Золотые земли. Сокол и Ворон

Как свободен был сокол, как невероятно прекрасен. Дара и представить себе не могла, что можно человеку летать в небе птицей, быть так близко к солнцу и звёздам. Быть таким вольным, таким прекрасным. Сокол кружил над ней, будто приглашая взлететь вслед за ним на небо. Она бежала, бежала со всех ног и хохотала в голос, не в силах сдержать свою радость.

И вдруг замерла, когда сокол начал камнем падать. Стрелой он помчался к земле, и у Дары перехватило дыхание от ужаса. Она и прежде видела, как стремительно смело бросались соколы с небес, настигая добычу, но на этот раз всё было иначе. То была не птица, а человек.

В одно мгновение всё переменилось. Чародей упал в высокую рожь, и Дара бросилась со всех ног к нему. Задрала подол, чтобы не мешал. Рожь колола ноги, хлестала. Там, где упала птица, колосья остались примяты. Дара наконец увидела сокола и отпрянула в сторону.

Его тело сломалось, скрутилось. Птичье крыло удлинилось, оперение вросло назад, оставляя голую кожу. Клюв втянулся, а череп захрустел, ломаясь и раздуваясь как пузырь.

Дара согнулась пополам, схватилась за горло и громко задышала.

Снова всё затихло, прошло. Только её дыхание нарушало тишину рассвета.

– Всё в порядке, – раздался голос позади.

Дара оглянулась через плечо и тут же поспешно отвернулась, краснея от смущения.

– Это больно?

– Поначалу, – признался Милош. – Потом привыкаешь. Чары при обращении такие сильные, что заглушают боль.

Он подошёл ближе, Дара спиной почувствовала жар его тела. От шеи скользнула капля пота, нырнула змейкой под льняную рубашку.

– Моя одежда, – прошептал Милош ей на ухо, и по одному голосу Дара могла сказать, что он смеялся. – Она всё ещё у тебя.

– Вот, возьми, – в спешке она перекинула одежду назад и чуть не задела Милоша локтем.

– Спасибо.

Дара смотрела перед собой, но, кажется, ничего не видела. Мысли её спутались, чувства смешались. Она даже не представляла, на что способны чародеи. Она и подумать не могла.

– Тебе тоже спасибо, – Дара обернулась медленно, нерешительно, сама на себя злясь за робость и протягивая изумрудную серьгу.

Милош стоял так близко, что она почувствовала горячее дыхание на своей щеке. Его ладонь опалила кожу, касаясь спины, прожигая тонкую ткань льняной рубахи. Дара взглянула в его изумрудные глаза и тихо засмеялась.

– Но как ты становишься птицей? Как это вообще возможно?

Он оттянул вниз ворот рубахи. На его груди на верёвке висело соколиное перо.

– Я надеваю чужое обличье.

Кончиками пальцев Дара провела по перу, случайно коснулась разгорячённой кожи и вскинула испуганный взгляд. Милош наклонился ещё ниже, и она потянулась навстречу. Воздух обжёг её оголённое плечо, Дара царапнула короткими ногтями шею Милоша, притягивая к себе. Ещё ближе, ещё…

От реки по полю пополз утренний туман, он заклубился, одурманивая и искушая, заволакивая белизной и пряча от чужих глаз.

Горячие губы покрыли поцелуями шею и плечи. Сквозь деревья и туман пробилось солнце, ослепило на мгновение. Задыхаясь и не переставая улыбаться, Дара отпрянула, поправила ворот рубахи.

– Нужно идти, – негромко проговорила она.

Милош не сказал ни слова. Медленно и с неохотой он выпустил её из объятий.

Рассеивался туман, и клочьями проступал мир вокруг.

– Все, наверное, уже проснулись, – твёрже сказала Дара. Ноги её подкосились, когда она сделала первые шаги.

Она боялась, что Веся заметила её отсутствие. Дара не хотела объясняться, не хотела оправдываться. Её переполняло счастье, оно не нуждалось в словах.

Обратно к мельнице она пошла не спеша, умывая ноги росой, пробуждаясь от страсти и смятения. Милош последовал за ней. Дара обернулась, чтобы увидеть, что с его лица тоже не сходила глупая улыбка.

Солнце подгоняло вперёд, сверкало серебром в сырой траве и опаляло ранним жаром. В стороне Дара заметила знакомую невысокую фигуру с пушистыми жёлтыми, словно пух одуванчика, волосами. Полевик прятался меж колосьев, наблюдая за людьми. Дара остановилась, и Милош тоже замер рядом. Она взяла его за руку, чуть потянула в сторону.

– Вон там, видишь? Это полевик, – прошептала она.

Дара почувствовала, как Милош напрягся. Дух же захихикал проказливо и исчез среди ржи.

– Что с тобой?

– Я давно не видел нечисть. С самого детства.

– Неужели в Совине совсем никого не осталось? – не поверила Дара. – Такое невозможно.

– Возможно, если город полон Охотников, – Милош пошёл дальше, глаза стали как две плошки. Зелёные и совсем пустые. – Они избавили город от всех нечистых духов и чудищ. Ни оборотень, ни упырь не пройдёт через ворота.

– Но ты же оборотень и живёшь в Совине.

Дара представить себе не могла мир, где в каждом уголке, в каждой травинке не прятались духи. Как засевать пшеницу или гречиху, не уважив полевика? Как садиться за стол, не угостив домового? Как можно отправиться в лес по ягоды, не попросив на то позволения у лешего?

– Когда я в человеческом обличье, то мне не так страшна защита Охотников. Она… приносит боль, но её можно выдержать. Обратившись соколом, я не смогу даже перелететь через городскую стену.

Стало слышно, как запел у мельницы петух. Когда они подошли достаточно близко, Дара остановилась, посмотрев на Милоша.

– Я пойду первой. А ты постарайся незаметно вернуться в хлев, – сказала она.

Сладостный дурман, помутивший их разум в полях, развеялся.

– Подожди, – Милош удержал её за руку.

– Да? – Она не знала, чего ждала, но точно не следующих слов.

– Мне правда нужна твоя помощь. Я должен попасть в Великий лес, должен найти лесную ведьму.

Под рубаху пробрался холод. Дара поджала губы.

– Лесной ведьмы нет уже много лет.

– Но что-то после неё должно остаться. Послушай, мне нужно найти её избу.

– Для этого не стоило меня целовать. Я всё равно тебе не помогу.

Она развернулась и побежала вверх по тропинке, к вершине холма, где стоял её дом. Ночь и туман рассеялись с наступлением утра. И все её глупые мечты пропали под светом солнца. Дара считала себя умнее Веси, а Милош обманул её столь легко.

Поцелуй на губах отдавал горечью. Она стёрла его ладонью, пожалела только, что нельзя было сделать того же с воспоминаниями.

Ставни в доме уже распахнули. Во дворе Ждана кормила кур, когда заметила падчерицу.

– Где ты шлялась?

– Ходила на запруду, – Дара прошмыгнула в сени, избегая дальнейших расспросов.

Дома знали, что она часто навещала водяного, делала ему подарки и разговаривала, а о чём, то было никому не известно. Но мельница работала исправно, а дед Барсук, когда изредка отправлялся на рыбалку, всегда возвращался с уловом. Потому все закрывали глаза на то, что Дара зналась с нечистью, и вопросов лишних не задавали. Наоборот, стоило упомянуть полевика, домового или любого другого духа, как разговор тут же сходил на нет.

Веся уже хлопотала по дому, прибиралась и ставила завтрак на стол. Заметив сестру, она позабыла про все дела и подлетела к Даре:

– Ты где была? Представляешь, как я волновалась? Тебя нет, я в хлев, а там Милош колдует.

– О чём ты говоришь?

– Я думала, что ты там. Такой свет яркий был, и всё голоса какие-то слышались.

Они сели рядом на сундук, и Веся зашептала, боясь, что их подслушают:

– Было очень ярко, как от нескольких костров. Я даже испугалась, что начался пожар, но это точно было колдовство. Словами сложно всё описать. Будто на ярмарке очутилась, столько голосов, и все о чём-то болтают на незнакомых языках. Я ни словечка не разумела, такая тарабарщина.

Дара нахмурилась:

– Ты не видела, что это?

Веся замотала головой:

– Побоялась, что меня заметят.

На душе стало неспокойно. Милош не мог быть одновременно и в полях, и в хлеву. Значит, оставался только его друг Ежи, но в нём Дара колдовскую силу не увидела.

– Может, они принесли с собой какую-нибудь чародейскую вещицу? – нахмурилась Дара.

– Какую?

– Откуда я знаю? Ты же видела их сумы, тяжёлые такие. Надо их осмотреть. Поможешь мне? После завтрака уведи Милоша и Ежи подальше. Придумай что-нибудь, глазки им построй, что угодно, но сделай так, чтобы их тут не было.

– А ты?

– Жена Лаврентия приедет, привезёт зерно на помол. Я скажу рдзенцам, что останусь на мельнице помогать, и, когда вы уйдёте, осмотрю сеновал. Милош мне сегодня рассказал…

– Так ты и вправду с ним ночью гуляла? – ахнула Веся.

– Просто гуляла, расспрашивала про всякое, – раздражённо пояснила Дара. – Так вот, из его разговоров я поняла, что он хочет узнать тайны леса. Не нравится мне это.

– Почему?

– Потому что он рдзенец! Если он завладеет силой лесной ведьмы или ещё что похуже, то жди беды. Дед всегда говорит, что от рдзенцев одно горе. А ну как станет он могучим чародеем и заколдует князя? Или весь Златоборск спалит? Рдзенцы так ненавидят княгиню Злату, а она была лесной ведьмой. Вот и думай, зачем Милошу её сила? Чтобы отомстить.

– Нам с тобой?

– Всем в Ратиславии.

Веся слушала, и лицо её становилось всё озабоченнее. Дара закусила губу от досады. Зря она запугала её. Сестра могла вовсе отказаться помогать или солгать так неумело, что рдзенцы сразу бы её раскусили.

– Ну-ну, успокойся, – погладила она Весю по руке. – Может, зря я тревожусь. Если мы сейчас всё правильно сделаем, то ничего страшного не случится.

– Милош всё же показался мне хорошим человеком, – печально сказала Веся. – У него глаза добрые.

Дара хмыкнула и тут же почувствовала, как опалил щёки румянец.

– Глаза как глаза, – равнодушно бросила она. – Иди, завтрак пора подавать. Я быстро сейчас оденусь.

Веся кивнула, поднимаясь.

– Я им скажу, – решила она. – Что мне надобно воды с ключа натаскать.

– Мы нанесли два дня тому назад, – припомнила Дара, расплетая ленты.

Озорная улыбка осветила личико Весняны.

– А мы её случайно пролили.

– Все две кадки? – Дара взяла деревянный гребешок и принялась расчёсывать волосы.

– Ага, – весело сказала Веся и задержалась на пороге, замялась. – Так ты, – нерешительно произнесла она, потупив взгляд. – Ты с Милошем…

Дара возмущённо фыркнула:

– Ещё чего?! Как ты могла такое подумать? Он разодетый как барышня и худой как жердь. Смотреть противно.

Веся пробормотала что-то невнятно, но больше спрашивать не стала.

После завтрака, когда приехала жена брата Лаврентия, Весняна картинно заохала и заахала, сетуя на тяжёлые, опрокинувшиеся будто сами по себе кадки. Рдзенцы охотно согласились помочь. Ежи схватил вёдра, готовый бежать к ключу по первому слову девушки, а Милош самодовольно и чуть высокомерно улыбался, но вёдра таскать, кажется, и не думал. Поймав на себе взгляд Дары, он подмигнул и усмехнулся так, что мыслями её тут же овладел туман полей, а кожу обожгли воспоминания о поцелуях. Она послала ему улыбку в ответ и направилась к мельнице.

Но стоило рдзенцам и её сестре скрыться из поля зрения, как Дара поспешила к хлеву. Вещи гостей лежали в углу на полатях. Девушка взобралась на сеновал и по очереди, стараясь сильно не смять одежду, осмотрела обе сумы, но ничего не нашла. На всякий случай она ещё раз всё перепроверила, а когда поняла, что это было бесполезно, принялась ворошить сено.

И неожиданно уловила размытое пятно у стены, где было совершенно пусто. Или нет?

Дара приподнялась, подобралась поближе, пригляделась, чуть прищурившись, сложила пальцы в кукиш, как это делал дед, чтобы прогнать нечистых духов.

Зарябил воздух у стены, и Дара разглядела размытый, будто спрятанный за слюдой ларец. Она наклонилась, протянула руку, попыталась прорвать слюду насквозь, как вдруг пальцы обожгло как кипятком. Она вскрикнула, упала на колени, прижала к груди горящую руку. Из глаз градом полились слёзы.

– Ищешь что-то? – прошипели позади.

Дара натолкнулась на сердитый взгляд Милоша. В бешенстве она зарычала, желая обругать его, проклясть, назвать последними словами, но только издала беспомощный вопль.

– Больно? – спросил чародей, и Дара не смогла понять, издевался он или нет.

Мысли спутались, всё вокруг померкло. Только боль осталась яркой и чёткой, рука горела и жгла, Дара негромко застонала, баюкая её. Милош присел рядом, осторожно взял её руку в свои, нежно провёл пальцами по тыльной стороне. Его лицо было суровым, глаза гневно сверкали, и эта маска злобы противоречила ласковым прикосновениям. Дара с опаской посмотрела на свою руку и ещё горше заплакала. Кожа была обожжена до самого локтя, как если бы она засунула её в печь. Уродливая культя. Уродливая и бесполезная. Она не заживёт никогда до конца.

– Чародейка, что никогда не знала чар… У вас в Ратиславии говорят: не зная броду… как там? – задумчиво рассматривая обожжённую руку, спокойно произнёс Милош. – Точно, не суйся в воду. И что сделала ты?

Дара обиженно прорычала что-то в ответ, всхлипывая сквозь стиснутые зубы, и вдруг затихла от удивления. Боль уходила. Милош провёл пальцами по её руке, будто собирая невидимую тончайшую ткань, и бросил её в сторону.

– Не смей лазить по моим вещам, – предупредил он. – В следующий раз я не буду тебе помогать.

Кожа снова стала гладкой, чистой, как будто всё случившееся просто привиделось. Чародей зло над ней пошутил, умело. Верно, весело ему было над ней издеваться. Дара растерялась лишь на мгновение, после чего вздёрнула голову, упрямо поджимая губы.

– Что ты несёшь в Великий лес?

Милош попытался выпрямиться во весь рост, но упёрся затылком в низкую крышу. К волосам его прилипла паутина, и он брезгливо провёл рукой по голове.

– Ничего.

– Что-то больно усердно ты своё ничего прячешь, – Дара заставила себя подняться на ноги. Пережитый ужас всё ещё бурлил в крови. – Меня это ничего чуть не убило.

– Не преувеличивай. И впредь тебе наука будет не шарить по чужим вещам.

Он сказал что-то с раздражением по-рдзенски. Дара не поняла, но от обиды зарычала:

– Убирайся прочь из моего дома. Ты и твои колдовские штучки только навлекут на нас беду.

– Я уйду, если проведёшь меня в Великий лес.

– Ни за что.

– Тогда помоги мне найти проводника.

– Никто не поведёт тебя в Великий лес. Леший не пропустит никого, кроме…

Она осеклась.

– Кроме тебя, правильно? Ты единственная ведьма во всей округе, ты должна знать, как пройти туда.

– Я не пойду.

Милош остекленевшими глазами посмотрел на неё, дёрнул уголком напряжённых губ и бросил:

– Тогда я останусь здесь, пока ты не передумаешь.

– Не смей мне угрожать.

Но Милош лишь хмыкнул и спустился с сеновала.

Дара смотрела ему вслед, сгорая от ярости. Нужно было что-то сделать с непрошеным гостем и как можно скорее.

Ни отец, ни Старый Барсук не обрадовались, когда рдзенцы попросились остаться ещё на несколько дней, но не смогли возразить. Закон гостеприимства обязывал принять у себя путников.

Ежи ушёл на весь день в Заречье искать проводника и вернулся под вечер. Как и предупреждала Дара, никто не согласился идти с рдзенцами в Великий лес.

– Так неудивительно, – хмыкнул Барсук, сидя на завалинке. – Кроме Жито, туда вообще никто не ходит, у него-то все в роду были в милости у лешего. Но даже он не сунется в лес, раз там снова объявилась лесная ведьма.

Заметив напряжённый взгляд Дары, дед погрустнел.

– И что нам теперь делать? – спросил Милош.

– Поговорите с Тавруем, он колдун, живёт в Заречье. Но он сам нездешний. Говорят, и колдовать-то толком не может, если только по мелочи. Вряд ли леший захочет с ним знаться.

– Есть кто-нибудь ещё?

– Поспрашивайте в Мирной, это соседняя деревня, – пожал плечами Барсук. – Вдруг там больше повезёт, но это вряд ли.

Милош нахмурился:

– Так может, кто-нибудь из вас знает дорогу? Вы ближе всех живёте к Великому лесу.

– Никто из нас в лес не ходит.

– Но ваша внучка чародейка, она может совладать с…

– Никто из нас в лес не ходит! – вскрикнул старик. – И раз на то пошло, то и тебе не советую, парень. Возвращался бы ты к себе домой и не искал беды в землях Нави.

Барсук не мог прогнать гостя, но и притворяться дружелюбным у него дурно получалось.

Одна Весняна, кажется, обрадовалась, что у них гости задержались. Все её опасения были позабыты, стоило Милошу ласково улыбнуться. Видимо, не поленилась Веся построить ему глазки, пока они ходили по воду. Вечером они вдвоём долго о чём-то беседовали наедине, и сестра всё смущённо краснела под взглядом чародея.

Дара наблюдала издалека, и в груди клокотала бессильная ярость. Милош этого и добивался.

Ближе к ночи, когда гости распрощались с хозяевами и пошли к хлеву, Дара подкараулила Милоша, схватила его за край рубахи, готовая вцепиться ногтями в лицо и выцарапать бесстыжие глаза. Ежи распахнул рот от удивления, не зная как себя вести.

– Иди, – спокойно махнул ему Милош. – Мы просто поговорим, – и он расплылся в безмятежной улыбке.

Ежи пошёл к хлеву, оборачиваясь назад. Дара даже не посмотрела на него, она прожигала взглядом Милоша.

– Держись от моей сестры подальше, я тебя предупреждала, – прорычала она.

Милош заносчиво усмехнулся:

– Всего один поцелуй, а ты уже вообразила, что вправе мне указывать?

Его лицо было столь самодовольным, столь надменным, что Дару затрясло от бешенства.

– Мне плевать на тебя и твои жалкие поцелуи, но я не позволю дурить голову Весе.

Милош коснулся большим пальцем её губ, отчего Дара отшатнулась назад, скривилась в отвращении.

– Не бойся, душа моя, я не разобью Весняне сердце, только подарю несколько ярких воспоминаний. Не будь жадной.

– Я всё расскажу отцу. Он тебе шею свернёт, – предупредила она.

Милош помотал головой, не впечатлённый её словами.

– Радость моя, я чародей. И в отличие от тебя смогу зачаровать его и заставить поверить каждому моему слову. Так что не мешай мне и твоей сестре. Конечно, если бы ты проводила меня в Великий лес, то я бы оказался очень далеко от Веси…

– Ни за что.

Никогда в жизни Дара не чувствовала себя такой беспомощной.

Милош изобразил наигранное сожаление:

– Тогда у меня не остаётся выбора.

Ратиславия, острог Орехово

На повороте Вячко попридержал коня, оглянулся. Лес подступил к дороге так близко, что местами ветви норовили сбить шапку с проезжающего всадника. Деревья встали плотной стеной, закрыли землю густой листвой. Под зелёной кроной царил мрак, и солнечный свет не нарушал его даже днём, а в наступивших сумерках вовсе стало невозможно что-либо разглядеть, но Вячко точно знал: кто-то скрывался в темноте. Наблюдал.

Это ощущение нельзя было объяснить, ему не было разумных доводов, но Вячко не первый год жил в дороге, он давно научился выслеживать и понимать, когда выслеживали его. Кто-то следовал за княжичем по восточному тракту.

Конь под ним зафыркал встревоженно и неспокойно.

– Тихо, – Вячко погладил животное по шее и легко ударил пятками, подгоняя вперёд.

Бесполезно было ловить преследователя за городом, где он мог легко скрыться. Среди людей оставаться незаметным куда сложнее, чем в лесу.

Острог Орехово стоял на перекрестье дорог. Главный тракт поворачивал южнее к Лисецку и Ниже, а дорога поуже уводила к сёлам и острогам вроде Орехово. Вячко предстояло пойти дальше на восток, к Великому лесу.

– Откуда? – спросил дозорный на воротах.

– Из Златоборска, – можно было просто показать княжескую печать, но Вячко не хотел привлекать к себе лишнее внимание.

– Куда?

– В деревню Мирную к родителям.

Дозорный оглядел его с головы до ног и задержал взгляд на мече в ножнах.

– Из дружинных? – догадался он.

– Ага, – Вячко был немногословен, допрос уже стал ему докучать, но в небольших поселениях дозорные часто были куда внимательнее, чем в крупных городах. Им было легче запомнить каждого в лицо и больше стоило опасаться разбоя. Вряд ли в Орехове было достаточно воинов, чтобы справиться с серьёзной угрозой, им стоило быть куда осторожнее, чем страже в городах, где на княжеских дворах размещались дружины.

– Проходи и веди себя тихо, – сказал дозорный. – И это, если к Мирной пойдёшь, будь осторожнее. На той дороге видели вольных детей, а они у нас прошлой ночью рдзенца зарезали, так что жди беды теперь и в Мирной.

– Что? Какого рдзенца?

– Да шёл какой-то из столицы, остановился у нас, и всё. Нашли поутру уже окоченевшего за конюшней. У нас в Орехове часто всяких режут, но за дело, или хотя бы грабят при этом. А рдзенца просто так, потому что мордой не вышел.

– Где теперь этот рдзенец?

– А тебе на кой?

Вячко откинул плащ в сторону, положил руку на меч, напоминая, кто он такой.

– Потому что я из княжеской дружины.

– А какое дело княжескому дружиннику до наших резаных рдзенцев?

Дозорные в Орехове, видимо, редко встречались с людьми князя, раз совсем не знали к ним уважения.

– А это уже не твоё дело, – усталость перерастала в раздражение, и Вячко мрачнел с каждым словом всё сильнее. – Так что с рдзенцем?

– В молельню отвезли, отпевают, – неохотно ответил дозорный. – Только, эй, слушай, если что, я тебе ничего не говорил.

Вячко молча кивнул и прошёл за ворота. Сумерки сделали острог ещё непригляднее, чем он был при дневном свете. Серые простые избы были темны, даже дым не шёл из труб. В тенях острые колья частокола упирались в серое небо, как кривые клыки огромного чудища.

На дороге до самой молельни не горело ни одного пламенника. Редкие прохожие сторонились княжича, и он тоже обходил их стороной. Молельня оказалась похуже некоторых деревенских храмов. Она была без украшений и рисунков, чёрная и покосившаяся набок. Вячко потянул дверь на себя, и она заскрипела пронзительно громко.

Внутри было безлюдно, но тесно. Закатная служба уже закончилась, и только у позолоченного сола – солнечного круга, напоминавшего о Создателе, – горела единственная свеча. Мёртвый рдзенец лежал на лавке у стены. Вячко задержался у сола, невольно загляделся, как пламя отражалось в позолоченных лучах. Он коснулся поочерёдно лба, губ и груди, прошептал слова молитвы и взял свечу.

Рдзенец был так юн, что ещё даже не отпустил бороду. Его успели омыть и переодеть в чистое рубище, и нельзя было по одежде понять, пришёл ли он из города или деревни, из Совина или Твердова. Смерть и Пресветлые Братья лишили его всех отличительных черт.

Дверь позади завизжала, когда в молельню вошёл человек в серой рясе. Вячко оглянулся. На рукавах незнакомца были вышиты золотой нитью солнечные лучи, на груди висел сол на цепочке.

– Да озарит Создатель твой путь, Пресветлый Брат, – приветствовал Вячко.

– Да не опалит он тебя, – нельзя было разглядеть его лицо в сумраке молельни, но в голосе послышалось недоверие. – Что тебе нужно от этого несчастного? – Пресветлый Брат кивнул на неподвижное тело.

– Я ищу молодого рдзенца, который шёл из Златоборска как раз через ваш острог. Хотел убедиться, что это не он.

– Убедился? – Пресветлый Брат подошёл ближе, протянул руку, молчаливо требуя вернуть свечу. Вячко передал её, обтёр пальцы друг о друга, пытаясь стереть остатки воска.

– Нет. Я не знаю, как он выглядел, только имя. Тебе что-нибудь известно об этом человеке?

Пресветлый Брат поставил свечу обратно перед солом, и золотое солнце снова засияло, отражая свет пламени. В златоборских храмах стояли солы, созданные троутоскими мастерами, некоторые из них были сделаны с таким старанием и искусством, что порой можно было действительно поверить, будто солнце спустилось с небес и светило на земле. Этот сол казался бледным, тусклым, как старый таз.

– Его отец сказал, что они художники, шли в Нижу, чтобы расписывать местный храм и княжеский дворец.

– Ты уверен, что они художники? Видел ли у них краски или кисти?

– Я не проверял их вещи, – недружелюбно ответил Пресветлый Брат.

– Где я могу найти его отца? Он ещё не уехал?

Пресветлый Брат посмотрел с неодобрением, и Вячко понял, что одних слов было недостаточно. Он достал княжескую печатку из калиты, поднёс её ближе к свече.

– Теперь, Пресветлый Брат, ты ответишь мне?

Мужчина внимательно пригляделся к печатке, лицо его стало ещё мрачнее.

– Отец этого юноши остановился на постоялом дворе до завтрашнего утра. Но прошу тебя, не тревожь его понапрасну. Нет большего горя для родителя, чем похоронить своего ребёнка.

Вячко поклонился, поцеловал сол на груди брата, как это было принято, и попрощался.

Найти постоялый двор оказалось легко, в тёмном безлюдном остроге это был единственный дом, где горел свет и звучали голоса. Первая же подавальщица указала на отца убитого, он сидел за столом один, пил горилку и не стеснялся своих слёз. Люди сторонились его, никто не садился рядом, точно он был прокажённый. Одежда рдзенца выглядела заплатанной и перешитой, а родовые знаки на вороте рубахи точно не были совинскими. Вряд ли ученик королевского целителя мог быть его сыном.