Полная версия
Лыткин и река времени
Анатолий Пушкарёв
Лыткин и река времени
Роман
Глава 1. Штучный майор
Майор юстиции Лыткин вошёл в свой кабинет, как обычно, за полчаса до начала рабочего времени. Майору было ровно 45: сухое, симметричное, как зенитный прицел, лицо, глаза цвета холодного осеннего неба, прямой нос, тонкие губы под аккуратными, еловой веточкой, тёмными усами, и короткая стрижка. Общий пафос его лица отличался какой-то естественной серьёзностью и природным выражением подлинного трагизма, словно он уже родился таким.
И если Лыткин не всегда понимал, почему обязательно нужно смеяться над каким-либо анекдотом и не страдал от порицаемого всеми юмористами отсутствия чувства юмора, то и сам, в свою очередь, одним своим взглядом и видом мог легко наложить налёт трагизма на лица каких-нибудь сатириков или просто людей врождённой весёлости нрава.
Опять же, вряд ли Лыткин знал что-либо о специальных диетах или о значении слова «фитнесс», но динамика и очертание его фигуры, телесной конституции происходили, несомненно, от саванного гепарда. Его подтянутость, целесообразная, как у автоматного патрона, кипарисовая стройность не были результатом каких-либо специальных спортивных усилий, – это природа и служба.
Также было похоже, что и в одежде, которая была на нём, он уже появился на свет, и в этом одеянии его и приняла акушерка роддома. Строгой, элегантной и нарядной форме старшего майора НКВД обзавидывался бы любой современный модельер или представитель сексуальных меньшинств.
Фуражка с васильковой соразмерной тульей, малиновым околышем со звездой и лакированной трапецией козырька; удобная гимнастёрка «серый крем» с оригинальными накладными карманами; малиновые же петлицы с красными звёздами старшего майора с золотом по кантику; большие красно-жёлтые звёзды на каждом рукаве и грозным гербом на предплечье; портупея натуральной кожи с тренчиками на поясном и плечевом ремнях и кожаной же кобурой; синие галифе и чёрные офицерские сапоги – таков был наряд майора госбезапасности, в который одело его государство.
Хипстер делает безразличный вид, продолжая косить глазом на конкурента из НКВД. В гневе плюёт вслед майору пострадавший от тоталитаризма. А Джорджио Армани, задумчиво посмотрев на стихийного военного щёголя, достаёт блокнотик, карандаш и начинает рисовать эскиз очередного мирового бренда.
Лыткин подошёл к сейфу, открыл его, достал красивую финку с чёрной эбонитовой ручкой, подаренную ему начальником на сорокапятилетие, сел за стол и принялся внимательно рассматривать холодное оружие. «Какой модерновый дизайн. Вполне могла бы сойти за современное произведение, если бы эту финку не подарил Берия Сталину, когда тот в конце 30-х отдыхал в Абхазии». На основании клинка светилось клеймо – знак НКВД с мечом, серпом и молотом, а во всю его длину выгравирована надпись «Товарищу Сталину от товарища Берии». Достав из ящика стола пачку папирос «Кино», майор вынул из неё папиросу «Беломорканал» и закурил. Сквозь дым, с портрета на стене сзади, на курящего смотрел Дзержинский.
На тяжёлом письменном столе стояли чёрный карболитовый телефон, настольная лампа, печатная машинка, письменный прибор, дыропробиватель, картонные папки «Дело», бюстик Сталина, гранёный графин и такой же ребристый советско-древнеримский стакан.
На правой же части стола размещались широкий монитор UltraHD, клавиатура, мобильник «Nokian Hakkapeliitta», ноутбук «Apple MacBook», диктофон, принтер и ксерокс. Когда рассеялся папиросный дым, на стене, правее Дзержинского, явился портрет киногероя Жеглова и плакат-календарь «2010».
Зазвучал рингтон карболитового телефона, а именно сюита Свиридова «Время, вперёд!».
– Майор Лыткин слушает.
– Владимир Стаханович, Вас вызывает Геннадий Павлович, – сообщил женский голос.
– Да. Сейчас буду.
Положив обратно в сейф дорогой сердцу подарок и заперев его, Лыткин вышел, закрыл ключом дверь с табличкой «Следователь по особо важным делам Следственного Комитета Лыткин Владимир Стаханович» и пошёл к Геннадию Павловичу.
* * *Шествуя по коридорам Следственного комитета среди сотрудников в привычной и одинаковой форме современных следственных и карательных органов и людей в штатском, Лыткин выглядел самым большим начальником. Встречные почтительно здоровались, отдавали честь, женщины смотрели на статного и нарядного майора с уважением, а девушки даже с восхищением.
Общая картина этого шествия очень убедительно напоминала некий современный фантастический фильм, в котором все люди, перемигнувшись, решили оставить свою эпоху и скачком переместиться в некое будущее (допустим, в наше время). А вот над майором решили пошутить, «постебаться», ничего ему не сказали и оставили в эпохе той, прошлой (допустим, 30-х годах века двадцатого). Но служивый каким-то образом переместился вместе со всеми, но остался, всё же, прежним чекистом, в прежней форме и прежними моральными принципами. И было ясно видно, что это не чудак и не артист, но весьма серьёзный цельный человек, твёрдый и действующий.
Дойдя до двери из красного дерева и рифлёного стекла с табличкой «Руководитель Следственного Комитета РФ по Камышинской области Коновалов Геннадий Павлович», Лыткин вошёл внутрь.
– О, наш бравый майор пожаловал! – с уважением произнесла пожилая секретарша, имея право на такое приветствие в силу давнего знакомства с вошедшим, своего возраста и положения, – Здравствуйте, Владимир Стаханович.
– Честь имею, Галина Ивановна, – ответил ей Лыткин.
– Заходите, ждут.
Лыткин вошёл в кабинет современного интерьера. За столом для совещаний сидели: сам руководитель, полковник Коновалов, и незнакомый полковник прокуратуры в синей форме, в глазах которого, при виде вошедшего, застыли удивление и вопрос, сменившиеся лёгкой сардонической ухмылкой. Вполне возможно, синий майор обладал развитым чувством юмора.
– Знакомьтесь, это новый зампрокурора области, полковник Борис Вадимовович Ласточкин, – указывая на прокурорскокого ладошкой, поспешил сказать Геннадий Павлович, – Владимир Стаханович Лыткин, следователь.
Последовало короткое рукопожатие. Шеф продолжил:
– Вот какое дело, Володя. В Речном, это большое село, сто с лишним километров от города, часа два езды, сегодня утром личным охранником обнаружен труп известного бизнесмена, депутата Горсовета Калугина Виктора Григорьевича. Огнестрел, в собственном особняке. У него в Речном огромный мясной животноводческий и мясоперерабатывающий комплекс. Одних свиней – 30 тысяч, бараны там…, – полковник посмотрел на прокурорского, – Он в 90-х половину всех колхозов области разорил, обанкротил и скупил…
Геннадий Павлович задумался, вспоминая прошлое.
– Как сейчас помню, – продолжил он, – действовал Калугин комплексно, остроумно: рейдерские захваты в сговоре с местными властями и милицией. Старого председателя выдавили, хотя и тот жирный кусок ухватил. Раздали паи, потом выкупили, потом акции, векселя, арбитражный управляющий, банкротство и продажа новому собственнику, то есть этому самому Калугину. В общем, уважаемый человек, отличный менеджер по приватизации, кхе-кхе… Было раскулачивание, стало вокулачивание, ну, то есть эта самая приватизация, мать её… Коммунисты из правления только глазами хлопали, да головой туда-сюда вертели, хе-хе… Да, большой человек был: шумиха, резонанс, губернатор звонил, требует быстрого расследования, вот зампрокурора послал…
Жил убитый с дочерью Людмилой, она замдиректора комплекса. Бери эксперта, езжай на предварительное расследование. Местная полиция, администрация тебя встретят.
Геннадий Павлович взял со стола папку, подал Лыткину.
– Вот информация по Калугину, по комплексу. Сегодня вторник, работай там до субботы. Понадобится больше, – сообщишь. Созвонись с гаражом, запроси машину. Командировку оформим потом, некогда сейчас возиться. Эксперта отпусти, как закончит, желательно сегодня же. Вопросы есть?
– Никак нет, товарищ полковник, всё понятно. На месте разберусь.
– Тебе не впервой. Не забывай, дело под контролем губернатора. Ну, давай, удачи. Можешь идти.
– Есть, – классический майор отдал честь, крутнулся на месте и щёлкнул каблуками. Рыхлый белокожий Ласточкин с интересом просмотрел всё это.
Когда Лыткин вышел, зампрокурора, показав пальцем на дверь, снова ухмыльнулся и спросил:
– Что это за артист, Геннадий Палыч, почему он ходит в этом антиквариате? Кто вообще ему разрешил?
Коновалов поднял вверх палец и серьёзно сказал:
– Артист, не артист, а Лыткин – лучший следователь области, если не страны. Почти 100 %-ная раскрываемость. Да, он немного сдвинулся на истории органов, жена даже ушла из-за этих его странностей. Но хватка и логика железные. А форму энкавэдэшную, в виде исключения, разрешил сам министр, в порядке преемственности традиций. Отец министра вместе с отцом Лыткина начинали на Гражданской, потом в ОГПУ, НКВД…
– Да, Борис Владимирович, – глубоко вздохнув, добавил полковник, – плохо мы уставы знаем, строевой и физической подготовке не уделяем должного внимания… Совсем в бумажной работе погрязли, лишний вес набрали…
Глава 2. Речное: по следам преступления
Уже к обеду майор Лыткин с судмедэкспертом Григорием Карповичем на служебной легковушке въезжали в Речное. Дорога поднялась на холм, и пассажиры увидели живописную долину реки, вдоль которой на несколько километров растянулось большое село. Было заметно, что поселение состоит из двух частей: относительно новой, – с небольшой центральной площадью, административными зданиями, сквером, парой улиц из двухэтажных кирпичных домов (видимо, ещё сталинской постройки) и даже трёх панельных пятиэтажок. Ближе к реке дразнили селян и радовали глаз проезжающим несколько новорусских особняков самой амбициозной и причудливой архитектуры.
Другая, – старая, историческая часть была не тронута временем и являла собой зримое воплощение прошлого века: неширокие улицы с укатанной грунтовкой, тёмные бревенчатые дома (два двухэтажных), сараи, колодцы и колонки, водонапорная башня из старого кирпича с красной железной крышей, старая дощатая пристань, трёхкупольная церковь. За селом, километрах в двух, виднелись несколько огромных современных корпусов животноводческого комплекса. «Владения покойного Калугина», – констатировал Лыткин.
Но больше всего его привлекла река. Достаточно широкая, тёмно-синим изгибом она вплотную обходила село и, уже по прямой, уходила куда-то вдаль. На другом её берегу, почти у самой кромки воды, начинался высокий тёмно-зелёный хвойный лес. Мерцающая каким-то таинственным светом вода реки притягивала взгляд.
Следователя и эксперта встречали замглавы администрации Вера Ивановна, женщина средних лет, начальник сельского отделения, майор полиции Юрий Михайлович и участковый, лейтенант Вадим.
Увидев вылезаюших из легковушки командированных из города, Вера Ивановна удивилась:
– А зачем пожарный-то приехал? – кивнув на Лыткина, спросила она, – Инспектор МЧС из области только что был, в мае.
Убедившись, что прибывшие из центра – никакие не пожарные, а уполномоченные Следственного комитета и пробудут в селе несколько дней, замглавы сказала «пожарному»:
– У нас, конечно, есть гостиница, но по бытовым условиям это больше общежитие, которое полностью забито гастарбайтерами. Они на комплексе работают и строят ещё один корпус. Поэтому, Владимир Стаханович, мы поселим вас во флигеле в усадьбе директора школы Леонида Петровича Казакова. Это небольшой домик со всеми удобствами. Там вам будет очень удобно.
– Хорошо. Спасибо. Вера Ивановна, покажите, пожалуйста, шофёру, куда отвезти мой чемоданчик, а мы пройдёмся, – ответил аскетичный майор.
Затем четверо пешком, было недалеко, отправились на осмотр места убийства Калугина в его загородный особняк.
– Что ты думаешь обо всём этом, майор? Версии есть? – спросил по пути начальника отделения Лыткин.
– Да что тут думать. Или дела финансовые, грабь награбленное, или… амурные. Баб любил Калугин, ни одной юбки не пропускал. Тут дочь его, Людмила влюбилась в тракториста с комплекса, Сергея Хижняка. И любовь эта взаимная. Встречались они. Так Калугин избил тракториста, сказал, чтобы тот дорогу забыл к дочери, а потом, идиот, стал открыто домогаться его сестры, Леры Хижняк, она лаборанткой работает на свиноферме. Ну, всякое может быть, проверим.
– Ну, это уже кое-что, – кивнул головой Лыткин.
* * *Одновременно затейливая и основательная архитектурная концепция роскошного терема из белого и охристого кирпича была призвана показать всем, что авторитетный владелец жилья собирался жить комфортно, долго и счастливо. Лыткина, эксперта и местных товарищей встретила бледная и заплаканная дочь Калугина, Людмила, молодая женщина лет двадцати пяти, и охранник Егор Мамаев, большой, в камуфляже, молодой человек, бывший спецназовец, работающий «на паркете». Выразив соболезнования хозяйке, все прошли внутрь, через гостиную в столовую.
Сам Виктор Григорьевич, гроза бывших советских колхозов, а ныне их владелец, но, увы, покойный, печально лежал на полу у обеденного стола, возле перевёрнутого полукресла. Тело лежало на животе, а из-под груди жертвы по полу растеклась лужица крови. Одет убитый был в футболку и спортивные брюки. На столе лежали строительные чертежи, какие-то финансовые документы, стояла начатая бутылка вина, бокал, ваза с живописными фруктами: грушами, виноградом и сливами. По всей комнате на полу и даже на столе – осколки стекла разбитого окна столового помещения.
Много раз, по своим профессиональным обязанностям, видел Лыткин мёртвых неподвижных людей, еще несколько часов назад живых, деятельных и целеустремлённых. Но привычки и профессионального цинизма у майора так и не выработалось, потому что загадка и тайна смерти каждый раз так и оставалась для него неразгаданной, несмотря на то, что почти всегда выяснялись её земные причины и обстоятельства. Поэтому каждый раз, при виде подобных картин, Лыткин, каким-то неартикулируемым чувством, явно ощущал причины и обстоятельства какого-то более высшего, вневременного, порядка. Эти знаки метафизической, внекриминальной тайны читались во всей картинке с неподвижными застывшими телами, словно их хозяева отлучились куда-то в иные миры, и, несмотря на оставленное обездвиженное тело, продолжали, по убеждению майора, существовать. Сами же тела мёртвых людей выглядели несамодостаточно, как брошенная одежда того, настоящего, нетелесного владельца. Но тайна сия была хоть и созерцаема, но непостижима, не произносима, и поэтому ещё более таинственна, печальна и всегда настраивала Лыткина на философские размышления, мешавшие думать предметно, криминалистически.
Эксперт приступил к осмотру, а Лыткин с Людмилой, начальником полиции и участковым расположились в гостиной для опроса. Майор включил диктофон.
– Людмила, нам очень важно знать о случившемся. Кто, по вашему мнению, мог это сделать? – обратился к заплаканной женщине майор.
– Я ничего не могу сказать, потому что не знаю кто…, – пролепетала дочь убитого, уткнувшись в платочек.
– Людмила, вам лучше рассказать всё. Особенно про ваши взаимоотношения с Сергеем Хижняком, – ласково-убедительным голосом снова попросил Лыткин.
– Сергей тут ни при чём, – быстро сказала Людмила, – Он не способен на такое. Да, мы встречались, отец был против… наших отношений. Но потом эти отношения закончились.
– Когда закончились?
– Примерно за месяц до… сегодняшнего дня.
– А почему, если не секрет, они закончились?
– Сергей…, ну, вобщем, нашёл другую… Да и отец, честно говоря, был против.
– Хорошо, проверим. Что-нибудь можете сказать, во сколько, хотя бы примерно, убили Виктора Григорьевича? Слышали выстрел?
– Нет, я ничего не слышала. Правда ночью на улице тарахтел какой-то мотоцикл, или трактор…
В гостиную заглянул эксперт Роман Карлович:
– Владимир Стаханович, я закончил.
Лыткин поднялся и вышел к эксперту.
– Ну, что у тебя там?
– Дело нехитрое: убит выстрелом в окно с улицы. Стреляли из охотничьего ружья, ну или обреза. Улица заасфальтирована, но на траве остались следы съезда с дороги к забору. Сказать какой транспорт трудно, но, по-видимому, мотоцикл. Вот протокол.
– Хорошо, Карпыч, можешь езжать в город.
Вернувшись в гостиную, вызвали охранника.
– Труп босса обнаружил утром, часов в десять, – рассказал Мамаев, – Так поздно он ещё не вставал, решился сам заглянуть. Выстрела не слышал, но ночью, около двенадцати всю округу разбудил какой-то громко тарахтящий мотоцикл.
– Кто, по вашему мнению, мог это сделать, – спросил майор.
– Трудно сказать. Были недоброжелатели в городе. Да и здесь, в Речном, честно говоря, местные шефа не очень-то жаловали. Грубоват был Виктор Григорьевич. Опять же разведён и женский пол очень любил. Для него это как охота: заприметит какую-нибудь и преследует, пока своего не добьётся. Никаких препятствий для него не было.
– А последнее увлечение по женской части?
– Местная, лаборантка свинофермы Лера Хижняк. Обхаживал её так, что она уволиться хотела.
– Это сестра Сергея Хижняка, возлюбленного Людмилы? – спросил Лыткин.
– Ну да, вы уже всё знаете, – развёл руками бодигард.
– Хорошо. Пока свободны.
Когда охранник ушёл, начальник отделения полиции обратился к Лыткину:
– Товарищ майор, может, пойдём в отделение, я там повестку выписал ещё одному важному свидетелю на два часа. Сейчас почти уже два…
– Да, конечно. Здесь, кажется, всё.
Когда правоохранители выходили из дома Калугина, к воротам уже подъехала санитарная машина, из которой вышли люди в синих халатах с носилками. «Вот ведь, – подумал майор, – миллионер, владелец производства, хозяин бывших колхозов, депутат. И вот – носилки. Ещё один герой приватизации».
Юрий Михайлович и Лыткин пошли в отделение, а Вадима и ещё одного участкового отправили домой к Хижнякам на задержание Сергея.
Глава 3. Сержант из прошлого
Неожиданное приглашениеВ отделении Лыткин и Юрий Михайлович подвели итог осмотра и допроса свидетелей: первым претендентом на роль преступника, без сомнения, был отвергнутый Калугиным возлюбленный его дочери, тракторист Сергей Хижняк, на задержание которого уже послали двух полицейских.
В кабинет заглянул дежурный:
– Товарищ майор, тут свидетель пришёл, Зотов.
– Давайте его сюда.
В кабинет вошёл парень лет двадцати пяти, при виде которого Лыткин остолбенел и буквально, не по-майорски, разинул рот. Он с удивлением уставился на вошедшего округлившимися глазами, словно тот был инопланетянин, вышедший из блестящей космической капсулы. Парень, в свою очередь, имел такой же удивлённый вид: с немым вопросом в глазах глядел он на живописного майора.
…Дело в том, что свидетель Зотов… был одет в форму сержанта НКВД, как будто только что перешагнул грань эпох из тридцатых в современность.
Начальник полиции с интересом наблюдал за этой эпохальной встречей двух коллег по огневым романтическим временам становления отечественной госбезопасности. Вся сцена, эмоции и внешность двух встретившихся, и вправду, были куда более убедительны, чем постановки самых профессиональных академических театров.
Первым очнулся более опытный, и всё-таки старший по званию, Лыткин:
– Кто вы и что это? Почему вы так одеты?
– А вы почему, – неуверенно спросил, в свою очередь, сержант НКВД, показывая на мундир майора.
– Э-э-э, м-м-м… Отвечайте на вопрос, – вполне справедливо заметил Лыткин.
– Зотов Эдуард Львович, – отчеканил сержант, – Актёр я. Прямо со съёмок. Мы тут, в Речном, фильм снимаем про раскулачивание и коллективизацию в этом районе.
– А-а-а, вот оно что… Ну надо же, – уже спокойно и как-то более приветливо проговорил Лыткин. – Ну, хорошо, присаживайтесь. Расскажите, что вы видели вчера.
– В первом часу ночи я возвращался из села в старое Речное, в съёмочный лагерь. Шёл по тропинке вдоль дороги. Сзади, недалеко от меня, остановился мотоцикл «Урал» с коляской. Видимо, без глушителя, потому что ревел, как ракета. Водитель вытащил из люльки обрез ружья, я рядом был, видел, подошёл к реке и бросил его в воду. Потом сел и поехал дальше, в сторону старого Речного. Я пригнулся, чтобы он не увидел меня. Ну, вот, всё.
– Опознать его можете?
– Вряд ли, он в шлеме был, одни глаза были видны. Шлем оранжевого цвета.
– Хорошо, – сказал Лыткин, – Молодец, сержант, во время оказался в нужном месте.
Сержант отдал честь, а начальник отделения развёл руками, покачал головой и задумчиво посмотрел в окно.
Зотова отпустили, а вскоре пришёл участковый Вадим и сообщил, что ни Сергея, ни мотоцикла «Урал» в доме Хижняков нет. Сестра подозреваемого сказала, что брат как уехал вчера вечером, так и не появлялся. Вскрыли сейф для хранения оружия, охотничьего ружья там тоже не оказалось.
Лыткин нахмурился:
– Понятно. Завтра схожу сам, допрошу, посмотрю. И организуйте кого-нибудь из местных, чтобы поныряли в маске и в ластах на месте, которое покажет Зотов, ну, где Хижняк сбросил обрез. Самого – в розыск. Хотя, чувствую, далеко он уйти не мог.
Около пяти часов вечера Лыткин поужинал в кафе местной гостиницы и пошёл на квартиру, к месту постоя. Дом директора школы Казакова, в огороде которого стоял небольшой кирпичный домик-флигель, майору накануне показал начальник отделения, подтвердив, что уже есть договорённость о постое и вещи майора уже там. Хозяин, Леонид Петрович, пожилой вежливый человек, показал домик и дал майору ключи от него.
Жилище оказалось уютным, обустроенным помещением с подведённой водой и электричеством, из двух комнат: кухни и спальни, из окна которой можно было созерцать удивительно красивый деревенский пейзаж с зелёными квадратами огородов, сбегающими вниз к водной глади реки. На её другом берегу сразу же начиналась стена тёмно-зелёного хвойного леса. Большой разложенный диван, стол и два кресла дополняли интерьер спального помещения.
– Я тут часто работал по своим школьным делам, – указав на письменный стол, сказал Леонид Петрович, – А на следующей неделе ухожу на пенсию. Уже все дела сдал. Чай или еду можете готовить на газовой плите Бельё постельное в шкафчике. В буфете, если понадобится, имеются кастрюли, сковородка, посуда. Там же соль и сахар.
– Хорошо, Леонид Петрович, спасибо, – вежливо ответил уполномоченный. Он открыл чемодан, достал всё необходимое и собрал разложенный диван в одноместное койко-место.
* * *Вечер. Предзакатное солнце окрасило заоконный пейзаж в тёмно-оранжевый марсианский цвет. Река, отражая закат, переливалась светящейся чешуёй, словно огромный рекламный баннер.
Лыткин включил настольную лампу и продолжил набирать с диктофона на свой ноутбук показания свидетелей, чтобы завтра распечатать в отделении и дать им на подпись. Дела, протоколы, документацию майор всегда вёл чрезвычайно аккуратно, чем не раз заслуживал похвалу от начальства.
Неожиданно в дверь постучали.
– Войдите.
В комнату вошли двое: молодая женщина с большими глазами серого, как у Лыткина, цвета, красиво очерченными полными губами и длинными каштановыми волосами, перехваченными резинкой. Одета она была в цветастое ситцевое ретро-платье и современную ветровку.
Мужчина, который следовал за ней, имел странный вид и весьма оригинальный стиль одежды. На его голове не имелось никакой причёски, а длинные, пепельного цвета, волосы по плечи, были растрёпанны. Загоревшее лицо, с лёгким инеем белёсой щетины на тёмной коже, дополняли рукотворные предметы: тёмные, идеально круглые очки с тонкими дужками и изящная деревянная курительная трубка, которую посетитель не выпускал из зубов даже во время говорения. Роскошные, прямо какие-то твёрдые, усы саблями. Одет вошедший был в оригинальную накидку-разлетайку, похожую на пончо, но на больших пуговицах, галифе с синими лампасами и хромовые сапоги на ногах. Лыткин слегка удивился такому наряду. Гости встали у дверей.
– Здравствуйте, товарищ майор! – твёрдо и уважительно произнёс странный посетитель, – Я – Железнов Осип Валентинович, режиссёр. Это – Вероника Молниевидная, шучу, Громова, актриса, – он показал на красавицу. Та широко открытыми глазами, не мигая и с интересом, смотрела на Лыткина, – Мы здесь, в старом Речном, снимаем фильм о трагедии раскулачивания в тридцатых годах в местном колхозе. По подлинным архивным документам.
– Присаживайтесь, – сказал Лыткин, указывая ладонью на диван, – Интересно. И что же?
Посетители сели. Режиссёр уже несколько торопливо и увлекательно, словно ворожил, продолжал:
– Разрешите, я коротко расскажу о сюжете: местная ячейка, комбед, раскулачивает конезаводчика, хозяина большого скотного двора Семёна Кулагина. Отнимают, то есть коллективизирует, всё имущество, дом, грозят хозяину ссылкой по второй категории. Тот подаётся в бега, а потом коварно убивает председателя колхоза Ефима Хижняка, который проживает в своём доме с дочерью Любой. Её вот Вероника играет. Эти сцены мы уже сняли.
