Одаренные заживо

(несколько недель спустя)

(Олег)

День омерзителен. Где небо? Сплошная серость. Мрак, тоска. Родители с утра поссорились. К моменту, когда я разлепил глаза, мать уже кричала. От этого, наверное, и проснулся. Когда они заткнутся? После отита правое ухо барахлит. Любые звуки – падает ложка, звякает о пряжку язычок или кто-то орет противно – вызывают нечеловеческую боль. Хочется заткнуть уши ватой и ничего не слышать. Накрылся подушкой. Не помогло.

Выезд у нас в обед сегодня. Странное для сборов время. Обычно в лагеря и прочие кружки ссылают утром. Чтобы день даром не терять. Впрочем, мне без разницы. Надежды выспаться разбились о крики милых родственничков. Прямо «Моя заводная семья». Папашкина любимая песенка, из девяностых. Старички Самойловы2 поют. Видимо, поэтому папашка ее так любит. Настраивается на нужную волну. Вот и сейчас далекий дзынь (тарелка-стол, парящая яичница) услаждает слух мой. Доброе утро, страна!

Выползаю из-под одеяла, словно древний ящер, после – в коридор. Надо пробраться в ванную, она же туалет. Дверь, как всегда, закрыта. Там моется сестра. Она так часто это делает, как будто шарится по кладбищам и свалкам ночи напролет. Так, с туалетом не прокатило. Теперь надо попробовать пробраться на кухню и стащить хоть что-нибудь съедобное, пока тебя не съели самого. После этого можно убираться восвояси, в логово, где пахнет покоем, носками и новенькими кедами цвета апельсина – оранжевые, словно кусочек солнца.

Квест «ванная-холодильник-бегом назад» простым не бывает никогда, но каждый раз по-разному. Стать невидимкой невозможно. Дверь на кухню открыта настежь. Так и так заметят, поэтому прикидываюсь дурнем:

– Сегодня туда вообще пускают?

Обреченно дергаю за ручку ванной. К сожалению, мой маневр не срабатывает.

– С какого перепуга ты полюбил мытье?

Это мать. Отвлекшись от обсуждения трат на коммуналку и уродов, что окружают повсюду, ввинчивает в меня свой взгляд. Ощущение, будто на шомпол насадили.

– Приличные люди здороваются для начала! – вступает со своей партией отец. Если глаза и уши меня не обманули, те самые «приличные люди» начали сегодняшнее утро со скандала. Чем же тогда занимаются неприличные?

– У меня сегодня выезд. Летняя практика. Забыли? – вяло сопротивляюсь я. Сейчас начнется самое отборное. «Спасибо, что напомнил», «без сопливых гололед», а дальше, конечно – «на что ты шмотки покупаешь, неблагодарный тунеядец!» и прочее подобное. Пытаюсь смыться хотя бы обратно в комнату, но родителей уже не остановить. Открывается дверь ванны, выглядывает сестра. Розовая махровая чалма возникает в проходе коридора и тут же исчезает. Маша не дура.

– А ну, поди сюда! Я еще не закончил! – орет отец.

Когда родители все же заканчивают высказывать мне все, что думают обо мне и моей жизни с момента зачатия, мне уже не хочется ни есть, ни мыться.

(Николай)

На площади народу ноль. По центру – каменный мужик какой-то. Боксер, походу, или летчик, а, может быть, писатель. Люблю литературу. Пушкина там всякого. Тургенева. «Му-Му».

Солнца тоже нет. Не жарко – не вспотею. Чую в воздухе шашлындос. Все в парке. Мясо жарят. Убойный запах. Эх, пожрать бы. Пардон, похавать.

Стоп, есть народ. Значит, я пришел не первый. Первым не люблю, ботанская забава. Короче, не один я здесь. Не сразу обратил внимание. На лестнице к памятнику стоят. Двое: парень в белом поло и девчонка. Еще один – за деревом спрятался типа осины или дуба. Думает, что его не видно. Даже за километр можно его патлы разглядеть. Ненавижу волосатых. Самое оно – под ноль. Удобно. В драке особенно.

Подхожу. Никто не реагирует, как будто нет меня. Пытаюсь «прощупать» их радаром. Это меня Сохатый, тренер научил. Как бы считываешь ауру человека – друг он или враг. Типа чтения мыслей, только еще круче. Ничего хорошего не чувствую: в животе бурчит и жарко. Ну и пусть, и я здороваться не буду. Тут же подгребает из-за дерева патлатый. Дымом от него разит, хоть ноздри затыкай. Курил, гад. Ненавижу. Из домашних курит только отец. Теперь – в общем коридоре, Алина настояла. Жена его, типа мачеха моя. Иногда и от нее есть польза. Не только ногти мазать лаком научилась. Всего полгода ора – результаты налицо. Теперь у нас типа эко-пространство. ЗОЖ. А раньше отец дымил в квартире. Воняли полотенца, одежда. Даже унитаз. Я этот запах чую за версту. Значит патлатого – в черный список сразу.

Сзади голос.

– Прошу прощения, что припозднился!

Оппа, прибавление у нас. Мужичок какой-то. Пиджак, очки, три волосины через плешь. Зануда. Сохатый что-то говорил мне про куратора. Если это и есть куратор, то задразнят. Особенно дылда в поло. По морде видно – весь на пафосе.

– Меня зовут Василий Петрович, – мужик тот улыбается, чудак. – Сейчас посчитаемся и будем упаковываться. Автобус скоро подъедет. Я тут по просьбе вашего куратора, Вадима Алексеевича. Он с минуты на минуту будет здесь.

Ну, слава Тору. Повезло тебе, очкарик. Тут же сочиняю про себя радостную песнь о спасении Петровича Василия. Такая нехилая рэпчинка. Что-то типа «мужик, ты че, в натуре, здесь тебе не дуры, точней, не дураки». Дальше не успел, времени не хватило. У меня вообще-то талант к стихам. На площадь въезжает автобус – зеркала на ножках, типа усов гигантского жучары. Люблю сравнения. Это все от литературы. Чтение мозги развивает.

– Итак, поехали по списку. Ника Стелева! – говорит Василий.

– Я, – вперед несмело выходит девушка.

Осматриваю. Ничо так, всё на месте. Люблю блондинок.

– Влад Волошин!

– Я.

Ага, это пижон.

– Так, а остальные – Олег Рудьев и Николай Михайлов. Все верно, не ошибся?

Олег – это патлатый. А я – Коля-Николай.

– Нас должно быть чуть больше. Точнее не нас, а вас! – Василий все лыбится. Жизнерадостный чувак. – Пока можете загружаться. Опоздавшие нагонят. Успеют к отъезду, я надеюсь, а то придется идти пешочком, топ-топ, – типа пошутил он. Не смешно ни разу.

Автобус новый: пахнет чехлами и освежителем. Мыльный такой запах, как в самолете. Прохожу в конец. Не желательно, чтобы кто-то мостился со мной рядом. Потом, когда все познакомятся, можно присмотреть напарника для тесного общения. Среди адекватных, разумеется.

Бросаю сумку на сиденье. Ага, порядок. В сетке для журналов пусто, запихиваю туда конверт из-под чебурека (прихватил в палатке и слопал по пути). Выкручиваю кнопку кондиционера. Реакции – ноль. Посылаю мысленный привет тренеру, он ведь меня сюда рекомендовал. Посидел бы он в этом пекле сам, каково?

Жарища жуткая. На улице попроще. Видно, все же употею. Снаружи движение. Новая девчонка, только что подошла. Вся в черном. Капюшон, рейтузы с мотней, кроссы. Волосы сбриты на висках. Пацанка. Сразу видно – дерзкая. Что-то вкручивает бедному Василию. Тот типа улыбается, но как-то вяло.

Закрываю глаза. Спать охота жуть. В голове крутятся слова моего тренера.

– Езжай. Тебя там прокачают.

Что он конкретно имел в виду? Какой-то новомодный спорт-лагерь? Остальные на спортсменов не особо-то похожи. Ладушки. Потом узнаю. Тренер сказал – надо, значит надо. Наш Сохатый не любит слов. Пункт назначения – деревня, полтыщи километров от Москвы. Значит, ехать допоздна. Смотрю в окно. От стекла немного прохладнее. Глаза как будто сами закрываются. Спааать… Вдруг – дикий визг! Подскакиваю, кручу башкой. Да нет, не человек визжал. Микрофон.

– Раз-раз! Как слышно?

Видимо, сегодня неудачное время по гороскопу. Спать мне так и не дадут.

– Прошу внимания!

Голос явно не Василия. Кого там ветром занесло? Ложусь бочком на сумку, слышу хруст внутри нее – зарядка? Козырек кепки? Ай, ладно. Выглядываю в проем.

– Я – ваш куратор. Вадимом Алексеевичем величать. Можно просто Вадим.

Высокий, спортивный и абсолютно лысый мужик. На Дуэйна Джонсона похож, только с бородой. Занимает весь проход, гора из мяса: смесь ковбоя с дальнобоем. Водит глазами по салону, щурится. Пошевелил губами, подсчитал по головам.

– Все на месте, отправляемся! Коротко расскажу о программе в пути, подробности получите по приезде.

Обшариваю взглядом спинки сидений. Не ясно, кто прячется за ними и в каком количестве. Кто сюда еще заполз, пока я тут дремать пытался? Здесь можно и сотню карликов при желании схоронить. Вон, вижу, торчит зачес блондина в поло. Модный, а то. Вижу панковский начес на голове девчонки-парня. Вижу сальные патлы курильщика. Остальных не видно совсем. Ай, ладно. На месте разберемся.

Автобус уже сворачивает на кольцо. Снова пытаюсь улечься. Свернуть рулоном толстовку, воткнуть между плечом и ухом. Вот так.

– … свежий воздух. Ближайшая деревня – Сипеловки. У воды, а это значит: рыбалка, купание, хор лягушек по вечерам и прочие романтические подробности, – добродушно басит в микрофон куратор. Под его бубнёж и засыпаю.

Легенды Дыры

20.. г., деревня Сипеловки

Динка выходит на порог, втягивает носом кисельный запах утра. Светлеет теперь рано, кажется, солнце и не садится вовсе. Обмакивается краешком в лес, как печенюшка в чай, и поднимается обратно, в небо. Вода сейчас – парное молоко. Кроны деревьев разбарабанило и они стали похожи на гигантские брокколи. Шишечки рогоза и осока – все кажется застывшим, как на фото, лишь волны, разбегающиеся от рук, не дают провалится в эту поленовскую тишь, стать частью полотна. Накупавшись вдоволь, Динка долго нежится у берега, лежа спиной на песке – вода покрывает живот и ноги, тычется в ребра, как щенок.

После завтрака (еда здесь всегда обильная и сытная, несмотря на протесты Динки) бабуля садится напротив, подпирает щеку рукой, долго смотрит.

– Не наскучило тебе со мной?

Динка знает, как бабуля радуется ее приездам. И боится этих встреч. Радость не требует объяснений, а вот страх… Бабуля боится, что Динке может надоесть в этой глуши. Динка обнимает старческие плечи, они кажутся совсем крохотными в захвате крепких девичьих рук.

– Что за глупости!

Верно, глупости. Она не преувеличивает. Выходов в свет ей хватает и в городе. Динка сюда не за этим едет. Ее тянет эта всепобеждающая тишь. Здесь она чувствует, как просыпается в ней что-то забытое, зарытое под слоем «нужно» и «нельзя».

– Сходила бы на дискотеку, что ль.

– Какие тут дискотеки? – Динка прижимается губами к теплой, в глубоких морщинах щеке. – Не с соседскими же парнями на кукурузном поле плясать?

Обе смеются. Разница между ней, городской, и местными очевидна. Парни поглядывают на Динку издалека, но подходить не решаются.

– Я тебе с соседскими и не предлагаю. Ди-джеи тут приехали, – бабуля произносит некомфортное ей слово как «дисшеи». – Музыка на выезде, что ли. Круглые сутки, говорят, музицировать будут. Даже ночью. Так что сходи, все равно покою не будет.

– Откуда узнала? – Динка знает ответ и заранее расплывается в улыбке.

– На заборе прочитала, – заговорщицки шепчет бабуля.

Они смеются. Шутка про забор – их личная. Семейная.

Главную улицу Сипеловок называют «променад». По вечерам он живет совсем другой жизнью. Молодежи достаточно: много местных, а еще и те, что когда-то переехали в райцентр, но каникулы проводят в родных пенатах. Как солнце к горизонту – все на улицу. Целый ритуал. Вытекают неспешно за калитку, идут по одному или парами вдоль палисадников. Дома здесь абсолютно разные. Каменные хоромы и добротные деревянные домики; нагромождение пристроев, теплиц и парников. Главное место для тусовок – клуб, он же – местная библиотека. Там и танцы танцуют.

И тут вдруг – open air3. Развлечение для городских. Динку эта тема не привлекает совершенно, но, поддавшись на уговоры бабушки, она все же отправляется на разведку вечером. Афишка на стене клуба. Еще не выгоревшая, новенькая. И написано на ней, что начнут «дисшеи» прямо сегодня.

Динка возвращается домой. Она не хочет искать что-то особенное из одежды на выход. К тому же, парадных нарядов она в деревню не берет из принципа. Шорты цвета песка, сандалии, футболка. В последний момент все же снимает ее и надевает хлопковую блузу с длинными, закрывающими ладони рукавами. В такой и на пляж, и на дискотеку сходить не стыдно. Правда, ничего особенного, только открытые плечи рождают немного праздничный вид. Динка еще ни разу не надевала эту вещь до сегодняшнего дня. Под тканью вздрагивают и замирают колокольчики браслета. Их не видно, но шаги рождают звуки – нежные, едва слышные. Зачем? Динка не хочет думать и об этом. Интуиция подсказывает – надевай. Вот пусть интуиция и думает.

На дороге пусто, если не считать почтальона, что протрясся мимо на своем велосипеде и приветливо бренькнул звонком. Время еще раннее, чуть позже шести. Сейчас, в июне, еще несколько часов будет светло. А людей – никого. Ни одной пары, что шла бы с Динкой в одном направлении.

– Странно, куда все подевались? – бормочет себе под нос Динка.

Все местные, скорее всего, сгрудились сейчас у клуба. Вот в чем дело, думает она. К городским в лес не пойдут. По крайней мере, в первый день. Появятся уже к закрытию. Изрядно накачанные дешевым алкоголем для храбрости. Развлекаться не будут. Нарвутся пару раз, может, даже подерутся, и слиняют.

Динка идет не спеша, ведет рукой по стеблям, сбивает пыль с травы. Точный маршрут она не узнавала. Это необязательно. За деревьями вспухает и опадает, как спущенный баллон воздушного шара, звук. Движение слева отвлекает внимание. За полосой осоки -деревянный сруб. Непонятно, кто мог жить здесь когда-то. С дороги не видно ни единого окна. Деревянный куб под крышей, столбы, как курьи ножки. Наверное, они и позволили дому продержаться до нынешних времен, не смотря на вечно разливающуюся Сипеловку – речку, от которой взяла название деревня.

Динка останавливается, подходит ближе к краю дороги и присматривается. Что-то здесь не то. Точнее, здесь явно что-то лишнее. Рядом с домом, на сухом пригорке, на выжженном солнцем пятачке стоит переносная установка на ножках – синтезатор. Тут же, на двух кирпичах – колонка, чуть подальше – коробка генератора.

За углом движение. Бедная овечка, отбившаяся от стада? Или энтузиаст, что решил мутить свой собственный муз-фестиваль? Динка сворачивает с дороги, топает по зыбкой почве, обрезая ноги об осоку. Сворачивает за угол, в густую графитовую тень. Здесь, с этой стороны вечер чувствуется гораздо явственней, хотя блики заходящего солнца все еще играют в волнах реки. А окно в этой избушке все же имеется. Одно, рядом с дверью. Несколько крупных предутренних звезд в него наверняка можно разглядеть, если остаться на ночь, думает Динка внезапно. С чего вдруг эти мысли?

Чтобы отвлечься, она внимательно осматривает домик. Хороший. Вполне сойдет, как приют отшельника. Место возле пульта больше не пустует. Парень в вязаной шапочке колдует над рычажками и крутилками. Оборачивается на шаги. Голубая рубаха с растянутым воротом, шорты с множеством карманов, босые ноги. Закопченное загаром лицо, выбеленные солнцем волосы. Он коротко кивает, как будто ждал ее. Динку. И ничего, ничего ее не тревожит. Этот момент она будет вспоминать позже, пока память не покинет ее окончательно, и каждый раз удивляться – почему ее ничто не потревожило, не кольнуло нигде.

Глава третья. Прибытие

Влад проснулся от резкого толчка. Голова дернулась вбок, и лоб пребольно впечатался в стекло. Кожа оказалась цела, но уже набухал под ней – это чувствовалось – болезненный синяк. Влад поморщился от досады. На самом видном месте, великолепно. Чтобы отвлечься, Влад уставился в окно. Видимо, только что съехали с дороги. Шины мягко чавкнули, провалились в колею. Автобус то и дело подбрасывало на невидимых препятствиях. Владу вспомнилась шутка про асфальт – украли, а вернуть забыли. Снаружи уже беспредельничала ночь: не было видно даже очертаний деревьев, как будто стекла залили сплошь чернилами. Влад отогнул рукав, чтобы посмотреть на время. 23:20. Рядом с ремешком часов белел пластырь от укачивания. Пластырь ли помог или сон, но тошноты, и правда, не было.

Слева от Влада, через проход меж кресел виднелась внушительная фигура куратора. Вспомнил, что тот говорил, когда отчаливали. Вадим, значит. Будем знакомы. Тот откинулся на сиденье. Голова повернута, не понятно, то ли спит, то ли так же, как и Влад, пытается разглядеть хоть что-нибудь в окне. Темень в салоне едва рассеивалась мягким светом передних фонарей. Судя по тишине, остальные спали. Тянуло прохладным воздухом от форточки над водительским сиденьем. Влад и в этот раз занял место в первом ряду. Он всегда так делал. Не только в транспорте.

Автобус остановился. Впереди, чуть левее, выхваченный светом фар, показался забор. Обычная сетка-рабица. Это почему-то успокоило Влада. С момента пробуждения его не покидала странная, необъяснимая нервозность, никак не связанная с будущим синяком на лбу. Просто тянущее ощущение, природы которого он не знал и потому не мог с ним справиться. А тут вдруг это чувство неожиданно прошло. Влад усмехнулся. Нервы, как у влюбленной старшеклассницы. Сразу вспомнилась Лена, и смех застрял в глотке.

Двери с шипением открылись. Влад мог поклясться – куратора никто не звал снаружи. Он просто встал – значит, не спал? – и вышел в темноту. Влад не слышал ни разговоров, ни шагов. Прошло от силы минут пять. Вадим внезапно, как и исчез, возник из темноты в дверях автобуса, бодро перескочил через ступеньки и громко рявкнул на весь салон:

– Подъем!

Под потолком зажглись три тусклые лампочки. Сзади зашевелились, зашуршали, как стая разбуженных гусей. Послышался стук, будто кто-то с размаху влетел головой во что-то твердое. Кто-то ойкнул, на пол с полки упала сумка.

– Приехали! Довез вас в целости, как и обещал! – куратор довольно оглядывался. – Теперь – внимание! – достаем свои мобильники и пишем-звоним родным, что вы доехали живые и здоровые. Все супер-пупер, все ок!

– Так поздно же уже… Если бы пораньше разбудили, – промямлил кто-то неуверенно.

– Ну, ваше дело! – улыбка не сходила с лица Вадима. – Потом может быть поздно!

В этих словах Владу буквально на мгновение почудился зловещий смысл. Как та тревога, что не отпускала с самого начала поездки. Нечто без слов, из снов, тут же забытое по пробуждении. Влад потер виски. Мерещится, как суеверной бабке.

А куратор продолжал:

– В самом периметре связь плохая, так что толку от телефонов мало. Звонить сможете редко. Не волнуйтесь – экстренная связь, если что случится, через меня. Рекрутеры должны вам были передать.

Влад уже не слушал. Он пробежал пальцами по экрану, отправил сообщение маме. В ответ почти сразу же прилетело: «Отлично. Целую». И все. И тишина.

Владу вдруг нестерпимо захотелось, чтобы хоть кто-нибудь написал ему, как по нему соскучились. Как его любят, ждут обратно. Он мигом отыскал нужное сообщение среди других. Странно, но батарейка почти села, хотя он заряжал телефон перед поездкой. Надо было торопиться. Задача была не из простых: необходимо было написать что-то короткое и в то же время ёмкое. Кому? Женьку? Этот если и скучает, то не признается – кремень, скала. Мысль пришла внезапно. Писать Лене, да еще так поздно – в этом был определенный риск. Просто Владу хотелось, чтобы Лена написала: «Я тебя люблю». Глупое желание, учитывая то, что они уже не пара. Больше никто в голову не приходил.

С момента их разговора в холле школы они редко виделись. Лена расстроилась, узнав, что летом в городе его не будет.

– Совсем? – прошелестела она непривычно тихим голосом.

– Совсем, – ответил Влад. Если бы она устроила истерику – они бы расстались прямо тогда, без права на пересмотр дела, но Лена промолчала. Влад все-таки рассчитывал остаться друзьями или хотя бы не врагами.

Написанная смска не ушла, зависла в статусе ожидания. Влад потыкал пальцами в экран, но ничего не изменилось. Телефон походил на мертвеца, которому забыли закрыть глаза – бездыханный, но как будто все еще смотрящий на тебя.

– Ну, не судьба. Зато искать не будет, – тихо прошептал себе под нос Влад.

Автобус тем временем проснулся полностью. Влад удивился, что не услышал голосов звонящих. Девочки всегда более домашние. Привязанные к маме, к дому. Всегда предпочитают смске прямой звонок.

– Да. Нормал. Пока, – услышал он единственного говорящего совсем рядом, за соседней спинкой кресла.

Так сухо, по-казенному. Владу это было слишком хорошо знакомо. Именно так он и общался с родителями. Да и в автобусе все как-то быстро стихло. Никто больше не звонил. Влада это почему-то порадовало, но ненадолго. Неприятная такая, паршивенькая радость. Больше похожая на злорадство.

Наконец, автобус тронулся. В салоне выключили свет, и тьма за окнами немного рассеялась. Миновали ворота и деревянную будку охраны. Влад надеялся увидеть там кого-то, но будка была пуста. Позади нее показалось здание. При повороте фонари мазнули по серой, давно не крашенной стене. Окна без света, первый этаж – в решетках.

Влад выпрямился на сиденье. Тревога накатила с новой силой. Он внимательней вглядывался в темноту, цепляя самые незначительные, казалось бы, детали. Покосившийся, в струпьях краски, забор. Заросший палисадник, неухоженные клумбы. Ни одного фонаря. Вопросы толпились в голове, создавая хаос. Зачем тогда куратор выходил наружу у ворот? Почему все выглядит таким заброшенным? Такое ощущение, что здесь, кроме них, никого нет. Что за практика ждет их впереди? Влад вспомнил слова Карины и ужаснулся. Занятый мыслями о Лене и о лете, он ничего не выяснил об этом месте. Как безответственно. Неосмотрительно.

Пейзаж прорисовался немного четче: он все больше напоминал кадры фильмов о советском прошлом. Что-то до боли знакомое, но давно забытое, чудилось в очертаниях построек, изгородей, арок.

– О, пионЭр! – услышал он.

Вдоль дороги, и правда, виднелись гипсовые статуи. Неизвестный говорящий ошибся – это были не пионеры. Неопознанные гипсовые бюсты, но выглядели они, и правда, так, будто вынырнули из эпохи, когда Влада еще и в проекте не было. Сколько же этому месту лет? Влад мог поклясться, что разглядел каракатицу железных качелей. Пионерлагерь или здравница, заброшенная. Влад присвистнул. Только этого ему не хватало.

Автобус продолжал ехать, торя свой путь по раздробленному, как после бомбежки, асфальту. Тут явно не слыхали про обновление дорог. Снова потянулся лес. Территория оказалась намного обширней, чем можно было предположить сначала. Если это и лагерь, то гигантский. Или объединенный с заповедной зоной.

Куратор привлек внимание:

– Эй, сонные тетери, слушаем сюда!

Как только его фигура вновь загородила проход, лампы в салоне моргнули пару раз и зажглись, как будто повинуясь неслышному приказу. Теперь они светили намного ярче, чем в первый раз. В салоне зашипели: кто-то был явно не готов вынырнуть из тьмы. Как сборище вампиров, подумал Влад.

– Ну что, мои хорошие, мы почти на месте! В общем, мы и так уже на месте, но территория большая, а нам нужна лишь одна зона, где вы – мы! – будем обитать, отдыхать и заполнять досуг приятной практикой!

Но время тянулось, а они все болтались на креслах. Влад уже начал подумывать, а не ездят ли они кругами? По большому такому кругу, что сразу не сориентируешься. Когда, наконец, остановились, по салону разнесся дружный вздох.

– Устали, малыши? – в голосе куратора угадывалась насмешка. – Не плачьте, сейчас все будет по фен-шую!

Влад вздрогнул, услышав эту фразу. Именно так говорила ему тогда Карина, когда звала его сюда. Впрочем, это могло быть и совпадением. Влад с усилием отогнал от себя вновь нахлынувшую тревогу. Он первым выпрыгнул наружу, первым выхватил спортивную сумку из-под услужливо открытой водителем крышки багажника. Лес шумел от ветра, но к этому привычному шуму примешивался какой-то еще, до боли знакомый, только Влад никак не мог вспомнить, что это. Он оглянулся, чтобы выяснить источник шума, но увидел только Вадима – тот стоял чуть поодаль и светил большим охотничьим фонарем, освещая путь.

На месте, куда они прибыли, все оказалось и вправду неплохо. Несколько деревянных домишек в один этаж, они стояли вплотную к лесу. Аккуратные, свежепокрашенные, они уместились на ровной круглой поляне. Симпатичные и совсем не страшные, не то, что здания в том лагере, который они миновали совсем недавно. Здесь все дышало свежестью и лесом. Из-под еловых лап несло травой и хвоей, ночной росой и ключевой водой.

Построек было вполне достаточно, чтобы расселить компанию. Правда, жилье, судя по количеству, не предполагалось индивидуальным: три маленьких и один побольше. Влад поморщился. Придется с кем-нибудь делить пространство. Он ненавидел все общественное. Особенно спальни и душевые.

Куратор стоял неподалеку, пока все выволакивали сумки с полок и из обширного нутра автобуса. Водитель удостоверился, что багажник пуст, махнул рукой тут же укатил, габариты мелькнули в кромешной тьме и исчезли.

Вадим подождал пока все сгрудятся вокруг него.