Русская грамматика по методу Монтессори

В книге Монтессори «Дом ребёнка» подробно и обстоятельно описаны эти упражнения и их значение для письма, но всё же в коротких словах я изложу здесь эту сторону вопроса. Вкладки эти играют важную роль и в рисовании, но об этом мы поговорим подробно отдельно в главе о рисовании, теперь же ограничимся лишь их значением для письма.

Ребёнок берёт любую рамку, кладёт её на листок чистой бумаги и обводит карандашом контур пустого пространства в середине. Когда он снимает рамку, на бумаге остаётся геометрическая фигура, подобная фигуре, начерченной на карточке третьей серии (карточки для накладывания на них деревянных вкладок). Накладывая затем на свой чертёж не рамку, а вкладку, он производит тот же самый акт, который совершает, накладывая вкладки на карточки с готовыми чертёжами. Разница лишь в том, что в последнем случае этот чертёж он воспроизводит сам. На бумаге у него получаются два, почти совпадающих, одинаковых контура (два круга, два квадрата и прочие фигуры) и этот факт поражает внимание ребёнка. Он удивляется тому, что два таких различных предмета, как рамка и вкладка дали в чертёже одну и ту же фигуру. Впервые у него зарождается объективное понятие геометрической фигуры, как линии, определяющей форму. Кроме того, он учится самостоятельно чертить эти линии, определяющие фигуры, и мы часто видим детей, которые, взяв мел или карандаш, свободной рукой чертят круги, квадраты, треугольники и даже многоугольники, с удовольствием отмечая своё знание. Наступит время, когда они так же свободно и самостоятельно начнут писать графические знаки, означающие буквы или даже слова. Факт, наполняющий ребёнка живейшей радостью. Часто дети, особенно маленькие (трёх- и четырёхлетние), повторяют одну и ту же фигуру, обводя и вкладку, и рамку много раз на одном и том же листке или на разных. Они как бы стараются убедиться в столь поразившем их факте. Другие же пробуют чертить эти фигуры и, начертив все десять, приносят деревянные вкладки и накладывают их на собственные чертёжи.

Получив на бумаге линию, определяющую геометрическую фигуру (контур), ребёнок приступает к дальнейшей работе – штриховке фигуры цветным карандашом. Он выбирает карандаш по собственному усмотрению и заполняет фигуру множеством штрихов. Ребёнку делаются указания, как держать карандаш (как перо при письме), и обращают его внимание на контур, благодаря чему он все больше укрепляется в мысли, что линия определяет фигуру.

Я заметила во многих случаях, что при первых попытках в штриховании ребёнок (маленький) не может сидёть долго за этим упражнением: мускулы его руки быстро утомляются, и он или оставляет работу совсем или занимается ею с перерывами. Все малыши, начинающие штриховать, сильно нажимают карандаш, причём он часто ломается, и рука, его держащая, напрягается: мускулы пальцев ещё очень слабы, и в них нет необходимой для этой работы координации. Но работа сама по себе очень увлекательная, и ребёнок возвращается к ней непрерывно по доброй воле. После нескольких упражнений он отдаётся ей все с большим спокойствием и удовольствием и все дольше и дольше, просиживая за ней зачастую по часу и больше, о чём свидётельствуют мои записи в детских дневниках.

Например, «1917 год, 13 февраля. Ирочка 3,5 года. Взяла железную вкладку – трапецию, обвела карандашом (по моим указаниям) и вкладку, и отверстие в рамке. Я показала ей, как надо штриховать, вложив ей в ручку карандаш и сделав её рукой несколько штрихов. Она быстро высвободила свою руку из моей и принялась за работу самостоятельно. Перед ней лежали два карандаша: красный и синий. Она брала попеременно то тот, то другой и покрывала бумагу коротенькими, неправильными штришками, выезжающими за контур. Я притронулась к её руке, рука была напряжённая, твёрдая, как железная. Девочка оставляла от времени до времени работу, бродила по комнате и вновь принималась за неё. Через некоторое время (в общем, минут 20) она отдала мне листок, измазанный красными и синими штришками в разных местах и внутри, и вовне контура трапеции».

Наблюдая и сличая множество детских рисунков этого рода, мы видим, как расходящиеся во все стороны, выходящие за черту контура, штрихи делаются все легче и определённее и строго держатся в границах. По этим рисункам можно следить за совершенствованием мускульного аппарата ребёнка. Если притронуться к его руке через некоторый (большею частью очень короткий) промежуток после первых упражнений, мы не почувствуем уже напряжения мускулов. И, наконец, когда из-под руки ребёнка выходит совершенная работа (рисунок с лёгкими, свободными, параллельными штрихами, без единой малейшей чёрточки, выходящей за контур), можно сказать, что мускульный аппарат детской руки, необходимый для письма, дошёл до возможного совершенства, механизм установился и вполне овладел карандашом. По этим рисункам ребёнка мы можем с уверенностью судить о степени его зрелости и умения держать перо в руке.

В дневнике Ирочки я читаю следующее: «5 марта 1917 года. Сегодня просидела 15 минут за штриховкой, работая не отрываясь. Обвела круг (отверстие в рамке) и контуры рамки (квадрат) и заштриховала первое синим карандашом, а рамку красным. Штрихи длиннее, правильнее, гораздо меньше выходят за контур, рука почти совсем мягкая». Дальше: «20 апреля 1917 года. За штриховкой просиживает по получасу и больше. Рука легко и свободно скользит по бумаге, карандаш не ломается, штрихи определённые, часто даже параллельные, совсем не выходят за контур. Не довольствуется одной фигурой, начинает строить комбинации: два пересекающихся круга, два прямоугольника, вписывает иногда в круг какую-нибудь фигуру; делает это ещё неловко и неточно, но я не вмешиваюсь, дожидаясь самостоятельного успеха».

После более или менее продолжительных упражнений в штриховке дети уже не довольствуются изображением одной какой-нибудь геометрической фигуры, а приступают к комбинациям из одной и той же в разных поворотах, из двух или нескольких, составляя часто сложные и изящные орнаменты. Добавлением к этим рисункам служат так же контурные рисунки, изготовленные руководительницами, но о них мы поговорим в главе о рисовании.

«Если бы сосчитать штрихи, проведённые ребёнком при разрисовке этих фигур, и перевести их на графические знаки, они заполнили бы множество тетрадей», – говорит Монтессори.

Таким образом, дети подготавливаются к механизму письма без прямых упражнений в письме, и у них вырабатывается такая уверенность штриха, которой нет даже у детей старшего возраста. Когда они берут впервые карандаш или перо для того, чтобы приступить к настоящему письму, они владеют им так же хорошо, как человек много писавший.

Упражнения в штриховке проделывают все дети: и самые маленькие и неумелые, и уже умеющие писать, и пишущие свободно и каллиграфически. Первые готовятся, вторые совершенствуются. Эта работа всецело захватывает детей и оказывается ценной ещё и тем, что равняет всех, как умелых, так и начинающих, открывая им широкую возможность дойти до совершенства.

БУКВЫ ИЗ НАЖДАЧНОЙ БУМАГИ

Второй акт, необходимый для письма, – это знать направление, в котором нужно вести каждый графический знак.

Для этой цели служат гладкие карточки, на которых наклеены отдельные буквы алфавита, вырезанные из наждачной бумаги.

Упражнения с этими буквами устанавливают зрительно-мускуль-ные образы алфавитных знаков и закрепляют мускульную память движений, необходимых для письма.

Буквы в 6–8 сантиметров (строчные) и в 12–16 сантиметров (прописные) вырезаны из наждачной бумаги, имеют рукописную каллиграфическую форму и изображают прямое (вертикальное) письмо. Они наклеены на карточки из гладкого бристольского картона или из простого, оклеенного белой или цветной глянцевой бумагой. Цветные карточки особенно нравятся малышам (трёх-четырёхлеткам): они привлекают к себе детей своими живыми цветами и гладкостью поверхности. Раскладывая их у себя на столике, ребёнок нащупывает на глянцевой бумаге наждачную букву, и этот факт даёт ему первый толчок к ощупыванию наждачной буквы. Разница в ощущении от прикосновения к различным поверхностям поражает его внимание, и он по несколько раз повторяет свой опыт. Руководительнице остаётся только упорядочивать упражнение, следя за правильностью положения карточки и направления движения.

Маленькая девочка, трёх с половиной лет, в течение нескольких дней возилась подолгу с коробкой гладких цветных карточек с наклеенными на них наждачными буквами. Она вынимала их из коробки и раскладывала рядами на столике. «Наблюдая за Лилей, – читаю я в дневнике девочки, – видела следующее: сначала она просто смотрела несколько мгновений на букву, потом трогала наждачную бумагу тремя пальцами. Нащупав букву, она начинала медленно проводить по ней указательным пальчиком. Я поворачивала только иногда карточку, если она держала её неправильно. Я ничего ей не говорила. Буква как бы сама приглашала руку девочки обвести её начертание. Обведя несколько раз «О», она нашла в коробочке с цифрами 0 (ноль) и обрадовалась сходству его с буквой «О», обведя и его указательным пальцем».

«Уметь нащупывать, означает знать направление, в котором надлежит вести данный графический знак» (М. Монтессори «Дом ребёнка»). Ребёнок выучивается этому быстро, так как пальцы его уже давно искушены в осязательных упражнениях. Водя пальцами по букве, он руководствуется шероховатостью наждачной бумаги, в точности следуя контуру буквы. Если пальцы его собьются в сторону, то разница в ощущении – гладкость карточки – тотчас же укажет ему его ошибку. Ребёнок способен без конца повторять движения, необходимые для письма букв, не опасаясь ошибки, в противоположность ребёнку, пишущему в первый раз без предварительных упражнений. Каждая ошибка, которых у него, как у неопытного, достаточное количество, – обескураживает его, разочаровывает и отбивает охоту к дальнейшей работе.

Монтессори рекомендует начинать изучение букв алфавита с гласных и затем переходить к согласным, произнося их звук, но не название.

Обучение ведётся согласно трём периодам урока, по способу, описанному в книге Монтессори «Дом ребёнка» в различных главах и специально для изучения букв, а также в моей книге «Детский сад Монтессори. Семь лет в детском саду по системе Монтессори. Опыты и наблюдения». Руководительница кладёт перед ребёнком две карточки с наклеенными на них гласными. Положим, О и И, указывая на О, руководительница ясно и с ударением произносит звук и предлагает ребёнку ощупать букву указательным пальчиком правой руки в направлении письма. То же делает она и с буквой И. Все происходит без лишних разговоров: руководительница говорит: «Это – О, это – И». И больше ничего. Ребёнок видит букву глазами и ощупывает её. У него возникают три ощущения: зрительное, тактильное (ребёнок осязает шероховатость наждачной буквы) и мускульное (он двигает палец и с ним кисть руки в направлении письма). Благодаря этому образ графического знака (буквы) запечатлевается гораздо скорее, чем это возможно только при зрительном восприятии знака. Кроме того, ребёнок воспринимает одновременно и слуховые образы букв, слушая, как произносит их руководительница.

После небольшой паузы руководительница обращается к ребёнку со словами: «Дай мне О, дай мне И». Это делается для того, чтобы узнать, умеет ли ребёнок сравнивать и узнавать фигуры, когда слышит звуки, соответствующие им. Если ребёнок подаёт карточки неверно (вместо О даёт Т), руководительница предлагает ему ощупывать букву. Если и после этого ребёнок не узнает букву, урок прекращается. Лучше повторить его завтра, чем настаивать сегодня, дав почувствовать ребёнку, его ошибку.

Если ребёнок ответил верно, урок продолжается. Руководительница, выкладывая перед ребёнком букву, спрашивает его: «Что это такое?». Ребёнок отвечает: «Это О, или это И». Если ребёнок ошибается, урок опять-таки прекращается.

Показав две-три гласных (положим, О, И, А), следует показать какие-нибудь согласные. Какие – это все равно. Монтессори не считает нужным следовать специальному правилу при ознакомлении детей с согласными звуками. В этом случае приходится руководствоваться интересом ребёнка к той или иной согласной. Желание узнать ту или иную букву часто является гораздо более действенным средством для обучения, чем какие бы то ни было правила постепенности при изучении букв. Иногда ребёнку хочется знать, из каких букв состоит то или другое слово, чаще всего, – его собственное имя или имя товарища. Иногда его занимает просто форма буквы, и ему хочется узнать её имя, что часто бывает, например, с буквой Ф или Щ. Показав какую-нибудь согласную и произнеся только звук, а не название, руководительница тотчас же соединяет её с гласной, произнося полученный слог и подчёркивая согласный звук. Например, ма – надо произнести как м, м, м, ма. Затем следует присоединять к согласным и другие гласные: м, м, м, мо; м, м, м, ми и прочие. Ребёнок повторяет звук, выделяет его и затем опять соединяет с гласной.

Примеров интереса детей к той или иной букве можно было бы привести из нашей практики достаточно.

Девочка пяти лет, узнав несколько гласных, пожелала узнать, из каких букв состоит её имя: «Маруся». Выбрав из коробки все необходимые для этого буквы и сложив: Маруся, мы выучили с ней м, р, с и я, которых она не знала в виде слогов ма, ру, ся, и выделяя согласные. Девочка быстро усвоила все буквы для нужного ей слова, складывая слово «Маруся». Это веселило её бесконечно. Когда она приступила к письму, то не писала отдельно букв, а сразу написала мелом на доске «Маруся» сорок раз. Потом она стала складывать и Муся, и Руся, и рама, и мама, и прочие слова.

Мальчик четырёх с половиной лет говорит мне: «Слушай: м- о- т- о- р-р-р». Я положила перед ним карточку с буквой р. Он глядел на неё некоторое время. «Я хочу её учить». Учи! Ребёнок принялся её ощупывать указательным пальцем. Несколько дней подряд занимался тем, что отыскивал р в разных коробках с буквами (на карточках и в подвижном вырезанном алфавите), а также на карточках с написанными словами (рука, рама, рак, карандаш, картина и т. п.) «Тр-р-амвай», – сказал он мне однажды: «тоже р».

Маленький мальчик трёх лет и восьми месяцев, рядом с пятилетней сестрой перед коробками с розовыми и голубыми буквами подвижного шрифта, из которых девочка складывала слова, брал из отделения по одной розовой (согласной) букве, подносил к глазам девочки и с любопытством глядел на неё, когда она произносила звук. Те значки, которых девочка не знала, он подносил ко мне и ждал от меня звука. Ребёнок только слушал, но сам не произносил звуков, причём слушал не с одинаковым вниманием. Найдя букву ф и услышав от меня звук, он засмеялся и произнёс несколько раз ф, ф, ф. На другой день ребёнок отыскал в коробке розовый Ф и поднёс его ко мне, повторяя ф, ф,ф. Он нашёл карточку с наждачным ф и наложил на него розовый ф, бурно радуясь своему открытию. Мальчик подбежал ко мне с карточкой: «Смотри: ф», – воскликнул он с блестящими глазами. Аналогичный случай (так же с буквой ф) описан в книге Монтессори «Дом ребёнка».

Другой маленький мальчик трёх с половиной лет очень интересовался карточками с наждачными буквами. Он просто раскладывал их на столике, иногда ощупывая некоторые. Однажды он воскликнул: «Я хочу букву (слово «буква» он часто слышал от других детей) вроде тишины» (на доске каждый день бывает написано «тишина»). Ребёнок сам отыскал в коробке карточку с прописным «т», и с торжеством стал носить её по комнате. «Вот буква вроде тишины», – весело улыбаясь, говорил он всем.

Следя за детьми, работающими с наждачными буквами, мы можем отличить различные индивидуальности: некоторые дети начинают очень рано интересоваться буквами. Как мы видим из приведённых примеров, такой интерес проявляется даже у трёхлеток. Большинство же четырёх и пятилеток неудержимо стремятся к буквам. Некоторые из них интересуются буквами, как графическими знаками, нисколько не интересуясь звуками. Они относятся к ним, как к предметам, которые можно держать в руках, раскладывать, ощупывать. Ощупывание доставляет им, по-видимому, удовольствие, как осязательное ощущение. Интерес к звуку, к произнесению этого звука появляется у этих детей несколько позже под влиянием того или иного стимула. Есть же такие, которые, взяв в руки карточки, сразу желают произносить звуки. С такими детьми мы часто ведём описанные выше уроки. Произнося звуки, и особенно согласные, дети, очевидно, испытывают удовольствие, о чём свидётельствуют их спокойные лица. Все эти разнообразные значки являются для них загадкой, и разгадывание значения каждого обладает для них притягательной силой. Они могут произносить отдельные звуки бесконечное количество раз, никогда не уставая.

Дети постоянно осаждают нас просьбами «проверить» их знания, то есть, быть свидётелями того, как они ощупывают букву за буквой на карточках, произнося их звуки. Этим они готовы заниматься каждый день, иногда в течение продолжительного времени. Интерес к проверке возрастает бесконечно, если они делают это упражнение с завязанными глазами. «Угадывание» звуков вызывает в них восторг. Привыкнув к упражнениям с закрытыми глазами на материале для воспитания органов чувств, дети с удовольствием продолжают то же самое и при ощупывании букв. В этом случае восприятие устанавливается прямым мускульно-тактильным ощущением без участия зрения. Мы часто видим такие примеры: дети, ощупывая буквы, сами, без приглашения руководительницы, закрывают глаза или же просят завязать их.

По Монтессори, у маленького ребёнка мускульная память очень цепка и наиболее возбудима. Этому мы видим постоянные доказательства. Так, например, в 1914 году у меня в детском саду на улице Шпалерной была пятилетняя девочка (Оля Р.), которая писала каллиграфически пером двадцать букв, не зная, как они произносятся. Я как-то спросила её, указывая на написанную ею много раз на одной странице букву: «Какая это буква?». «А Бог её знает», – равнодушно ответила Оля. Я оставила её в покое за её занятием. Прошло полгода. Оля складывала слова из подвижного шрифта и писала слова с карточек на память у себя в тетрадке и на доске, но читать карточки не могла. Как-то она увидела висящую на стене табличку с наклеенным из наждачных букв словом «Оля». Я спросила: «Что здесь написано?». «Не знаю, ответила девочка после продолжительного разглядывания таблички. Я сняла табличку и предложила обвести пальцами слово. Она приложила пальцы к «о» и повела. «О», – произнесла девочка, потом «л», потом «я» Ещё раз то же самое. «Говори скорее», – попросила я. «О, л, я», – прочла девочка и улыбнулась. Глазами она не могла прочесть, а пальцами прочла. Та же история повторилась и с другими табличками, на которых было наклеено Нина, Боря, Анна, школа. Я заметила впоследствии, что когда Оля начинала прочитывать слова, написанные на карточках, то те, в прочитывании которых она затруднялась, девочка обводила или пальцем или, чаще, чистым пером. Тогда она их прочитывала. То же я потом стала замечать и у некоторых других детей.

Многие дети сами, без наших указаний, приходили к ощупыванию буквы, не только пальцами, но и палочкой. «Маруся, – читаю я в дневнике одной девочки Маруси С., 5 лет. (1917 год, детский сад на ул. Шпалерной). Она ощупывает буквы пальцами, а потом обводит их палочкой. Это делают и другие дети. Обыкновенно они, после того, как ощупают букву пальцами, берут карандаш и начинают обводить её карандашом. Мы, указывая на то, что так буквы пачкаются, даём палочку. И это входит в привычку. Карандаш они не берут, берут палочку и даже останавливают других».

Бывали случаи, когда некоторые дети узнавали многие буквы при ощупывании с закрытыми глазами и не узнавали их глазами, когда им показывали эти буквы невзначай. Ощупав же их пальцами, они произносили их звуки. «Коля С., 5,5 лет, 1918 год. (Детский сад на ул. Офицерской). С закрытыми глазами узнает пятнадцать букв. Сегодня (15 марта) я стала показывать ему буквы. Из пятнадцати он глазами узнал только шесть (и, о, у, р, с, ш), не узнанные им девять я предложила ему ощупать пальцами, и он произнес верно все звуки».

«Нина Т. – 5 лет. 1917 год. (Детский сад на ул. Шпалерной). Выказывает неудержимое стремление узнать буквы. Вчера (10 декабря) она усвоила прекрасно четыре буквы (о, а, с, р), даже соединяла их в слоги. Сегодня я показала их Нине, и она не узнала их глазами. Ощупав же их, девочка быстро произнесла их звуки и тут же принялась соединять их в слоги со, са, ро, ра. Это ей так понравилось, что, бегая потом по комнате, она выговаривала: «Со, ро, са, ра».

Ощупывая и произнося изолированные звуки, ребёнок ясно обнаруживает дефекты произношения, происходящие или от неполного развития органов речи, от неправильного повторения звуков, или же от подражания дурной речи взрослых. Руководительница может воспользоваться этим обстоятельством и отмечать дефекты для того, чтобы руководствоваться в постепенности индивидуального обучения, в выборе букв, а также для исправления дефектов произношения. Об этой стороне вопроса мы поговорим особо. Результатом описанных упражнений, то есть, подготовительного рисования и ощупывания наждачных букв, – является то обстоятельство, что ребёнок потенциально уже умеет писать все буквы алфавита и простые слоги, что мы видим у наших детей на каждом шагу. Дети, которые после упражнений узнают букву глазами, читают эти буквы; ощупывая же их, они пишут, что мы видим часто на примерах. Некоторые дети, без помощи карандаша или мела, водят пальцем в воздухе или же по столу, очерчивая образ той или иной буквы. Таким образом, они производят два акта слитно: письмо и чтение, которые в дальнейшем, в зависимости от развития индивидуальности ребёнка, разделятся на два различных процесса: одни дети научатся раньше читать, и приступят к письму позднее, другие же раньше начнут писать, а уж потом читать. В нашей практике значительное большинство детей научилось раньше писать, а некоторые шести- и даже семилетки, писали уже очень хорошо, а читали ещё с трудом.

Заканчивая эту часть описания метода, привожу несколько выдержек из дневников детей.

ДЕТСКИЙ САД НА УЛ. ШПАЛЕРНОЙ.

1914 ГОД.

Оля Р., 5 лет. Январь. Начинает интересоваться буквами, сидит подолгу за этим занятием, ощупывает буквы одну за другой, звуками не интересуется.

Дёма Ш., 4,5 года. Март. Выказывает интерес к буквам, смотрит, как ощупывают другие дети. Сам их не трогает, но тихо шепчет звуки, повторяя их за товарищами.

Март. Интерес к буквам растёт: Дёма берёт их и ощупывает, произносит звуки; усвоил несколько гласных (о, и, а, у) две согласных (м и п) и слоги ма и па, складывает из подвижного алфавита слова мама и папа и очень радуется.

1916 ГОД.

Маруся, 5,5 лет. Январь. Принялась за буквы. Ощупывает все, пытается тот час же писать их. Звуков не произносит. Заинтересовалась буквами, составляющими её имя, усердно и повторно ощупывает их и произносит звуки; соединяет в слоги в различных комбинациях.

Лёля Д., 5 лет. Ноябрь. «Я люблю писать буквы, водить пальцами». Она не пишет, а только ощупывает буквы.

Декабрь. «Юлия Ивановна, научите меня писать пальцами». Лёля притащила коробку с наждачными буквами, уселась рядом со мной и принялась ощупывать одну за другой, желая непременно узнать и произносить все звуки. Я ограничила девочку четырьмя буквами по собственному её выбору о, у, ю, р. Она быстро их усвоила. В течение десяти дней Лёля каждый день обращалась ко мне с просьбой «поучить её писать пальцами». Всякий раз к первым четырем буквам она по собственному выбору прибавляла ещё по две и по три новых. Теперь знает все и безошибочно узнает их с закрытыми глазами. Пишет двадцать букв четко и красиво на доске.

Марк, 3,5 года. Декабрь. Очень заинтересовался буквами. Хорошо их ощупывает, медленно и точно обводит пальцами. Звуками не интересуется. Сидит за этим упражнением минут по пятнадцать, двадцать уже неделю.

Каждый день с утра хватается за буквы. «Я хочу всё-всё». Сегодня с блестящими глазами, показывая мне карточки, сказал: «Вот 1, а это о, а ещё я знаю «ноль», и он принёс мне карточку с нулём. У Марка есть система в изучении букв: он ставит большую коробку с буквами, а рядом с ней крышку от неё. Карточку он подсовывает краем под коробку, чтобы она не двигалась по столу; обводит каждую букву несколько раз одним указательным пальчиком; иногда пытается воспроизводить некоторые буквы (1, о, а) движениями пальцев по столу. Старшая его сестра рассказывала мне, что дома за обедом он постоянно чертит пальцами на столе 1 и о. Каждую ощупанную им букву он кладёт в крышку. И так до тех пор, пока не истощит всей коробки.

1917 ГОД.

Таня Я., 6,5 лет. Октябрь. Месяц тому назад не знала ни одной буквы, теперь узнает на ощупь с завязанными глазами все буквы алфавита; пишет на доске и в тетради все буквы легко и красиво.