bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 9

– Верхнего круга или нижнего, миледи?

– Что?.. Конечно, нижнего. Верхний круг не будет ей в радость – там слишком просторные комнаты.

* * *

Четыре часа миновало прежде, чем заскрипел замок моей двери. Должно быть, Сеймур. С извинениями от Ионы – один шанс из сотни. Проводить меня в могилу – остальные девяносто девять.

Однако то был не кайр, а Эф.

Вошел, запер дверь и коротко спросил:

– Кто?

– Леди Иона, кто же еще.

– Не вас. Кто похитил Джейн?

– Значит, кайры ее не нашли?

– Облазили всю темницу – безуспешно. Так кто же?

– Я не знаю. Не смогла понять.

Эф сплюнул.

– Дерьмо. Значит, Джейн умрет. И Линдси умрет. А вас зароют в нижнем круге.

– Видимо, да.

– За месяц вернется милорд и вытащит вас из ямы, как вытащил из прошлой. Но девушки не оживут.

– Да.

– Зря на вас понадеялся. Не так вы умны.

И Эф повернулся к двери, а я сказала:

– Не знаю, кто и зачем похитил Джейн, но знаю, каким путем. Через кабинет графа Виттора и тайный ход затащил в темницу.

– Ее обыскали – Джейн там нет.

– Преступник увел ее из подземелья.

– Но часовые никого не видели!..

– Не мимо часовых. Особым путем. Тем же, каким увел Линдси.

– Особым?.. Вы о чем?!

– Все дело в железной двери, Эф. Все дело в ней.

– Перестаньте говорить загадками!

– Сир Френсис, хотите найти Линдси и Джейн? Тогда помогите мне, как обещали! Через час я буду в нижнем круге. Заберите меня оттуда. Возьмите с собой оружие и фонари. Я покажу путь. А сейчас идите. Идите!

…У меня остается минут десять, потому кончаю письмо. Я адресовала его своей близкой подруге, но теперь вижу: нужно, чтобы письмо прочли вы, леди Иона София. Я спрячу его, но комнату обыщут после моего переселения, письмо найдут и доставят вам. Потребуется время, чтобы вы поняли, о каком пути из темницы я говорила. Надеюсь, мы с Эфом получим несколько часов форы. За это время, с помощью богов, мы успеем найти девушек.

Но я не знаю, сколько людей у похитителя, останемся ли мы незамечены, справится ли Эф со злодеями. На случай, если все обернется плохо, я очень надеюсь на вас. Оставляю эти листы со всеми мыслями за несколько дней. Надеюсь, прочтя, вы поверите, что я не лукавила и не манипулировала вами.

До встречи, леди Иона.* * *

Вход в нору не замуровали наглухо, как принято здесь, а лишь перекрыли деревянным щитом и подперли снаружи. Миру не пытались убедить, что наказание протянется дольше нескольких недель. Но несколько недель в могиле – это…

Она вспомнила Адриана, отца, столицу, бал, Стагфорт, земляков, уроки, игры, северный лес, малину и медведей, Море Льдов и рыбацкие парусники, маму… По лесенке из самых светлых картинок своей памяти сошла в самую глубину детства, подолгу задерживаясь на каждой ступеньке… Затем двинулась назад, в сегодня, с тою же долгой пристальной теплотой рассматривая каждую картинку… Вернулась в земляной мешок, где лежало ее тело, и поняла, что миновали целые сутки. Эф бросил ее, и она останется здесь на месяц, а может, и несколько – до конца войны. А может, и дольше, если победят Ориджины… И Мире ничего не оставалось, как снова нырять в прошлое, без конца смотреть светлые картинки на внутренней поверхности век… Они блекли по мере того, как глаза отвыкали от света.

Опора вылетела, и щит рухнул.

– Вы здесь, миледи? – спросил Эф, поднимая фонарь.

– Вас не было так долго…

– Долго?! Всего час, как отсюда ушли кайры! Ну же, вставайте! Говорите: что за выход отсюда?

– Нам нужно в тупик, где сидел идов слуга. Найдете дорогу?

– Ага.

Спустя минуты они миновали железную дверь, и Мира заперла ее за собой. Сердце забилось быстрее. Она взяла у Эфа фонарь, открыла стеклянное окошко, чтобы огонек стал доступен. Медленно пошла вдоль стены.

– Я все думала, Френсис: зачем понадобилась эта дверь? Зачем отгораживать этот тупичок от всего подземелья? Допустим, для того, чтобы обезопасить тайный ход в покои лорда… Но, если разобраться, зачем лорду тайный ход в нижний круг подземелья? Обычно скрытые хода ведут из замка наружу – на случай осады… А ход в темницу с преступниками, вмурованными в стены, – странная штука. Если граф желал видеть этих людей, он не хоронил бы их заживо. И вдруг…

Огонек фонаря качнулся от струйки воздуха. Не в том месте, где располагался ход к покоям Виттора. В другом!

– …и вдруг меня осенило: темница – просто промежуточная станция! Один ход ведет от графа в подземелье, а второй – из подземелья за пределы замка! Так лорд может добраться до спасительной тропки и со двора замка, через верхний круг темницы, и из своих покоев, по скрытой лестнице. А железную дверь можно запереть за собой, и враги нескоро настигнут беглецов, даже если ворвутся в подземелье. Очень разумно, согласитесь.

Камень поддался нажиму и сдвинулся, открыв футовую щель.

– Тьма сожри!.. – прошептал Эф.

– Теперь вы вперед, – сказала Мира. – Надоела тьма. Хочу видеть ваш фонарь и широкую спину.

Эф почесал ягодицу, нехотя кивнул и протиснулся в щель. Мира последовала за ним. Она боялась, что здесь окажутся крысы, пауки с паутиной, старые кости… Но ничего не было. Узкая, низкая, сырая нора шла вглубь земли под небольшим наклоном. Дышалось тяжело. Потолок давил на макушку. Влажный грунт неприятно проминался под ногами.

– Поговорите со мной, – попросила Мира.

– Вам страшно? – язвительно буркнул Эф.

– Да, тьма сожри! Я – девушка! Почему все об этом забывают?..

– Ладно… – Эф помедлил, придумывая тему. – Ну и дыра, а?.. Черт возьми, зачем такое строить? Отчего не могли сделать ход пошире? В вашем монастыре Ульяны тоже было так тесно?

– Знаете, Френсис, это не очень помогает.

– Ммм… Слушайте, а вы не думали, что Джейн может быть здесь? Если ее убили, то зачем тащить до конца хода? Можно бросить труп прямо тут…

– Верите: от этой беседы мне тоже не легче!

– Ну, сами назовите тему, раз так.

Мира задумалась.

– О, есть вопрос. Похититель Линдси послал ей записку с часами от вашего имени, чтобы заманить в темницу. Но он мог это сделать, только если знал ваш код. Кому вы говорили о нем? Графу, например?

– С чего бы?! Связь с горничной – не тот подвиг, которым хвастают перед сюзереном!

– Ах, конечно… Так кому? Лорду Мартину?.. Кастеляну?

– Нет, тьма сожри! Никому из дворян я бы не стал…

– А не из дворян?

– Ну…

– Ну?..

– Однажды…

– Однажды, Френсис?..

– Черт. На корабле в Дымной Дали, когда везли вас, мы выпили с Инжи Прайсом. Ну, хорошо выпили…

– Это я могу понять. И дальше?..

– Я подначил Парочку, мол, приударяет он за вашим высочеством. Решил охмурить принцессочку – каков! А он в ответ: куда мне до тебя, Эф! Ты прям змей-искуситель: целую служанку себе отхватил! Оказалось, он заметил… Я его тогда чуть не убил сгоряча. Но потом еще выпили, разговорились, я и выболтал, как у нас с Линдси все… эээ… устроено.

Проход выровнялся и пошел горизонтально. По прикидкам Миры, они были уже далеко за стенами замка.

– То есть, о ваших записках знал только Инжи?

– Ага.

– Так почему же вы не заподозрили его?!

– Ну, миледи, во-первых, я не знал, что кто-то заманил Линдси в темницу. Не знал, пока вы не сказали. А как узнал, то все равно не заподозрил: вечером, когда Линдси пропала, мы с Инжи снова… эээ… отдыхали душевно. Милорд нас хорошо наградил…

– За что?

– Ну…

– Ну, сир Френсис? Вы же понимаете: я не отцеплюсь.

– За вас наградил. За то, что перехватили и разгадали ваши книжки.

– Ага…

Еще ярдов сто. А может, двести. Чертова нора все никак, никак не хотела кончаться.

– Думаете, Френсис, здесь можно задохнуться? Знаете, как в гробу, если заживо закопали…

– Давайте сменим тему, миледи.

– Что, боитесь?

– Еще чего! Ну, просто…

– Ладно… Так, говорите, о записках знал только Парочка, и он точно невиновен. Но, быть может, он сказал графу?

– Зачем? Граф за это дорого не заплатит, а я Парочку предупредил, чтобы милорду ни слова. Крепко предупредил.

– Однако Инжи служит графу, а не вам… Если он верен господину, то мог…

– Графу? Миледи, с чего вы взяли? Никогда Парочка не служил графу!

– Как это?!

Мира даже сбилась с шага, остановилась. Эф оглянулся на нее:

– Чего удивляетесь? Парочка – беглый каторжник. Таких красавцев граф редко берет на службу. А вот братец Мартин – другое дело. Видали его «егерей»? Там все такие… Парочки.

– Инжи – слуга Мартина?

– Ну, да.

– Почему же граф его послал за мной в монастырь?!

– Граф послал меня. Но и брата просил приглядеть. Сам-то граф был тогда в Первой Зиме, а брат здесь. Вот Мартин и отправил со мной своего надежного парня…

– Святые Праматери!

– Что, миледи?..

– Боги!.. Так ведь это Мартин Шейланд!.. Это он украл Линдси! Вот почему он так меня боялся в эти дни: я ходила в темницу! Мартин думал: не нашла ли я этот ход?..

– И Джейн – тоже он?

– Конечно! В прошлый раз он уезжал на охоту, когда исчезла Линдси. А теперь пропала Джейн – и Мартин снова охотится!

– Но зачем? Почему?!

– Понятия не имею. Джейн – быть может, в отместку Ионе. До самой Ионы не мог дотянуться… А Линдси – боги, не знаю. Но это он! Теперь нет сомнений!

Не сговариваясь, они ускорили шаг. Пучеглазый Мартин в крикливых тряпках – не зловещий неведомый преступник. Ни Эф, ни Мира не боялись его.

Спустя ярдов четыреста подземный ход изогнулся, пошел на подъем. Стало суше и легче дышать. А затем Эф уперся в деревянную заграду. Отдал Мире фонарь, подналег на доски и сдвинул. Снаружи было темно, пахло плесенью и трухой.

– Какой-то погреб… – шепнул Эф.

Мира вышла следом за ним. Правда, погреб. Бочки рядами – многие опрокинуты, некоторые прогнили насквозь. Пустые ящики, на стенах крюки для колбас и кольца для факелов. Потолок – каменный, сводчатый.

– Лавка бакалейщика или винодела… – предположила Мира. – Давно покинутая…

Эф огляделся, рассмотрел клейма на бочках.

– Я знаю, где мы! На окраине Уэймара была когда-то обитель, ее строили одновременно с замком. Потом она захирела, монахи перевелись. Здание отдали больнице, но ее сожгли западники при последней осаде. Там, наверху, – он ткнул пальцем в потолок, – все выгорело, одни камни да угли. А подвалы сохранились.

Они двинулись вдоль погреба. Мира похолодела от жуткой мысли.

– Эф, нам следует проверить бочки…

– Зачем?

– Тьма!.. Затем, что мы ищем Линдси… И не верим, что она жива.

– Боги…

Эф принялся заглядывать в бочки и ящики. На некоторых остались крышки, их пришлось срывать. Скинув очередную крышку, Эф отшатнулся, зажав нос ладонью. Мира ахнула:

– Тело?..

– Нет… кислое вино.

Эф дошел до конца погреба, уперся в дверь.

– С этой стороны все пусто. Надо посмотреть там, до подземного хода…

Он махнул в другой конец погреба.

– Смотрите вы, Френсис.

Он двинулся туда, где зияла в стене щель. Мира не смотрела ему вслед, а глядела на выход из погреба и думала: если выйду, наконец, на свет – никогда больше не спущусь под землю. И шторы не задерну, и искру не буду гасить на ночь. И полюблю, черт возьми, солнце! Все лето буду загорать, стану смуглой, как чертова западница! Никакой тени, никаких подземелий, только зной и солнечный свет!

– Здесь всюду тоже пусто, – после мучительно долгих минут сказал Эф.

– Слава Янмэй. Идемте наверх!..

Мира пошла к двери, Эф – за нею следом. А за спиной у него раздался тихий шорох. Мира вскрикнула, мгновенно обернувшись:

– А-аа! Крыса!..

– Нет, крошка, это же я… Что, в темноте не признала?

Инжи Прайс вошел в круг света от эфова фонаря.

– Парочка? Какого черта? – воскликнул Френсис, кладя руку на эфес меча.

– Нет, други, это я вас спрошу: какой тьмы вас сюда занесло? Тебе, кроха, я говорил не лезть в темницу? Говорил… А ты, Эф, ясно понял, кто в замке главный? Миледи, вот кто. Миледи велела запереть кроху… так зачем ты отпер?

При этом он сделал еще два шага к Эфу. Тот напрягся:

– Стой, где стоишь, Парочка!

– Да ладно тебе!.. Я же вас люблю, как родных. Только поэтому и пришел. Хотел вам сказать и вот говорю: ступайте назад, в замок. Ты, детка, отсидишь положенную недельку в камере, а ты, парень, немножко полижешь северную задницу миледи… и мне винца выставишь. Тогда все забудется, и граф не узнает, как ты помог пленнице бежать.

– Я тебе не парень, – процедил Эф и поставил фонарь на бочку. – И графу есть что узнать о тебе, дрянь! Вы с Мартином выкрали Линдси и Джейн!

Инжи рассмеялся – куда более умело, чем леди Сибил Нортвуд.

– Какое дерьмо собачье! Ты сказанул – что в вино насрал! Детка, закрой ушки, не слушай…

– Заткни пасть, тварь! – крикнул Эф, клинок со скрипом двинулся из ножен. – Отстегни и брось на пол ремень.

– Ладно, ладно… Вот озверел-то!

Инжи пожал плечами и расстегнул пряжку. Кинжал звякнул о каменные плиты.

– Теперь повернись спиной.

– Малютка, ты хоть не веришь в эту чушь?.. – спросил Парочка, через плечо Эфа глядя на Миру.

– Это она все и узнала, старый пень! Так что закрой пасть и повернись спиной!

– Ну, как скажешь…

Носком сапога Инжи подцепил ремень с кинжалом и швырнул в лицо Эфу. Тот уклонился и потерял секунду. Инжи метнулся вперед. Он оказался слишком близко для меча, и Эф выхватил искровый кинжал, направил в живот Парочке. В тот самый миг Инжи выбросил левую руку к лицу Эфа. Рыцарь замер. Кинжал застыл в дюйме от цели, звякнул на пол, когда разжались пальцы. Обе руки опустились, вытянулись по швам. Тело начало оседать, смялось, упало к ногам убийцы. Лицо заливала кровь.

Мира не могла ни говорить, ни дышать, ни двигаться. Смотрела, как Инжи вытер узкий стилет, торчащий из-под левой ладони, аккуратно сунул обратно в рукав, подобрал и надел пояс с кинжалом.

– Ты некогда любопытствовала: отчего меня зовут Парочкой? Так вот, это потому, что у меня их всегда парочка в запасе.

Переступив труп, он пошел к Мире.

– Помнишь, я говорил, что не люблю убивать юных девиц без крайней нужды? Так не расстраивай меня, не создавай потребность, ладушки?

Мира не могла даже ответить. Стояла восковой скульптурой. И, кажется, плавилась. Подгибались ноги.

– Развернись, деточка, и ступай к двери. Ты меня услышала?.. Вот и хорошо. Кругом и к двери.

Она повернулась. В эту минуту дверь распахнулась, полился свет. В проеме стоял Мартин Шейланд в красных штанах и лимонном камзоле. За его спиною виднелись двое «егерей».

– Что тут за чертов шум?

– Да было дело… Уже все улажено, хозяин.

– Не все улажено, не все…

Мартин приблизился к Мире, склонив голову, сверкая огромными, жадными глазами.

– Да, хозяин, осталась задачка, – признал Инжи. – Она Янмэй, с нею сложно…

– Настоящая Янмэй… – Мартин цокнул языком. – Ц-ц-ц. Подлинная, чистокровная Янмэй! Пожалуй, оно и к лучшему. М-да.

Остановился перед Мирой, вытянул руки. Положил ладони ей на бедра, повел вверх, ощупал бока, живот, грудь.

– Ц-ц-ц. Точно, к лучшему.

– Осторожно, хозяин, – предупредил Инжи.

Не издав ни звука, Мира пнула Мартина в голень.

Тот заорал, согнулся… И, резко выпрямившись, ударил девушку кулаком в подбородок. Мира упала, скорчилась, закрыв лицо руками. Мартин встал над нею.

– Настоящая, живучая Янмэй… Хорошо.

Его сапог ткнулся ей под ребра. Свет погас.

Меч

Ноябрь 1774 г. от Сошествия

Лагерь северян в предместьях Лабелина

Будь Джоакин Ив Ханна человеком философического склада, он извлек бы из нынешнего своего положения множество мыслей и откровений. Тем более, что обилие свободного времени располагало к раздумьям.

Например, он мог бы поразмыслить о скоротечности момента и невозвратности шанса. Кажется, еще вчера козырная карта была в твоих руках… но вот, незаметно для тебя, ситуация переменилась, и ты уже не владеешь ничем, кроме разбитых надежд, да еще лужицы в грунтовом полу, где скапливается дождевая вода. Наверное, ценнейший дар в мире – способность угадывать нужный момент. Миг славы и миг падения идут рука об руку, и лишь мудрец может различить их. А лужа, к слову, хорошая штука: без нее пришлось бы слизывать влагу прямо с земли, что не к лицу воину…

Мог бы он подумать о стратемах – к этому располагала крыша над головою. Перекрытием служила решетка, сбитая из досок; ее ромбовидные просветы напоминали клетки стратемного поля. А люди, как ни крути, – всего лишь фишки, и счастлив тот, кто знает свое место. Когда властная рука игрока берет тебя и переставляет с клетки на клетку – следует принять это как должное и – упасите, боги, – не сопротивляться. Играешь не ты, играют тобою – приняв этот факт, увидишь истину.

Джоакин мог бы также по достоинству оценить древнюю мудрость: «Чем выше взберешься – тем ниже упадешь». Забавно, как прямой смысл сплетался с переносным: с высоты герцогского застолья Джо рухнул в самую натуральную, отнюдь не метафорическую яму. Теперь он делил стол с полевыми мышками и должен был проявлять немалую бдительность: стоит прозевать момент, когда в яму бросят пару лепешек, – и грызуны мигом растащат их, ничего не оставив человеку. Что, в сущности, тоже весьма философично: будь ты хоть трижды велик и силен, а в выигрыше окажется тот, кто первым доберется до лепешки.

Но Джоакин не родился мыслителем. Был он таким человеком, для кого мысль непременно соединяется с действием. Какой прок от пустых раздумий? Подумал немного – сразу сделал. А коли не можешь сделать, то и думать без толку.

Он попробовал выбраться из ямы. В мягкой грунтовой стене сделал выемки для рук и ног, взобрался на пять футов вверх, к перекрытию, уперся в него плечами и поднажал. Тяжелая решетка даже не шелохнулась, но из-под ног парня вывернулись комья земли, и он ляпнулся на пол, распугав мышей.

Попробовал копать. Обломал пару ногтей, продвинулся на фут. Потом его старания заметил сквозь решетку солдат, просунул в яму древко копья и оглоушил Джо по голове.

Испытал также свое мастерство переговорщика. Воззвал к патриотическим чувствам солдата и земляческому состраданию, на случай, если солдат – путевец. А на случай, если солдат – северянин, пригрозил: «Выпусти меня немедленно! Иначе, когда выберусь, тебе несдобровать! Знаешь ли, кто я? Еще вчера, да будет тебе известно, я распивал вино с его светлостью Эрвином и двумя кузенами!» Кем бы солдат ни был, он не вступил в беседу.

Истратив таким образом весь арсенал идей, Джоакин принялся ждать. Он думал лишь одно: «Как все дерьмово повернулось! Вот же дрянь…». Развития данная мысль не требовала – она была самодостаточна, метко выражала всю глубину джоакиновых переживаний.

Порою он, правда, вспоминал Аланис и Ориджина. Но сразу же такая буря поднималась в душе, такие противоречивые чувства взметались из глубины, рокотали, сшибались друг с другом, взбивая пену… Джоакину стоило громадных усилий погасить шторм, восстановить хладнокровие, подобающее воину.

В слове «воин», в звучании его, в своей к нему причастности он находил единственное утешение. Я – воин. Что бы ни случилось, а уж этого у меня никто не отнимет! Птицу не отучишь летать, а волку не запретишь охотиться – ни один самовлюбленный лорд не может этого! А если те двое… ни она, ни он… не оценили меня по заслугам, то им же хуже. Многое они теряют. Мне же терять нечего. Я – воин! Боевой дух со мною, и его не отнять.

По правде, боевого духа недоставало. Он накатывал волнами, но быстро отступал, и приходила та пустая, серая апатия, что уже посещала Джоакина перед сражением. Тогда он садился на землю и бездумно пялился перед собою. Пролетали часы, а он сидел, не замечая времени, перемалывал жвачку из одной-единственной мысли: «Как все дерьмово… Ну, и дрянь…». Лишь одно могло вывести Джо из этого состояния: звук «ляп!», с которым падала в яму лепешка. Тогда нужно было схватить ее прежде полевок, отереть о подол сорочки и сунуть в рот.

В унылой апатии Джоакина и застал тот миг, когда решетка сдвинулась, и в яму свалилась узловатая веревка.

– Давай, путевец, вылезай, – сказал солдат свои первые слова. Он был северянином.

Джо выбрался наверх. Стояли сумерки, но еще не ночь. Возле солдата-стражника был знакомый уже кайр Хэммонд – икс из личной охраны герцога.

– Ты грязный, как свинья. Отряхнись, – сказал кайр.

– Зачем? – спросил Джоакин.

Кайр врезал ему кулаком под ребра. Джо не без труда восстановил дыхание, разогнулся, принялся оттирать землю с плаща и рубахи, но по-прежнему не понимал, зачем это нужно. Перемены к лучшему все равно не предвиделись. Его вытащили из ямы – не диво: войско выступает в поход, вот и вытащили. Что сделают дальше? Кто знает. Но уж явно ничего хорошего ждать не приходится.

– За мной, – сказал Хэммонд и пошел.

Насколько Джо ориентировался в вечерней мгле, двинулись они к центру лагеря. Кайр не оглядывался, и, вообще говоря, давал парню шансы сбежать. Можно опрометью кинуться меж палаток, свернуть раз, второй, третий – и все, считай, сбежал. Переодеть Джоакина узником никто не удосужился, так что выглядел он как простой солдат, только больно грязный. Кроме Хэммонда, никто не опознает в нем беглеца, даже часовые.

Но Джо не попытался. Даже не потому, что на поясе кайра поблескивали три метательных «пера», а просто потому, что не было смысла. Куда бежать-то? А главное – зачем?.. С детства мечтал в Ориджин, потом мечтал в Альмеру… Но вот они здесь – и Альмера, и Ориджин. А Южный Путь – под ногами. Если тут дрянь, то где будет лучше?..

Пришли. Часовые отсалютовали Хэммонду, впустили в огражденную частоколом сердцевину. Обошли несколько шатров, пришли к белому квадратному – незнакомому, ориджиновский был вишневым. Внутри шатра горел огонь, выпуская дым в отверстие крыши.

– Разденься, – сказал кайр.

Джо чуть не ляпнул снова: «Зачем?» Скинул одежду, вмиг покрылся гусиной кожей. Кайр оглядел голого парня, тщательно перебрал и прощупал тряпье. Он искал не просто оружие, а любую металлическую мелочь: гвоздь, шпильку, кусок кольчужной проволоки, оловянную ложку. Не найдя ничего, буркнул:

– Одевайся и слушай. С какой-то тьмы миледи пожелала тебя увидеть. Причем, наедине. Миледи – не робкого десятка, к тому же вооружена. А ты – всего лишь путевец. Но если все же чего-то себе надумаешь, помни: я тут, у входа.

Кайр откинул полог.

Шатер имел сени, как добротная изба. В сенях Джо замялся, хрипло спросил:

– Миледи?..

– Входите, Джоакин Ив Ханна.

Отодвинув второй полог, он вошел.

В шатре было тепло и светло. Трещали поленья в железной печурке, горели масляные лампы. Леди Аланис сидела, скрестив ноги, на овчиной шкуре, расстеленной у печки. Она оставила лицо открытым и расположилась вполоборота к Джоакину: лампа освещала здоровую щеку, шрам оставался в тени. Одета была не то в свободное платье, не то в нарядный халат. Оторочка из куничьего меха, воротник раскрыт, видны ключицы миледи. Платиновые локоны спадают на шею.

Отчего-то у Джоакина пересохло в горле. Видимо, натоплено слишком жарко…

– Миледи… – повторил он глухо.

Аланис улыбнулась:

– Вы, никак, принимали ванну?..

Он сообразил, что надел только штаны, а остальное тряпье держал комком в руках.

– Ой!.. Простите, миледи…

Попытался с достоинством надеть сорочку. Выронил, подобрел, замялся: сорочка вся была изукрашена жирными земляными пятнами.

– Бросьте, – велела Аланис, – садитесь. Здесь тепло.

Джо поискал глазами отведенное ему место.

– Садитесь на овчину, не бойтесь меня.

Он сел, прижавшись к дальнему от миледи краю. Однако овчина была не слишком велика. Пальцы ноги девушки оказались в дюйме от джоакинова колена. Все дрянь, – напомнил себе Джоакин. И не само по себе дрянь, а из-за нее, из-за этой вот барышни.

Спросил как можно суше:

– Чего угодно миледи?

– Я вспоминала, как мы с вами отнимали лошадей, – Аланис пошевелилась, подол халата сполз, приоткрыв щиколотку. – Вы назвали это забавным приключением. И были правы: теперь мне весело вспомнить. Вы весь такой грозный, лицо – будто герб на щите. «Нам нужны ваши лошади!» И меч к самому носу этого бедняги… а он хлоп – и в обморок. Ну, не забава? А вы сразу так растерялись, чуть меч из рук не выпал. Я говорю: «Найдите деньги», – и вы с той девчонкой только глазами хлопаете. Мол, к кому это она обращается?..

Джоакин отодвинулся и сжал кулаки, пытаясь задушить предательское тепло, родившееся в груди.

– А как думаете, – спросила Аланис, – они продали кольцо? Или хранят как святыню, что чудом свалилась с неба? У кого-то Священные Предметы, а у них – мое колечко. Молятся: «Янмэй Милосердная, сделай так, чтобы все наши несчастья кончались, как тот грабеж на дороге!» Садятся в телегу и катаются ночами в надежде: вдруг найдется еще герцогиня, которая захочет их ограбить?

На страницу:
8 из 9