Хамелеон и бабочка

Татьяна Грачева

Хамелеон и бабочка

1 глава. Открытка «Кофейня»

Бабочка перелетела с подоконника на край тарелки. Сложив крылья, притворилась частью рисунка на стене и успешно вписалась в лазурный орнамент гжельской росписи на плитке. Максим наблюдал за ультрамариновой гостьей уже несколько минут, замерев и стараясь не шуметь, чтобы её не спугнуть. Такую расцветку ему ещё не приходилось встречать – бабочка была ярко-голубая, с тёмной каймой по краям трепещущих крылышек.

Украсив карамельным соусом хрустящую корочку вишнёвого штруделя, Максим добавил пару листиков мяты на шарик пломбира и отошёл на шаг, чтобы полюбоваться кулинарной композицией. Видимо, бабочка, разбуженная апрельским солнцем, прилетела на запахи кондитерской. На эти ароматы замечательно приманивались не только насекомые, но и посетители заведения «Рогалик и булочка».

Даже сейчас зал не пустовал, хотя время обеда прошло, и оголодавшие работники ближайших организаций и магазинов уже успели усмирить аппетит.

Бабочка почувствовала дуновение ветра из распахнутого окна и, вздрогнув, перелетела с тарелки на яркую открытку. Взгляд Максима переместился вслед за ней. Открытка была почтовой и обладала всеми соответствующими признаками: по периметру её украшали характерные потёртости, верхний правый угол занимала простенькая марка. Только на месте адреса отправителя значилось то место, где Максиму следовало оказаться ровно через сорок две минуты. Ещё утром он изучил изображение на лицевой стороне. Кофейню, запечатленную на фото, он хорошо знал, несколько раз заглядывал туда и даже пробовал их выпечку, мысленно поставив повару три с плюсом и взяв на заметку оформление окон. Через день и в его кондитерской появились уютные гирлянды с крупными стеклянными лампочками.

Ни поздравления, ни другого романтичного послания на открытке не наблюдалось. Кривые строчки уходили вниз и намекали на заниженную самооценку отправителя. Может, он сильно торопился, а то и писал на весу. Почерк был неразборчивый, острые верхушки букв ощетинились, словно расчёска, кололись и выглядели кусачими. Максим хмыкнул: он быстро привык распознавать эти каракули, но когда-то они казались посланием от истинного врача с многолетним опытом шифрования рецептов.

Максим убрал брикет мороженого в холодильник и стянул с шеи белый фартук. В голове рассеянно бродили мысли, чуть бледные, нечёткие, смазанные музыкой и разбавленные голосами, доносящимися из-за двери. Он давно снял с себя обязанности повара, использовал кондитерскую как свою собственную, оснащённую по последнему слову техники кухню. Иногда ему хотелось заняться творчеством или опробовать новое необычное блюдо, а ещё готовка успокаивала нервы. Собственного кабинета у него не было, под необходимое личное пространство он переоборудовал часть общей кухни. Стол у окна по умолчанию считался его «островом», никто никогда его не занимал. Не так давно Максим решился на сожительство и ещё не свыкся с постоянным присутствием девушки на своей территории, периодически сбегал в кондитерскую подышать ванилиновой свободой.

Максим неосознанно искал взглядом бабочку. Осиротевшая без живого украшения открытка вызывала покалывание в подушечках пальцев и томление где-то за диафрагмой. Чем меньше времени оставалось до «часа икс», тем сильнее становился этот странный зуд. Максим не просто к нему привык, он им наслаждался. Это приятное ощущение больше всего напоминало физическое возбуждение, пик восторга в самой высокой точке взлетающих качелей, первую стадию опьянения… и всё это одновременно. Острое, щекочущее, давно ставшее личным наркотиком и, к счастью, всегда повторяющееся.

Потянувшись за полотенцем, Максим не заметил бабочку и случайно придавил её. Она нелепо шлёпнулась на пол и в попытках взлететь суетливо затрепыхалась. Максим приподнял её за крыло и поднёс к распахнутому окну. Когда он разжал пальцы, ветер подхватил лёгкое насекомое, но пронёс недолго. Бабочка приземлилась на асфальт и на несколько секунд затихла, а потом конвульсивно задергалась, то ли в предсмертных судорогах, то ли снова пытаясь взлететь. Лепестки цветущих абрикосов тут же присыпали её, словно снег, поглотили и похоронили.

Максим невольно нахмурился. В мысли тут же просочились все возможные последствия его неосторожного душегубства, озвученные бабушкиным напряжённым шёпотом. Он и хотел бы быть несуеверным, но не мог. От любимой родственницы ему достались не только цыганские чёрные глаза, но и вера во всякую чертовщину. Он вырос среди пышно цветущих предрассудков и сроднился с ними, как большинство свыкается с ежедневными ритуалами в виде чашки кофе или утренней зарядки.

Задержаться на этой мысли Максим не успел, дверь открылась, в комнату вошла Наташа. Точнее, вошла её грудь, Наташа появилась чуть позже.

– Максим Леонидович, какая красота, можно я сфоткаю?

Она достала телефон и приблизилась к столу. Мороженое подтаяло, но ещё держало форму.

– Леонидович? Наташ, ты чё? Фоткай, потом и съесть можешь.

Наташа намеренно выпятила грудь, блузка натянулась, пуговицы грозились вылететь из петель, а ткань – треснуть.

– Я, между прочим, на диету села.

Максим услужливо опустил взгляд. Оценил бюст и широко улыбнулся.

– Натали, какая диета? Такую красоту нужно холить и лелеять, а не истязать. Чтобы я про диеты от тебя больше не слышал. И вообще, кондитерская не место для этого слова, считай, это наш собственный «Волан-де-Морт», нельзя его тут произносить.

Наташа сфотографировала штрудель с разных сторон и подмигнула Максиму.

– Что бы ты без меня делал? Я тебе рекламу обеспечиваю и приток клиентов.

Максим вытер руки и слегка приобнял Наташу.

– За премией к Валерии, она хозяйка моего кошелька. От себя же могу только поцелуй выписать.

Он, конечно, лукавил. Валерия Юзефовна была бухгалтером кондитерской и, как и все сотрудницы, прошла через стадию влюблённости в Максима. Достигла возраста, когда уже поздно носить пластиковую бижутерию, а бусы из янтаря – ещё рано. К Максиму она испытывала смешанные чувства: материнские, сестринские и просто женские. Валерия выполняла свои обязанности иногда с излишним рвением, будто не просто отвечала за прибыль вверенной ей организации, а экономила семейный бюджет. Кондитерская держалась именно на ней, Максим это понимал и выделял среди «своих женщин» дополнительным комплиментом.

Сотрудниц Максим баловал, иногда флиртовал. Они отвечали ему взаимностью, хоть и старались держать дистанцию, называя по имени-отчеству. Друзья Максима, посмеиваясь, именовали его кондитерскую «гаремом», но втайне завидовали цветнику и нарочно приходили сюда за кофе и булочкой.

Максим подхватил открытку, засунул в задний карман джинсов и изобразил воздушный поцелуй. С Наташей его в прошлом связывали отношения, оттого и позволялось ей больше, чем остальным. Расстались они без ссор и обид, сохранив в общении пикантные шутки и прилюдные объятия. Только дурак откажется от возможности прижаться к такой роскошной груди. Максим дураком не был, но и в измену эти тисканья не записывал.

– Сегодня блюдо дня – вишнёвый штрудель, подавайте с пломбиром, карамельным соусом и мятой.

Оказавшись в зале, он успел раздать ещё несколько улыбок двум официанткам. Новенькая на кассе смутилась и зарделась, явно не привыкла к вниманию и комплиментам. На любую вежливость она реагировала чуть ли не как на предложение руки и сердца. Максим нарочно выделил её персональной улыбкой и кивком головы. Эта игра в «объект обожания» доставляла ему удовольствие.

На улице он снова достал открытку и перечитал описание людей, в чьи судьбы ему предстояло вмешаться. Какое же это всё-таки всемогущество! Вот, наверное, что означает этот зуд. Наслаждение властью, гораздо более пьянящей, чем должность президента или получение «Оскара» за главную роль.

В кафе, изображённое на открытке, Максим пришёл заранее. Заказав чашку кофе, занял столик у входа. С наигранной медлительностью скользил взглядом по немногочисленным посетителям, присматриваясь к ним, но не выпуская из вида входные двери. К нему приглядывались девушки за соседним столиком. Максим привычно одарил их обаятельной улыбкой и отвернулся. В такие моменты он не любил отвлекаться, сосредотачивался на главном, подбирался, готовился к главному действу.

Мужчину из описания на открытке он узнал сразу. Невысокий, с претензией на стильность, но какой-то суетливый, словно кот с консервной банкой на хвосте. Посетитель заказал капучино, быстро расправился с напитком и направился к неприметной двери с табличкой «WC». Причина суетливости, оказалась банальной: он просто хотел в туалет и заказал напиток для оправдания физиологической потребности.

Максим бросил взгляд на наручные часы, убедился, что стрелка остановилась на «часе икс» и приблизился к дверям, за которыми скрылся мужчина. Щёлкнув замком, он сразу же вернулся к прилавку, заказал большой стакан латте. Едва Максим успел расплатиться, как ручка на туалетной двери дернулась, потом ещё несколько раз, и затихла. В кафе как раз вошла строгая ухоженная женщина с лицом судьи.

Максим улыбнулся ей искренне и широко.

– Как я рад тебя видеть, – стараясь не пролить кофе, он обнял незнакомку и отстранился. – Ты всё так же обворожительна.

Женщина растерялась и только поэтому не оттолкнула.

– Мы знакомы?

Максим поравнялся с собеседницей и, подхватив под локоть, предложил ей выйти из помещения.

– Конечно, знакомы. Ты меня не помнишь?

Представление под кодовым названием «обознался» никогда не подводило, а с прекрасным полом это вообще был самый распространённый сценарий. Дамы удивлялись, мыслями улетали в прошлое и оттого становились невнимательными к настоящему.

Женщина нахмурилась, явно почувствовала себя неловко и, кажется, устыдилась возможной амнезии. Видимо, в её биографии были события, которые она могла позабыть, надеясь на повальный склероз свидетелей её позора.

– Я хотела кофе купить, у меня перерыв на обед, – пробормотала она, не зная, как реагировать на эту встречу и комплимент.

– Я купил тебе латте, как ты любишь, с мятным сиропом.

Она благодарно кивнула, когда Максим придержал двери, и без сопротивления приняла стакан. Действительно, женщина хотела купить именно этот напиток. Это совпадение ослабило градус недоверия.

Максим легко прочитал на её лице целую гамму чувств: радость от того, что собеседник не лжёт, и одновременно боязнь, что забыла что-то важное, возможно, по причине не очень приличной, кто его знает, что ещё стёрлось из памяти? К этим двум эмоциям примешивалось искреннее удивление, и Максим её понимал. Женщины обычно его не забывали, вот и эта засомневалась, что подобное возможно.

Дама вышла первой, Максим же едва не столкнулся в дверях с другой посетительницей. Кудрявая макушка проскользнула прямо перед его носом, обдав ароматом вишни. Рассматривать обладательницу пышной гривы было недосуг, Максим торопился увести новую знакомую подальше от кафе, пока та не сообразила, что он блефует.

На улице Максим оглянулся и сквозь прозрачные двери увидел, как кудрявая особа дёргает ручку, собираясь выпустить туалетного узника. Он нахмурился, приглядываясь к ней внимательнее. Лица не рассмотрел, но осанка, рост, причёска – было в этом что-то знакомое.

Проморгавшись, он в два шага нагнал новую знакомую. Она уже не выглядела такой растерянной, скорее казалась задумчивой.

Сделала глоток кофе и с опаской поинтересовалась:

– Где мы с вами встречались? Так неловко, кажется, я вас не помню.

Максим очень достоверно изобразил обиду. Чуть помолчал, но движения не остановил, продолжил уводить спутницу подальше от кафе.

– Лен, ты чего? Неужели не помнишь? Мы в параллельных группах учились на юрфаке.

– Я не Лена, – женщина остановилась резко, едва не расплескав кофе. – Вы обознались. И на юрфаке я никогда не училась.

– Как не Лена? – Максим добавил к обиде смущение и даже распахнул глаза в непритворном изумлении. – Как же неудобно получилось. Простите ради бога. Вылитая Лена.

– Меня зовут Вера. С латте вы очень точно угадали.

Максим обезоруживающе улыбнулся.

– Вот это совпадение. Надо же. Раз уж мы познакомились, давайте я провожу вас к месту работы, побеседуем, если вы, конечно, не против. Я, кстати, Максим.

Вера задумалась всего на мгновенье. Внезапный знакомый располагал искренней улыбкой, обладал всеми признаками породистого самца и жгучим взглядом, вкусно пах совсем не брутальным коктейлем из ванилина и корицы. Такие мужчины с неба не падают, а к ней и подавно никогда не подкатывали на улице. Глупо не воспользоваться этим знакомством, пусть и ошибочным.

Максим жестом предложил продолжить движение, на всякий случай оглянулся и чуть не споткнулся. Туалетный узник стоял на тротуаре и смотрел им вслед. Веру он явно знал, на лице застыло изумление и тоска, как у ребёнка, впервые оставленного в детском саду и не понимающего, почему мама его покидает.

Их встречу и беседу удалось предотвратить, но не всё прошло гладко: они вообще не должны были увидеть друг друга. Если бы кудрявая особа не поторопилась выпустить мужчину из туалета, Максим успел бы увести Веру подальше от кафе, и не было бы этого больного прощального взгляда. Теперь у Максима осталось ощущение, что он не совсем справился. Это злило. Он привык всё делать играючи, даже не готовился заранее, действовал по обстоятельствам, прислушиваясь к интуиции. И та никогда не подводила.

Веру он проводил до самых дверей администрации, где она, как оказалось, работала. Ещё немного пофлиртовал, поддержал беседу, но номер телефона не попросил. Попрощавшись, он сразу же отправился домой. По дороге ещё раз перечитал текст на открытке. Речь всё-таки шла о необходимости помешать встрече, и это почти получилось.

Максим снова спрятал послание и погасил улыбку. Кажется, он вспомнил, где видел эту «пышноволосую помеху», и даже вспомнил её имя – Зоя. Такое же кудрявое, как и она. Имя напоминало загогулину, звенело и чуть-чуть извивалось. Почему-то в голове Максима всплыла мысль о раненой по неосторожности бабочке. Бабушка наверняка назвала бы это плохой приметой и посоветовала пролечиться от сглаза.

Фрагмент из записной книжки Максима «Путь к сердцу женщины». Штрудель с вишней.

Вишню без косточек (лично убедитесь в их отсутствии, не обращая внимания на то, что написано на упаковке, стоматологи нынче обходятся дорого) заранее разморозьте, переложите в сито и оставьте, чтобы стёк весь сок (из него можно сделать обалденное желе или просто, как я, вылить в раковину). Миндаль измельчите при помощи блендера. Обжарьте его вместе с сухарями на сливочном масле около минуты. Далее добавьте сахар и перемешайте до однородности.

Слоёное тесто (ненавижу его слоить, можно купить у проверенных и профессиональных «слоителей») немного раскатайте. Тонкий пласт смажьте маслом, равномерно распределите на нём подготовленную присыпку, отступая 3-5 мм от края. Выложите вишни, подогните пласт по сторонам. Сверните рулет, после каждого оборота смазывайте верхнюю сторону маслом. Защипните шов. Осторожно положите получившийся штрудель швом вниз (только не шнуровкой наружу!1) на противень, застеленный бумагой. Смажьте растопленным сливочным маслом и выпекайте в предварительно разогретой духовке при 180-190 ºС 40-45 минут.

Подавайте, украсив карамельным соусом, с шариком пломбира и мятой. Девушки любят этот десерт до, после, а иногда вместо.

2 глава. Открытка «Вокзал»

Зоя носилась по дому, слегка притормаживая в дверных проёмах. Будильник почему-то прозвенел тихо, даже вибрация не прожужжала, и, естественно, утро наступило позже, чем нужно.

Антон ловил её, подавая то кружку с кофе, то расчёску, то зубную щётку, уже намазанную пастой. Он давно привык к тому, что с Зоей редко всё идёт по плану, не то чтобы она была злостной нарушительницей режима и постоянно опаздывала, но вокруг неё всегда что-то происходило, не по её вине и уж точно без её желания, девушка буквально притягивала недоразумения и нелепости.

Зоя стянула непослушные волосы в высокий хвост и, перекинув через плечо лямку рюкзака, торопливо чмокнула Антона в губы.

– Я до обеда в зале, потом по магазинам, нужно же обживаться, создавать уют.

Антон дёрнул убегающую Зою за край кофты, заставил обернуться и снова поцеловал, но уже основательнее.

– Мама звала поужинать у неё. Будет пирог готовить. Игорь придёт в гости с девушкой. Познакомитесь.

– Хорошо, можно не париться на кухне. Игорь – это который физрук?

– При нём так не говори. Он только недавно смирился, что путь в большой спорт ему заказан, на «физрука» реагирует как на оскорбление.

Зоя кивнула, пытаясь запомнить. По закону подлости и её собственной непутёвой жизни, она обязательно брякнет что-то неподходящее.

– Всё, пока. Отпускай меня, а то опоздаю. Ненавижу опаздывать. Ах да, Черепукинена покорми!

Учитывая вечно распадающуюся вокруг Зои реальность, ей приходилось постоянно всё записывать, раскладывать по строго отведённым местам и перепроверять. Дотошность и тяга к упорядочиванию давно превратились в привычку. Только это помогало не запутаться и сохранить видимость контроля над собственной жизнью. Из домашних питомцев у Зои прижилась только предсказуемая медлительная черепашка, возраста которой никто не помнил. Имя у неё менялось раз шесть, прижилось вот это, данное несколько лет назад, абсолютно случайно. Кормить питомицу Зоя регулярно забывала, Черепукинен выбиралась из тесного аквариума и бродила по дому в поисках еды. Шуршала, царапала полы и пугала немигающим хищным взглядом. Зоя её боялась, любила, а ещё немного уважала, даже на новое место жительства перевезла. Это было единственное домашнее животное, которое смогло вписаться в её хаотическое существование.

Высвободившись из объятий Антона, Зоя направилась к двери. На пороге оглянулась на окна соседнего строения – там жила её будущая свекровь. Дом, в который они въехали несколько дней назад, построили родители Антона – прямо рядом со своим приземистым немного кривоватым жильем без фундамента. Участок не разграничивался забором, только полоской газона и дорожкой, ведущей к хозяйственным постройкам.

Антон рассказывал, что когда-то родители держали индюков и даже кроликов, но сейчас остался только сарай, заваленный всяким хламом, и пустые ржавые клетки. Отсутствие хозяйства Зою вполне устраивало.

Двор густо зарос деревьями, малиной и кустами смородины, судя по всему, лето пройдёт в попытках всё это богатство законсервировать или продать. Урожай в любом случае придётся собирать. Сейчас яблони пышно цвели, благоухая на весь двор, апрельское солнце ещё не припекало, хотя деревья пока не отбрасывали спасительную тень, а воздух гудел от проснувшихся насекомых.

Между их домом и родительским под жестяным навесом стояла будка с ржавой цепью и пустым ошейником. Трёхцветный дворняга Чаплин бродил по двору привольно, хозяйничал в сараях, подкапывал забор и заливался лаем без причины, в основном на птиц и пчёл. Гостей зализывал до смерти и охранял разве что свой тайник с косточками и заплесневевшими корками хлеба.

Ближе к забору расположился палисадник, в траве виднелись тюльпаны и нарциссы. Несчастные цветы попали в плен чудищ из покрышек, скрученных в виде кособоких лебедей и других неведомых существ. Вдоль дорожки, ведущей к крыльцу, выстроились пальмы из пластиковых бутылок, основательно потрёпанных непогодой. Подобный ландшафтный хендмейд распространился по всему участку. Пни естественно превратились в имитацию мухоморов, а ножки скамейки напоминали берёзовые стволы.

С первого взгляда Зоя поняла, что в этом доме вещи не выбрасывают, и что мама Антона – женщина с фантазией. Пожалуй, с гиперэкономными родителями Зои она найдёт общий язык.

С тех пор как шесть лет назад Зоя уехала из Краснодара, город изменился, разросся, облагородился, но всё ещё поражал контрастами. Многоэтажки соседствовали с частными домами, огромные торговые центры подпирали старые домики советской постройки. Родители Антона возвели высокий забор, отгородившись от шума улиц, сохранили на участке ощущение настоящего деревенского подворья. Но стоило выйти на улицу, как со всех сторон наваливался шумный многоголосый город.

Зою радовало, что дом им достался отдельный, а потому не придётся жить под постоянным присмотром Тамары Тимуровны. Хотя за эти три дня стало понятно, что вмешиваться та будет в любом случае. Единственного сына женщина абы кому отдавать не собиралась. Внешность Зои будущую свекровь сильно настораживала. Она не пыталась это скрыть и в лоб спросила, кто из её родителей Лумумба. Зоя едва сдержалась от колкости и поведала краткую историю знакомства родителей.

«Лумумбой» был её отец. Он приехал из Южной Африки обучаться в медицинской академии и остался в России. Ещё в студенчестве женился на русской девушке, одарив потомство удивительной смесью генов. От папы Зое достались кудрявые волосы, смуглая кожа и экзотические черты лица, а от мамы – абсолютно славянский курносый нос и веснушки.

Антон уговорил Зою вернуться в город его детства. Здесь они когда-то учились в институте и познакомились. Но обитали в разных группах и практически не общались. К более близким отношениям перешли относительно недавно, после повторного знакомства в интернете. Если всё сложится, как планирует Тамара Тимуровна, эту фривольную историю они будут рассказывать своим повзрослевшим детям.

Предложение использовать педагогическое образование в школе, а не для работы репетитором, стало поводом съехаться. Мама Антона давно звала сына на малую родину, но окончательное решение он принял, кода позвонил старый друг. Игорь числился физруком и пригласил его на внезапно освободившееся место. Преподавательский состав лишился химика, близились экзамены, срочно требовался новый педагог, желательно с опытом работы и хорошими рекомендациями.

Предполагалось, что после летних каникул Антон получит полную ставку, а до конца учебного года ему придётся существовать в статусе учителя на замену. Потерпеть стоило. Это была не просто школа, а уважаемый престижный лицей, педагоги не только хорошо зарабатывали, но трудились в комфортных условиях.

Зоя поддержала идею Антона, город ей нравился, с ним были связаны яркие воспоминания о юности, студенческих вечеринках и влюблённостях. В особенности об одной вечеринке и влюблённости, закончившейся… ничем.

А ещё Зоя любила солнце, всегда считала, что эта страсть досталась ей от отца. В Краснодар вернулась воодушевлённая и весёлая. В первый же день случайно нашла работу в новом тренажёрном зале. Стоя в очереди у кассы в спортивном магазине, разговорилась с таким же скучающим мужчиной. Узнав, что она тренер, Олег тут же зазвал её в свой зал. Оба остались довольны не только скидками на фитнес-ленты, но и знакомством.

Тамара Тимуровна приняла Зою радушно. Та вернула ей сына, что стало веской причиной стать терпимее к будущей невестке. Она сразу дала понять, что настроена серьёзно, и то, что они сами обзывали отношениями, переквалифицировала в предбрачное состояние.

Зоя скептически хмыкнула и прилепила к Антону отчество Тамарович, очень уж он прислушивался к маме. Только оказавшись в новом доме, Зоя узнала, что отец у Антона тоже имеется, но почему-то в беседах он никогда не всплывал, словно его и не существовало. Константин Андреевич был прикован к постели и редко показывался на улице. Антон как-то между делом упомянул, что отец после инсульта частично парализован, плохо видит и не совсем адекватен. Практически не говорит, а если что-то и произносит, то это полная околесица или поток сквернословия.

За неделю, прожитую в новом, пропахшем краской доме, Зоя ни разу не видела будущего свёкра. Хотя под навесом между домом и гаражом стояла инвалидная коляска. Несколько дней назад прошёл дождь, колёса её облепили комья грязи и трава. Значит, состоялась прогулка. О Константине Андреевиче не говорили и не звали с ним знакомиться. Словно стыдились. Пока ещё Зоя не могла разгадать, почему из его инвалидности сделали такую тайну, и на визит не напрашивалась.

Попрощавшись с Антоном, Зоя захлопнула калитку и на несколько секунд приостановилась. Зажмурившись, вдохнула тёплый, сладковатый из-за цветущих яблонь воздух. За соседским забором залаяла собака, заливисто откликнулся Чаплин. Разношёрстный городской гул прорезал тренькающий звонок, а вслед за ним послышался громкий оклик. Мимо Зои пронёсся велосипедист. Объезжая её, он едва не врезался в другого пешехода, резко затормозил. Сразу с двух потерпевших сторон полетели экспрессивные ругательства. Никто не пострадал, но адреналин выплеснулся через крики и мат. Зоя поморщилась: не любила, когда при ней так грязно выражались. Она не стала досматривать представление и поспешила на автобус.