Охота на Беса. Парапсихологический детектив

Как-то встретив старушку на лестничном марше, ненавязчиво поинтересовался её рыночным приключением. Вера Евдокимовна, ставшая знаменитостью в связи известными событиями, в который уже раз поведала необычную историю очередному любопытствующему соседу. Удивительно, но, несмотря на возраст и порожденный им склероз, она довольно сносно изложила рецепт печёночного паштета, не перепутав ни одного ингредиента. Сомнений не было, этот один из трёх рецептов обдумываемый им во время томления в очереди. Строя различные поведенческие схемы он поймал себя на мысли, что профессионализм, всё-таки, берёт свое. Сейчас он размышлял как учёный, столкнувшийся с проблемой требующей незамедлительного решения. Первое, что надо сделать – сбросить с себя тяжёлый груз психологической доминанты гонимого человека. Отстраниться, забыть, что он в центре событий. Что это на него ведётся охота. Проблему надо тщательно рассмотреть со стороны исключив любое эмоциональное проявление. Изучить, оценить и сделать правильные выводы. Взгляд независимого исследователя привёл его к убеждению, что встреча с голубым шаром не прошла бесследно. Надо было разобраться в себе, скрупулезно изучить изменения с ним происшедшие. Путем построения поведенческих схем выяснить, действительно ли он обладает особенными, не присущими обыкновенному человеку способностями или всё это бред. Простое стечение обстоятельств. После недолгих раздумий и прикидок, в качестве наиболее информативного и достоверного способа установления истины, был выбран эксперимент. Если дар телепатии имеется, и он обладает умением внушать мысли на расстоянии, это несложно проверить. Необходим подходящий для проведения эксперимента объект. С выбором объекта особых проблем не предвиделось. Поскольку его перемещения были ограничены стенами собственной квартиры, выбор пал на одно из двух живых существ, помимо него обитающих здесь же, а именно на жену. Интеллект помолодевшей Марты для поставленной цели не годился. Впрочем, она сама была загадкой.

Идея использовать в научных целях самого близкого человека была не нова. Ещё на заре своей профессиональной деятельности пришлось ему работать бок о бок с терапевтом буквально помешанным на лечении травами. И фамилия у него была соответствующая, Травкин Семён Дмитриевич. В нагрузку к любому рецепту, выписанному больному с учётом рекомендаций «Фармакопеи», Семён Дмитриевич настойчиво советовал применять лечебные травы. Он легко внушал надломленным болезнями пациентам, что любой фармакологический препарат, как правило, имеет противопоказания, травы же можно применять смело, не боясь побочных действий. Надо отдать должное, во многих случаях настои и отвары оказывались значительно эффективнее лекарств полученных химическим путём. С этим самым доктором Травкиным и произошла скандальная история, разрушившая семейную жизнь травника-энтузиаста. Одержимый идеей траволечения он каждый свой отпуск проводил в малопривлекательных, забытых Богом уголках страны, где производил сбор редких лекарственных растений и их семян. Особо ценные экземпляры он культивировал на своём приусадебном участке. Все шесть соток огорода были плотно засеяны лекарственным разнотравьем. Всякие попытки жены сунуть в землю какой-либо полезный овощ встречали столь яростный отпор, что она, в конце концов, смирилась с использованием огорода не по прямому назначению. Но это еще, куда ни шло, были и неудобства похлеще. Огромные альбомы с гербариями растений заполнили все имеющиеся в квартире шкафы и полки. Снопы трав и веток, свисающие с потолка, сводили жизненное пространство квартиры к минимуму. На плите, в эмалированных кастрюлях, давно потерявших свой первоначальный вид, всегда готовились какие-то вонючие отвары, насыщая смрадом квартиру. Несколько раз, исключительно из гуманных соображений, хозяйка попыталась добавить в кастрюлю некоторое количество ароматических приправ. Но застигнутая за этой процедурой супругом, получила такой скандал, что у нее пропала всякая охота к дальнейшим экспериментам. Травкин рыдал над сливаемым в унитаз испорченным отваром, как над самым близким усопшим родственником, проклиная жену и ее устоявшие хозяйственные навыки. С тех самых пор над плитой был вывешен транспарант, на котором огромными буквами было начертано: «Не солить. Специй не добавлять. Убью». Семейная жизнь с человеком одержимым идеей сама по себе не сахар. Для нормального человека она довольно сложна и непредсказуема, особенно если навязчивой идее посвящается не только рабочее, но и всё домашнее время. А случай этот, как раз и был из разряда хронических. Особую страсть Семён Дмитриевич питал к исследовательской работе с травами, лечебный эффект которых был не изучен или изучен недостаточно полно. Самым же надёжным и эффективным способом установления эффективности воздействия лекарственного растения, как известно, является введение его в организм лабораторных животных и добровольцев из числа живых людей. С лабораторными животными проблем не было. Белые крысы и морские свинки томились в клетках и банках в одной из спален, отведенной под лабораторию. Иногда животные совершали дерзкие побеги из мест заточения и путь их, почему-то, всегда лежал через кухню, где колдовала над плитой жена. Всякий раз, обнаруживая беглеца у своих ног, она истошно вопила, поскольку «ужас, как боялась всяких этих мышей» и карабкалась на табуретку. Окончательно женщина успокаивалась только после поимки грызуна и возвращения его в место заключения. Эксперименты с лабораторными животными всегда проходили гладко, поскольку желание или нежелание последних участвовать в опыте естествоиспытателя интересовало мало. Хуже обстояло дело с добровольцами, которых не удавалось соблазнить никакими пряниками. Коллеги по работе и соседи по дому, зная одержимость Травкина, всерьёз и не без оснований опасались стать жертвой его сомнительных экспериментов. Первыми почувствовали неладное коллеги-медики еще на заре деятельности траыника, поскольку профессионально могли оценить состояние не только чужого, но и своего собственного организма. Они обратили внимание на некоторые неприятные постоянно меняющиеся симптомы расстройств жизнедеятельности их организмов, возникающие после чаепития на работе. Небольшой консилиум, собранный для установления истины заинтересованными лицами, пришёл к печальному выводу – чай, закупаемый ими в соседнем магазине, и есть искомая причина всех бед. Чай был изъят из шкафа и тщательно исследован органолептическим методом, то есть, рассмотрен, обнюхан, опробован языком. Визуальный осмотр дал нужный результат. В чай была подмешана неизвестная трава. Обмен мнениями и наблюдениями оказался плодотворным. Кто-то вспомнил, какой интерес к здоровью пострадавшего коллеги всякий раз проявлял Травкин. Он подробно расспрашивал о симптомах, аккуратно записывая результаты опроса в толстую тетрадь. А поскольку страстное увлечение коллеги ни для кого не являлось большим секретом, не трудно сложить два и два, чтобы в итоге получить искомые четыре. Доктора быстро сообразили, что помимо своей воли, можно сказать, в принудительном порядке, оказались участниками эксперимента на людях, как известно запрещённого мировой общественностью. Провинившегося тут же извлекли на суд праведный и после нескольких минут допроса с пристрастием, выбили из него необходимые показания. Преступник тут же повинился, прося пощады у разъярённых коллег. В качестве оправдательного аргумента, напирал на тот факт, что всё это безобразие творилось из любви к науке и истине, непонятно каким образом с этой самой наукой связанной. Поостыв, доктора решили шум не поднимать, но чай, сахар и другие сыпучие продукты с тех самых пор запирались в шкаф, куда Травкину доступ был заказан. Но всё же, несмотря на принятые предосторожности, освежающие напитки находились у коллег Травкина под большим подозрением. Прежде чем заварить чай в кружке, он постоянно обнюхивался и внимательно осматривался очередным любителем прекрасного тонизирующего напитка на предмет наличия в нем посторонних добавок. Делалось это особенно тщательно, если Травкин крутился здесь же в ординаторской. Соседи, пережив несколько стрессов и интуитивно вычислив, откуда ветер дует, старались у этой семьи ничего не одалживать: ни соли, ни сахара, ни, упаси боже, чайной заварки. Прямых обвинений никто не предъявлял, но судя по косвенным уликам, к семейству Травкиных доверия не было.

У опального учёного оставалось два последних пути. Первый он нащупал совершенно случайно. Как-то возвращаясь вечером домой, он был окликнут соседом – известным выпивохой и бузотером. Тот, прижимая руки к груди и клятвенно обещая, что через пару дней отдаст, просил денег «на похмелку». Травкин знал, сосед назанимал уже у всех жильцов дома и долги не возвращал в связи с чем, на все просьбы о заимствовании следовал, как правило, отказ, выражавшийся иногда в весьма неучтивой форме. Травкин быстро сообразил, какая ему выпала неожиданная удача. Тут же он предложил страждущему соседу выпить имеющийся у него спиртовой раствор малоизученного растения, давно ожидающего серьезного исследования. Травкин пояснил задавленному сушняком страдальцу, что денег у него нет, но он мог бы предложить настоянные на спирту лекарственные травы. И, если сосед и его уважаемые собутыльники желают, он мог бы безвозмездно, так сказать, исключительно из сострадания к их плохому самочувствию, помочь. Коллектив алкоголиков, подтянувшийся к месту переговоров, всеми возможными способами убеждали доктора, что если бы он только знал какие напитки они, бывает, употребляют вовнутрь, то перестал бы терзаться сомнениями в отношении каких-то там слабых травок. На том и порешили. Каждый получил своё. На следующий день, возвращаясь с работы, он вновь встретил вчерашнего знакомца. Тот понуро сидел на лавке и был абсолютно трезв.

– Как вчера погуляли? – поинтересовался Травкин, присаживаясь на край лавки.

Алкоголик отреагировал на человеческую речь, поднятием головы, уставившись туманным взором на Семёна Дмитриевича.

– Ну и бухалово у тебя док…. Зверское, – наконец признал он вчерашнего благодетеля. – Меня вчера так дёргало и крючило.… Думал всё, конец. Отпукался. А мужики до сих пор никак не оклёмаются.… Вот один сижу.

Эффект от приёма препарата, в основном, соответствовал описанному в литературе. Но более полный анамнез, полученный путём детального опроса грустного подопытного, позволил обнаружить и симптомы, не отмеченные предыдущими исследователями.

Всё течёт, всё изменяется. Вскоре и этот источник иссяк. Число желающих отведать травкинские эликсиры катастрофически падало. Алкоголики избегали Семёна Дмитриевича как чумного. Он не единожды подходил к ним, предлагая помочь поправить здоровье. Но те категорически отказывались, упирая на то, что завязали. В одном случае это заявление оказалось правдою. Жена одного из подопытных, поймав Травкина в подъезде, долго и душевно благодарила доктора, за то, что вылечил мужа от алкоголизма, пытаясь всучить непьющему Травкину бутылку коньяка в знак благодарности. При очередной попытке сунуть пьяницам бутылку, ему в грубой форме объявили, что один его, Травкина, вид вызывает у них отвращение к алкоголю и попросили впредь не беспокоиться по поводу их проблем.

Оставался последний путь – ничего не подозревающая супруга. Это был выход из безвыходного положения. Через неделю после начала эксперимента, подопытная стала проявлять первые признаки беспокойства по поводу странных сбоев, происходящих в её организме, работающего до сего момента как швейцарский часовой механизм. Симптомы были такие, что не приведи Господи. Длившийся сутками изнурительный дизентерийный понос, удерживающий несчастную женщину в зоне двадцатисекундной готовности к запрыгиванию на унитаз, вдруг сменился столь длительным запором, что она ни как не могла взять в толк, куда исчезают продукты, съеденные ею за последнюю неделю. Муж успокаивал, ссылаясь на солидный возраст любимой, наступление климактерической перестройки организма и всё такое прочее. Глаза на правду женщине открыла ближайшая подруга, пару лет назад отведавшая травкинской заварки и долго после чаепития лечившаяся от аллергии. Несчастная супруга прозрела. Стало понятно, откуда на неё навалились недуги, и почему соседи косятся и не здороваются. Семья распалась со скандалом. Ещё долго несчастный участковый бегал от супруги к супругу, пытаясь как-то замять дело «об отравительстве», возникшее на основании заявления поданного потерпевшей.

Опыт коллеги был учтён Бесом. Исследование собственного феномена было решено проводить мягкими формами. Во-первых, требовалось соблюсти чистоту эксперимента. Надо воспроизвести ситуацию на рынке, то есть мысленно отдать жене приказ что-нибудь сделать из работы по дому и потребовать его выполнения. Он усложнил эксперимент. Необходимо заставить сделать то, к чему в обычной ситуации принудить её нереально. Чего бы возжелать, думал он, скользя рассеянным взглядом по стенам. Эврика. Сваленные в кресло гардины и шторы, как нельзя лучше подходили для задуманной цели. Жена страсть как не любила гладить. Подход к утюгу сопровождался большими душевными муками и терзаниями, приводящими к нервным расстройствам и семейным ссорам. Мятое после стирки бельё в их доме, как правило, скапливалось огромными кучами, в то время как жена морально готовила себя к процедуре глажки. Наконец, наступал тот чёрный роковой день, когда она с плохо скрываемым отвращением бралась за работу. Ради нескольких гардин она вряд ли возьмёт утюг в руки, это уж точно.

В тот же вечер он совершил первую попытку телепатического контакта. Жена, как обычно, расположилась перед телевизором с вязанием. Шла энная серия одного из бесконечных и бестолковых телесериалов. На экране кровь лилась рекой, сопли текли ручьями. Супруга сопереживала страстям, кипевшим в ящике, как они любовно называли телевизор. Расположившись в кресле как раз напротив объекта эксперимента он, уткнувшись в газету, принялся внушать жене мысли насчёт гардин, последовательно представив в своём воображении огромную мятую кучу, затем жену с утюгом в руках, орудующую за гладильной доской и, наконец, шторы и гардины, аккуратно развешанные на карнизах. Эффект оказался нулевой. Спицы шевелились в руках подопытной, сплетая из ниток замысловатые петли, в то время как глаза продолжали неотрывно следить за событиями, разворачивающимися на экране. Что же, отрицательный результат – тоже результат, поскольку позволяет сделать обоснованный вывод. Как же это он запамятовал курс физиологии по технике гипноза, прочитанный профессором Смольниковым? Восприимчивость к гипнозу у разных людей неодинаковая. Профессор утверждал, что, в принципе, все люди восприимчивы к гипнозу, но добиться глубокого транса можно лишь у десяти – двадцати процентов. А, бывает, встречаются субъекты вообще не поддающиеся гипнозу. Правда, крайне редко. Возможно, жена является таким уникумом. Впрочем, скорее всего, никаким особым сверхчеловеческим даром он не обладал, что, собственно, и требовалось доказать. Облегчённо вздохнув, он продолжал по инерции разглядывать жилище. Лениво текущие мысли приняли совершенно другое направление. Надо бы обновить обои, думал он, рассматривая потускневший рисунок. Освежить не мешает. После последнего ремонта пять лет прошло. Срок приличный. И, что делать с этой трещиной на потолке, всякий раз появляющейся через месяц после ремонта? Придётся как-то укреплять потолок, чтобы не вело и не рвало обои. Да и вообще, квартирка выглядит убого. Евроремонт нам не потянуть, но кое-что подправить и кое-какую мебель заменить это, как говорится, назрело. Диван совсем разваливается. Ремонтируешь, ремонтируешь, а всё без толку. Окна бы поменять на пластиковые не мешало, а то родные деревянные совсем пришли в негодность.

– В берлоге живём, – услышал он сварливый голос жены. – Ты посмотри, – вещала она, задрав голову, – потолок скоро рухнет. Трещина эта всё больше и шире становится. Обои столетние. А мебель? Диван на ладан дышит. Вот-вот развалится. Надо бы ремонт….

– С чего это ты вдруг озаботилась? – он ошарашено посмотрел на спутницу жизни.

– А, что разве я не права? Надо понемногу шевелиться, приводить квартиру в порядок. Ты бы занялся в ближайшие выходные.… Прикинул, какие стройматериалы прикупить, краску, да обои….

– Я понятно, а ты чем займёшься?

– У меня тоже дел хватит. Портьеры скопились, гардины…. Надо бы перегладить…. И вообще, прибраться не мешает. Шевелиться надо, а то скоро людей в квартиру пускать нельзя будет, грязью зарастём.

Не показалось, не привиделось. Есть дар. Опыты на жене продолжались столь успешно, что к моменту выхода на работу по окончании принудительного отпуска, необходимость озвучивать при общении с женой мысли отпала полностью. Она приносила чай или кофе, убирала постель, беспрекословно выполняла разные мелкие поручения, внушённые ей коварным супругом но, при этом, затруднялась объяснить мотивацию поступков.

– Я же не просил чай, – пристально глядя подопытной в глаза, говорил он.

– Мне, почему-то, показалось, что ты хочешь пить, – недоумевала жена, робко пристраивая чашку на край тумбочки.

С раннего утра до позднего вечера он откапывал в себе поразительные способности, довольно быстро овладевая ими. Узнать какие мысли крутятся в голове у жены, изгнать их как несущественные, заменив своими, перестало быть для него проблемой. Вслед за женой в разработку пошли сослуживцы. Главный врач всё чаще и чаще с интересом поглядывал в его сторону, считая, что в профессиональном плане он сильно прибавил, и всерьёз подумывал о назначении его заведующим отделением. С коллегами проблем вообще не было. Если у кого-то он и вызывал сиюминутное раздражение, то оно вскоре угасало, не оставляя видимых следов. Возобновились успешные походы на рынок, где процесс познания продолжал совершенствоваться, принося неплохие материальные дивиденды. С кем-то из продавцов контакт удавалось устанавливать просто, с кем-то эти фокусы не проходили. Он уделял максимальное внимание первым и игнорировал вторых, опасаясь провала. И вот вопреки принятым предосторожностям, он едва не оказался в руках своих жертв. Седой с трубкой в руках, вероятно, был экстрасенсом. Рыночный Бес почувствовал его довольно высокую нестандартную энергетику. Вывод напрашивался сам собой – люди с мощными биополями каким-то непостижимым образом могли обнаруживать друг друга. Неприятное открытие, но, как показал инцидент, надежная защита от подобных феноменов у него имелась. Он немного успокоился, постепенно приходя в себя. Было очевидно, что с рынком всё закончилось. Там его ждут и не для того, чтобы наградить за выдающиеся заслуги в области парапсихологии. Требовались другие источники получения денег, и найти он их должен в самые короткие сроки. О том, чтобы все бросить и забыть, и в мыслях не было.

Глава 5

Федя Самулевич был смышленым ребенком. Ходили слухи, что его появление на свет разительно отличалось от поведения обычных новорожденных. Он не стал криком оповещать мир о своем рождении, считая это лишним. Обозрев родильный зал, окинул оценивающим взглядом медперсонал принимавший роды, он недовольно пискнул, выказывая негативное отношение происходящему. Впрочем, эта история могла быть выдумкой подхалимов и прихлебал. Льстя олигарху, люди удачливее продвигались по жизни. В детстве его поведение также некоторым образом отличалось от сферы интересов и забот прочих сверстников. Любимым занятием Феди было накапливание денег, выдаваемых ему на завтраки родителями, даримые на дни рождения и праздники бабками, дедами и прочими родственниками. Не брезговал он пополнять капитал, продавая сверстникам ненужные игрушки и другие детские вещицы. Дружить он предпочитал с теми детьми, у которых уже в раннем возрасте прорезалась коммерческая жилка. Так, через детские забавы приходило понимание важности и нужности проведения бартерных операций в условиях дефицита наличных денежных средств. Как утверждают очевидцы, не было такого случая, чтобы Федя хоть когда-нибудь остался внакладе. Практически всегда он ухитрялся менее ценную и дешевую вещь обменять на более дорогостоящую и, что самое странное, недовольных почти не было. Родители умилялись коммерческим способностям отпрыска и всячески поощряли выбранный им путь развития личности. Сам папа, торговый работник и известный в определенных кругах хапуга, хвастался в узком кругу знакомых уникальными задатками сына и пророчил ему шикарную перспективу на торговой ниве. Однако радужных надежд предка Самулевич младший не оправдал. Он, правда, с отличием окончил торговый институт, но не более того. Ему хотелось на самый верх. Так высоко, чтобы стать недосягаемым для структур особенно назойливо интересующихся неправедной стороной жизни советских граждан. Уверения отца, что при грамотном и осторожном ведении дел непотопляемость гарантирована, сын на веру не принимал. Он понимал, способность отца удачно выскакивать из различных неприятных ситуаций носит характер непостоянный и достаточно одной небольшой ошибки или оплошности, чтобы сесть надолго. Жизненные же планы Самулевича младшего не предусматривали освоение северных территорий необъятной Родины где, как известно, двенадцать месяцев зима, а остальное лето. Будучи от природы человеком наблюдательным замечал, как бы папа не хорохорился и не пыжился, постоянно терзающий душу страх перед возможным возмездием за содеянное никуда не исчезал. Высокая вероятность того, что все его дела и делишки могут всплыть и стать достоянием ОБХСС и прокуратуры, прогоняла сон и уничтожала аппетит. Нет, трястись каждый день в ожидании, что тебя сцапают нехорошие дяди и приговорят к длительному сроку лишения свободы за украденную копейку – это не его путь.

Хорошо подумав и взвесив все за и против, в качестве трамплина для стартового рывка он выбрал комсомол. Это было то, что надо. В условиях развитого социализма только компартия решала, кого из проштрафившихся граждан посадить, а кого помиловать. Своих на растерзание она отдавала крайне редко и неохотно. Здесь пахло перспективой, и довольно удобная дорога для продвижения наверх по служебной лестнице просматривалась весьма отчетливо. Комсорг группы, курса, института – этот путь он проделал за три с небольшим года и по окончании ВУЗа, в качестве приза за упорство и настойчивость в достижении цели, получил партбилет и малооплачиваемую должность инструктора горкома партии. Папа был в шоке. Менее способные, но лучше устроенные сокурсники открыто насмехались над неудачным выбором Самулевича.

Время топало по стране неуклюжими, но катастрофически разрушительными шагами, столкнув со своего пути вялотекущий социализм и похоронив всякую надежду хотя бы немного пожить в разрекламированном коммунистическом обществе. А жаль, хотелось бы понять, к чему мы так безудержно стремились семьдесят с лишним лет. Не случилось. Чисто советский подход к рыночной экономике породил такой дикий и необузданный капитализм, что весь цивилизованный западный мир отказывался его признавать как путь развития нормального человеческого общества. Это было тяжелое время для подавляющей части бывшего советского народа, но только не для Самулевича и таких дельцов как он. Пришло его время. Экономика валилась и рушилась на глазах. Предприятия меняли государственную форму собственности на частную с космической скоростью. Новыми владельцами становились те, кто ближе стоял к рычагам распределения недвижимости и других значимых активов. К рукам Федора Корнеевича прилипло по тем временам немало. Пара заводиков, магазины, рестораны, рынок, да разве перечислишь все, что входило в бизнес интересы новоявленного капиталиста. Вскоре появился и свой банк. Случались и неприятные моменты мешающие развитию бизнеса и подрывающие его устои. С появлением богатства, как грибы после дождя возникли определенные группы людей, желающих вырвать свой кусок пирога из рук вновь испеченных буржуинов. В Советском Союзе не имели понятия, что такое рэкет, поскольку у граждан, живущих в условиях развитого социализма отнимать было нечего. Многие состоятельные люди не желавшие делиться частью своих доходов с местным криминалом, вскоре находили упокоение на городском кладбище. Были в их числе и несколько удачно стартовавших сокурсников Самулевича, неосторожно выпятивших на всеобщее обозрение свои финансовые успехи. Остальные, видя такие радикальные подходы к переделу собственности, нехотя развязывали мошну, отстегивая требуемые суммы.

Не обошла чаша сия и Федора Корнеевича. На его бизнес нацелился один из самых авторитетных бандитов города по кличке Крест, присмотревший в качестве вотчины для себя рынок, входящий в бизнес – империю Федора Корнеевича. Начальник райотдела милиции, которому была подконтрольна территория рынка, был старым приятелем Самулевича еще по комсомолу. А старая дружба, как известно не ржавеет со временем. Узнав о проблемах Федора Корнеевича, он вмешался в ситуацию настолько решительно, что Крест почуял в воздухе запах тюремной камеры. Доверенное лицо начальника райотдела лично следило за тем, чтобы людей Федора Корнеевича не обижали и тот не жалел денег на оплату подобного рода услуг. Бывший шеф и наставник по горкому партии свёл будущего олигарха с капитаном Даниловым, сотрудником местного КГБ, и с этого времени всем, кто имел неосторожность интересоваться бизнесом Самулевича, в весьма доходчивой форме внушалась мысль о вреде подобного любопытства. Но мудрый Самулевич не откинул Креста на обочину дороги, по которой полноводной рекой протекали финансовые потоки. Понимая, насколько бандит и его люди могут пригодиться для поручений, вступающих в противоречие с законом, нашел ему место в своем бизнесе. И такие люди требовались Самулевичу для управления обширной империей. Крест принял предложенные условия и вопрос о том, кто в городе хозяин был решен однозначно.