Полная версия
Год волка
Клир Амбриг. «Падения королевств»
Не знаю, сколько я находился между сном и явью. Периодически я приходил в себя и в меня вливали горькое зелье, после чего я вновь забывался в холодном и липком сне. Но в какой-то момент все изменилось. Не знаю, как я это понял, но это было так. Я открыл глаза, и яркий солнечный свет ослепил меня. Из полуоткрытых ставен окна дул легкий теплый ветерок. Где-то вдалеке слышалось как всхрапывают лошади и стук молота о наковальню. Я пошевелил правой рукой, она ответила мне неприятной ломотой в суставах, но все же я смог приподнять ее и немного пошевелить пальцами.
– Мари!? – имя непроизвольно сорвалось с моих губ. Голос показался мне хриплым и слабым.
Где-то в углу послышался тихий шорох, а затем быстрые шаги. Молодое красивое лицо с по-детски припухлыми губками и круглыми розовыми щечками нависло надо мной. Мари робко, со страхом, но в тоже время с неподдельным интересом смотрела на меня. Ее огромные голубые глаза выражали сочувствие и усталость.
– Вы снова очнулись! И вы вспомнили мое имя!
– Тебя так часто отчитывают, что его трудно было не запомнить.
– Да, правда, – Мари улыбнулась, но тут же смутилась и робко отвела взгляд. – Извините. Я сейчас же позову леди Габриэлу.
– Нет, не стоит, – я ухватил Мари за руку, но тут же отпустил ее, так как это движение стоило мне всех моих сил.
– Но мне велено сразу звать леди каждый раз, как вы приходите в сознание, – Мари встревоженно оглянулась по сторонам, кажется, она колебалась, не зная, что ей делать.
– Ты всегда выполняешь все что тебе велено?
– Нет! То есть да! Почти всегда, – лицо девушки зарделось красным.
– Где я нахожусь?
– Мне не следует с вами об этом разговаривать.
– А о чем тогда ты можешь со мной говорить?
– Не о чем. Мне вообще запрещено разговаривать с людьми, которых лечит леди Габриэла.
– Ты, кажется, боишься эту свою леди Габриэлу.
– Нет, что вы, леди, конечно, очень строга, но в тоже время она очень образованная и добропорядочная женщина.
– Все-таки боишься. – я удрученно вздохнул.
– Нет, – Мари, словно малый ребенок, надула свои и без того пухлые губы.
– Тогда ответь мне, где я нахожусь.
– В форте Старн, – немного поколебавшись, выпалила Мари, впрочем, это название не о чем мне не говорило.
– Как я здесь оказался?
– Вас нашли полуживого на поле боя под Вератором и срочно доставили сюда, – Мари опустила глаза в пол.
– Никто не верил, что вы выживете, кроме леди Габриэлы. Хотя я думаю, что в душе она тоже очень сильно сомневалась. Многие не верят и сейчас. Даже ставки делают…, – она резко осеклась на полуслове.
– Мари!? Что здесь происходит? С кем это ты там разговариваешь? – неприятный женский голос негодующе раздался со стороны входа.
– Ни с кем госпожа, – Мари побледнела и бросилась к двери. – Он снова пришел в себя, и я уже хотела идти за вами.
– Хотеть мало. Ты разговаривала с больным, глупая девчонка. Сколько раз я говорила тебе, что твое дело ухаживать за больными, а не вешать им на уши свои глупые сплетни, – женщина быстрыми шагами приблизилась ко мне. Мари шустрая, словно белка, принесла ей небольшой стул, и она изящно уселась на него, подобрав подол своей длинной юбки.
В этой уже немолодой женщине сочетались холодная стать и аристократические замашки. Ее взгляд пронзил меня насквозь. Гордо вскинутый подбородок, с маленькой, почти незаметной, ямочкой, слегка дрогнул, губы ее растянулись в учтивой полуулыбки.
– Смотрю сегодня вы в более ясном сознание. Это очень хорошо. Все самое тяжелое позади. Вы идете на поправку. Я леди Габриэла Саморати, практикующий врач королевской академии в Лаборе.
– Госпожа Габриэла одна из лучших лекарей в Героне и дочь…
– Мари, закрой свой маленький рот. Я не нуждаюсь в твоих льстивых похвалах. И что это за простонародное прозвище лекарь!? – Габриэла смахнула назойливую челку, лезущую ей в глаза, всеми своими движениями выдавая свое аристократическое происхождение. – Извините, я отвлеклась. Как вы себя чувствуете?
– Не знаю. Все как-то необычно. Мари сказала, что меня нашли среди трупов?
– Мари слишком много разговаривает. Но да, это правда. Вам повезло, что мы тогда наткнулись на вас. Но не будем сейчас об этом. Лучше расскажите нам о себе. Кроме того, что вы в офицерском чине, мы ничего не знаем. А расспросить вас об этом, как вы сами понимаете, ранее мы не могли. Как ваше имя?
– Мое имя? – я как-то этим вопросом не задавался. Действительно, а как же меня зовут? И кто я вообще такой? Я то и битвы никакой не помнил. – Я не знаю. Не помню.
– Да, этого стоило ожидать. Вы ничего не помните. В вашем положение потеря памяти не удивительна. А жаль, – Габриэла удрученно вздохнула.
– В моем положение!?
– Не будем сейчас об этом. Вам нельзя волноваться. Вы еще слишком слабы. Я и так слишком много сказала. Вам нужен отдых, – Габриэла наклонилась ко мне и пощупала мой лоб. – Небольшой жар. Мари, сначала покорми больного, а затем дай лекарства.
– Да госпожа, – Мари тихо удалилась из комнаты.
– Не беспокойтесь. Все будет хорошо. Позже я осмотрю вас. А пока отдыхайте. – Леди Габриэла медленно встала, отодвинув свой небольшой стул. Она ласково улыбнулась мне и не спеша удалилась.
Через некоторое время вернулась Мари. В руках у нее была небольшая пиала. Как оказалось, в ней находилась неприглядного вида похлебка. Безвкусную жижу я глотал без всякого удовольствия. После сомнительной и не принесшей мне никакого удовольствия трапезы, Мари принесла мне горькую настойку из трав. Выпив отвар, я еще некоторое время лежал в тишине, пока не забылся в беспокойном сне.
Я все чаще приходил в сознание. Мои сны становились более спокойными и беспечными. Мари, бессменная сиделка, словно моя неотвязная тень, всегда присутствовала рядом. Она кормила меня, убирала, делала какие-то припарки и отпаивала отварами. На все мои вопросы она упорно отвечала молчанием, лишь заботливо улыбалась в ответ и успокаивающе говорила что-то ласковое. Не знаю, уходила ли она когда-нибудь из комнаты, отдыхала ли вообще. Но когда я открывал глаза и произносил что-нибудь, она всегда была рядом. Часто ко мне приходила леди Габриэла, она учтиво улыбалась и спрашивала о том, как я себя чувствую, ощупывала меня с головы до ног, лично меняла повязки. В коротких беседах с ней мы говорили на отвлеченные темы. Она рассказывала мне о хорошей или плохой погоде, о безответственности Мари и вышивки, которой занималась в свободное время, которого, по ее словам, было совсем немного. На все мои вопросы о чем-либо другом, она уклончиво уводила тему в сторону. Она также интересовалась, не вспомнил ли я чего-либо из своей прошлой жизни, на что я лишь с сожалением качал головой. Я бы и сам с радостью хотел что-то вспомнить, но, увы, ничего не менялось. Габриэла на это лишь успокаивающе отвечала, что всему свое время, и я обязательно вспомню. Потом она также спокойно уходила, желая мне спокойного сна. Иногда вместе с Габриэлой приходил высокий мужчина, она звала его Карвер. Густые черные волосы были собраны и перевязаны на затылке, острый хищный нос, тонкие губы, он все время держался холодно и надменно. Во взгляде его холодных темных глаз читалась неприкрытое презрение. Он каждый раз брезгливо осматривал меня с ног до головы. Приходил он редко, и только для того, чтобы перевернуть меня на бок или обратно на спину, чтобы, как выражалась леди Габриэла, у меня не появились пролежни. Также порой он с недовольным вздохом брал меня на руки и держал до тех пор, пока Мари застилала мою постель чистыми простынями. Потом он небрежно опускал меня обратно и молча уходил, лишь коротко кивая на прощание Габриэле.
Не знаю, сколько прошло времени, я вообще потерял ему счет. Поначалу я мог двигать лишь головой и руками. Я был все еще очень слаб. Мари периодически разминала мое тело, разгоняла кровь, как говорила она. Каким же было мое счастье, когда я смог пошевелить пальцами ног. Габриэла сказала, что это была наша маленькая победа. Со временем я смог сидеть. Конечно, поднимался я не без посторонней помощи, но все же. Сначала я не подолгу сидел на краю кровати, а потом леди Габриэла распорядилась принести мне небольшое кресло из своей комнаты. Карверу было поручено каждый день усаживать меня в него на некоторое время. Там я и находился, наблюдая за тем, как в уголке что-то вышивает Мари. Она сидела тихо, как мышка, и ее быстрые, ловкие пальчики резво управлялись с иглой и ниткой. За ней было приятно наблюдать, она была молода и прекрасна, как и многие юные особы в этом возрасте. В ней еще оставалась та детская наивность, что была присуща юным дамам ее лет. Порой она смущенно поднимала глаза и робко спрашивала, не нужно ли мне чего-нибудь, на что я отвечал немым покачиванием головы. Мне и так было очень стыдно и неудобно, оттого что это хорошенькая девушка обтирает, кормит и выносит за мной мои нечистоты. Но ничего сделать с этим я не мог, так как у меня получалось шевелить и сгибать в колене лишь правую ногу, а вот левая почему-то совершенно отказывалась двигаться.
В один из дней, когда я достаточно окреп и уже мог сам подниматься и садиться на край кровати Карвер не стал нести меня в кресло, а вместо этого поднял за плечи и поставил на ноги. Я чуть было не упал, но Карвер меня держал и, опершись на него, я с горем пополам доковылял до своего кресла. В правой ноге еще чувствовалась слабость, а левая практически не двигалась. Эти тренировки продолжились и в последующие дни. Со временем моя правая нога полностью окрепла, а левая хотя и с трудом, но понемногу расходилась. Однажды Карвер заявил, что ему надоело со мной нянчиться. Он принес мне два деревянных костыля и со стуком поставил их рядом с моей кроватью.
– Вот, – коротко пробурчал он, и удалился из комнаты, бросив странный взгляд в сторону Мари.
Я осторожно и недоверчиво взял костыли в обе руки. Мари поспешно встала и подбежала ко мне с готовностью помочь. При попытке встать, я чуть было не свалился на пол, но благодаря невероятным усилиям хрупкой девушки я смог устоять на ногах. Передвигаться с этими палками была непривычно и ужасно неудобно. Но зато теперь я мог ходить самостоятельно. И первое, что я сделал, это подошел к окну и выглянул наружу.
Перед моим взором раскинулся широкий двор. Длинный ряд конюшен вдоль оборонительных стен форта, большая кузница, тренировочная площадка, длинное деревянное здание, по всей видимости, казарма, и еще несколько строений поменьше, тянущихся вплоть до высоких крепких ворот. Небольшая группа солдат сражалась на мечах на площадке под взором крепко сбитого невысокого мужчины. Он негромко и деловито раздавал замечания и указывал неповоротливым солдатам на их огрехи. Из кузницы доносился смачный звон молота о железо, в конюшнях ржали кони, возмущаясь нерадивостью конюха вовремя не насыпавшего им свежего овса. Дворовые псы с лаем носились друг за другом, играючи скаля зубы. Я вдохнул полной грудью воздух, напоенный различными запахами, в этот момент как-никогда почувствовав себя живым.
– Никогда бы не подумала, что война доберется и сюда, – Мари печально вздохнула. – Вы мужчины так любите насилие и жестокость.
– Разве это насилие происходит не из-за женщин, – я медленно пожал плечами.
– Может быть вы и правы. Но все же…
– Вы из этих мест Мари? – я решил сменить тему, спорить с женщиной о женщинах было бессмысленно.
– Я!? Нет, что вы. Я из Лаборы, как и госпожа Габриэла, – я почувствовал смущение в ее голосе.
– И что же побудило такую хрупкую девушку из благородной семьи последовать туда, где идет война и выполнять поручения сварливой лекарки?
– О нет, я вовсе не из благородной семьи. Если я из столицы это не значит…, – Мари на мгновение замолчала. – Зря вы так о леди Габриэле. Она замечательная женщина и вы обязаны ей жизнью. Она спасла мою семью, взяв меня в ученицы. Я многому у нее научилась.
– Да Мари, вы правы. Простите.
– И можете не обращаться ко мне на вы? Меня это очень смущает.
– Тогда вы… ты тоже обращайся ко мне по-простому.
– Но как же. Я не могу. Если леди Габриэла узнает, мне…
– Она не узнает. Будем общаться так только когда мы вдвоем. Хорошо? – я медленно повернулся к девушке.
– Хорошо, – Мари скромно опустила глаза. – Вам… ой, тебе нельзя долго стоять. Нужен отдых. Давайте, я помогу сесть вам в кресло. Тебе, – слегка смутившись тут же одернула она себя.
– Ладно, – я медленно проследовал к креслу, опираясь на своих новых деревянных помощников. Мари помогла мне сесть. Когда я оказался в кресле, я понял, что девушка была права, я не привык столько времени находиться на ногах. Правая нога гудела, так как основной упор я делал на нее.
– Мари, будь добра принеси мне воды.
Она с готовностью кивнула и кинулась к выходу.
– И да, Мари, я очень рад, что мы с тобой поговорили, – сказал я ей, когда она уже была в дверях.
Мари обернулась и широко улыбнулась мне, обнажая ряд маленьких белоснежных зубок. Я не мог припомнить чтобы раньше девушка одаривала меня такой улыбкой. И, признаться честно, это зрелище завораживало меня.
Глава 3
Званый ужин
Я помню, как он смотрел на меня. Сверху вниз, оценивающе, цепляясь взглядом за каждую морщинку на моем лице, следил за каждым моим движением. Вот он, настоящий Капаак, думал я. Черный герцог, владелец огромных земель, вожак стаи, защищающий свою территорию и завоевывающий новую. Волк, чьи зубы рвут презренных марадов. И своих щенков он учил тому же. Они должны были стать такими же сильными, выносливыми и беспощадными. Не щадите ни врагов, ни друзей говорил он. Стая должна быть сильной и верной, выгоняйте из ее рядов слабых и немощных, искореняйте предателей. Кровь за кровь. И лишь одно правило особенно ценно и должно неукоснительно выполняться: семья – это одно целое. Капаак никогда не убьет другого Капаака, не предаст из зависти и честолюбия. Но если корни эти укрепятся внутри семьи, если сын поднимет руку на отца, если брат пойдет на брата, Капааки падут под гнетом своей же глупости. И если такой день настанет, Черное герцогство перестанет существовать, ибо лишь Капааки могут править им. Только в их жилах течет кровь Великого волка Алкова. Они его избранные дети, и в свои угодья он забирает их после смерти. Они стая стай. Алкуверы – чистая кровь.
Я помню, как он смотрел на меня. Я помню, как его не стало. Вот он настоящий Капаак, сын своего отца. Славься Алков. Славься Черное герцогство. Славьтесь Капааки.
Парлин Дух Стаи
Я довольно быстро научился управляться с костылями и уже мог сам свободно вставать и передвигаться по комнате. Мари, словно моя тень, всегда присутствовала рядом. Леди Габриэла приходила не так часто, как раньше, она говорила, что я иду на поправку. Лицо мое покрыла довольна густая борода. Но бриться мне пока не разрешали.
Мне порядком осточертело находиться в четырех стенах и в один из дней я смог уговорить леди Габриэлу выйти наружу. Мари радостно поддержала мою просьбу и с охотой вызвалась меня сопровождать, за что получила грозный взгляд со стороны наставницы. Но все же результат был получен, и мне было разрешено выйти из своей временной «темницы». Леди Габриэла даже изъявила желание сопроводить меня до выхода во двор.
Мы все вместе вышли в широкий коридор с рядом дверей по обе его стороны. Передвигались мы не столь быстро, как хотелось бы, из-за моей хроматы. Мари то и дело поддерживала меня за руку, боясь, что я потеряю равновесие, а потом и вовсе взяла меня под локоть. Конец коридора «порадовал» меня неприятным сюрпризом. Широкая лестница в центре уходила вниз, а по обеим ее сторонам, еще два более узких пролета, вели на верхний этаж. Благо то, что ступеньки были широкими, и спуститься нужно было лишь этажом ниже. Держась правой рукой за мощные перила, и поддерживаемый слева Мари, а справа Габриэлой, мне, не без труда, удалось преодолеть эту преграду.
Спустившись вниз, я немного отдышался, что дало мне время осмотреться. Широкая зала, в которой я оказался, впереди заканчивалась массивными дверьми, справа находился огромный камин, над которым висела оскаленная в пасти голова невезучего медведя. Огонь в камине давно потух. Почерневшая кочерга, которой, по всей видимости, ворошили золу, одиноко валялась на полу рядом с зевом камина. В левой части залы располагался длинный массивный стол с большим количеством не менее массивных стульев. Стол был покрыт темно-красной скатертью, на которой с разных концов стола важно стояли горбатые трехрогие подсвечники. Свечи в них оплыли, сползая вниз неровными прядями. Несколько выцветших картин украшали стены. Ковры на полу были грязны и истерты не одной парой сапог.
Не дав мне осмотреться побольше, меня провели в неприметную дверь рядом с камином. Минуя небольшой узкий коридорчик, мы оказались на довольно просторной кухне. Большая жаровня жарким языком пламени облизывала вертел с запекаемыми на ней заячьими тушками. Жир, капая на угли, злобно шипел. За длинным столом, заставленным кастрюлями, чанами и прочей кухонной утварью, стоял плотного телосложения мужичок, по всей видимости, повар. Он кромсал огромным ножом корень неизвестного мне растения, и кидал ошметки в большой пузатый чан, стоявший рядом. Около него крутилось несколько поварят, которые быстро, словно пчелы, исполняли указания своего наставника, и надо сказать, что приказы эти отдавались неустанно. На нас никто даже не обратил внимания, так все были поглощены своим делом. Мы молча прошествовали далее. В одной из очередных крохотных комнатушек, через которые меня вели леди и Мари, мы столкнулись с молодой некрасивой служанкой в длинном сером платье и цветастом чепчике. Она несла в руках небольшой тазик с водой и куда-то спешила, глядя себе под ноги. Она чуть было не сбила с ног леди Габриэлу. Та лишь окинула бедняжку высокомерным взглядом и отвернулась, служанка еще ниже опустила глаза и пролепетала что-то похожее на раскаянье. Мари злобно, словно кошка, зашипела у меня над ухом, до глубины души оскорбленная поведением челяди. После минутной заминки мы двинулась дальше, а служанка быстро скрылась в дверях, спасаясь от господского гнева. Леди Габриэла, как и обещала, проводила нас до дверей черного входа. Пожелав мне хорошей прогулки, она дала пару наставлений непутевой, по ее мнению, Мари, а затем ушла по свои «неотложным» делам. Мы же вышли на широкий двор, и я был несказанно рад, почувствовав легкий ветерок на своем заросшем лице.
Прогуливаясь по двору, я снова ощутил себя живым. И если бы не моя левая нога, напоминавшая мне о моих ранах, я мог бы сказать, что я полностью выздоровел. Мари, держа меня за руку, что-то прелестно щебетала мне на ухо: о погоде, платьях и о чудесной весне, которая особенно прекрасна в этой местности. Так, слушая болтовню прелестной спутницы, я тихо прихрамывал по усыпанной гравием дорожке. Мы и не заметили, как оказались около кузни, где высокого роста кузнец держал на наковальне раскаленный брусок железа, а молодой крепенький подмастерье бил по нему молотом. У кузнеца было широкое лицо с густой бородой по самую грудь. Руки и тело, как и положено каждому уважающему себя мастеру молота и наковальни, вздувались от мышц. Мари потянула меня за руку, призывая следовать дальше, но я остановился, внимательно разглядывая происходящее. Они были так поглощены процессом, что нас никто не обратил внимания. В какой-то момент парень, неудачно занеся молот, ударил слишком близко от руки мастера, державшего брус. Искры, словно дикие красные пчелы, взвились вверх и ударили всем скопом в лицо кузнеца.
– Ах ты, сукин сын, – кузнец зло мотнул головой, глаза у него стали бешеными. – Криворукая собака, чтоб тебя в дышло.
Подмастерье не стал дослушивать все то, что хотел сказать ему наставник. Он с грохотом бросил молот наземь и пустился наутек. Кузнец же, с молодецким замахом, запустил ему вслед раскаленную заготовку. Та, со свистом преодолев отделявшее ее от удирающего парня расстояние, ударила того раскаленным краем в спину. Подмастерье, подпрыгнув, взвыл дурным голосом, и припустил еще быстрее.
– Беги песий сын…
– Добрый день, – поприветствовал я, хотя не думаю, что для кузнеца он был добрым.
– Что!? А вам еще чего надо? – кузнец неприветливо покосился на нас, Мари тут же принялась настойчиво стала тянуть меня в сторону. – Что-то я тебя раньше не видел. А не тот ли ты фрукт, которого под Вератором нашли.
– Тот, тот, – спокойно ответил я.
Лицо кузнеца просветлело, морщины на лбу немного разгладились.
– Так вот как выглядят ходячие трупы. Да ты легенда парень.
Мари злобно зыркнула в его сторону, а я лишь криво ухмыльнулся.
– Кавир, – кузнец протянул мне огромную мозолистую ладонь. Когда я протянул в ответ свою, он сильно сжал ее, да так, что у меня чуть не треснули кости.
– Эээ… очень приятно Кавир. А я…, – я немного замялся, не зная, что ответить.
– Да знаю я, что у тебя с башкой не все в порядке. Ну, в смысле мозги немного отшиблены. Ну, после такого… уж не обессудь… это как здрасьте…, – Кавир замялся, пытаясь подобрать слова. Мари вновь одарила его недоброжелательным взглядом. – Хорошо, что жив.
И он осклабился в глуповатой улыбке.
– Я смотрю у вас какие-то проблемы с помощником? – я решил сменить неудобную для всех тему.
– А, это!? Да ну, ничего серьезного. Все как обычно. Вот что бывает, когда берешь в подмастерья безрукого бездаря, – кузнец почесал затылок. – А насчет запущенного бруска, извиняйте, не стерпел. Ну а как тут стерпеть? Люди говорят, что я вспыльчив.
– И что же, это не так? – улыбнулся я.
– Это еще мягко сказано, – вполголоса проговорила Мари.
– Брешут суки, – Кавир пропустил мимо ушей язвительный упрек моей спутницы.
– Позвольте не выражаться в присутствии дамы, – раскрасневшаяся Мари, сжала в негодование кулачки.
– Ух ты. А что это за мышка с вами?
– Сами вы… мышь, – Мари казалось готова была выцарапать кузнецу глаза.
– Мари, я не думаю, что уважаемый Кавир хотел вас оскорбить, просто он так выражает свои эмоции, – я попытался разрядить обстановку.
– Пусть выражает их в другом месте, не при мне, – Мари не собиралась отступать.
– Приношу свои извинения. Ваш спутник прав. Я не хотел вас обидеть. Просто я не привык к такому обществу, – Кавир показательно поклонился, явно издеваясь над девушкой.
– Кто бы сомневался, – Мари не заметила насмешки, или же просто сделала вид. – Ваши извинения принимаются. Но это в последний раз…
– Конечно. Вы уж не обессудьте. Мы народ простой. Думаем, что говорим, говорим, что думаем, – кузнец криво ухмыльнулся.
– Думайте тщательнее в следующей раз, – Мари недовольно фыркнула и отвернулась. – Я думаю нам пора.
– Да, да. Приятно было познакомиться, – я вежливо, но с опаской протянул руку Кавиру. Все-таки рукопожатие у него было железным.
– Конечно. Не буду задерживать. Леди, – Кавир вновь показательно поклонился.
– Заходи, если что, – шепнул он мне на ухо, когда мы уже развернулись, чтобы уйти.
Мы довольно далеко отошли, когда услышали запоздалый окрик кузнеца.
– Леди, – крикнул он Мари, – а я вас, кажется, вспомнил, вы помощница той лекарки из столицы. Как ее там, Гадраэль кажется. Ух и строгая баба. Передавайте ей сердечный привет. И пусть сильно вас не ругает, вы же надеюсь не такая бездарность, как мой ученик.
Кавир громко рассмеялся и размашистой походкой двинулся к своей кузнице. Мари красная, словно вареный рак, резко развернулась в обратную от кузнеца сторону, и гордо вскинув подбородок, молча пошла прочь. Я невольно улыбнулся и прихрамывая, последовал за ней.
Еще немного погуляв, мы вернулись обратно в свое «жилище», которое оказалось большим трехэтажным зданием сложенного из серого в темных прожилках тесаного камня. Я даже кажется, узнал окно своей комнаты на втором этаже. Мы прошли тем же путем через комнаты и кухню, на которой работа и суета, по всей видимости, не прекращалась никогда. Оказавшись в общей зале, Мари помогла мне подняться по лестнице, и мы вернулись в мою комнату. Я, уставший, но довольный, обессиленно плюхнулся в кресло и вытянул ноги. Левая нещадно ныла. Мари села на свой стульчик в углу комнаты и взялась за вышивку. Я следил за ее быстрыми пальчиками, так ловко управляющимися с иглой. Она что-то тихо напевала себе под нос. Под этот тихий напев я не заметил, как уснул.
С этого дня я часто гулял во дворе. Вместе с Мари я пару раз посещал конюшню. Лошади поначалу неприязненно относились ко мне, но после того, как я пару раз угостил их кусками хлеба, так предусмотрительно взятыми с собой Мари, они стали более доверчивы. Некоторых мне даже удалось потрепать по холке. Особенно мне нравился один вороной чистокровный жеребец. Конюший, по имени Старп, сказал, что он принадлежит лично коменданту крепости. Старп был седовласым мужчиной преклонного возраста и, по его же словам, чуть ли не всю жизнь посвятил лошадям. Он был угрюм и немногословен. Но если речь заходила об этих благородных животных, он мог с восхищением поведать истории из своей жизни. Жеребец по клички Понтий, бил копытами и фыркал, показывая ряд своих угрожающе крупных зубов, каждый раз как я пытался к нему приблизиться. Он был горд и независим. Словно из моих бредовых снов про черноволосую девушку и лошадей, снов, которые в последнее время мне больше не снились. Вообще. Старп лишь усмехался, при виде моих бессмысленных попыток наладить контакт с Понтием. Он сказал, что жеребец подпускает к себе лишь двух людей, коменданта Делаг и, само собой, его Старпа. Конюший лично ухаживал за Понтием, не доверяя эту обязанность ни одному из прислуживающих на конюшнях. И, по всей видимости, очень гордился этим.