Когда к нам приплывут киты

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – еле проговорил я ощущая давящий ком в горле. Смотреть куда – то в сторону оказывалось куда как легче, чем в глаза друг другу.

– Я тоже, – ответила Виола.

Пришлось чуть откашляться чтоб задать следующий вопрос:

– Давно здесь?

– Уже с полгода. Вот, приехала поработать…

– Одна? – я с усилием взглянул на неё.

– Здесь – да, – односложно ответила Виола. – Пока…

Разговор явно не клеился. Да и мы оба совершенно не были к нему готовы.

С некоторым интересом я всё же старался не отрывать взгляда от знакомых черт её лица и фигуры чуть пополневшей, но от того не потерявшей привлекательности.

– Ты сейчас где обитаешь, – засунув руки в карманы своей куртки Виола словно приобрела некую решимость, – всё там же, на «Южном»? А тут каким ветром?! – слишком наигранно удивилась она.

– По вызову от вас. Сорока на хвосте принесла, что в «Барсуме» понадобился архивариус, – съязвил я.

– Ну что ж, – Виолетта приосанилась и собралась было идти, – теперь только остаётся ввести тебя в суть самой работы и показать объёмы. От тебя, как экзосоциолога, понадобятся ещё и консультационные советы. Так что будь готов. А вот после, когда закончишь, вещественные артефакты и информационные данные загрузим в капсулу и отправим с вами на Фобос. – Чуть улыбнувшись, добавила: – Не беспокойся, так уж вышло, что у нас пилот без особых навыков, любитель. Сам доцент, а по совместительству и хобби – лётчик. Потому мы и просили прислать двоих, чтоб второй был профессиональным «наездником». Накопилось очень много материала и то, что уже описано необходимо будет доставить на станцию Института на спутнике, около Обелиска.

– Всё очень просто, – ответил я направляясь за ней, – и предельно ясно.

Мы шли быстро, Виолета впереди, я словно обречённый и виноватый в чём – то, сзади. Понимание происходящего стёрлось для меня фиксируясь только тем моментом, что происходило сейчас. А сейчас я просто жил и видел её, ту, которая совсем ещё недавно мне была дорога. Спускаясь в котлован, в котором проходили раскопки я вдруг остановился:

– Виола?..

– Не надо, Саша. – Она так и стояла не поворачиваясь, спиной ко мне. – Я не хочу вновь повторения того, что было.

– Мне только хотелось узнать, почему, – я запнулся, – почему ты…

– Ушла? – Повернувшись Виола вскинула голову и с каким – то надрывом и притворной улыбкой продолжила: – Неужели ты так тогда ничего и не понял? Я хотела… – она вдруг замолчала. Затем собравшись тут же продолжила: – Я боялась, что у нас будет ребёнок. Такой же как ты, со всеми этими… странностями. А я не желаю этого, понимаешь?! Не – хо – чу! – громко произнесла Виола. – Мне нужен нормальный…

Я молчал тягостно ожидая, что она скажет дальше.

– Кто?! – наконец вырвалось у меня.

Она не ответила. Только закрыв лицо руками и успокоившись тихо проговорила:

– Вот как сегодня.

С непониманием и сомнением я смотрел на неё:

– Что, сегодня?

– Я видела тебя. Может быть во сне, а может быть… И не я одна. А то, что у нас в лагере два информационных корда вышла из строя виной тому…

– Прекрати, мы только что прибыли к вам всего час назад и никак…– я осёкся понимая, что зря оправдываюсь.

– Не знаю. Просто то, что было тогда… Впрочем, прости, но мне совершенно не хочется этого вспоминать. Давай останемся на этом, что есть.

– Хорошо, – подчинился я. – Тогда показывай, что тут у вас.

И мы продолжили спуск.

А что же у нас оставалось общего? Память о прошедших чувствах, разочарование о потраченном времени и невыполненных надеждах или горечь утраты, только у меня любимой, а у неё, получеловека – полу-непонятно-кто, диспера с особыми пугающими странностями способного ощущать незримое для других и находиться сразу в нескольких реалиях будущего, но совершенно не выбирать его, а только следовать. Кто в таком случае решал за меня выведя в такой болевой сегмент времени, где Виолетта решала уйти? Почему были отметены другие, лучшие на мой взгляд альтернативы? И как пробиться к тому, чтоб попадать лишь в зачётное для себя грядущее?

Быть солярием и постараться смириться с этой ношей недоличности, некой переходной формы от обычного человека к человеку новой генерации, воспринимающего космос и весь Экстерр, как свой родной дом. Вот что, наверное, необходимо было понять мне сейчас.

Направляясь вслед за Виолой я вдруг с сомнением начинал задумываться о том, какое именно будущее мне привиделось в тот самый момент, когда мы втиснутые в узкие пилот – ложементы «Волны» грохнулись на Марс. И был ли Северцев единственным свидетелем моего «разделения»? А как же претензии Виолы и упоминание о неполадках в инфо – кордах «Барсума»? Обо всём этом я мог только сожалеть и продолжать страшиться самого себя…

… Вот так, совершенно нежданно пролетел мой выходной, наполненный ожившими воспоминаниями и потрясениями, которые никак не желали оканчиваться.».

Человек в бело – голубой форме медицинской службы озадаченно погладил затылок и встал из глубокого кресла. Возникшие после рассказа вопросы не давали четко сосредоточится на чём – то определённом, ставя с каждым разом всё новые задачи.

– Ладно, – протяжно произнёс ведущий. – Так что же произошло на самом деле?

Громко вдохнув Ковач задумчиво поднял к потолку глаза, а после как – то быстро оживился. Не ожидая разрешения он вытащил сигарету методично разминая её пальцами.

– Дело всё в том, – он облегчённо выпустил сизую струю дыма, – что ещё на начальном этапе изучения феротерра Марса выдвигались теории о искусственном происхождении его спутников, а в особенности Фобоса. Это пытались доказывать, как расчётами орбиты самого спутника и предположительных траекторий поведения пустотелых объектов рядом со сверхмассами, так и исследованиями на поверхности Фобоса.

Собеседник скучающе смотрел на Уильяма наслаждающегося то ли процессом курения, то ли собственным славословием.

– Институт ксенологических исследований несколько лет назад начал детальное изучение этого занимательного объекта. На его поверхности был обнаружен весьма примечательный артефакт – каменная колонна треугольного сечения высотой чуть более ста метров. Ну и как само собой разумеющееся, руководство ИКИ не могло пройти мимо такого странного образования с примечательно идеальной формы. Высадив там свой десант, мы установили первичную базу и стали изучать.

– Долго? – человек подойдя к столу взял стакан воды и сделал глоток.

– Относительно. – Докуривая сигарету Ковач немного оживился. – Если смотреть в разрезе изучения и исследовании Системы, то весьма… Хотя, – он повернулся к собеседнику, – восемь лет, это долго?!

– Послушайте, Уильям, нас интересует совсем не то, о чём вы сейчас говорите.

– Но это имеет же непосредственное отношение к делу, – совершенно откровенно перебил собеседника Ковач. – Вы всё сразу поймёте после моих объяснений. Так вот, – продолжил он, – попытка раскопок и первичного осмотра не была возможна из– за непонятного воздействия особого излучения проявляющегося в радиусе пятидесяти километров вокруг Обелиска. Это так условно был назван нами объект. Но по некоторым расчётам, сделанным нашими специалистами, вектор направления с особой периодичностью осевого вращения Фобоса совпадал с определённой местностью на поверхности самого Марса. Прецессия в 21 градус указывала на Ацидалийскую равнину, а конкретней, район известный как Кидония.

– Занятно, – мужчина вернулся обратно и сел в кресло. – Вам видимо импонирует амплуа лектора – весьма любите долгие истории.

– Вполне возможно, – удовлетворённо кивнул Ковач. – Я прекрасно понимаю ваш сарказм и нетерпение, но осталось совсем немного. – Он выпустил облако сизого дыма и опустив голову и взялся за подбородок. – Обозначив локальные точки на планете, мы начали проводить там планомерные раскопки, стараясь хоть этим компенсировать наше бессилие на спутнике. Да, определённые подвижки были, интересные находки. Но особо потрясающего, дельного никак не появлялось. Оставалась лишь надежда на особый случай или сумасшедшую удачу, а может быть и какое – нибудь чудо. И это не заставило себя ждать: на восемьдесят второй Сол раскопок были найдены некоторые сегменты полированного камня с оригинальной резьбой и графикой, которые должны были составлять некую правильную геометрическую форму. Что именно это было я с особой ясностью сказать не берусь. Скорее всего что – то сродни сложной технической конструкции. И очень походило на то, что это могли оказаться некоторые составные части уже знакомого нам Обелиска.

Уильям взял свой стакан и немного отпил воды. После прокашлявшись продолжил:

– Накопленный археологический материал требовал определённой оценки и аналитических выкладок. Вот потому из Аресграда вызвали специалиста по экзосоциологии, вместе с пилотом, способным управиться со старым посадочным модулем для доставки материалов на Фобос. Ну а дальше вы уже в курсе: груз с образцами, описью и докладными записками погрузили в модуль и отправили к месту назначения.

– Уильям, а почему вы молчите о самой работе в лагере Владимира Северцева и Александра Лемешева?

– А говорить то и не о чем, – встрепенувшись ответил Ковач. – Они провели у нас три с половиной Сола, каждый занимаясь своим делом: Северцев проверкой оборудования модуля и его загрузкой, а Лемешев консультативными выкладками и систематизацией и отбором материала. Только вот я одного не могу понять, – он с особым тщанием затушил сигарету, – к чему вся эта канитель с визитом вежливости в ваше ведомство? Что именно в произошедшей трагедии имеющей прямое отношение к юрисдикции Управления Космофлота и нашего Института могло заинтересовать Организацию Здравохранения? Ведь выяснения технических подробностей происшествия совершенно не имеют к вам отношения.

– Не спешите, Ковач, – остановил его собеседник. – Я немного помогу вам… Вот, – он включил экран виго и над столом появилась объёмное изображение, – это фото взятые нам из докладной записки к комиссии Высшего Совета. Узнаёте?!

– Отчасти, – Уильям щурился пытаясь что – то разглядеть в изображении. – Это предположительная модель находки, доработанный рисунок…

– Совершенно верно, именно тот самый артефакт, о котором вы мне только что рассказали. Физики УКФ (управление Космического флота) проведя поверхностные расчёты выдвинули гипотезу о реликтовом сооружении гиперволновой транспозитации, которое могло существовать на Марсе ещё до появления людей на Земле. И вот именно этот эффект, который научный и инженерный отделы космопланирования в Высшем Совете пытаются изучать и использовать в целях покорения и исследования Дальнего космоса, был спонтанно произведён с поверхности Марса в тот самый день, когда исчезли Лемешев с Северцевым.

– Я как – то не могу понять, к чему вы клоните? – Ковач растеряно начал искать в карманах пачку сигарет.

– Поймите, Уильям, вести инспекционные расследования криминального характера совершенно не в правах и силах нашего ведомства. Но нас интересует совершенно иная особенность, более подходящая под разряд биологической, человеческой природы, на субъективном, так сказать, индивидуальном уровне.

– Особенность? – Ковач поддался вперёд. Его, как представителя Института занимающегося различного рода предположениями и загадками разговор начал интриговать. Он никак не мог логически связать вопросы спрашивающего с загадочностью его же реплик.

– Именно. – Настроенный весьма серьёзно медиколог движением ладони сменил объёмный снимок. – Это один из пропавших, Александр Лемешев. Попал в объектив весьма случайно на одном из островов Индонезийского архипелага. Там выбросилось на берег не менее десятка китов – касаток, и он пришёл на помощь. А вот это второй из исчезнувшего экипажа пресловутого модуля. – Сменившаяся картинка высветила объёмное фото фигуры в скафандре что – то монтирующей около целого поля изломанных и погнутых металлических шестов.

Уильяму местность казалась знакомой, но более точно, как ни старался определить был не в силах. Заметив его озадаченность ведущий продолжил:

– Это, – медиколог чуть запнулся, – Венера, ведущий добывающий комплекс «Афродита». Одна из энергосъёмных площадок. Там случилась авария, район находился в эпицентре сухой грозы, после которой произошёл массированный плазмойдный выброс. Необходимы были немедленные действия. Ни люди, ни специализированная техника сделать что – либо оказались не способны. А вот Северцев – смог.

– Не понимаю, – Ковач всматривался в изображение, – снимки получены уже после происшествия? Но ведь…

– Совершенно верно. Только вот речь теперь идёт не о обычных землянах, представителях своего вида, а о соляриях второй волны ставших уже генетически рождёнными дисперами. Вполне возможно, что их врождённые способности, при произошедшей аварии особым образом приобрели неизвестные нам, землянам, нестандартные феноменальные свойства. И чего именно здесь больше, латентности генов или внешнего стрессового воздействия, неизвестно.

– И что? Не легче ли будет предположить, – Ковач отклонился назад пытаясь втиснуться в кресло всем телом, – что на снимках люди весьма похожие на погибших. Ведь существуют же исключения, или простые ошибки…

– Допускать подобные догадки- предположения весьма легко пытаясь оправдать собственную некомпетентность. Однако же определённые факты говорят об ином. То, что смогли выполнить эти двое, на архипелаге и на Венере, никому, пока, повторить нечто подобное не удавалось. Да и стоит ли?.. Способности этих двоих стоят над человеческими возможностями. К тому же, существование этих людей как биологически активных субъектов ставится под очень огромное сомнение. Мы видим кого-то, кто производит разумные действия с определённой целью. Но в действительности не можем их обнаружить. Разве что, всего лишь идентифицировать.

– Однозначно, ведь модуль с экипажем Северцев – Лемешев бесследно исчез. Гибель обоих подтвердили обе следственные комиссия Космофлота и Совета.

– Не путайте, официального заключения так и не поступило. Была только гипотеза, которая озвучивалась, как исчезновение модуля и переход его в состояние материального объекта свойственного для пребывания в гиперпространственном поле. Её принимали к сведению, но мало кто из экспертов верил в подобную возможность и отвергал за несостоятельность. Хотя и был проведён тщательный анализ и установлено векторное направление гиперлуча, в который попали Лемешев с Северцевым. Источником его оказался некий объект на поверхности под названием Сфинкс в районе Кидонии. Пройдя ретрансляцию через Обелиск луч ушёл к звезде Тау Кита. Как предполагают некоторые, – мужчина сознательно сделал паузу, – сотрудники отдела Исследования и разведки, туда же и направился пропавший модуль. Вернее сказать – случайно попав в радиус воздействия гравитационной константы. А возможно – и не случайно.

Долго промолчав Уильям Ковач с задумчивым видом вновь закурил.

– Вы знаете, – медленно начал он, – вся эта история с пропавшим модулем и его экипажем весьма подозрительна. Вам не кажется? Есть в ней некий элемент парадоксальности, того что будто бы не вызывает сомнения, но не имеет под собой рационального объяснения.

– Что именно? – с наивным откровением посмотрел на Ковача хозяин кабинета.

– Совершенно непонятная изначальность всего произошедшего. Ведь посудите сами, вызов рядовых специалистов из дальней системы Юпитера, ради заурядных работ в лагерь археологов на Марсе выглядит довольно глупо и подозрительно. И при этом выявляется весьма странная физическая аномалия, которая при всей иррациональности и нелепости совпадений ведёт к пропаже модуля с материалом и экипажем, людьми обладающими довольно специфичными способностями?

– Скорее всего вас бы удовлетворило очень простое и естественное объяснение, которым я, к своему сожалению не владею. Ведь всё намного сложнее…

– Неужто обеспокоенность ВОЗ о здоровье каждого человека нашей цивилизации начало принимать новые формы с криминальным оттенком? – Уильям закинул ногу на ногу почувствовав себя более вальяжно. Тонкая нитка сизого дыма ровно тянулось от его сигареты к потолку. – Тогда стоит признать, что вся процедура этого интервью направлена лишь на выяснение именно тех подробностей, которые могут послужить началу процесса нарушающего свободу многих граждан. Ведь история уже знала подобное и человечество весьма опрометчиво обжигалось на том. Похоже, что администрация вашего ведомства стала забывать о вечных уроках…

– А вы зря иронизируете, – хозяин кабинета облокотился на правую сторону кресла. – Организация Здравоохранения всегда действует с позволительных санкций ВКС. Конечно же, сейчас уже глупо отрицать, что проводится определённая проработка по соляриям, наблюдения за их состояниям здоровья, взятием на медучёт. В особенности тех, кто активно проявляет сверх возможности, подобно дисперам. Ведь мы стараемся понять и исследовать то, как космос влияет на людей, вполне подспудно и намеренно готовя наш вид к новой эволюции.

– Как палеонтолог могу вас уверить, что питекантроп вряд ли поймёт кроманьонца.

– Может быть именно в этом вы и правы, – медиколог внимательно смотрел на собеседника. – Ведь мы, обычные люди Земли, пока с огромным трудом и настороженным опасением воспринимаем простых соляриев. А что уж говорить о дисперах?.. Проблема эволюции нашего биологического вида лишь только намечается. И чем это продолжится со столь торопливым освоением Большого космоса пока никому не известно. Ведь подобные преобразования в геноме, должны вести за собой и эволюцию разума, однако же, как ни жаль совершенно не гарантируют этого. Предстоящая экспансия Сверхдальнего Экстерра просто не возможна без подобного процесса, как освоение звёздных широт без развития гиперпространственной позитации. А о проблемности святого Контакта нам вообще ещё слишком рано говорить, так как неспособность отыскать и понять других на прямую зависит от нашего нежелания принять себя с совершенно новыми качествами.

Уильям Ковач медленно докуривал сигарету задумчиво потирал лоб испещрённый сеткой мелких морщин.

– Мне, как учёному неожиданно и отчасти, досадно, слышать подобное. Но, – Ковач вытянул губы, и тут же продолжил, – ваши подопечные сами понимают природу своих возможностей? Ведь тем, чем они обладают, ещё нисколько не есть гарантия осознанности и статуса сверхчеловека. Ни они, ни ваша служба пока не в состоянии контролировать ту силу, которая постепенно активизируется.

– Мы стараемся…

– Однако, – резко перебил собеседника Ковач, – роль наблюдателей и пассивных исследователей вас не устраивает. На сколько я могу предположить вся эта ситуация от и до могла быть смоделирована только лишь для одного…

Хозяин кабинета почтительно прокашлялся.

– Пусть это предположение останется при вас и будет лишь очередной гипотезой, не имеющей под собой веских аргументов, – медиколог новь поднялся со своего места. Всем своим видом он вежливо давал понять гостю, что аудиенция подошла к концу. – Пропавших стоит отнести к особому разряду совершенно иных людей вида хомо сапиенсн, к дисперам. Можно сказать, к другой эволюционной ветви. Ведь выйдя на широкие просторы космоса, мы сами того не предполагая шагнули в неизведанную для нас область, и даже не в смысле топологии, а в экологическом плане. Совершенно иные свойства планет и спутников Системы в прошлом нам виделись как острова в океане, которые когда – нибудь человечество сможет приспособить под привычную среду обитания. Но всё, по иронии судьбы, оказалось наоборот, и наш организм стал давать сбои перестраиваясь не зависимо от нашего яростного сопротивления под местные условия чужих миров. Вот так и появились дисперы, можно сказать новая волна генерации соляриев, тех кто рождён вне Земли. И теперь наша основная задача, – и тех кто находится в авангарде исследования космоса, и кто колонизирует и заселяет его, – понять, – а главное принять, – всю суть происходящего процесса собственной эволюции, как обновления человеческого вида. Ведь без этого в освоении Дальнего и Сверхдальнего Экстерра мы ещё безнадёжно долго будем находиться на рубежах не только собственной планеты, но и своего разума.

Детский смех ярким перезвоном вырывался из монотонного рокота набегающих волн. Ему вторил визгливый клёкот и стрекотание дельфина. На берегу, не заходя в воду и удерживая лёгкую шаль, стояла молодая женщина и с умилением смотрела, как её маленькая дочь играет с афалином. Подбрасываемый невидимой силой большой надувной мяч летел точно к морскому животному. Яркий радостный смех девочки раздавался особенно сильно, когда дельфин носом отправлял его обратно на берег. Затем, несколько раз вскинувшись в сторону бурных волн он сделал кульбит и уплыл, оставив прощальный визг.

Девочка подошла к матери, позабыв о мяче.

– Мама, а они ещё будут здесь?

– Кто? – женщина, вытирая маленькие ножки дочери от налипшего песка.

– Киты…

– Ну конечно. Только потом…

– А когда? – торопливо перебила девочка. – Когда они опять приплывут?

На её лице появилась улыбка.

– Наверное, тогда, – с серьёзностью взрослого человека отвечала женщина, – когда мы научимся понимать и ценить друг друга.

– А когда это будет? – не унималась девочка.

– Наверное, тогда, когда ты уже станешь большой.

Женщина подняла её на руки и направилась к качаемому прибоем мячу.

С каким-то завораживающим чувством я смотрел на эту идиллию и думал лишь о том, почему выбрал именно этот, такой привычный и обыденный мир, вместо того, где сейчас был Володька. И только теперь отчётливо начинал понимать, что и там всё было то же самое. И не доставало лишь единственного – понимания самого себя.

К О Н Е Ц