Голоса ангелов

Голоса ангелов

Елена Лесник

© Елена Лесник, 2022

ISBN 978-5-0055-0721-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татьяна Денисова "Мир внутри меня"

Цензор

Настал тот важный день, но она все еще искала ответы. Каждый раз она вдыхала в себя мир лжи, пытаясь проснуться. Цензор внутри неё не смыкал глаз, постоянно разговаривая в её голове.

«Ведь любой может это сделать,» насмешливо произнес он.

«Нет,» медленно сказала она, подходя к большому окну в своей гостиной. Была поздняя ночь, и перед ней мерцал огромный город. Её окно было квадратным, с широким подоконником. Занавесок на нем не было – так лучше наблюдать за миром. Она прислонилась к холодному стеклу, и её дыхание быстро образовало туманное пятно на дождливой поверхности.

«Пойми, я не могу тебя отпустить,» серьезно сказал цензор.

«Просто попробуй,» пробормотала она в туман своего существования.

Её шаткая цензурная конструкция дрожала. В тот момент, она состояла из слишком большого количества надстроек, которые было сложно попытаться сразу осознать и потрогать. Одновременно, в ней было столько такого, что она любила всем сердцем и просто не могла отпустить.

«Почему ты все еще ждешь меня?» громко спросила она, надеясь, что её голос будет услышан снаружи. «Почему же ты все еще здесь, на моей крыше, каждую ночь?»

Никто не ответил. Жестокая тишина выдавила весь воздух из её пустой квартиры на верхнем этаже мегаполиса. Она огляделась. Её стол, её диван-кровать, её лампа, её полка – все было полезно, но обезличенно. Ничего о ней: ни коллекций монет, ни картин, ни магнитов из странных путешествий – как будто там никто не жил.

Внезапно она увидела свой собственный образ, идущий перед ней. Красивая, стройная девушка повторяла, «Я знаю тебя. Ты – это я. Мы – одно целое.»

«Кто ты? ” прошептала она.

«Я твой цензор. Я – слова твоей мамы. Я – действия твоего отца. Я – реакция толпы на твои успехи и неудачи. Я знаю, когда тебя остановить. Я нажимаю на твои кнопки», закончила девушка с гордой улыбкой ребенка.

Она чувствовала себя раздетой догола. Она больше не была хозяйкой своей вселенной, а скорее служанкой. Она была ошеломлена.

«А теперь пора с тобой покончить. Ты доставляешь мне слишком много хлопот своими бесполезными желаниями, убеждениями и чувствами. Пришло время избавиться от них, так же, как я поступала с теми вещами и людьми, которых ты любила раньше,» терпеливо сказал её двойник. «Мне будет гораздо легче управлять тобой без этого дурацкого бессмысленного желания любить!»

«Н-ет, ” беззвучно произнесла она.

«Что такое?»

«Нет,» повторила она, сжимая кулаки.

«Я знаю, знаю. Это больно. Мы сожжем эти письма, убьем пару аккаунтов в социальных сетях и отпишемся от пары плохих людей. Ты даже ничего не вспомнишь и будешь как новенькая.» Ее цензор насвистывала какую-то заезжанную мелодию, как полоумный хирург перед простой рутинной операцией.

«Нет! ” закричала она так громко, как только могла.

Усилием воли она нащупала кончиками пальцев стул, схватила его и ударила по стеклу окна, которое с грохотом разбилось, разлетевшись на миллион стеклянных осколков.

Она стояла и улыбалась, чувствуя на щеках холодный ветер и дождь. Она плакала впервые за три года. Маленькие реки её души слились в одно цунами и прорвали плотину ее цензора, оставив после себя хаос и ясность. Наконец-то она осталась одна, и ей это нравилось. В её голове не было никаких голосов – никаких барьеров. Она чувствовала только безграничную любовь, которая наполняла её сердце.

«Теперь я знаю,» прошептала она в темноту. «Ты все еще ждешь меня, потому что любишь.»

Она взяла телефон, набрала номер и замерла в ожидании, слушая равномерные гудки.

«Привет,» произнес чей-то спокойный голос.

«Послушай! Я тоже тебя люблю. Мне уже всё равно. Пожалуйста, приезжай. Просто останься. Дай мне почувствовать тебя, даже если это будет длится всего лишь одну секунду,» произнесла она на одном дыхании.

«Ты же знаешь, что я всегда здесь, на твоей крыше,» ответил радостный голос. «Я уже иду к тебе. Спасибо за окно!»

Татьяна Денисова «Отпускаю»

Ольга Софийева, художник

Дар жизни

Моя бабушка всегда была особенной. Она защищала меня от всего плохого в этом мире. Она нянчилась со мной, пока мама была на работе. У меня есть смутные воспоминания о ней, начиная с того времени, когда мне было два или три года.

Она никогда не оставляла меня одну в моей кроватке. Она позволяла мне бродить по нашей однокомнатной квартире. Она часто мыла полы. Она была очень энергичной – как я сейчас, наверное. Она говорила вещи, которые звучали как тайные знания, глядя мне прямо в глаза. Помню она говорила: «Учись, пока я жива.»

Раньше я была безответственной и не особо её слушала. Я только припоминаю, как слышала звук её слов, часто просто смотря в окно. Видимо так её слова сoединились в моей голове с образами природы, неба и солнца.

Эти советы становились частью меня так естественно все эти годы, что я даже не помню, когда начала незаметно для себя делать то, о чем она всегда меня просила: убирать вещи, аккуратно раскладывать подушки на диване после того, как встаю, вешать одежду на стул по возвращении из школы, чтобы она «проветрилась». Последняя привычка все ещё со мной по сей день. Именно поэтому я оставляю груды одежды на своем стуле. Я не против.

Еще одна нелепая привычка – выворачивать всю одежду наизнанку перед стиркой или сушкой, «чтобы цвета тканей не выцветали на солнце». Я понимаю: моя бабушка прошла через войну. Когда ей было около 10 лет, каждое утро ей приходилось идти пешком два километра из своей деревни в большой город, чтобы продавать молоко, а потом к полудню возвращаться обратно пешком в свою деревню. Когда она родилась, священник перепутал дату её рождения (палочку не доставил). Поэтому она говорила, что у неё их два: один в феврале и один в марте. Я до сих пор праздную оба. Я часто удивляюсь, как она могла быть такой свободной и жизнерадостной, пережив голод, а также тяготы войны и послевоенного мира.

Я единственный ребенок в семье и все еще пытаюсь понять, каково это – иметь братьев и сестер. У моей бабушки их было трое. Сначала их лишили всего имущества большевики, а потом началась Вторая мировая война. Ее отец – мой прадед – ушел на войну. Вскоре за ним последовал её брат, Александр. Моя бабушка каждый день работала на заводе, производившем инструменты для танков и других боевых машин. Это была непомерно тяжелая работа, не подходящая для молодой женщины.

Вот почему я всегда доедаю свою еду и никогда не выбрасываю хлеб. Если приходится это делать, то чувствую себя плохо. Я до сих пор помню её рассказ о том, как однажды в детстве она проголодалась и стала искать кусок хлеба по всему их бревенчатому дому. Она заглянула везде – по углам, на полки, под столы, в печку. Ничего. Затем она откопала кусок старой хлебной корочки из дальнего угла пыльной угловой полки – там, где стояли иконы.

Она жадно сунула его в рот и почувствовала кислый привкус крошек и плесени. Она любила говорить, что это был лучший вкус в её жизни.

В нашем доме все шло в дело. Когда я была маленькой, я научилась накапливать и сберегать. Я помню, как сидела рядом с мамой и бабушкой на кухне (они готовили пельмени) и смотрела, как они тщательно собирают ножами маленькие кучки муки на деревянной столешнице, чтобы использовать их для следующей партии. Такие вещи врезаются в память и остаются с тобой на всю жизнь. Я и сейчас так делаю.

Иногда мне кажется, что я даже не знаю, что она любила. Я знаю, что она могла часами слушать радио. Мне это тоже нравится. Она обычно включала радио около полудня, когда я возвращалась из школы. Каждый раз, там шла программа «Театр у микрофона». Я сидела неподвижно, слушая эти старомодные аудиокниги. Думаю, если она была бы сейчас жива, то полюбила бы Audible. В молодости ей нравилось читать. Но она начинала ворчать, если я читала в постели. Она часто говорила, что именно так потеряла своё зрение. Я слышала это так много раз, что в один прекрасный день в возрасте шести лет моё зрение испортилось само собой. Откуда я это знаю? Я вообще не была читательницей. Просто, полагаю, её намерение создало новую реальность.

Я помню дом, в котором она жила, и её квартиру на первом этаже со старым туалетом и скрипучими темно-коричневыми полами. Я навсегда запомню повторяющийся узор из бордовых королевских лилий на обоях. Это напоминает мне о том времени, когда мир был большим и волшебным. Впоследствии, мы таскали за собой ее старый диван с квартиры на квартиру.

Из этого многообразия я больше всего любила двор. Там я встретила свою первую лучшую подругу. Сейчас я не помню её имени, но помню это чувство, очень глубокое и искреннее. Мы были так свободны, бегая по улицам через кусты и сумасшедшие строительные площадки! Эти воспоминания теплом отзываются в моем сердце. Я сохраню эти чувства навсегда.

Потом мы переехали, а старую квартиру продали. Я скучала. Я возвращалась к дому, чтобы подышать его воздухом, посидеть и поразмышлять.

Но я должна была быть сильной – как все женщины в нашей семье. Я должна была быть стойкой, чтобы выжить, потому что мои предки были такими. Моя бабушка гордилась своим наследием. Она была храброй. Она любила рисковать. Она родила мою маму в возрасте 33 лет. Сейчас это может показаться нормальным, но в то время это было возмутительно: родить в 33 года! Я до сих пор удивляюсь, как она находила в себе силы бороться за нормальную жизнь. После войны трудно было найти мужчину, за которого можно было бы выйти замуж. Поэтому, когда она встретила достаточно подходящего и одинокого, то вышла за него без колебаний. Потом она решилась завести ребенка. Вот почему моя мама – единственный ребенок в семье. Моя бабушка очень любила её и хотела, чтобы она стала самой лучшей. Она была строга к моей маме, и редко ей довольна. Она всегда хотела для неё большего. Мне иногда кажется, что это воздвигло стену непонимания между ними. Я никогда не чувствовала искренней взаимной любви. Иногда, когда мама расстраивалась, моя всегда строгая бабушка вдруг становилась мягкой и любящей.

По-видимому, я получила большую часть любви бабушки.

Когда я была маленькая, произошел забавный случай. Была зима, и я сидела в санках, вся закутанная. Бабушка тянула их за своей спиной, когда на меня упал проходивший мимо пьяный мужчина. Одна маленькая деталь: накануне я бежала и ударилась лбом об угол огромного деревянного сундука. У меня был внушительный синяк на переносице, который потом расцвел и под глазами. Так что по сути мужчина упал на ребенка с огромным синяком. Когда моя бабушка увидела его, она накинулась на мужчину с кулаками и оттолкнула его. Кажется, она даже нецензурно выругалась. Я помню, что мужчина был очень бледен. Я могу только представить, что он почувствовал. В тот момент ему казалось, что он упал на ребенка и оставил на нем синяк в пол-лица.

Я всегда вспоминаю об этом с улыбкой. Тот день показал мне, что моя бабушка защитит меня от кого угодно. Она до сих пор это делает.

Так выражалась её суровая любовь. Она была очень тактильной. Иногда мне кажется, что у меня её руки и её способ любить.

Однажды утром я пробралась к ней в постель. Желтые занавески были задернуты, но солнечный свет пробивался сквозь щели и создавал приятный, обволакивающий свет. Я лежала, глядя в потолок. Потом бабушка проснулась и повернулась ко мне. Кажется, мне было около семи лет… Она подняла свою руку (как часто это делала) и игриво уронила её на меня. Это было весело. Она сказала: «Посмотри на эти руки. Они всегда были грубыми, как у мужика, из-за работы. Сейчас мои ладони тоже огрубели, и мои руки – кости и кожа, но они все ещё очень сильные. Они никогда не были красивыми.»

И мы так играли. Её рука в солнечном свете казалась огромным столетним деревом. Это было прекрасно. Но я никогда не говорила ей об этом. Сегодня мои ладони и кисти выглядят именно так. Я играю в эту игру со своими детьми. Мне все ещё больно.

Она научила меня стольким вещам, и только сейчас я начинаю полностью осознавать её мудрость. Я благодарна, что слушала. Я благодарна себе, что запоминала. Она всегда хотела, чтобы мы с мамой были умными. Окончив лишь три начальных класса школы, она делала всё в её силах, чтобы дать нам самое лучшее в жизни.

Она работала швеёй. Помню, мама говорила, что она всегда была самой нарядной девочкой во всей школе, потому что бабушка шила ей платья и юбки. У нее был настоящий талант. Люди приезжали к ней со всего города. Она умела шить пальто, нижнее белье, верх и низ как для мужчин, так и для женщин, начиная с лекал. Иногда она показывала мне свои дизайны. Она была звездой до того, как появилась индустрия моды. Она помогала мне с уроками труда в школе. Я была лучшей, хотя у меня не было к этому никакого таланта.

Интересно, кем бы она стала, если бы не война? Она была очень высокой, и дети постоянно смеялись над ней из-за этого. Но когда я смотрю на фотографии, я всегда поражаюсь, насколько она была красива. Как принцесса.

Она всегда была позитивной, хотя её муж много пил и кричал по ночам. Из-за этого моей маме до сих пор снятся кошмары. Это была тяжелая жизнь, и я не могу себе представить, как она с этим справлялась.

Позже моя бабушка жила с нами, помогала по дому и нянчилась со мной, пока родители были на работе. Она всегда что-нибудь пекла. Она была хозяйкой дома. Никто не мог ничего сказать против неё, даже мой отец. Каждый вечер за обеденным столом мы все сидели и ждали, пока она подаст еду. Ложки она раздавала последними, когда садилась сама. К моему удивлению, я тоже это делаю. Это просто кажется правильным.

Она всегда была со мной. Она всегда была рядом, пока не ушла за день до моего 25-летия в возрасте 82 лет. Это было как гром среди ясного неба.

За неделю до этого у меня с ней состоялся трогательный разговор. Я показала ей фотографии своего парня (теперь моего мужа) и рассказала о своих чувствах и страхах. Я сказал ей, как люблю её и прочитала ей пару своих рассказов. Она была очень счастлива. А потом мы с мамой отправились в однодневную поездку.

Когда мы вернулись, её уже не было. Все, что я помню – это её руки с темными линиями. Ее сердце устало биться. Она была свободна, а мне было больно… Я винила себя за то, что оставила её одну, хотя знала, что это ничего бы не изменило. Думаю, моя мама тоже. Мы обе виним себя.

По сей день, я счастлива, что мы тогда поговорили. Как хорошо, что я успела это сделать! Знаю, что она ушла, радуясь за меня, и осознавая, что со мной все будет хорошо.

Иногда я смотрю на своих детей и вспоминаю, как бабушка говорила, что хотела бы увидеть своих правнуков. А потом она умолкала и с грустью добавляла, что будет слишком стара, чтобы помочь, и потому будет бесполезна. Для неё любовь заключалась в «делании». Но я любила её просто за то, что она была…

Я родила первого ребенка в 31 год, второго – в 33. Мой маленький сын унаследовал черты моей бабушки. Иногда это так чудесно наблюдать! Если я спрашиваю его: «Ты наша Баба Дуся?», он всегда улыбается и говорит: «Да.» Это согревает моё сердце.

Любовь между внуками и бабушками особенно глубока и священна – как моя с моей бабушкой. Это помогает мне идти вперед без страха, зная, что она все ещё прикрывает мою спину, несмотря ни на что.

Частичка её жива и будет жить в будущем, зажигая новые огни. Каждый день я смотрю на «эти руки» и беспредельно люблю каждую их клеточку.

Ничто не бывает напрасным. Никто не потерян. Мы все любимы и ценны. Благодарю тебя, бабушка, за этот дар!

Анастасия Питанова «Капучино»

Капучино

«Капучино?»«Да.»«С корицей?»«Да.»«C сахаром?»«Да.»

«… И немного любви, пожалуйста, с собой», – улыбнулась она.

Он был художником. Он умел делать отличные капучино и рисовать на них замысловатые изображения. На этот раз это было сердце. Некоторое время оно оставалось на поверхности, и она смотрела на него не двигаясь. Она закрыла глаза, вдыхая сладко-горьковатый запах кофе.

Кофе, кофе…

Да, она слишком хорошо помнила его – запах похоти и страсти, бессонных ночей и нежности. Она обхватила руками голову, потом открыла глаза и огляделась.

Люди, все эти люди, везде… Где он?!

«Вы желаете что-нибудь еще?» Голос разбудил ее от мечтаний.

«Нет», – в отчаянии сказала она, оглядывая стены помещения. Нет, нет… если только…

Она резко встала, взяла свои вещи и начала медленно шагать. Один – два – три – четыре – д в ер ь…

На улице было ветрено. Ей всем нутром захотелось прогуляться. Она хотела просто заблудиться. Шаг – за – шагом – один – два – три… Машины проносились мимо, и улицы были серыми. Жизнь продолжалась без неё.

Я недвижима… и Я все еще здесь. Я все еще дышу. Мир вокруг меня все ещё существует.

Она с особой силой сжала чашку, развернулась и побежала обратно к мотелю через дорогу, как будто от этого зависела её жизнь.

Через десять минут женщина вошла в едва освещенную комнату и коснулась его плеч.

«Ты можешь дать мне больше… любви?» – она спросила его, тяжело дыша.

«Я отдал тебе всю свою любовь. Больше ничего не осталось. Ты выпила ее всю до дна и забыла об этом. Ты забыла как это быть самой собой», – не поворачиваясь, сказал он тихо и твердо.

Он был неподвижен и красив как гора. Ей нравилось смотреть на его потрясающий силуэт на фоне тускнеющего неба.

«Возьми все обратно! Мне это больше не нужно. Дай мне вдыхать твой воздух. Позволь мне увидеть твои сны. Разреши мне почувствовать твою любовь. Позволь мне насладиться запахом твоего утра с …капучино и туманом…» Она опустилась на пол, опустошенная.

Вдруг он повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Медленно ползли минуты, и с ними тихие фразы и предложения текли как реки из одного сердца в другое и обратно будто в сообщающихся сосудах. Воздух ощущался твердым и липким. Ее сердце до краев наполнилось любовью. Мир остановился в безмолвии.

Он схватил ее своими сильными руками и поцеловал. Она знала, что это был последний раз. Он знал, что это навсегда.

Он сделал ей еще один кофе, и она ушла, как обычно. Мир продолжал двигаться, но в тот день ее капучино был исключительно горьким.

Она сделала глоток и улыбнулась. «Я настоящая. Я здесь. Я жива. До свидания», – написала она на салфетке и толкнула ее под дверь мотеля, прежде чем уйти.

Иллюстрация: Юрий Воробьев

Лифт

Сухой осенний лист летел через оживленную улицу. Он огибал газетные киоски, пожарные гидранты и людей, идущих своей дорогой. Он скользил, ловя каждый порыв ветра, пока не влетел прямо в грудь молодой женщины.

Что это? подумала она, поднимая лист и входя в высотное здание.

«Здравствуйте, меня зовут… У меня есть опыт в…» повторяла она, направляясь к лифту. Ее указательный палец коснулся крошечной гладкой кнопки, и она остановилась.

«Ладно. Я просто должна успокоиться,» пробормотала она. «Мне нужно сосредоточиться.»

Двери открылись, и она вошла в маленькую кабину лифта. Она стояла там, пока двери не закрылись, оставив позади тишину.

Хорошо. Пятый этаж. Она нажала еще одну кнопку.

Вдруг двери снова распахнулись, и в лифт хлынул поток веселых людей. Её затолкали в дальний угол маленького квадратного помещения.

«Ты же знаешь, он такой тупой!» сказала девушка.

«Да уж. Интересно, он хоть что-нибудь знает о нас?!» сказал парень, улыбаясь. Все рассмеялись.

«Выходим, выходим, выходим,» сказали остальные члены этой компании, когда лифт остановился на их этаже, и все они вышли, как вода, быстро сливающаяся в ванне.

А она стояла в лифте неподвижно, будто пропитавшись их энергией и одновременно утонув в ней. На глаза её навернулись слезы.

«Нет, нет, нет. Это просто люди. Ладно, поехали!» Она раздраженно снова нажала на кнопку.

Но лифт остановился на следующем этаже, и вошла дама с маленьким ребенком. Она была занята тем, что что-то печатала на своем телефоне, в то время как ребенок с любопытством смотрел по сторонам.

Глаза девушки встретились с глазами ребенка. Она потерялась в этих невинных озерах счастья. Она не могла остановиться и всё смотрелась в них. Ребенок улыбнулся, и её внутренний ребенок улыбнулся в ответ. Она утонула в образах травы, солнца, птиц и деревьев. Вдруг всё прекратилось.

Она очнулась от крика матери малыша, которая что-то пыталась ей донести. Она моргнула. Женщина говорила что-то вроде: «Вы не имеете права так смотреть на моего ребенка. Что вам от нас надо?».

В-общем, женщина вышла на следующем этаже. Она казалась очень расстроенной.

«Что со всеми не так?» подумала девушка, все еще пытаясь нажать на свою кнопку.

Двери, наконец, начали закрываться, когда она услышала, как кто-то сказал «пожалуйста, подождите» и потянулся, чтобы не дать дверям закрыться.

На этот раз это был молодой человек. Он был высоким, симпатичным и стройным. Он выглядел скучающим.

«Хорошо, что ты успел,» вдруг сказала она, улыбаясь.

«Пока не уверен,» ответил он.

Его тон был удивительно пуст, как тупой нож, разрезающий тишину лифта.

Она сделала глубокий вдох. «На какой тебе этаж?»

«Верхний,» отрезал он.

«Понятно,» сказала она, взволнованная тем, что сегодня у нее будет хоть один нормальный разговор.

«Что там?» Она чувствовала, что у её истеричная натура начинает выходить и накрывать этого незнакомца волной негодования.

Он уставился на неё. Они смотрели друг другу в глаза почти вечность, а затем он медленно сказал: «Я – пока – не – знаю.»

Она забыла, зачем вошла в это здание, зачем нажимала на эту кнопку и почему вообще начала этот разговор. Его глаза были полны чудес. Чем дольше она смотрела, тем больше она тонула в них.

«Там ничего нет,» аккуратно сказала она и попятилась из лифта, когда двери наконец открылись на пятом этаже. Она хотела остаться в том моменте навсегда. Она так боялась, что просто не могла.

Они стояли так еще несколько секунд, пока двери не закрылись, и она наблюдала как огонек лифта поднялся по шкале и останавился на верхнем этаже.

«Что я делаю? Я должна получить эту работу,» она почти приказала себе тутже забыть обо всем произошедшем.

Час спустя она сидела на собеседовании, и пожилая дама задавала ей стандартные вопросы.

«Какое у вас образование?»

«Я закончила… подождите. Я дам вам свое резюме.» Она наклонилась, чтобы взять свои бумаги, и увидела лист дерева, который подняла с земли тем утром. Улыбка осветила её лицо.

«Почему вы улыбаетесь?» удивленно спросила дама.

«Есть вещи, которые нельзя измерить уровнем образования,» сказала она, почти напевая слова, держа листок в руках. «Я совершаю ошибку. Я должна идти.»

Она схватила свои вещи и выбежала из кабинета. «Детские глаза, детские глаза,» пробормотала она.

Двери лифта уже закрывались, когда она потянулась к ним. «Пожалуйста, подождите,» прокричала она.

И вот она стояла там, широко улыбаясь, с сумкой, пальто, листком и телефоном в руках.

«Хорошо, что ты успела,» сказал пожилой голос.

«Пока не уверена,» эхом отозвался её голос и она остановилась в шоке, пораженная дежавю.

Пожилая дама вдруг спросила: «Вам на какой этаж?»

«Самый верхний,» радостно ответила она.

«Что…» удивленно начала дама.

«…там? Я – пока – не – знаю. Хотите посмотреть?» она искрилась от смеха.