ЛермONтOFF

– А мы можем представиться еще раз друг другу? В данных обстоятельствах, я считаю это уместным. Наша встреча была так мимолетна. Вы оказали для меня неоценимую услугу, это бесспорно, я – Ваш должник. Лермонтов Михаил Юрьевич, корнет лейб-гвардии Гусарского полка Его Величества. Сейчас нахожусь в отпуске дома, точнее, гощу у моей бабушки, Арсеньевой Елизаветы Алексеевны, урожденной Столыпиной.

Легкая улыбка осталась на его губах. И вопросительный взгляд, устремленный на меня. Нужно что-то отвечать.

– Вы все правильно запомнили, Михаил Юрьевич. Мария Андреевна…

Ну, Иванова или Петрова говорить, конечно, нельзя. Какая у меня будет фамилия, об этом я не подумала. Но, Мария Андреевна сама закончила за себя, здесь нужно поблагодарить Льва Николаевича Толстого, и за его труды, и за то, что он жил на сто лет позже. Спасибо, Лев Николаевич!

– Мария Андреевна Болконская. Дочь Андрея Андреевича Болконского. Мой отец –помещик, не крупный, но все же, в Рязанской губернии имеем родовое поместье, но кроме этого, отец мой – коммерсант и владеет торговым делом и акциями в Британской Ост-Индской компании. Я принимаю непосредственное участие во всех его торговых делах, как единственный ребенок. Кроме того, отец, часто вынужден бывать в Индии. Основное место проживание наше – Москва, но, если честно, чаще я в разъездах с различными поручениями от моего родителя. И сейчас направляюсь с этой же целью в Пензу. Очень рада возобновить наше с Вами знакомство! Слышала много лестных отзывов о Ваших дружеских качествах и талантах, от наших общих друзей.

– Интересно. Вы говорили о поручении? Кто же этот таинственный друг? Может Вам следует передать мне весточку лично, письмо или… Я даже теряюсь, столько таинственности.

– Нет, никакой таинственности. Простите, что ввела Вас в заблуждение своими речами. Это вызвано неожиданным Вашим появлением, я на минуту потеряла всякие ориентиры. Я обещала Вареньке Лопухиной, что заеду и передам Вам «поклон» от нее, и на словах ее заверения, что она не хотела Вас обидеть или расстроить при вашей последней встрече. Она – Ваш друг, и ее отношение к Вам никогда и никак не изменится. Ничто из вне не сможет этому помешать. Она пребывает в расстроенных чувствах, я думаю, Вы это и сами это знаете или заметили при личной встрече, даже, если и думали ранее по-другому. Не сердитесь на нее, и поймите, почему она вела себя именно так. В этом нет злого умысла, просто эмоции и внутренние очень глубокие переживания. Именно в этом и заключается мое поручение.

Я улыбнулась. И очень внимательно наблюдала за изменением взгляда, эмоциями на лице Михаила Юрьевича. Его черты ожесточились, взор стал мрачным.

– Благодарю. Как она? Как она себя чувствует?

Его вопросительный взгляд был направлен на меня. Он уже не был таким колючим, скорее просящим, не просто спрашивающим, а молящим дать ответ, который даст ему надежду, что все более или менее нормально, для успокоения своей души, что ли. Не понятно.

– Михаил Юрьевич, Вы просите меня либо солгать Вам, либо ответить грубостью или колкостью. Не совсем понимаю, что Вы хотите услышать от меня?

Усмешка на его губах, и опять колючий взгляд.

– Вы не очень любезны. И не очень дипломат, насколько я вижу.

– А я знаю о Вас из достоверных источников, что Вы можете быть самым верным и добрым другом – одним, и очень жестким и даже жестоким по отношению к другим. И Ваше расположение нельзя достичь притворством и лестью. Оно складывается, похоже, на интуитивном уровне, в Вашем подсознании. Не хотела бы я оказаться в круг людей, которые попали к Вам в немилость, так же, как и в круг людей совсем безразличных для Вас. Я теплю надежду, что смогу оказаться в кругу Ваших друзей. По крайней мере, я сделаю для этого все возможное, со своей стороны. Поэтому путь лжи, притворства и светских любезностей позвольте мне оставить в стороне. Если же вы действительно хотите узнать как она? То, я скажу Вам, что плохо. Она мучается и переживает. Чувствует себя обиженной и оставленной, и преданной. Обманутой и не спасенной. Хотя она надеялась, до последнего дня, что приедет ее спаситель – Вы приедете, и все исправите, и все закончится хорошо. Этим надеждам не было суждено сбыться. И сейчас она каждый день мучается, угасает и чахнет. А с ее тонкой организацией, прекрасным и чутким внутренним миром жить в постоянной лжи окружающим, но главное самой себе – это невыносимо. Думаю, я дала Вам понять, как она себя чувствует.

– Да. Картина очень яркая. Но, по Вашим словам, в этом виноват я. Но, это не так. Я не заставлял ее давать ответ положительный этому глупому, просто отвратительному человеку, который не стоит и пальца ее. Не внутренним содержанием, ни внешним обликом. Это был ее выбор. Хотя, бесспорно богатому. Скажите, Мария Андреевна, богатство и деньги и крепостные души могут смягчить сердце женщины?

– Другого ей не оставалось. Но, Вы могли все исправить. У Вас была возможность, но не было желания.

– Это не так. Я не мог этого сделать. Я не могу взять на себя ответственность за ее несчастье. Я знаю одно, что со мной она счастлива не была бы. Я – демон. Сжег бы ее своим жаром. Не смог бы ей дать спокойствия и тихого семейного счастья, которого она заслуживает. Мой характер, очень дурной. Я мучаюсь от него сам. Не хочу чтобы близкие, любимые люди испытывали те же чувства. Но, и сделать ничего не могу. Ее бы я тоже мучал. Потом ненавидел себя, потом ее за то, что она все стерпит и смолчит, но переживает и мучается внутри себя. И думает: «О, зачем я пошла на это? Я же понимала, что так оно и будет. Но, чувства мне говорили, что я все исправлю, я смогу, у нас же есть любовь». Что такое любовь? Это момент, а жизнь – есть все остальное. Любовь бы вытеснили другие чувства. Чувства: обиды, злости, досады, раздражения. И что бы осталось в сухом остатке. Ненависть, вот что. А дальше что – безразличие, как самое ужасное чувство – его полное отсутствие. Нет! Не могу я так поступить с ней. Я слишком ее люблю. Она – родственная мне душа. Тонкая, чувственная, особенная связь с ней останется, возможно, в моей памяти только. И в ее. Но, это будет любовь на всю жизнь. Это чувство я смогу сохранить и пронести до последних дней своих.

Его глаза были влажными. Он действительно все это чувствовал. Все, что говорил. И это было не просто красивые слова. «Что я тебя не стою». Или, «что ты – лучше меня». Это было действительно в его сознания. Он в этом был уверен. Я была поражена его искренностью.

– Мы этого никогда не узнаем. Уже есть свершившееся действо. И назад дороги нет. Но, все же, поверьте мне, как представительнице женского пола. Многие невзгоды переживаются легче и проще с любимым человеком. Если бы она не знала чувства любви – ей было бы проще. Выйти замуж за достойного, пусть не очень блестящего и умного человека. Прожить в благочестивом браке, пусть и с нелюбимым – можно. Но! Если ты не знаешь, чувства любви. Если тебе не знаком трепет души и пение сердца. А ей все это было знакомо. И зная все это, Вы прекрасно понимали, на что Вы ее обрекаете. Как же жестоко поступили Вы! Исправить это сейчас уже не представляется возможным. Поэтому, я считаю этот разговор более не уместным. Простите! Я выполнила свое поручение. Принесла Вам веточку оливы от несчастной. Которая прибывает в надежде увидеть Вас когда-либо еще, и ждет каких-нибудь вестей о Вас, но писем от Вас не ждет. Так как это вызывает жуткие сцены ревности от супруга, которые, так же, сказываются на эмоциональном состоянии Варвары Алексеевны, если Вы понимаете. И могут вызвать и дальнейшие действия с его стороны. Допустим, подозрения, которые она не заслуживает и месть, которую она просто не переживет. Так как честность для нее превыше всего.

– Я все понимаю. Постараюсь не усложнять ей существование. Следовать за ней, как тень. Просто наблюдать за ее жизнью…не со мной. Спасибо, Мария Андреевна. Я скоро собираюсь в Санкт-Петербург. Мне нужно завершить здесь дела, в том числе со вступлением в наследство – это поместье Кропотовка в Тульской губернии. Думаю, к марту я закончу дела. Может, мы увидимся в столице. Вы планируете приехать в Санкт-Петербург, или дела Вас не отпустят?

– Все может быть, Михаил Юрьевич. Я не загадываю обычно. Возможно, весной мы и встретимся. Наилучшие пожелания Вашей бабушке. Всего хорошего!

И я практически убегала по дорожке к выходу из усадьбы. Уже пройдя дом, и боковые постройки, я подумала, а что, если я не выйду еще из этого времени и прибегу в деревню 19 века, а не к своему срубу – гостиничному номеру. Пока я размышляла, вышла из забытья и поняла, что я опять в нашем времени. Это очень разительные отличия есть в звуках. В 19 веке усадьба – живая, она, как пчелиный рой. А в наше, как музей, со звенящей тишиной, такой неестественной. И воздух пахнет по-другому. Сейчас, как стерильная комната в больнице, нет запаха жизни в ней. Как же круто было здесь в 19 веке, когда молодой барин жил здесь со своей бабушкой. Такие счастливые они!

Я решила вернуться в Москву. Нужно решить, что делать дальше. Одно я знаю точно, уже навряд ли я смогу остановиться, хочу продолжения!

Нужен план

Я вернулась в Москву. Что делать? Экземпляр стихотворения не получилось пока заполучить. В Тарханы еще не выслали копию. Обещали со мной связаться, когда будут новости. Так нужно решить, может, есть смысл сделать запросы в музеи Москвы и Санкт-Петербурга. Я готова доехать до Питера. Меня не пугала эта перспектива и очень притягивала. Доехать по Питера, что бы что? Попробовать вернуться на 200 лет назад и пожить вместе с молодежью того времени. Если подгадать со временем, дождаться марта, и Михаил Юрьевич будет уже в Санкт-Петербурге. Он бы смог меня представить своему кругу знакомых, коих много, т к последние годы он вхож во все дома и является знатной повесой высшего света Петербурга. Я бы смогла узнать его поближе, внутренний мир его так интересен и многообразен, эмоционален и чувственен. Зачем мне изучать письма и воспоминания о нем, когда я могу сама узнать его, понять, чем движим в тот или иной момент времени. Почему он поступает так, а не иначе. И что он хочет сказать в действительности своими действиями и словами, а не то, что видят все вокруг, точнее не все, а основная масса глупых и грубых людей, которых не интересует ничего, кроме своего тщеславия. Злословить и искать дешевые сенсации – вот, что составляет их досуг. А я хочу стать ему близким другом – в идеале, ну или приятелем, человеком, которому он будет доверять. Вот, чего хочу я! И я сделаю для этого многое, все, что в моих силах.

– Марина, нужно вечером встретиться! Есть новости. Ты сдала все?

– Да. Я – свободна, как птица, и уже в конце января. Так что, две недели, я в твоем распоряжении, если нужна.

– Да! Нужна. До вечера!

Вечером мы встретились с Мариной. Я ей все рассказала. Но, было одно условие, она не будет меня мучать, как это произошло. Потому что я сама не знаю. Это не подвластно объяснению. Были разные предположения. Может, я просто напилась или мне сон приснился. Но, это мы быстро отмели из рабочих версий. Еще оставался большой вопрос, который не давал мне покоя. Это тот факт, что он меня уже знал. Т е мы встречались ранее, это значит, что это не первый мой опыт. Как-то бы узнать и не привлечь особого внимание к этому вопросу, но это скорее по случаю, если получится, между делом…

В общем, план стал вырисовываться. Мы едем в Санкт-Петербург. Я пробую перенестись, завязать более близкое знакомство, возможно подружиться, и узнать о внутреннем мире Михаила Юрьевича больше. У Марины были и совсем уже Наполеоновские планы: «Предотвратить дуэль, спасти поэта!» – как лозунг для корпуса спасения.

– Марина, это очень благородная цель, я бы многое для этого сделала. Но, не совсем понимаю пока как?

– Или узнать лично от него, кому он посвятил это стихотворение. Спроси, он тебе скажет, если, конечно, ты будешь с ним дружна, ну или в приятельских отношениях.

– Конечно! Я подожду еще 5 лет, и тогда задам свой сакраментальный вопрос – «Кому Вы посвятили стих?». Когда уже сейчас идет эта работа, ученые узнают быстрее, чем я спрошу и получу ответ. Готова держать пари.

– Я не понимаю, ты, правда, хочешь ждать 5 лет? Какая глупость. Сразу видно, что у тебя нет брата – инженера. Как я понимаю, время – это катушка ниток, каждый полный оборот вокруг – это год. Ты находишься в определенной точке этой катушки, но на сколько мотков ты хочешь открутить и, как результат, в какой год перенестись – решать тебе, хочешь на 200, хочешь на 202 или 196… Все же просто! Когда он в последний раз был на приеме, у Карамзиных, где было написано это стихотворение?

– В апреле 1841, а что?

– А почему ты думаешь, что можешь возвращаться именно в 1836 год? Это ты проверяла или просто в другой год и не пыталась. Из того, что ты говоришь, я сделала вывод, что важна дата и место. Ты попадаешь в тот день и в то место, где находишься, а вот год.. Как я понимаю, ты выбираешь сама. Тебе ничто не мешает, выбрать, ну допустим конец января, как сейчас, но 1837 года. А чтобы узнать, кому он посвятит свой стих, тебе нужно просто дождаться апреля. Я так себе это представляю.

– Конец января 1837 года. Когда Михаил Юрьевич написал свое, наверное, самое известное стихотворение «Смерть поэта», за что и был сослан в первую ссылку. Да, убийство на дуэли Пушкина. Или в 18 февраля 1840 года, когда состоялась его первая дуэль с Барантом. Или лето 1838 года, что бы узнать состоялась ли все же его встреча с Варенькой, возможно, последняя или это все досужие сплетни. Слушай, я составлю список интересных дат. В которые, я хотела бы попасть и все узнать лично. Я составлю график, и мы начнем. Сегодня 22 января. Значит, с конца января мы и сможем начать. И поедем в Питер. И проведем, похоже, самые интересные каникулы в своей жизни!

– Меня пугает твой взгляд! Глаза горят, как янтарь. Только не влюбись в него, умоляю, это будет крах всему.

– Что ты! Нет, конечно! К тому же, если бы ты слышала, как он говорит о Варваре Александровне Лопухиной-Бахметьевой, ты бы поняла, в его сердце нет места никому другому. Может, даже я смогу им помочь. Главное, не вызывать подозрения в обществе и не вести особую активность. Но, в таланте растворяться в толпе – у меня высшая оценка, не привлекать к себе никакого внимание – это мое второе я. Это я смогу легко, быть незаметной, как мышка. Но! Все видеть, все слышать, и запоминать, и рассказывать тебе, моя дорогая, конечно же, то же!

План готов!

Утром мой список был готов. Мы идем по датам, основываясь на календарь дат и месяцев, а не по годам, в хронологическом порядке – и это важно. Т.е. нужно будет оказываться в разных периодах жизни Михаила Юрьевича. Как это будет реально происходить, предсказать трудно. Но, попробовать стоит. В конце концов, я ничего не теряю. В любой момент можно будет просто пропасть и затеряться в истории. Это развязывало мне руки и поднимало уровень адреналина в крови.

Вот, что получилось:

27.01.1837 – дуэль Пушкина и Дантеса, но более мне интересна дата после 28.01 – написание стихотворения «Смерть поэта». Но, даже еще более – 07.02.1837 – дата дописания последних 16 строк, которые вызвали такой резонанс и послужили причиной первой ссылки на Кавказ, которая случилась -27.02. Т.е. у меня есть 20 дней, что бы встретиться, обсудить, поддержать Михаила Юрьевича. Узнать о его внутренних переживаниях, считал ли он, что «свет» предал Пушкина, и этот стих – крик о справедливости или что-то еще. Узнаю обязательно.

6.02.1840 – бал у графини Лаваль. Где произошла ссора с Барантом, предположительно, причиной ссоры была графиня Щербатова (узнать, так ли это!). 18.02 – дуэль с Барантом на Черной речке . 13.04 – Сослан на Кавказ.

Февраль 1841г – возвращение в Петербург, в отпуск. До отъезда в апреле, последний его приезд до смертельной дуэли.

Во второй половине марта 1836 год – Михаил Юрьевич приезжает в Лейб-Гвардию Гусарского полка, который расположен в Царском Селе. Заступает на службу. Живет по большей части в Петербурге. Это год, нашей первой встречи. Нужно быть аккуратной, он почти не знает меня еще в это время. Нужно налаживать связи.

В апреле 1838 года – Возвращается из первой ссылки на Кавказ.

12 апреля 1841 – прощальный вечер у Карамзиных, перед отъездом на Кавказ. Узнать, кому же он посвятил стихотворение. Его ли оно вообще…

Последняя встреча с Варей выбивает все. Она была в середине июня, семья Бахметьевых были в Петербурге проездом в Европу на воды в Ревиль. Нужно будет приезжать специально для помощи в организации их свидания.

Начать решили с периода в конце января 1838 года. И вот почему. Другое событие конца января – это 1837 год , а это смерть Пушкина, и все ее сопровождающее, а именно: стихотворение, опала, домашний арест, ссылка – это очень напряженное время, кроме того растянутое во времени, кульминация, это скорее середина февраля.. Хотелось чуть-чуть взять время на вхождение в контакт с Михаилом Юрьевичем. Боюсь, для меня так сразу оказаться в таком сложном периоде времени, возможно, самом сложном, я просто не готова. А 1838 год, вполне. Как раз в начале января он был в Петербурге уже, и до середины февраля, пока не уехал в свою часть, под Новгород, как он сам писал «ненавистный». Обратно в столицу он вернется только в апреле, после его полного прощения Императорским Величеством. Но, это только в апреле. А пока нам нужен конец января. А именно, после 23, ведь это сегодня.

С 1836 года он снимал комнаты на Садовой улице, значит можно будет пройти по Садовой до Летнего сада через Михайловский, и по набережным реки Мойки и Грибоедова. В общем, другой связи с ним быть не может. Писать я ему не могу. Похожу, посмотрю, разведаю обстановку.

Относительно гардероба тоже продумали. У меня платьев много с завышенной талией, да и моя меховая безрукавка вполне подходит. Марина одолжила мне еще шубку, похожую на пончо, и это вполне себе соответствовало моде тех лет, ну, или могло быть, как вариант. Главное, я всегда могла упомянуть, что я не обычная барышня. Мой родитель ведет коммерческую деятельность в Индии, я ему помогаю, что уже не совсем типично. А главное, я – из Москвы, а не из блистательного и модного Петербурга.

Доехали до Санкт-Петербурга быстро, заселились около Гостиного двора, самый центр, и мое любимое место, что бы все было рядом, в шаговой доступности. И на следующий день я была готова к встрече. Я так ее ждала!

Встреча в Летнем Саду

Я переживала смогу ли я, как в Тарханах войти в состояние полузабытья и очутиться в 1838 году. Но, получилось уже легче, чем во второй раз в парке Тархан. Так же я переживала, как будет происходить мое исчезновения из 21 века и появление в 19. Кругом люди. Решили с Мариной пойти в Летний сад и попробовать там, на малолюдной аллее, среди деревьев. Нужно не забыть ее спросить, как это выглядит со стороны. Надеюсь, не страшно, без свечения и хлопков. Улыбаюсь про себя.

Но, вот я и в 19 веке. Одета в меховую тужурку, и как-то совсем не жарко. А что делать, нужно идти и не создавать своим видом картинку замерзшей Настеньки из «Морозко». Я в Летнем саду, прохожу по дорожкам, направляюсь в сторону Садовой улицы. Внутри абсолютно пусто, это не соответствует обычным моим ощущениям. Такое впечатление, что что-то идет не так, что сегодня ничего не будет, что закралась какая-то ошибка в мои расчеты. Я понимала это на интуитивном уровне, а своей интуиции я начинала верить все больше и больше. Но, нужно разобраться, что не так. Холодно, очень холодно. И ничего не происходит. Не вижу знакомые лица. Хотя, кого я могу знать. Не вижу одного – единственного знакомого лица! Мысли от холода и ветра застыли в моей голове. Бросила взгляд на газетный лоток и обомлела. Пришлось стащить один листок, как нехорошо, но нужно разобраться. Обратно в Летний сад и домой к Марине.

Марина меня ждала там же, где я ее оставила. Мы переживали, что что-то может пойти не так. И я вернусь быстро. Так оно и вышло. Но, листа газеты в моей руке не было, а он был точно перед возвращением, я уверена. Наверное, я не могу что-то вещественное забирать с собой, потом подумаем об этом.

Первое, что сказала мне Марина, что, когда я перемещаюсь, это не выглядит страшно и ужасно, просто растворяюсь в прямом смысле слова, как в туман ухожу, и, так же выхожу из тумана.

– Марина, что-то не так. Я не понимаю. На газете была дата не та, не сегодняшняя. Я почти уверена, что 13 января. Не могут же газеты выпускаться так нерегулярно. Что же это за новости с таким сроком давности. Не понимаю, еще и по датам смещаться я тоже могу? Как-то нужно выбирать, куда я хочу попасть? Может как-то программировать в голове… Может, я, и в лето могу попасть.. А? Может, и в другие места тогда тоже могу? Голова пухнет. Мыслей куча, сосредоточиться не могу. Так замерзла. Пойдем погреемся в гостиницу.

Я посмотрела на нее. Она улыбалась. Ее взгляд говорил, что она что-то знает, понимает. Смотрит на меня, как на ребенка неразумного. Я опешила даже от неожиданности.

– Почему ты так на меня смотришь? На мне, что пальма выросла?

– Я поняла, в чем дело. Пойдем в гостиницу. У нас куча времени с тобой для отдыха и обдумывания наших планов, более детальной проработки. Может, оно так и лучше. Ни второпях, ни с бухты -барахты, а основательно и подготовлено. Ты же хотела запросы написать в музей по предоставлению копии найденного стихотворения. И на это у тебя будет время и на многое другое.

– Ничего не понимаю. Сейчас заплачу.

Пришли в гостиницу. Марина напустила на себя вид профессора и начала.

– Дорогая Мария, ты же помнишь, что в 1918 году Россия перешла на Григорианский календарь, а до этого времени жила по – Юлианскому. Какова разница между календарями?

– Да! Точно, в 19 веке – 12 дней. Конечно! В 20 веке – 13, до 2100 года разница будет уже 14 дней. Вот почему в 19 веке сейчас 13 января. Еще 12 дней до 25-ого. Блин! Как все просто! Как ты так быстро поняла?

– Брат – инженер! Все просто, мыслишь сразу в нескольких направлениях, обычно находишь путь быстрее, если не начинаешь себе дурманить мозги, а отметаешь один путь за другим, которые не могут быть реальными по многим параметрам. Вот в нашем случае, тебя понесло слишком далеко. Если бы ты могла так просто перемещаться по датам и тем более местам, ты бы это уже знала точно. Значит, было объяснение более простое. Сопоставление фактов и дало быстрый ответ. Ну, и знания, конечно. Хотя знание о смене календаря у тебя тоже есть, но ты – витаешь в облаках. С другой стороны, если бы у меня была возможность видеть и беседовать с моим обожаемым Есениным, я не уверена, могла бы я трезво рассуждать и здраво думать. Поэтому завидую белой завистью!

Мы ждали 6 февраля. Я успела сделать запросы в музеи о предоставлении мне копии стихотворения, найденного в доме Карамзиных. Если честно, особо не верила я в успех. Но время есть и попробовать стоило. Обновила свои знания о биографии Лермонтова. На период конец января и до апреля, за все года. А еще, предусмотрительно, попросила у моей знакомой – костюмера одного из московских театров, контакт костюмера Санкт-петербургского театра. А то, вдруг бал, а мне не в чем будет идти. Они, конечно, не любят такие вещи, но на один вечер, обычно, мне удается убалтать, а больше мне и не нужно. Покупать бальные платья очень дорого, а я, и правда, аккуратна в их использовании.

Так еще есть более недели каникул. Временем, которым я могу располагать на свое усмотрение. А дальше нужно будет думать, что делать. Скоро начнутся очень насыщенные дни. Наконец-то, дождалась -6 февраля! Даже не знаю, почему именно 25 января, но почему-то решили ждать эту дату, интуиция, может. А, может, что-то более весомое.

Ура! Я опять в Летнем саду, 19 век. Холодно так же. Иду по центральной аллее… И вижу Михаила Юрьевича с другим гусаром, так же в офицерском звании.

– Мари!

– Добрый день, Михаил Юрьевич!

– Боже, Мария Андреевна! Я Вас чем-то обидел? Не думал я, что опять услышу такое ко мне обращение. И Михаил-то было мне наказанием за проступки, а Михаил Юрьевич, это я убил кого-то, наверное, не ведая это? Не иначе. Мы давно не виделись. И не списывались совсем. Но, это не моя вина, я не знаю куда писать. А наша договоренность, что мы увидимся 25 января в Летнем саду. Видите, я все помню! Пожалуйста, не наказывайте меня своей холодностью – ведь я не понимаю ровным счетом, за что.

Его взгляд такой открытый, искренний, лучезарный. Я была поражена. Как я могу на него сердиться, за что-то его наказывать. Но, как к нему обращаться. Если Михаил- это имя за проступки, то доверимся интуиции.

– Мишель! Я очень рада, просто счастлива, видеть Вас! Почти год не виделись. Как многое нужно узнать. Как Вы изменились. Стал другой взгляд, и манеры.