Жил-был раз, жил-был два

Кошка мурлыкала. Мягкое тепло обволокло Габриэля. Алкоголь, включенный на максимум обогреватель и мистические разглагольствования Солены… Она всегда была верующей и каждое воскресенье ходила в церковь.

– Это розовые скворцы, – кажется, они прилетели из степей Украины. Они устраиваются на ночь в окрестностях города, чтобы уберечься от хищников, перед тем как отправиться напрямую в Испанию. Я в жизни не видела такого явления. Они все кружат и кружат, иногда даже похоже на торнадо. Банди целыми днями их разглядывает. Вчера он буквально слюной изошел. Наверняка его с ума сводит, что у него нет крыльев.

Женщина выпустила кота и повернулась к Габриэлю, исполнившись решимости:

– Ты на машине?

Он помахал ключом. Она налила себе прощальный стаканчик и сняла с вешалки жакет, который носила еще двенадцать лет назад. На пару с перуанским пончо это выглядело круто.

– Поехали, – бросила она.

– Куда это?

– На старую гидроэлектростанцию на озере Мируар.

18

Очень скоро «мерседес» уже поднимался по другому склону долины. Между елями шумели водопады, дорога превратилась в асфальтовую тропинку, ведущую к едва различимой скале на вершине. Габриэлю пришлось включить фары. На высоте около пятисот метров над городом они погрузились в толщу облаков.

Дорожные щиты указывали на въезд к гидроэлектростанции, закрытой несколько лет назад. Следовало хорошо знать эти места, чтобы не пропустить поворот с ведущей на вершину дороги и двинуться в сторону леса по едва различимому проезду. Габриэль осторожно объезжал корни, взломавшие асфальт на старом подъездном пути. По словам Солены, работы по демонтажу станции начались в 2009-м, вела их EDF[24], которая планировала построить вместо нее новую, более современную. Электростанция на озере Мируар была возведена аж в 1936 году и стала одной из первых во Франции, использующей для передачи энергии систему насосов. Все работы по ее разборке и сносу были остановлены через шесть месяцев, в разгар зимы, и более не возобновлялись. Никто не знал почему.

За очередным поворотом открылось озеро Мируар. Своим названием[25] оно было обязано той чистоте, с какой его зеркальная гладь отражала склоны окружающего его гранитного цирка, этого изумительного природного ансамбля из скал различных оттенков, от темно-серого до молочно-белого. При благоприятной погоде – в солнце и безветрие – на его берегах возникало ощущение, будто падаешь в бездонную дыру, возникшую в горах.

Но сейчас озеро было лишь темным провалом, утопавшим в туманах. Проехав еще километр, Габриэль припарковался на стоянке за зданием с высоким металлическим фасадом и множеством застекленных проемов под неплохо сохранившейся крышей-террасой. С наружной стороны навесные конструкции, пилоны и электрическая проводка были уже разобраны. Три гигантские трубы напорного водовода, идущие из верхнего бассейна, по-прежнему выступали из скалы, впиваясь ниже в бетонные стены. Восьмьюдесятью метрами выше едва угадывалась забутованная площадка дамбы. Габриэль вспомнил, как, когда станция еще работала, яростные воды другого высокогорного водоема – Черного озера, расположенного выше по склону, – по команде нагнетались в трубы, что позволяло запускать все четыре турбины одновременно и таким образом снабжать электричеством часть населения Сагаса.

– Нам нужно то, что там, внутри, – заявила Солена.

Она не пожелала ничего ему рассказать, решив устроить сюрприз. В свое время начальство стройплощадки повесило замок на металлические двери центрального блока, но его давным-давно сломали – возможно, исследователи заброшенных зданий.

Они прошли под фронтоном, украшенным фреской с изображением движущих сил озера Мируар. Цветная керамическая плитка, еще не поврежденная или не украденная, покрывала потрескавшиеся стены. Чуть дальше они миновали залы с похожими на гигантских улиток турбинами, подключенными к массивным генераторам. В одном из закоулков гулко капала вода, издавая «плюх!», как в глубине пещеры. Агонизирующее здание еще дышало.

– Тут ни черта не видно, – заметила Солена. – Надо было захватить фонарик.

– Надо всегда при себе фонарь иметь, когда наступает черная смерть.

– Dixit[26] человек, потерявший память. Еще и стихами.

Солена включила в своем мобильнике встроенный фонарик. В конце коридора они поднялись по огражденной проволочной сеткой винтовой лестнице с заржавевшими ступеньками. Габриэль представил, как тяжело было здесь работать, особенно зимой, в оглушительном грохоте нагнетаемой воды, в одиночестве и пронзительном холоде. В тот момент, когда они заходили в верхний зал, ледяная струя ударила им прямо в лицо. Солена закричала, прижав ладони к глазам. Габриэль согнулся пополам, горло жгло огнем.

Слезоточивый газ.

Металлический грохот на лестнице: какая-то масса неслась вниз по ступенькам. Габриэль схватился за перила, выкашливая внутренности. Череп пульсировал, ощущение такое, будто в глаза попали металлические опилки, но это не помешало ему разглядеть внизу надвинутый капюшон. Он повернулся к Солене, упавшей на колени. Изо рта у нее текла слюна.

На заплетающихся ногах и с хрипящим горлом он начал спускаться. Попытался сглотнуть – показалось, что он сожрал горсть гвоздей. Стук подошв о металл буравил барабанные перепонки.

Наконец-то свежий воздух… Габриэль распахнул глаза, невольно усилив боль от ожога. Какая-то фигура быстрым шагом огибала озеро, уже почти растворившись в тумане. Ярость превозмогла боль, и Габриэль побежал. Но сердце будто взорвалось в груди. Через сто метров, едва не задохнувшись, он остановился и уперся руками в колени. Минуту спустя по лесу разнесся шум мотора и затих вдали.

Габриэлю потребовалось время, чтобы прийти в себя, он долго сплевывал, избавляясь от химического привкуса во рту, прежде чем вернуться на станцию. Поднял меховой ворот и спрятал нос под молнию куртки. Солена со слезящимися глазами сидела в углу. Опустившись перед ней на корточки, Габриэль осмотрел повреждения: вместо глаз два шарика от пинг-понга.

– Не трогай глаза, главное, не три их. Ты что-нибудь успела увидеть? Лицо?

– Ничего… А ты?

– Немногое. Шарф, капюшон, перчатки… Ушлый парень. Он поставил машину недалеко от того места, где мы въехали на станцию.

Он выпрямился, с трудом пытаясь понять, что с ними только что произошло. Все случилось так быстро.

– Что мы здесь делаем, Солена?

С болезненной гримасой она ткнула в бесконечное пространство зала:

– На стене, там…

19

Осторожно ступая, Габриэль двинулся вдоль тесного прохода, построенного над залом, занимаемым генераторами, под путаницей балок и несущих металлических конструкций крыши. Через узкие окна он видел черные воды ледяного озера, по берегу которого вилась дорога.

И тут его взгляд уперся в слова, написанные красным на стене справа, между двумя бетонными колоннами:

Я ЗНАЮ, ГДЕ ОНА

Габриэля пробрала дрожь. Под надписью – тщательно выполненный той же краской рисунок размером сантиметров пятьдесят. Он узнал увеличенное изображение подвески, которую носила Жюли: книга в узорной обложке с изящно переплетенным орнаментом. Он обернулся к Солене, опиравшейся на перила:

– Объясни.

Она все никак не могла перевести дыхание.

– В середине две тысячи семнадцатого… Твоя бывшая жена получила анонимное послание, отправленное из Сен-Жерве… В конверте лежала вырванная из романа страница… Из букв, обведенных на ней, составлялась фраза. Страница сто двенадцать, до сих пор помню. А роман – «Десять негритят» Агаты Кристи. И… и там говорилось: «Ключи к разгадке находятся на станции на озере Мируар»… Поэтому мы явились сюда и обнаружили то, что ты видишь… Другие надписи, там дальше, появлялись с течением времени… Апрель восемнадцатого, февраль девятнадцатого…

Оглушенный, Габриэль сделал несколько шагов. Он понял, почему Поль так спешил избавиться от него, не допустить, чтобы он встретился с Коринной, почему не отдавал остальное досье. Между следующими колоннами друг под другом были написаны слова. Он прочел сверху вниз:

– «Лакал», «лавал», «нойон», «абба», «xanax»[27]. Что это значит?

Солена подошла ближе. Потрогала кончиком указательного пальца последнее слово. На пальце остался красный след.

– «Хanax» здесь не было. Он только что его добавил.

Габриэль принюхался. Свежая краска.

– Это палиндромы, – пояснила Солена, – слова, которые одинаково читаются слева направо и справа налево. Мы не знаем, кто и зачем несколько раз приходил сюда, чтобы их написать, в этом нет никакого смысла. «Лакал» – глагол, «Лавал», видимо Лаваль, и «Нойон» – названия городов, «Абба» – музыкальная группа. Что до «Хanax» – это, кажется, успокоительное.

– А вы не пробовали переставлять буквы, восстанавливать фразы?

– Это ничего не дало. И неудивительно, раз список неполон.

– А отпечатки?

– Никаких. Мы даже связались с полицией Лаваля и Нойона, задавали вопросы, но безрезультатно. По-моему, эти палиндромы описывают определенный психологический профиль того, кто их пишет. Этот тип любит «Аббу», как-то связан с Лавалем и Нойоном. Не исключено, что он заодно страдает депрессиями или просто слаб на голову. Какая-то хрень в этом роде…

Габриэль перечитал список:

– По-твоему, это соответствует профилю похитителя?

– Поди знай.

Он отошел вправо, снова посмотрел на фразу. Она леденила ему сердце.

– «Я знаю, где она»… По твоим словам, он написал это около трех лет назад. И он появляется на следующий день после того, как на берегу Арва обнаружили тело, чтобы оставить нам новые знаки.

Габриэль сжал кулаки. Подумать только, они же едва его не поймали! Солена прислонилась к перилам.

– Черт, прямо из рук ушел. Как я выгляжу?

– Как будто ты засунула башку в микроволновку.

Она аккуратно потерла глаза.

– Есть еще одна вещь, которую ты должен знать. Твоя бывшая жена получила еще пять анонимных посланий. Отправлены они из разных городов. Шамони, Клюз, Анси… Предполагается, что их посылал один и тот же человек. Кто-то из местных, по всей видимости.

Габриэль почувствовал, как у него отчаянно забилось сердце.

– Опять страницы из романа?

– Да, из старых детективов с загадочной завязкой. Конан Дойль, Агата Кристи, Морис Леблан… Корифеи жанра, мэтры манипуляций и ложных наводок. И не абы какие страницы. Мы проверили: всегда те, которые предшествуют финальному разоблачению.

Начитанный псих, подумал Габриэль.

– Жюли обожала такие романы…

– Это всем известно.

– И тот же прием обведенных букв?

– Да, синей шариковой ручкой. Буквы всегда образуют однотипные фразы, если расставить их в правильном порядке. «Я знаю, кто виноват», «Ответ в этих строках», «Она страдает из-за вашей тупости». А в «Полой игле» Леблана он еще и подчеркнул один абзац. «Отчего этот страх? Будто что-то давит… Разве с Полой иглой не покончено? А может быть, мое решение неугодно судьбе?»

Солена помнила фразы наизусть. У Габриэля мурашки побежали по коже. Глядя на эти странные послания, нетрудно было представить себе психологическое состояние Коринны. Он вспомнил взгляд, который она бросила на него в бригаде, ее угнетенный вид, страх в глазах. Эти письма не давали ей думать ни о чем другом, кроме Жюли. Они запрещали ей забыть.

– Мы, конечно, просмотрели списки клиентов книжных магазинов Сагаса, но это опять-таки никуда не привело. Я и сегодня еще пытаюсь понять, сидя у себя дома… А правосудие, со своей стороны, не установило связи между этой историей с вырванными страницами и палиндромами и похищением Жюли. Два эпизода не были объединены.

– Быть такого не может.

– К моменту, когда все это началось, дело об исчезновении твоей дочери было уже год как сдано в архив. И имя Жюли в письмах не упоминается. Везде говорится просто «она». Автор вполне мог нарисовать подвеску, основываясь на листовках, которые мы когда-то раздавали. У Коринны не было другого выхода, кроме как подать жалобу на некоего Икс за преследование. Ты же знаешь, что это значит. Дело никогда не считалось первоочередным, его просто засунули под кипу таких же папок с правонарушениями, которые, как зараза, расползаются по долине.

Габриэль не находил слов. В голове не укладывалось.

– Я знаю, Габриэль, знаю… Но Фемида – старая дама, она не выплясывает под чужую дудку по первому требованию. Разве что мы бы поймали типа, который с нами играется, и он бы дал серьезные показания относительно похищения твоей дочери, тогда, вполне вероятно, судья Кассоре согласился бы достать досье из дальнего ящика. Несмотря ни на что, Поль бьется, он не опустил руки. Ты же его знаешь. Как только у него выдается свободная минута, пусть даже в его личное время, он работает над этим делом. И предпочитает засиживаться в кабинете, а не дома. Ни для кого не секрет, что у них не очень ладится с Коринной…

Габриэль ничего не сказал, но прекрасно понимал, что Коринна не может ничего построить заново, пока не узнает о судьбе Жюли.

– …Короче, Поль глубоко убежден, как и все мы, что оба дела связаны, и он ищет. Поверь мне, он ищет.

Габриэль снова увидел Поля в кабинете и в шале. Его вздохи, его вид старой апатичной улитки. Он просто делал вид. Его инстинкты охотника никуда не делись и были все так же обострены, как и в первый день службы. Он здорово провел бывшего друга.

Солена указала на стену:

– Этот анонимщик – игрок. Когда он говорит о «ключах к разгадке», он сводит все это к чертовому ребусу, решение которого надо найти, как в тех паршивых детективных романах. Он словно бросает нам вызов, словно заявляет: «Посмотрим, кто круче!» Кстати, если палиндромы нас пока еще никуда не привели, то вот подвеска дала новые факты.

– То есть?

Веки Солены так опухли, что ее поле зрения теперь ограничивалось двумя узкими горизонтальными щелочками.

– Обнаружив этот рисунок, мы решили побольше узнать о самой безделушке. По словам Луизы, Жюли утверждала, будто купила подвеску в ювелирном магазине в центре Сагаса, в «Золотой звезде». Даты она не помнила, но, порывшись в фотоальбомах, которые хранит твоя бывшая жена, мы выяснили, что подвеска впервые появляется на шее твоей дочери в сентябре две тысячи седьмого. Предыдущее фото Жюли датируется апрелем того же года, и там она ее еще не носит. Вероятно, она получила подвеску между этими двумя датами.

– Летом две тысячи седьмого…

– Ну да. В две тысячи восемнадцатом ювелирный магазин закрылся, но Поль устроил, чтобы мы смогли допросить тогдашнюю владелицу. Она заверила, что никогда не продавала такой подвески в своем магазине. Очевидно, Жюли солгала.

Габриэль никогда не обращал внимания на это украшение. Жюли постоянно такие покупала. Он сжал перила, посмотрел на гигантские турбины внизу.

– Какая причина может толкнуть девушку солгать о происхождении украшения?

– Кража? Или она его нашла и не стала никому говорить? Может, оно было довольно ценным. Или же это чей-то подарок, который она решила выдать за покупку? Любовная история? Я не знаю. Но факт есть факт: во-первых, автор рисунка обратил наше внимание на деталь, которую ни один из нас не заметил. И во-вторых, у Жюли были секреты, которые она никому не раскрывала.

– И даже этой информации оказалось недостаточно, чтобы связать жалобу на некоего Икс и дело моей дочери?

Она покачала головой и утерла слезящиеся глаза:

– Судья Кассоре – материалист, он хочет доказательств. По его мнению, десять лет спустя владелицу магазина могла подвести память.

– Отговорки…

– Угу. Но это открытие всегда наводило меня на мысль, что в самой фразе все правда, – сказала она, указывая на стену. – Говнюк, который брызнул газом нам в морду, действительно знает, где твоя дочь, иначе с чего он так озверел? Замешан он в ее похищении? Сообщник? Или простой свидетель? Во всяком случае, он знает. Эта сволочь знает, он местный и играет с нами. С Коринной и Полем. Он хочет свести их с ума.

Габриэль взялся за свой новый мобильник. Сфотографировал надписи.

– И по любопытному стечению обстоятельств Эдди Лекуантр работал на этой станции, – бросил он.

– Представь, мы тоже сопоставили оба факта. Но если он автор посланий, рискнул бы, по-твоему, он сделать такую глупость и явиться сюда, прекрасно зная, что стоит в Сагасе случиться какой-нибудь пакости, как первым делом подумают на него?

– Я его не знаю.

– Ты его знал, ты к нему прицепился не хуже лобковой вши. У парня коэффициент интеллекта на уровне дебила, он не из тех, кто может загадывать загадки или читать детективы. А вот тип, который пишет все это, вполне способен специально наводить нас на след Лекуантра, чтобы запутать и сбить с толку. Он так играет с нами. Кстати, когда обнаружились эти надписи, мы опять занялись Лекуантром, задали ему пару-тройку вопросов проформы ради. Но это не он.

– А обыск?

– Новый обыск у Лекуантра, ты хочешь сказать? Шутишь? Судья Кассоре ничего такого нам не позволил и даже по рукам надавал. В очередной раз сурово напомнил, что дело Жюли Москато и данное расследование никак не связаны, а в отношении Лекуантра мы не располагаем «серьезными и полноценными уликами, указывающими на его виновность». Он из тех судей, которые нерушимо придерживаются защиты свобод, если ты понимаешь, о чем я.

– «Не располагаете серьезными и полноценными уликами…» – повторил Габриэль.

Он схватил Солену за руку и потащил к лестнице:

– Совпадение это или нет, но сегодня Лекуантр не работает в гостинице. Дай мне его адрес.

– Нет, Габриэль. Нас и здесь-то быть не должно.

– Я и сам его добуду, только придется потерять время. Так что давай его сюда, и я подъеду глянуть, что там. Напавший на нас наверняка натерпелся страха. Я сразу увижу, не запаниковал ли Лекуантр.

– Не знаю, я…

– Что бы ни случилось, мы с тобой сегодня не виделись. Сюда мы не приезжали. Я подвезу тебя домой. У тебя не будет проблем.

– Плевать мне на проблемы. Я о тебе думаю. Я тебя знаю, и…

– Хуже уже не будет.

Габриэль был настроен очень решительно, и Солена в конце концов сдалась и объяснила, что Лекуантр живет в четырех километрах от каменоломни, рядом с шоссе, идущим в сторону Орньяка. Когда же она уселась на пассажирское сиденье и увидела, как Габриэль с тем же, что и двенадцать лет назад, выражением почуявшего добычу охотника, с визгом шин рванул автомобиль с места, то пожалела, что открыла ему правду.

Хищника выпустили на арену. И кончится это наверняка плохо.

20

Гудок в телефонной трубке. Наконец там подходят. Прерывистое дыхание. Дрожащее «алло».

– Мама? Это ты?

С наступлением ночи туман сгустился. Габриэль доверился указаниям GPS на своем мобильнике – точность этих приборчиков оказалась поразительной. Добравшись до внушительных скал каменоломни, он съехал на обочину. Фары скользили по очертаниям тракторных отвалов, подъемных кранов, каменных глыб, вырванных из чрева земли и сложенных в штабеля, как бревна. Голос матери согрел его. Она хотела знать, где он, все ли у него в порядке.

– Послушай, мама, я… со мной ничего серьезного, не волнуйся, но у меня небольшие проблемы с памятью. Я много чего забыл, и среди прочего – почему я вернулся в Сагас. Отсюда я тебе и звоню.

– Сагас? Проблемы с памятью?

Габриэль ограничился тем, что повторил слова невропатолога о приступе амнезии: рассказал, что проснулся накануне, потеряв память. Это не опасно, вопрос нескольких дней, но ему нужна ее помощь, чтобы вспомнить. На одном дыхании осведомился о ее здоровье. Более-менее. Она перебралась в приют при монастыре после череды падений, одно из которых в прошлом году стоило ей перелома бедра. Габриэль встревожился, но не подал вида.

– Ты не объявлялся уже несколько недель, – добавила она. – Ты не отвечаешь на звонки… Подожди…

Он услышал, как она с кем-то разговаривает. Наверно, с медсестрой. Хлопнула дверь.

– Последний раз я тебя видела уже… не припомню, два или три месяца назад? Ты приезжал установить какой-то бронированный сейф у меня в стенном шкафу. Ввинтил какие-то штуки в пол и залил бетоном, чтобы его нельзя было вырвать. А на следующий день принес пакеты и сложил их туда.

– Что за пакеты?

– Ты мне не сказал, а открыть сейф я не могу, у меня нет ключа. Очень крепкая штука. «Старк»[28] что-то там.

Габриэль повертел шнурок с ключом, висевший у него на шее:

– Что еще ты знаешь? Я встречаюсь… с какой-нибудь женщиной?

– С женщиной? Откуда мне знать, ты про свою жизнь больше ничего не рассказываешь. Наверняка ты впутался в какие-нибудь темные делишки, если уж решил что-то у меня спрятать. И я терпеть не могу, что ты сделал со своей головой, у тебя были такие красивые волосы. Ты мне только сказал, что скоро у тебя, наверно, появятся ответы. Мол, ты узнаешь, что случилось с моей внучкой…

Габриэль почувствовал жар в животе. Значит, он не отступился. Он сжал ключ в кулаке.

– Ты все время искал владельцев того серого «форда», Габриэль. Все эти годы… На неделе ты подрабатывал то здесь, то там, чтоб на хлеб хватало. А после того как узнал, что машину угнали с парковки торгового центра в Бельгии, ты по воскресеньям или иногда по вечерам отправлялся туда, ездил вокруг Брюсселя по всяким городкам. Спал в гостиницах, иногда в машине, расспрашивал людей, собирал записи с камер, показывал фотографии… Господи, да ты и не жил почти…

Габриэль представил, как мотается от магазинчика к магазинчику в торговой зоне Икселя, обходит одну за другой все улицы, уверенный, что похититель кто-то из местных. Посмотрел на силуэт землечерпалки, потом на тонущую в подступающих сумерках дорогу.

– А имя Матильды Лурмель тебе о чем-нибудь говорит? Я тебе о ней рассказывал? Молодая женщина лет двадцати, исчезнувшая в две тысячи одиннадцатом году.

– Никогда не слыхала.

Он завел мотор.

– Спасибо, мама. Ключ от сейфа у меня с собой. Я скоро приеду.

Он еще немного поболтал с ней и повесил трубку. Каждая деталь его прошлого была кусочком пазла, которая только путала его, а не вносила ясность. Что было в сейфе, если он предпринял такие радикальные меры? Почему он решил спрятать это что-то у матери, а не в собственной квартире?

Еще через десять километров он приехал в Орньяк. Шале, разбросанные на альпийских лугах, едва заметный свет в окнах. Он свернул на горный склон, доверился указаниям женского голоса в своем мобильнике, ведущего его несмотря на густой туман. Налево и направо отходили ответвления дороги, позволяющие добраться до уединенных жилищ. Габриэль свернул на одно из них и припарковался, когда GPS-навигатор сообщил, что искомый адрес находится в двухстах метрах.

Стоило выйти из машины, как его тут же пробрал холод. Он еще чувствовал в глубине горла пощипывание слезоточивого газа. Из головы не шли палиндромы. Почему упоминался Нойон и Лаваль, а не Сагас, который тоже читался в обоих направлениях? Зачем выдавать по каплям эти столь особенные слова?

Тропинка вела к запертой двери гаража. Над ним возвышалось сложенное из бруса шале с деревянной лестницей и балконом. Парабола дорожки словно указывала на него обвиняющим перстом.

Никакого света. Пробравшись по саду, Габриэль обошел строение. У стен навалена куча поленьев, досок, садового инвентаря. Он поискал, нет ли баночек с краской, приблизил нос к застекленному проему, не прикасаясь к нему. Непроглядная темнота внутри. Он на всякий случай постучал. Никого. Натянул на ладонь рукав свитера, попробовал открыть входную дверь. Заперто. Вернулся к оконному проему позади дома; классическая модель: достаточно надавить, чтобы язычок замка поддался и можно было открыть.

Через минуту он был уже в гостиной.

21

Похищение… Незаконное лишение свободы… Убийство… Слова крутились у него в голове на манер скворцов.

Неужели Габриэль стоял на пороге истины после двенадцати лет поисков? Существует ли связь между Жюли и другой исчезнувшей девушкой по имени Матильда Лурмель? На ощупь продвигаясь по гостиной Эдди Лекуантра, он чувствовал, как напрягаются его мускулы, словно тело угадывало то, чего не знала голова. Судя по всему, сюда его привела целая череда событий, как будто он следовал по белым камешкам.

Он не смог затворить стеклянную фрамугу из-за поврежденной задвижки. Ледяной воздух проник в дом. Он вздрогнул, когда его телефон издал пронзительный звонок посреди полной тишины. Номер Поля. Он тут же сбросил вызов. Он видел единственную причину, по которой жандарм решил с ним связаться: тот получил результаты анализа ДНК тела на берегу. С комом в горле, в ожидании, пока поступит сообщение на голосовую почту, он осмотрел гостиную. Трусы и носки на алюминиевой сушилке. Бутылка виски на низком столике рядом с пустым стаканом. Пара теплых тапочек у входной двери. Личное пространство одинокого человека, живущего затворником, который целыми днями собирает постельное белье в безликих гостиничных номерах и драит унитазы.

Подошел к телевизионной тумбе, открыл. Диски DVD аккуратно выстроены в ряд, чтобы названия были ясно видны на ребре футляров. Габриэль воспользовался светом от мобильника, чтобы прочесть. Ужастики, военные фильмы, детективы. Достал несколько штук, обнаружил второй ряд в глубине. Порнуха. Старая классика, но и кое-какие более экзотические, судя по постерам, полнометражные фильмы: латекс, покорные женщины, доминирование…