Долгая беседа подходит к концу, или Новая Шахерезада

– Вы открыли мне свою душу стихами, и уже для меня Вы не просто великая поэтесса, – но близкий, родной человек. Потрясающие вещи творит искусство! Я самый счастливый человек на свете. Обладать таким сокровищем, многого стоит!

– Мой друг, Вы преувеличиваете, но из Ваших уст лесть кажется правдой. И Вы так мило преподносите желаемое, превращая его в действительное, что я сдаюсь на милость победителя. Объясните мне кое-что. Я нахожусь под впечатлением, но разгадывать что-либо без Вас не желаю. Во сне мне привиделось нечто чудесное, рождённое из улыбок, радости, счастья. Казалось, сама красота шептала мне:

– Я – вдохновение, надежда, нежность! Меня не удержат простые руки! Ха-ха, – звенело тихим колокольчиком, – я прихожу в объятия к нежно любящему и любимому мной… Но и сразу ухожу в случае его гордыни… Ха-ха, – таял звук, исчезая. Мой милый, что же это было?

– Что было? Ваша счастливая звезда, стимул творчества, любимая Вами, и любящая Вас, муза!

– Ха-ха, – до сих пор слышу я этот смех… О, если муза поцелует кого-то в сердце, человек будет стремиться к ней всю жизнь!… Но, что удивительно, при её посещении я раздваиваюсь. Становлюсь и ветреной девчонкой, и умудрённым философом, в одном и том же лице! И тогда мы вместе пишем. А потом, берёмся с ней за руки, и улетаем далеко, в беспредельность! Я становлюсь птицей, и наслаждаюсь полётом, свободой, безграничностью! Нежностью обнимаю всю землю, желая быть лучше, чище. С высоты полёта вижу несчастья других и плачу… Но я не забываю и о Вас!

– Ах, Вы, моя мечтательница! Думаю, здесь сыграло роль Ваше увлечение древнекитайской литературой. Но не только. У Вас возвышенная душа. Женщина, как и мужчина, должна быть человеком, не куклой, не пустышкой. А Вы опередили многих. Как бы я хотел дорасти до Вас! Встать рядом… Не плестись в хвосте. Ради Вас, я готов писать стихи, отрываться от земли и улетать к звёздам. О, какое счастье, что судьба преподнесла нам встречу друг с другом!

– Зачем Вы принижаете себя? Ведь мы давно уже вместе летаем… Мне не хотелось об этом говорить, Вы же из скромности будете всё отрицать. Ах, всё-таки Вы выпросили у меня этот комплимент! Как хотелось бы мне, дорогой, уснуть в один день и час вместе с Вами, и чтоб никто, никогда не разлучал нас…

О, они любили, понимая друг друга. Ничто не предвещало беды. Но она постучалась. Бесценный супруг её погиб в борьбе за власть и влияние в стране между двумя знатными родами: Фудзивара и Минамото. Когда Оно но Комати передали его окровавленный меч, шлем, и разорванную одежду, она упала в обморок, долго не приходя в себя. Нет больше её дорогого, бесценного друга! И вновь она одна…

Подожди, о кукушка,

Летунья в сумрак заочный,

Передашь известье:

Что я в этом дольнем мире

Жить отчаялась доле.

Она долго болела, не смиряясь с действительностью. Выздоровев, закрылась в своем замке, живя в уединении, никуда не выезжая, ни с кем не общаясь. Ей не хотелось никого видеть. Эта новая боль окончательно переродила её. Она поняла, что жила, как себялюбица, ничего не отдавая людям. Стихи? Да, они были, одушевляли других, но этого мало. Она уже по-настоящему чувствовала боль несчастных, и начала понемногу помогать им. То пожалеет голодных, больных ребятишек у одинокой вдовы и поддержит материально. То поможет нищему встать на ноги. Так истаяло всё её состояние. Помощь ею оказывалась втайне, никто не понимал, почему она беднела. А вскоре она совсем исчезла с людских глаз. Нищая, больная, страждущая, она уже была не нужна богатым «друзьям». Один бездельник, прослышав, что поэтесса благотворит бедным, подумал – она сказочно богата. Он решил сам проверить, чем она обладает, и обобрать её до нитки. Но просто забраться к ней и обворовать – мало. Надо знать, куда она прячет все деньги. Он пробрался к ней без помех, слуг уже не было. Платить им было нечем. Они разбежались. Он не знал об этом, обошёл замок, убедился, – никого. Стояла ночь, поэтесса спала. Он связал ей руки-ноги, заткнул рот кляпом, приковал к стене, а сам улёгся на её циновке спать. Освоившись, стал мучить хозяйку, требовать денег. Он не верил, что у неё уже ничего нет (она даже жила в маленьком уголочке, не имея возможности обслуживать всё жилище). Вор каждый день обходил замок, рыскал по углам и потаённым местам, всё искал сокровище. Открывал и ломал, выбрасывая вон, все старинные резные лаковые шкатулки, ларцы, рвал редкие рукописи и сжигал их, чтобы успокоиться, крушил всё, что попадалось под руки, даже редкие китайские фарфоровые вазы. Не понимая, что это и есть бесценные сокровища. В ту пору воры не были образованы, как сейчас, ему необходимы были только деньги, золото. А поэтесса эти повседневные вещи тоже не считала дорогими, они ей потребны были для работы и только! После ежедневных неудачных поисков, он бил несчастную женщину. Наконец, её бедные друзья поняли, что с ней произошла беда. Они знали, что бедняжка одна, за ней некому ухаживать и помочь в случае необходимости. Собралось несколько семей, коим она ранее помогала, вошли в её замок и увидели всё своими глазами. Мошенника в это время не было, он ушёл в поисках провизии. Они развязали поэтессу, спрятались. Когда злодей вернулся, мужчины накинулись на него, связали, избили, и выбросили на свалку. Так, благодарные люди, спасли её от погибели. Она с радостью покинула уже ненужный замок.

Бедные люди поддерживали её: пускали на ночлег, кормили, спасая от голода и холода. Ей пришлось биться в страшных тисках нищеты и скитаться по белому свету:

Оборваны корни

Плавучей, плакучей травы

Так и я бесприютна!

С лёгкой душой поплыву по теченью,

Лишь только услышу: плыви!

Она жила, не жалуясь на судьбу. Один богатый вельможа, некогда любивший её, прослышав о её несчастьях, решил её разыскать и помочь. Когда же нашёл, то не узнал. Не было гордой красавицы. Перед ним была другая женщина, худая, бедно одетая, но поражавшая духовностью и благородством.

Распустился впустую

Минул вишнёвый цвет, —

О, век мой недолгий!

Век не смежая, гляжу

Взглядом, долгим, как дождь.

Придя в себя от изумления и желая протянуть ей руку помощи, он стал просить её перейти к нему в замок, воспитывать его детей. Она же решила, что это похоже на насмешку. Её, старую, больную, несчастную, приглашают во дворец стать воспитательницей. Жизнь её уже должна протекать не в замках, а в хижинах, дабы никого не пугать, не смущать. Да и как она бросит своих бедных друзей, детей коих учит грамоте. Им она нужнее. И, поблагодарив его, она отказалась, ссылаясь на то, что многое подзабыла за прошедшие годы, наставница из неё некудышняя. И это было правдой.

Когда вельможа покинул её, бедная семья пригласила её к себе погостить. Собрались знакомые, устроили застолье. В конце обеда она читала свои стихи, а те сидели с мокрыми от слёз глазами и вновь повторяли её чудесные «танка»:

Печальна жизнь. Удел печальный дан

Нам, смертным всем. Иной не знаем доли.

И что останется?

Лишь голубой туман,

Что от огня над пеплом встанет в поле.

Но долго в этом доме она не задержалась, не желая быть кому-либо в тягость. И уставшие от трудных дорог ноги, уводили её всё дальше, в неизвестность. Она ни о чём не жалела. Поэтесса любила всех, и все любили её. И поэтому народная память сохранила её имя в веках, восхищаясь её проникновенными стихами, красотой и добросердечием. С середины девятого века вплоть по двадцать первый её стихи в форме «танка» дошли до читателя. И как ранее, так и ныне, ими восхищаются люди, понимающие и любящие настоящую поэзию!

Татьяна вновь прервала рассказ, взволнованно спросив у своего собеседника:

– Вам понравилось моё повествование? Вы не устали?

– Очень понравилось. Но хотелось бы продолжить беседу.

– Я согласна, на следующий вечер, хорошо? Мы припозднились сегодня.

Положив трубку, писательница задумалась. Когда-то она тоже была молодой, красивой утончённой мечтательницей. Иногда она чувствовала в себе идеальную даму, будто женщины всего мира передали ей некую тайну и обаятельную женственность. То она ощущала себя древнегреческой гетерой, то дочерью знатного римского сенатора, то древне японской поэтессой. Эти фантазии наполняли её новым содержанием, превращая в другую, обожаемую всеми, счастливую женщину. Вот она выходит в сад из своего палаццо и ждёт любимого под нежные звуки лютни. Он задерживается и она, переполненная ласковыми звуками вселенной, тихо поёт задушевную песню.

Ну а сейчас, – её реальная жизнь. Училась она в школе, в десятом классе, и конфликтовала с учителем. Поэтому ей пришлось перейти в другую, незнакомую школу. Ей было шестнадцать. Короткая стрижка, яркая, неординарная внешность привлекли внимание мальчишек нового класса. Ей тоже понравился один из них – Геннадий Сидоров. Ах, если б знать тогда, что это навсегда! Он покритиковал её за внешний вид в классной стенгазете и этим привлёк внимание. Она влюбилась, а он не догадывался. Как-то им повезло – убирали вместе класс. Радости не было предела, но после поссорились из-за пустяка, дулись друг на друга, не разговаривали. Ей, бедняжке, было очень тяжело. Она не находила себе места от желания увидеть его, объясниться. Ночью, когда призывно светила тоскливая жёлтая луна, а улицы пугали неприглядной жутью, Татьяна одевалась, спешила из дома. Бежала вперёд, наугад, по вдохновению, считая, сердце само приведёт к его дому. И она всё ему расскажет, как ищет, хочет излить душу, любит до боли, до невыплаканных слёз. Но она не ведала, где он живёт, и возвращалась домой растерянная, сникшая. Много времени спустя она узнала, – он тоже любил её. Но судьба не соединила их. Он стал художником. Возможно, поэтому она увлеклась искусством – живописью, скульптурой, музыкой. Позже – поэзией в форме «танка»:

Звезда, та,

Что нас в юности

Соединить хотела,

Ещё сверкает

Предо мною…

*****

Морщинки

Хотел он нарисовать,

А помнил меня

Девчонкой.

Он сейчас не рисует меня.

*****

Сколько лет,

Сколько зим

Я не вижу тебя.

Почему ж по ночам

Я всё плачу навзрыд?

*****

В веках через пространства

Миров

Я буду звать.

Исходя тоскою,

Тебя искать!

*****

Поразила мечта

Своей явью.

Показалась

И скрылась вдали.

И оставила душу нараспашку.

И так же, как поэтесса Оно но Комати, Татьяна полюбила чтение и самоусовершенствование. Через боль и утраты, тоже пришла к осознанию вечной истины: нельзя жить только для себя. Душа, ум и сердце превращались в сплав любви и нежности. Она стала писать книги и дарить их другим – в детдома, больницы, монастыри. Всё светлое, что находилось в её книгах, рождало у читателей ответное чувство. Она, бессребреница, знала – поэты всегда питаются с руки Божьей. Надеялась на Господа, старалась не отчаиваться, доверяясь Ему. От грустных раздумий отвлёк звонок:

– Добрый вечер, Татьяна. Вы догадываетесь? Жду продолжения вчерашнего рассказа, – услышала она знакомый голос.

– Хорошо, я согласна, продолжаю:

Жил некогда в древней Японии чиновник, служивший при дворе императора. Был он образованным, тонким, впечатлительным, сочинял красивые стихи. И полюбил жрицу храма. Такие девушки, как весталки в древней Греции и Риме, должны были оставаться девственницами, участвовать в ритуальных церемониях храма, в котором служили. Но эта дева искусилась, ответила взаимностью на воздыхания влюблённого. Молодые люди тайно поженились, нарушив священные обеты. Но всё тайное становится явным. Об их супружестве донесли императору. Он разгневался, сослал чиновника в дальнюю глухую провинцию, а жрицу сделали рабыней храма. Её труд стал использоваться на изнурительно тяжёлых работах. Она пребывала почти в нечеловеческих условиях. Японцы умеют любить и ненавидеть от всего сердца! И что Вы думаете, супруг забыл свою тайную возлюбленную? Не забыл и не разочаровался в своей доле. Он благодарил судьбу за любовь, ниспосланную ему, и помнил о любимой постоянно. Дева же, надрываясь, почти теряя силы от трудной работы, каждую минуту думала о нём. Они наладили тайную переписку. Нашлись надёжные люди, что помогали влюбленным. Они понимали насколько сильно чувство супругов, и как безжалостна судьба по отношению к ним. История сохранила для потомков его послания к ней в стихах:

Пусть жалок раб в селении глухом,

Далёком от тебя, как своды неба эти,

Но ели женщина небес

Грустит о нём,

То это значит стоит жить на свете!

Получая такие весточки от своего милого, рабыня храма окрылялась, жизнь уже не казалась тяжёлой, ведь её хранила любовь. Бывали случаи, перехватывали их переписку, и её сильно наказывали. Она терпела, закусив губы или улыбаясь, словно зря перед собою лицо далёкого возлюбленного. Ни одной слезинки не скатывалось из-за опущенных длинных ресниц, ни стона, ни крика. Её били не только за записки от любимого, но за каждый промах, неправильное движение, недовольный взгляд. Хотели заставить её валяться в пыли у ног жестоких мучителей, чтоб, как червь, ползая по земле, вымаливала прощение и целовала их ноги. Но она думала только о нём и, ни на что другое не реагировала. Это невероятно злило мучителей, подвязало их истязать её всё сильней, изощрённей. Однажды рабыню привязали к колонне в подвале храма и избивали плётками с железными наконечниками за то, что отказалась заниматься проституцией. В экзекуции принимали участие самые сильные мужчины, она терпела. Из спины ручьями бежала кровь, облезла кожа, а она не сдавалась. После, отвязав, её бросили на каменный пол и хотели насиловать. Но она кусалась, царапалась, выла так, что сбежались посторонние люди и потребовали оставить несчастную в покое. Она не покончила с собой, чтоб прекратить эти мучения. Она помнила его стихи, нежный взгляд, пожатье тёплых рук и надеялась с ним когда-нибудь встретиться. Это давало надежду, мучители отступали. Я даже написала по этому поводу танку:

От всех

Падений,

Ситуаций

Хранит меня

Любовь твоя…

Поняв, что она устоит, пока будет знать о верности и любви к ней супруга, пытались скомпрометировать его любыми способами. Подсылали молодых полуобнаженных гейш, которые бессовестно льнули к нему, желая совратить, но он тоже давал суровый отпор всем натискам врагов и думал только о своей ненаглядной, выгоняя наглых посетительниц. Их жизнь продолжалась, и не утратила смысл только благодаря стойкости, верности, любви и надежде. Что им страдания, ему – тоска, слёзы по супруге, а ей – чёрная изнурительная работа, побои? Когда она любила и была любимой навечно, навсегда!

– Спасибо, Татьяна, за восхитительную историю. Я тоже вспомнил свою бывшую супругу. Хоть и расстались мы с ней пятнадцать лет назад, но я до сих пор её люблю. Да, жизни у всех складываются по-разному. Когда-то она была удивительно красива, похожа на актрису Фатееву, а теперь кожа и кости, смотреть не на что. Страшна, как первородный грех. Что делает жизнь с человеком!? Ну да всё б ничего, тревожит просьбами молиться о её втором супруге. Он сотворит что-то непутёвое, а я – молись.

– Вы плачете?

– Да нет, просто вспомнил прошлое, грустно стало. Простите, Татьяна, мне завтра рано вставать. Спокойной ночи.

Писательница положила телефонную трубку, задумалась. Жизнь у неё тоже была непростой. Сколько пришлось пережить! Первого мужа, старше её на семнадцать лет, она не любила. Почти ежедневные ссоры, его унижения, измены. Жизнь становилась невыносимой.

– Психопаточка, опять орёшь?

– Старичок, надоела твоя жадность, копейки, что несёшь в наш дом. Помогаешь дочери, помимо элементов, матери, племяннице. Всем, кроме твоей второй семьи, а ведь у нас общий ребёнок и скоро будет второй. Но что он видит, рваную одежду, плохую еду? Разве так можно жить? Всё рыщешь по городу в поисках дешёвой гнили. Мне рубля в руки не даёшь, боишься, что-то зажулю?

– Получай! – удар по виску над горящей газовой горелкой. Еле успела вовремя закрыть руками лицо, чтоб не опалило. А маленький ребёнок надрывался в крике. Иногда он сквернословил, и тогда Татьяна увещевала:

– Ты – главный инженер, забудешься и на подчинённых начнёшь кричать, прекращай!

Наверное, судьбу эту она взяла по наследству от своей матери Антонины. Та в молодости была необыкновенно хороша. В школе, в десятом классе, её полюбил красивый мальчик и она его. Но по происхождению они были не равны. Антонина – из бедной, простой рабочей семьи, жившей в подвале. А Георгий из обеспеченной дворянской семьи, имевший свой дом. Он похищал, потихоньку от своей матери, семейные украшения и дарил ей. Однажды продал гитару, она захотела пирожных, и накупил их ей на все деньги, штук пятьдесят.

После окончания школы Антонина поехала поступать в московский ВУЗ, он провожал её, да и уехал вместе с ней. Там похолодало и они, раздетые, бегали в туалеты греться. И оба вместе вернулись. Они стали близки. Но его матушка вынесла свой приговор:

– Сын польской дворянки и дочь простого сапожника? Никогда! – Она даже решила уехать вместе с сыном подальше от соблазнительницы Антонины. Заставила Георгия поступать в лётное училище, чтоб шёл после его окончания на вторую мировую войну, лишь бы забыл её. Но он не забыл. И когда узнал – Антонина вышла замуж за другого мужчину, а он был на тот момент в небе, на учебе, то упал с самолётом на землю. Покалечился, но это спасло его от призыва в армию и на войну.

Только спустя двадцать три года Татьяна узнала о том, кто её родной отец. Отчим умер, и Георгий приехал к ним в гости, всё рассказав ей. Она кинулась ему на шею с плачем, вопрошая:

– Зачем ты оставил меня с ними? Я очень страдала! Знал бы ты, как отчим мучил меня!

У Георгия жизнь сложилась трагически. Женился на девушке блокаднице-Ленинградке, а она после родов сошла с ума и почти не покидала психбольницу. Антонина тоже не была счастлива. Супруг, маленький, страшненький, ревновал и изменял. Может, из-за не сложившейся жизни она стала жестокий по отношению к старшей дочери – Татьяне?

Да, видимо, писательница повторила судьбу своей матери. Но и у неё была одна отдушина. Устав от сложных отношений с супругом, поехала к матери на юг, и случайно встретилась с ним – Геннадием. Счастью не было предела. Они уезжали к морю, ловили рыбу, загорали. Одни, далеко от дома, в палатке, костёр, тишина, безбрежность. Ей хотелось летать. Она всегда любила ночь. Ловила её шорохи, выпивала тишину, верила её обещаниям. Ночью она становилась другой. Оживала, всё казалось таинственным, родным и близким, будто настоящая жизнь Татьяны была ночью, а днём – лишь слабая её тень. Чувства становились острыми, ясными, живыми. Ночь баюкала, успокаивала, ласкала. Казалось, только она и была её настоящей матерью. Ах, если б навеки так было! Но, к сожалению, всему приходит конец. Кончилось и это. А потом продолжалась невыносимая семейная жизнь. Супруг уже открыто предавал, не любил. Они расстались. Все это очень нелегко вспоминать. «Как мы чудим в этой жизни, гневим Бога своим легкомыслием и глупостью, ничего для Него, всё для себя! А-я-яй! В итоге плачем – не так всё сложилось. А как должно было сложиться, если Всевышнему с нами в наших жизнях места не находилось? Я ведь тоже далеко не сахарная, сколько мерзости внутри!».

Глава вторая

Повествование о греческой гетере, ставшей христианкой и всем сердцем возлюбившей Бога.

– Добрый вечер, Татьяна. Как самочувствие, настроение?

– Спасибо, всё нормально.

– Так куда мы двинемся сегодня с Вами?

– В древний Рим. Вы видели когда-нибудь картину Карла Брюллова – «Последний день Помпеи» в Третьяковской галерее? Нет? Ну, так слушайте. Семнадцатилетний Анатолий Демидов, сын посла во Флоренции, прогуливался в окрестностях Неаполя с великим русским художником Карлом Брюлловым (1799—1852г.г.). Тому в то время было двадцать восемь лет. Они только что посетили развалины древней Помпеи и находились под сильным впечатлением: улицы, дома, утварь, сохранявшиеся семнадцать веков, отпечатки тел, людей, застигнутых смертью. Всё повлияло на художника, и он поделился своим замыслом о будущей картине, которую хотел бы нарисовать. Демидов, младший в знаменитом роду уральских заводчиков, тоже обладал богатым воображением, но и деньгами. Он сразу предложил Брюллову заказ на будущую картину. Этот человек был яркой личностью. Женился на племяннице Наполеона, принцессе Матильде, купил маленькое княжество Сан-Донато недалеко от Флоренции, титуловался князем. Занимался благотворительностью. А ведь род его вёл начало от тульского голоштанного оружейника времён Петра первого.

Карл Брюллов, изящный белокурый, немного глуховатый от полученной в детстве отцовской пощёчины, рисовал с такой легкостью, как обычные люди дышат. Начал в детстве учить рисованию его отец. В десять лет он поступил в Академию художеств. Все восхищались великолепной кистью Карлуши, он рисовал только красивых, молодых, и ни за какие деньги – уродливых, старых. Но вернёмся к его картине «Последний день Помпеи». Он написал её за год. Однако, подготовительные работы осуществлялись в течение пяти лет. Разбуженный Везувий выбрасывает из кратера раскалённую лаву, и она заливает весь город. Бегут перепуганные люди. Давят друг друга, а за ними смерть. В итоге, почти никто не спасается. А много лет спустя археологи стали раскапывать город Помпеи, пострадавший от извержения вулкана: дворцы патрициев, жилища бедных людей, общественные здания. В одном из палаццо нашли настенные фрески. По рассказам очевидцев, они недолго сохранялись. А ранее на них было следующее. Девушка в ожидании возлюбленного. Она находится в широком золотом круге, украшенном по краям соцветиями роз. В центре бьёт фонтан. На ней полупрозрачная короткая туника, вдалеке видны арфистки. Дева – вся порыв, вдохновение – самозабвенно танцует. Приходит ожидаемый гость. Она выходит из круга, зажигает факелы и садится за маленький столик со своим другом. Рядом с изображениями начертаны стихи:

Я любила, под звук кифар и танцы прекрасных танцовщиц,

Любить тебя, Гладиатор.

Я любила, когда вино бушевало в бокале,

И не кончалась его пена в нём.

Ты, богатый Гладиатор, сегодня жив,

А завтра – нет, подливал мне вино в бокал,

А я пила, и плясала вместе с прекрасными танцовщицами.

А когда уставала, тушила факелы,

И под звуки кифары начинала петь тебе,

О. доблестный! И скольким я пела?

Я была дорогой женщиной.

Ножкой, затянутой в атлас,

Попирала я ваши деньги, которые кучами складывали вы

У моего изножия.

Но ты, смелый и молодой Гладиатор,

Ты не принёс мне ничего, кроме своих восхищения

И страсти, и я была твоей до утра, словно девственница.

Всё было для тебя:

И аромат алоэ, и лаванды,

И звон бубенцов на руках рабынь,

И мои песни, и стихи, что сочиняла я, играя на кифаре.

А потом – нежность и ласки

Юного и прекрасного полубога.

А наутро – смерть, мой милый Гладиатор.

С тех пор я попираю своей туфелькой,

Затянутой в атлас, веселье и танцы.

И жду, может, будет чудо, и ты

Снова придёшь к моему изножию.

Чтобы понять, о чём идёт речь, перенесёмся воображением в древние Помпеи. В городе находятся белокаменные дворцы с великолепными мозаиками, терракотовыми масками, сосудами, вазами различных эпох. Кругом фонтаны, бассейны, загородные виллы со статуями, сады. Улицы обрамлены колоннадой. В городе имеются гимнасии, где занимаются физическими упражнениями и военными играми. Многое поражает взгляд: роскошь и лохмотья, неверие и набожность. Храмы языческим богам и притоны. Изящные, нарядные дамы в носилках в сопровождении слуг на улицах, и жалкие оборванные нищие попрошайки у крытых рынков. Термы с бассейнами, горячей, холодной водой, цветными настенными фресками, для патрициев; грязь и парша для бедных. Днём – ослепительное сияние солнца, а ночью – уличных фонарей. Население – патриции, рабы и свободные. И вот некая Лидия в семидесятых годах первого века, в детстве жившая в Сиракузах, покинула отчий дом, и осела, в городе – сказке, благоухающем ненасытными желаниями и страстями одних, скромной жизнью других, и страхом третьих. Уйдя ребёнком из обеспеченной знатной семьи, она попала сначала в Афины, и там, за неимением прибежища, куска хлеба, стала гетерой. Желая поменять место жительства, переехала в Помпеи. Гетера Лидия заняла тут прочное положение, отличаясь поразительной красотой, образованностью, роскошью, причудами. О её благотворительности ходили легенды. Когда она жила в Афинах, там произошёл пожар. Выгорела большая часть города. Случайно оказавшись среди погорельцев, слуги проносили носилки с Лидией мимо, она услышала стоны и жалобы несчастных людей. Столкнувшись с человеческим горем, она прислала префекту города пожертвование на восстановление погоревших жилищ. Большая сумма, подаренная ею, восхитила жителей. И когда ей пришлось уезжать в Помпеи, городской претор Афин выдал ей удостостоверение, подтверждающее личность Лидии и социальное положение. Гетеры в Афинах занимали почётное место, были подругами патрициев и известных людей. Имели уважение, богатство, могли выйти удачно замуж. В то время ещё существовали большие привилегии, данные императором Нероном населению Греции. Так как в древнем Риме, в отличие от Греции, статуса гетеры не существовало, Лидия оказалась там на привилегированном положении. Местные же куртизанки ограничивались строгими условиями, не имели права пользоваться льготами патрициев, свободных людей. Им дозволялось носить только определенную униформу указанных цветов (жёлтые туники и красные сандалии), не требовалось быть образованными. Таким образом, эти женщины ставились на своё «место». Но римляне, как и греки, любили богатых, талантливых, умных людей. Лидия жила там, не меняя своих старых привычек. Пышность и преклонение окружали гетеру. От её стихов, умных бесед, музыкальных представлений приходили в восторг писатели и философы. Знатные поклонники не жалели денег, чтобы добиться её благосклонности. Но всё было безуспешно. Другом восхитительной Лидии в Помпеях стал сам префект. Он окружил её вниманием, подарил огромное палаццо. Парадный вход его представлял собой широкую длинную мраморную лестницу с мраморными стенами, с двумя крытыми арками и целой анфиладой комнат, украшенных мозаикой и произведениями искусства античных мастеров. За дворцом – сад, окруженный мраморной оградой. Вечерами дом наполнялся нежными звуками лютни, арфы и восточными благовониями. Иногда она уединялась одна для чтения или сочинения стихов. Временами сама играла на арфе, желая развеяться, отдохнуть. Порой была неиссякаема на веселье, шутки и юмор. По ночам под стенами дворца раздавалось пение влюбленных кавалеров. Она выходила на балкон и с улыбкой слушала их, иногда вспоминая свои афинские приключения. Там её жизнь была разнообразней, насыщенней всякими причудами и приключениями, подчас опасными для жизни.