Полная версия
Черная звезда на счастье
Всю дорогу она смотрела в окно, ни о чем не думая, а когда вышла – увидела сияющую Лиску и против воли улыбнулась. В отличие от Марии, та нерегулярно появлялась в школе – сказывались заботы о ребенке, да и, по правде, эсте эс-Хэште уже не особо нужны были эти занятия. Муж нанял ей лучших учителей, стараниями которых Лиска далеко обогнала и Ариадну, и Марию почти по всем видам наук, предложенных в программе для землян.
Даже в телепатии соотечественница пока превосходила Ариадну, и это немного «царапало» – ведь у Лиски потенциал изначально был ниже, а Ариадна тоже старалась изо всех сил. Вот только где ее учителю до Тхорна эс-Зарки, который занимался с Лиской в прошлом году!
Она бы тоже не отказалась позаниматься с этим красавчиком, и не только телепатией. На ее долю выпало лишь пару раз взглянуть на него на «Черной звезде», пока они летели с Земли. Но завидовать не стоило ни в коем случае. Ариадна привычно одернула себя: нельзя допускать ни единой негативной эмоции по направлению к двум соотечественницам – не теперь, когда в клуб землян на Горре входило всего три взрослых женщины, включая ее саму.
– У меня сногсшибательные новости, – объявила Лиска, едва дождавшись, пока она выйдет из транспортера. – Мы едем на ежегодный турнир!
Расцеловавшись с ней в обе щеки, Ариадна осторожно уточнила:
– Мы – это кто?
О турнире она слышала. Одно из главных развлечений Горры, помешанной на боевых искусствах. Поразительно, но на этой мирной планете, уже много сотен лет не знавшей войн, а также серьезных преступлений, показательные драки пользовались гораздо большей популярностью, чем на Земле. По уровню ажиотажа ежегодный турнир между лучшими бойцами под эгидой Службы охраны Сезариата можно было сравнить только с чемпионатом мира по футболу на Земле.
– Мы – это мы! – завопила Лиска, приходя в еще большее возбуждение, схватив ее за руки. – Это ты, я, Мария! Тхорн будет участвовать! Он сказал, что у меня будет столько приглашений, сколько я захочу! Хочешь, я и опекунам твоим тоже сделаю? Хочешь?
– Хочу, – широко улыбаясь, ответила Ариадна. – Спасибо тебе. И передай Тхорну тоже большое спасибо.
– Конечно, передам, – возбужденно пообещала Лиска, но тут ее взгляд остановился на волосах Ариадны:
– А что случилось с твоими косами?
– Достали они меня, – вздохнула она и рассказала об утренних мучениях.
– Давно бы сказала. Я могу тебе заплетать их, – предложила Лиска, и, не слушая никаких возражений, усадила ее на скамью, прямо на транспортерной станции, тут же принимаясь за дело.
– Мы опоздаем, – попыталась снова поспорить Ариадна, внутренне уже подготовившая себя к акции молчаливого протеста в школе.
– Все равно еще ждать Марию, – отрезала Лиска. – Я хочу сообщить ей новости перед уроками. Она будет в восторге!
– Еще бы, – улыбнулась Ариадна.
МикеяОна действительно отчаянно нуждалась в нескольких часах сна. Впервые за несколько дней руки не болели, благодаря обезболивающей мази. Доктор отругал ее за позднее обращение и выдал официальную справку, позволяющую не работать три дня. Микея и рассчитывать не могла на такое счастье, хотя ее и тревожило, что она не получила до сих пор ни одного сообщения от Дивии.
Страшно было, что та придумала какую-то каверзу в отместку за утреннее. Впрочем, вряд ли: Дивия же не знала, что это она так подставила ее, размышляла Микея. С виду Цесин просто случайно вернулся и выказал недовольство вроде как им обеим. Какой же он все-таки милый… в доброту этого человека просто невозможно было поверить – удивительно, почему же его все-таки так боятся студенты?
С этими мыслями Микея заснула в гостиной, чтобы проснуться от тихого звука открывающейся двери. Как ни старался Цесин не шуметь, она мгновенно подняла голову и села на диване, держа плед у груди и позевывая.
– Как ты? – негромко спросил он, опускаясь напротив нее.
– Лучше, – улыбаясь, ответила она. – Спасибо, что разрешил поспать здесь.
– Я был только рад. Готова перекусить? Я зверски голоден.
– Еще бы, – снова улыбнулась она. – Я уж вообще не помню, когда ела последний раз.
Цесин с досадой цокнул языком:
– Я должен был предложить тебе еще утром.
– Не переживай об этом, – быстро сказала она, смущенно поправляя одежду и приглаживая растрепанные волосы. – Я выгляжу ужасно, да?
– Ты выглядишь выспавшейся. И мне это нравится, – сказал он и поднялся, чтобы заказать еду.
– Знаешь, когда я впервые попала в твою квартиру, думала, здесь живет какой-нибудь советник, – призналась она, наслаждаясь обедом с Цесином.
– Здесь живут парочка по соседству, – кивнул он. – Я купил эту квартиру на премию от правительства, когда получил «профессора».
– Твои исследования просто невероятные. Я тогда все взахлеб читала, без разбору, когда они вышли, – призналась Микея, ожидая, что ему это будет приятно, но внезапно лицо Цесина превратилось в застывшую маску, а губы искривились насмешливой улыбкой:
– Знаешь, чего я очень не люблю, Микея?
– Чего? – спросила она, не донеся ложку до рта. Ее лицо вытянулось. От его тона повеяло холодом, который не был оправдан, чем бы то ни было. Что она такого сказала?
– Я не люблю, когда врут, пользуясь тем, что эмоции заблокированы. Даже если врут для того, чтобы сделать собеседнику приятно, – резко бросил Цесин – в его глазах плескался искренний гнев.
– Это нелепо, – вырвалось у нее со смешком, и она решительно положила ложку, глядя ему в лицо, – с чего, скажи на милость, ты решил, что я лгу?
– Мои исследования вышли двенадцать лет назад. Тебе было тринадцать.
Он сверлил ее обвиняющим взглядом, который, возможно, и напугал бы ее, если бы она лгала, как он думал, вот только Микея не лгала.
– И что? – спокойно спросила она, наклонив голову.
Цесин снова сузил глаза и осекся. В его взгляде мелькнуло сомнение.
– Валяй, проверь. Я не могу снять блоки, но ты можешь просканировать, и тогда узнаешь наверняка. Я разрешаю, – с легким вызовом предложила она.
Ее собеседник изменился в лице, а потом на нем отразилось чувство вины. Наконец, Цесин опустил глаза:
– Прости меня. Я не должен был обвинять тебя во лжи. Просто…
– Просто ты не привык общаться с девушками, которым ты действительно интересен, – наугад выпалила она и попала. На его скулах резко обозначились желваки, и он отложил ложку, не доедая супа.
– Красивых девушек вроде тебя обычно мало интересуют мои исследования, – ровным голосом сказал Цесин, глядя в сторону, а потом внезапно глянул в глаза. – Ты и правда читала все?
– Все, что смогла найти. Ты был одним из моих любимых авторов. Возможно, благодаря тебе я решила стать переводчиком, – подтвердила Микея. За столом воцарилось молчание, и она решила доесть суп, поскольку все еще была голодна. Цесин последовал ее примеру, а потом тихо сказал:
– Мне никто никогда не говорил настолько приятных вещей.
Микея пожала плечами:
– Это правда, Цесин.
– А какие языки ты знаешь?
– Октианский. И шаггитеррианский – три наречия. Сейчас пытаюсь разобраться в четвертом. То есть пыталась…
Она опустила голову, и Цесин протянул руку, заправляя ей волосы за ухо. Этот интимный жест заставил ее вздрогнуть, и он моментально убрал руку:
– Прости.
– Нет! – почти одновременно сказала она. – Не извиняйся. Мне…
– Что? – совсем тихо спросил он севшим голосом, но Микея лишь покачала головой. Она чуть не сказала ему, что его прикосновения приятны ей. Это уж слишком. Это похоже на…
– Цесин, а откуда ты знаешь, сколько мне лет? – вдруг тихо спросила она.
* * *– Это просто невероятно. Как ты мог… как ты мог так поступить и молчать все это время? – возмущенно разрывалась она пару минут спустя, вскочив со стула. Под ее испытующим взглядом Цесин признался, что читал ее дело, и вдруг начал говорить о совершенно невероятных вещах – вроде того, чтобы опротестовать приговор. И заплатить за ее адвоката.
– Я не могу позволить тебе. Это неприлично. Это…
– Это не будет неприлично. Если ты отдашь мне пре-сезариат.
– Но… на каком основании? – изумилась она, краснея от мыслей, которые не должны были стать ему известны.
Цесин, тоже почему-то смущаясь, размахивал руками, расхаживая по столовой.
– Да мало ли. Назовем тебя моей аспиранткой. Придумаем какое-нибудь исследование, которое ты делаешь со мной. Потом, ты фактически работаешь на меня сейчас. Допустим, я могу поручить тебе еще что-то сверх того, что ты обязана делать по приговору. Будешь сортировать мои документы, например. Поможешь мне с проверкой ученических работ.
Микея сглотнула, обхватив себя руками. Это было невероятно щедрое предложение, но внезапно ей стало грустно.
– Мике… ну соглашайся, пожалуйста. Мы оспорим этот приговор, мы вдвоем сможем.
– Как ты назвал меня? – слабо улыбнулась она.
– Мике. Тебе нравится?
– Да, – она подняла глаза, когда он шагнул вперед, и внезапно утонула в его обеспокоенных глазах, полных надежды и тепла.
– Или… ты ожидала услышать что-то другое от меня? – внезапно севшим голосом спросил он.
Ее ноздри слегка раздулись, она тяжело дышала, но молчала. Они играли в гляделки, каждый не решался произнести что-то первым. Микея точно знала, что это не должна быть она. Но Цесин почему-то не решался. Наконец, очень медленно, он поднял руку и коснулся ее щеки кончиками пальцев, снова заправляя волосы за ухо, не отрывая взгляда от ее глаз.
– Если я обниму тебя…
– Да.
Цесин шагнул ближе, и его теплые сильные руки легли на ее бедра. Он рывком поднял ее, и Микея автоматически обхватила его руками за шею, а ноги обвила вокруг талии. Не успела она прийти в себя от непривычной близости к нему, как он наклонил голову и нашел ее губы.
Первое же соприкосновение унесло ее куда-то в параллельную реальность, одновременно обострив все пять чувств. Она вдруг с особенной насыщенностью ощутила запах его цитрусового парфюма и тепло его рук на своих бедрах сквозь тонкую ткань штанов. А еще – очень нежный поцелуй. Его губы в первый момент показались прохладными, но когда теплый язык скользнул в глубину ее рта, Микее стало горячо. Она не подозревала, что ее тело может так сильно отреагировать на поцелуй – ведь раньше, когда она целовалась в школе, такого не случалось.
– Космос… маленькая, – прошептал он, с заметным трудом оторвавшись от нее.
– Цесин, – тихо шепнула она, положив голову на его грудь.
– Ты согласна на помолвку?
Микея вместо ответа прижалась губами к его шее, но потом все же ответила, не желая, чтобы он сомневался:
– Да. Но…
– Не надо. Просто позволь мне позаботиться о тебе, – прошептал он, нежно касаясь губами ее щеки, уха. Его дыхание расшевелило ей волосы, и Микея застыла в его объятиях, едва удерживая стон наслаждения. И тут же раскраснелась, когда до нее дошло, что она творит.
Ее округлившиеся глаза встретились с затуманенным взглядом Цесина, и тут он спохватился тоже и опустил ее на пол.
– Прости меня. Я не должен был… Я сейчас подам заявку в системе, и мы завтра сможем сходить на собеседования, – пробормотал он.
Микея кивнула. Они оба понимали, что до собеседований и одобрения их помолвки Центром семьи она не может считаться официальной. Ее вдруг охватил какой-то мандраж. Она не знала, готова ли ко всем этим формальностям. С детства ее учили, что помолвка – не развлечение, а ответственный шаг. Что прежде, чем в нее вступить, надо подумать, особенно, если жених не подобран системой.
В этом случае рекомендовалось подумать дважды, ведь невеста находится в более уязвимом положении, отдавая жениху пре-сезариат, и право на сканирования, а за ними могут последовать и другие неприятные последствия. Например, если Цесин увидит в ее прошлом что-то, с чем ему будет сложно смириться, он может просто расторгнуть помолвку, и она окажется в незавидном положении брошенной невесты. А в ее прошлом, похоже, такого было предостаточно, ведь она никогда не вела себя как образцовая горианка.
Обхватив себя руками, девушка озадаченно посмотрела на Цесина. Он, конечно, намного старше, но понимал ли он сам, на что идет, выбирая ее в невесты? И не откажется ли он после первого же сканирования от этой помолвки?
– Ты раньше был помолвлен? – тихо спросила она, глядя на него снизу вверх.
– Нет. А ты?
Его лицо на секунду напряглось, но тут же расслабилось, когда Микея покачала головой. И по его губам скользнула мягкая улыбка:
– Тебе не по себе, да?
– Да, немного, – призналась она.
– Если я пообещаю, что не стану сканировать тебя в первое время…
– Как ты узнал?
– Что ты опасаешься этого? Это естественно, маленькая – любая невеста об этом думает. Я же работаю с молодыми людьми и девушками тоже – предостаточно наслушался таких разговоров, – с кривоватой насмешливой улыбкой заметил Цесин.
У Микеи вырвался смешок:
– Представляю. Только я не уверена, что мне будет легче, если ты отложишь сканирование.
Цесин наклонил голову и смерил ее изучающим задумчивым взглядом:
– Тебя беспокоит то преступление, которое ты совершила?
– В том числе, – неуверенно кивнула она, смерив его на этот раз откровенно обеспокоенным взглядом.
Цесин оглянулся и присел на край стула, протянув ей руки. Микея вложила свои забинтованные ладони в его, позволив притянуть себя ближе. Ее глаза, полные надежды, были совсем рядом, и в них он разглядел столько тревоги, что ему с трудом удалось сохранять серьезность. Но все же он сохранил невозмутимое выражение лица, когда спросил тихим заговорщическим тоном:
– Ты летала в Застывшие с крылатыми мальчиками в школе?
– Да, – еле слышно сказала она.
– Целовалась?
– Да.
– И после школы?
– Да. Один раз, – упавшим голосом призналась Микея.
– И было что-то большее, чем поцелуи?
– Нет.
Ее щеки вспыхнули, ресницы поднялись, и во взгляде отразилось возмущение: как он мог такое предположить? На этот раз Цесин рассмеялся, и Микея охнула, тяжело дыша:
– Ты… тебе это смешно? Ты издеваешься надо мной?
– Нет, нет, – он смеялся, уклоняясь от ударов ее рассерженных кулачков – впрочем, не слишком сильных. – Но я уже говорил, я работаю с молодыми людьми. Какой бы я ни был строгий и злой, я не ханжа. И не ретроград.
– О… ты… правда, не сердишься? – прерывистый вздох и опасливый взгляд фиалковых глаз.
– Не знаю, – честно ответил он. – Может, и рассержусь, когда увижу. Но это никак не скажется на помолвке.
Микея смотрела на него непонимающим взглядом, совершенно сбитая с толку, и Цесин не удержался от объятия, коснувшись губами ее виска:
– Это все, чего ты так боялась?
– Почти. Я хотела бы рассказать тебе… обо всем перед помолвкой.
– Хорошо.
Он легонько отодвинул ее от себя и встал:
– Ты не против пойти на террасу? Там воздух свежее, и разговаривать приятнее.
Пару недель назад Микея не думала, что так скоро решится рассказать кому-то, что произошло. Ей казалось, после суда ее будет тошнить от одной попытки вспомнить, и она не ошиблась. Но с Цесином ей хотелось быть откровенной – она решила, даже если он тоже осудит ее, все равно надо рассказать.
Началось все год назад – с того, что она работала над переводом одной октианской художественной книги, на пробу. Встретив в ней такую откровенную сцену, что ее глаза полезли на лоб, Микея все же не удержалась от того, чтобы дочитать до конца. Переводить такое ей не разрешалось – она должна была обратиться к руководителю, который мог принять решение: пропустить эту сцену или отложить книгу в негодные для перевода на горианский.
Но ей было слишком любопытно – и, кроме того, уже хотелось попробовать перевести – хотя бы взглянуть, как это будет выглядеть на горианском. Микея не учла лишь одного – когда она закончит работу, ей непреодолимо захочется показать ее кому-то. Так о ее проступке узнала Навия – ее подруга и секретарь ее начальника. Микея дала девушке почитать книгу под строжайшим секретом, но Навия решила, что большой беды не будет, если она поделится тайной с женихом.
Вместе они из любопытства уговорили Микею закончить перевод, и в него попало еще две эротические сцены и, что еще хуже, сцена убийства. Такие вещи даже из художественной литературы на горианский переводить запрещалось под страхом уголовного наказания – прочтение подобных вещей некоторыми телепатами могло повлечь психотравмы. Откровенную эротику тоже не разрешали переводить – и, конечно, ее запрещалось читать невинным девушкам – таким, как сама Микея и Навия.
Но нарушение всех этих запретов, скорее всего, не послужило бы причиной для столь серьезного наказания, если бы не случилось кое-что еще. Несколько месяцев спустя, когда все трое почти забыли о злополучной книге, Омкан, работавший бок о бок с девушками, внезапно начал проявлять все больше внимания к Микее и все меньше – к своей невесте. И вскоре последовало расторжение помолвки.
Узнав о том, что ее жених влюбился в подругу, Навия почему-то решила, что во всем виновата Микея, и решила отомстить. Руководствуясь скорее эмоциями, чем холодным расчетом, девушка решила разослать запретную книгу по всему их бюро переводов – от имени Микеи. Когда началось разбирательство со сканированием всех троих, Навию, конечно, уличили в этом подлоге и также осудили, но Микея получила самое серьезное наказание – поскольку именно она выполнила запретный перевод.
Заканчивая рассказ, она гордилась тем, что смогла не плакать, но стоило ей поднять глаза и встретиться взглядом с сочувствующим, мягким выражением лица Цесина – как она всхлипнула. И он мгновенно обнял, погладив ее по голове, и позволяя снова выплакаться в свою рубашку.
– С тех пор как мы познакомились, я все время делаю тебя мокрым, – сказала Микея, смущенно вытирая слезы через пару минут. Она пыталась перестать судорожно всхлипывать, но это привело лишь к тому, что ее горло заболело, а всхлипы стали еще громче.
Цесин улыбнулся одним уголком рта, не удостоив мокрое пятно на рубашке ни малейшим вниманием:
– Я это переживу.
Микея подняла влажные глаза, вглядываясь в его лицо, и он кивнул, понимая, что ей важно узнать, что он думает.
– Это какая-то очень нелепая история, маленькая. Я думаю, тебя чересчур жестко наказали. Я не вижу здесь никакого страшного преступления, учитывая, что книгу разослала не ты – да и то, никто не пострадал. И еще, мне очень жаль, что эта твоя подруга так поступила с тобой.
– Она мне не подруга!
– Нет. Конечно, нет, я просто неправильно выразился. Но парень, похоже, тоже попал под раздачу.
– Это все из-за него! Если бы он не поступил так с Навией…
– Но люди не вольны над своими чувствами.
Микея осеклась, сердито глядя на него:
– Ты действительно так думаешь? Он вступил с ней в помолвку, а потом…
– Но ты очень красива. Я его понимаю, – с мягкой улыбкой возразил Цесин, касаясь ее волос. Девушка замолчала. Ей льстил его комплимент, и одновременно хотелось доказать, что Омкан поступил неправильно. А потом из ее головы улетучились все мысли, когда его взгляд сосредоточился на ее губах. Микея прикрыла глаза и невольно потянулась к нему, но теплые руки внезапно остановили ее вместо того, чтобы обнять:
– Нет, маленькая. Сначала мы оформим помолвку.
Его глаза смеялись. Ей хотелось что-нибудь бросить в него и одновременно хотелось засмеяться и обнять. Она долго пыталась подавить улыбку, но, в конце концов, не смогла.
Горра, южный пояс, АмдинаВетви пышных фруктовых деревьев в сезон созревания клонились к самому низу – так, что ей приходилось кое-где даже обходить их или наклоняться, подныривая под гроздья плодов тхайи, чтобы пройти по аллее. Тонкие фиолетовые брови на красивом загорелом лице нахмурились, когда горианка остановилась перед веткой, сломанной под собственной тяжестью. С ее губ сорвалось тихое восклицание с интонацией досады. Стоило ей уехать всего на месяц, как сады остались без должного ухода. Жаль, но управляющего придется уволить, подумала она, принимая решение, как всегда, быстро. Впрочем, тут и думать было особо не о чем: находись этот человек на своем месте, он не позволил бы себе относиться к работе спустя рукава. Увольнение, возможно, пойдет ему на пользу. А садам – так точно.
Пройдя центральную аллею до конца, молодая женщина свернула на дорожку, ведущую к крыльцу дому, который располагался на небольшом отдалении. Юбка ее линоса, сзади удлиненного по последней моде, развевалась на ветру, то внезапно открывая стройные ноги, то прилипая к ним тончайшей шелковой пеленой. Шеттая в последние годы полюбила хорошо одеваться, и ей нравилось, как мужчины смотрят на ее фигуру в кокетливых одеяниях. Даже случайная встреча с кем-то не могла застать ее одетой кое-как. И, конечно, не случилось этого и в тот день, хотя гость пришел безо всякого предупреждения.
Уже издалека заметив громадную мужскую фигуру в военных темных брюках и ослепительно белой рубашке, она широко улыбнулась и слегка ускорила шаг. Какое-то время он не двигался, явно любуясь ею, с видимым удовольствием наблюдая за ее приближением своими пронзительными раскосыми глазами – а потом пробежал пару десятков метров навстречу, подхватывая на руки, закружив, пока она не засмеялась, шлепая ладонями по плечам:
– Хватит, хватит… у меня голова кружится!
Но он не отказал себе в удовольствии еще поозорничать и приподнял ее на вытянутых руках, словно ребенка, чтобы потом крепко прижать к себе и звонко расцеловать в обе щеки. А потом снова прижаться и глубоко вздохнуть, зарываясь носом в волосы.
– Так долго не приезжал, – тихо, с легким упреком, прошептала она, гладя по непривычно гладкой, лысой голове. – Волосы сбрил зачем-то…
– Вот, приехал. Зато на целую неделю, мам, – с оправдывающейся интонацией в голосе сказал Тхорн эс-Зарка и поставил Шеттаю на Землю. – А волосы для турнира сбрил.
– Это какого еще турнира?
Красивое женское лицо слегка вытянулось, а в глазах появилась тревога. Тхорн едва удержался от смешка: после того, как шестьдесят лет назад он схлопотал перелом ноги на одном из турниров, она считала их чрезвычайно опасными и боялась его участия в соревнованиях больше, чем боевых вылазок на другие планеты.
– Службы охраны. Ничего особенного.
– Ради Величайшего, а это-то что? – осведомилась Шеттая, разглядывая его теперь лысую голову с той стороны, где ее украшала черная звезда – эмблема его корабля.
– Просто краска, мам. И она смоется, а волосы отрастут, – с легкой насмешкой сообщил Тхорн.
– Какой-то детский сад, – проворчала она с неисчезающей тревогой, которую он не только видел в глазах, но и прекрасно чувствовал телепатически. – Вот отец увидит – будет смеяться.
– А где, кстати, отец? – поинтересовался Тхорн, проходя за матерью в дом.
– Улетел с садовником за инструментами. Они без нас купили все не то. Ты не представляешь, какой тут бардак – всего-то на месяц улетели в отпуск, и, вот, пожалуйста…
Шеттая ворчала, а на Тхорна нахлынуло чувство детского покоя и радости. Он редко бывал у родителей, но когда прилетал, то надолго заряжался этим уютным домашним ощущением. Мама всегда немного поворчит, поволнуется за него, а потом покормит, сядет рядом, и долго-долго будет слушать все, о чем бы он ни рассказывал. А отец сначала будет рассказывать о садах, о сборе урожая и о том, какие бессовестные стали торговцы, которые слишком дешево хотят закупать фрукты, чтобы потом продавать втридорога. А потом вдруг осечется и с еще большей тревогой, чем мать, начнет расспрашивать про его «дела», и обязательно неловко скажет: «ведь опасно-то как» – и глаза спрячет, стыдясь своих переживаний.
Его родители, обычные бескрылые горианцы, уже более ста лет занимались выращиванием фруктов. Они долгое время работали на других людей, и лишь сорок лет назад, когда разбогатевший Тхорн купил им огромный кусок земли под сады и просторный дом, перестали сами заниматься подрезанием деревьев и сбором плодов тхайи. Теперь на них работал управляющий, садовник и с десяток рабочих, а им оставалось лишь руководить, чему Тхорн несказанно радовался, с потаенным восторгом глядя на маму, расхаживающую по саду в красивых платьях и на отца, деловито и уверенно строившего планы по расширению семейного бизнеса.
И он знал, что его родители так же гордились своим единственным ребенком, как и он – ими, и только одного никак не могли дождаться – чтобы он женился и подарил им внуков. Мама, выглядевшая в свои сто двадцать три просто великолепно, все же уже перешагнула тот возраст, когда женщине следовало бы заводить детей. Они никогда не обсуждали эту тему, но Тхорн знал, что они с отцом долгое время хотели родить еще ребенка, только не получилось. И теперь их глаза, полные надежды, смотрели на него, а он просто не знал, что им на это ответить. Он не чувствовал себя человеком, который сможет жениться. Хотя бы когда-нибудь.