

– Посмотрите, Мария, какая красота, сколько падающих мерцающих огней над нами, словно светящийся дождь, – молодой человек остановился и замер в наслаждении от природного явления.

– А это опасно? – немного настороженно спросила девушка.

– Ну конечно же нет, практически невозможно, чтоб на нас с вами сейчас упал каменный обломок, такого не случалось никогда, – успокоил молодой человек свою спутницу и крепко обнял её.

– В сторону! – неожиданно звонкий мужской голос нарушил душевный покой молодой пары.

Буквально в полуметре от аспиранта на большой скорости тут же промчались две лошади и большая чёрная карета.

Поручик кричал окружающим, предупреждая об опасности, стоя на подножке экипажа и держась что есть сил, в то время как кучер Яков молча тянул на себя вожжи и пытался остановить разбушевавшихся жеребцов.

– Яшенька, дорогой, не останавливай их, на росстани прямо гони, а то перевернут! – скомандовал Георгий, он понимал, что впереди на перекрёстке дорог лучше ехать прямо, там есть небольшой подъём, и лошади сами могут остановиться.

Оказавшись на перекрёстке двух улиц, неожиданно молодой граф почувствовал в довесок к уже адреналиновому состоянию сильный интуитивный страх, осознание того, что именно сейчас что-то произойдёт, и он погибнет. Неотвратимое и нарастающее ощущение ввело юношу в ступор, словно энергетический заряд с макушки до пяток прошёл вниз по всему телу, поручик стиснул зубы, задержал дыхание и разжал кулаки, отдаваясь воле судьбе.

Вспышка света приблизилась со спины Георгия, и сразу последовал сильный удар в переднее колесо кареты, словно пушечное ядро подорвало экипаж на ходу. Взрывная волна с лёгкостью опрокинула экипаж, а инерция движения выбросила поручика вперед почти на десять метров.

Несмотря на все попытки сгруппироваться при падении, граф сделал несколько неуправляемых кувырков, в результате которых он оказался на спине, ноги были направлены в сторону воронки от взрыва.

Георгий был в сознании, тяжело и с трудом дышал. Сломанные ключица, голень и несколько рёбер, вывих плеча, многочисленные ушибы и ссадины не давали ему встать на ноги.

Он сделал усилие и, подтянув под спину неповреждённую правую руку, поднялся до полусидячего состояния.

Вокруг был полный хаос, за перевёрнутой каретой виднелся пожар, были разбиты окна соседних домов, раздавались крики людей и новые хлопки взрывов.

Яков был жив, он медленно, хромая на обе ноги, шёл на помощь.

– Ваше сиятельство, – хриплым голосом, почти шёпотом он обратился к графу, – не вставайте, я вам помогу!

Георгий улыбнулся: молодец Яша, остановил всё-таки…

В этот момент дыхание поручика сбилось, грудь пробил небольшой сферический объект, это был космический обломок размером с пуговицу. Медленно, теряя сознание, граф опустился на спину. Сильно зажмурившись от боли и сделав последний выдох, Георгий перестал дышать.

Глава вторая

Май 1811 года, вблизи Петербурга За три месяца до бала

Елизавета сидела на небольшой двухместной лавочке, с правой стороны, держала в руках открытую книгу и смотрела впереди себя на склон и медленно протекающую реку.

Река примерно в пятнадцать метров шириной как змея обвивала холмистую долину, обозначая границы поместья Рахманских в этой части леса.

Ещё неделю назад на любимом для чтения месте княжны не было лавочки. Кто-то поставил её не так давно и без спроса, чего Елизавета поначалу немного испугалась, а затем успокоилась, поняв, что единственным человеком, знающим тайное место, был поручик.

В момент умиротворения и свободы мысли, с притоком свежей волны воздуха Лиза почувствовала сладковатый парфюм Георгия.

Он молча приблизился, подошёл с левой стороны и присел рядом с княжной.

Смотря вперёд, поручик взял за руку Лизу, глубоко вздохнул, словно испытав душевное облегчение.

Пара не произносила ни звука, держась за руки и смотря на течение реки, они скромно улыбались в ответ на улыбчивый изгиб противоположного берега.