Прощание с Византией

Алексей Величко

Прощание с Византией

Династия Ласкаридов

Памяти основоположников

русской византинистики и канонической науки

А.А. Васильева, братьев Ф.А. и С.А. Терновских,

протоиерея Петра Лепорского

посвящается эта книга

I. Император Феодор I Ласкарис (1204—1222)

Глава 1. Осколки Византийской империи

«Редко в истории проводились более последовательные мероприятия, чем раздел поверженной Византийской империи», – утверждал один автор; и он, конечно же, прав1. Не успел еще остыть пепел пожарищ после страшного разгрома Константинополя в 1204 г., как на территории Византии помимо Латинской империи образовался целый ряд самостоятельных государств, политически независимых друг от друга. На землях, где обосновались крестоносцы, своими размерами выделялись королевство Фессалоникийское (Бонифаций Монферратский) и герцоство Афинское (Отто де ля Рош). Рядом с ними расположился Иконийский султанат (КейХозров I) и Второе Болгарское царство (Иоанн I Калоян).

Чуть позднее на Пелопоннесе выделилось княжество Ахайа, основанное Гийомом Шамплиттом (1205—1209). Однако он скончался в 1209 г., и Готфрид I Виллардуэн Младший (1209—1229), воспользовавшись случаем, взял правление Ахайи в свои руки. В 1218 г. ему наследовал старший сын Готфрид II (1218—1246), а затем младший сын Вильгельм (1246—1278). Все они были высокообразованными и умными людьми, умевшими организовать добрососедские отношения латинян с местным населением. Князья Виллардуэны твердой рукой сдерживали алчность своих рыцарей и гасили церковные расколы, а потому страна быстро оправилась от былых потрясений и чрезвычайно расцвела, принося своему правителю до 100 тысяч золотых монет ежегодного дохода2.

Нельзя не упомянуть нарождающегося Сербского королевства. Уже императорам Алексею I и Мануилу I Комнинам пришлось воевать с правителями (жупанами) сербов – Константином Бодином (1081—1099) и Стефаном Неманей (1196—1202). Но это были лишь первые ростки зарождающейся Сербской государственности. Крещенный по латинскому обряду, Неманя в 1190 г. присоединился к Восточной церкви через миропомазание, получил титул «севастократор» и женился на Евдокии Ангелине Комниной (1173—1211), племяннице императора Исаака II Ангела. В течение нескольких десятилетий после этого Сербия, разделенная на два государства – Рашку и Зету, не выходила из состояния междоусобицы. Но святитель Савва (1169—1236), один из сыновей уже покойного к тому времени Стефана Немани, прибывший с Афона, примирил своих братьев Стефана и Вукана, последний из которых даже заключил союз с Венгерским королем Имре I (1196—1204) и признал власть Римского епископа.

Чтобы укрепить позиции брата, св. Савва предложил тому развестись с Евдокией, которую выгнали едва ли не голой из дома, и взять в жены Анну, внучку Венецианского дожа всемогущественного Дондоло. Правда, Вукан, брат короля, оказался милосерднее: он снабдил несчастную Евдокию всем необходимым и в сопровождении великолепной свиты отправил в Константинополь. А в 1217 г. папский легат венчал Стефана на королевство, после чего тот стал именоваться св. Стефаном Первовенчанным (1217—1228). От этого альянса, конечно, выиграли и Рим, и Сербия, король которой отныне считался самодержавным и легитимным правителем собственного государства3.

Увы, папе Гонорию III (1216—1227) не довелось увидеть свои мечты сбывшимися. Хотя король и передал сербский народ в руки Римского епископа, православная Рашская епархия все еще оставалась под юрисдикцией Охридской архиепископии, где главенствовал знаменитый канонист и церковный деятель Дмитрий Хоматин (?—1238). И Сербия, где проживало довольно много католиков, оказалась своеобразным водоразделом между Восточной и Латинской церквами. Сам св. Савва, разумеется, пошел на альянс с Римом исключительно для приобретения политических выгод, не более. Хотя, к слову, сам по себе этот факт с очевидностью свидетельствует в пользу того, что для современников Кафолическая Церковь все еще оставалась единой4.

Из византийских владений, помимо воли Латинского императора созданных на осколках Восточной Римской империи, нужно отметить Эпирский деспотат. Основатель государства Михаил I Комнин Дука (1205—1215), незаконнорожденный сын севастократора Иоанна Дуки, приходился родственником сразу трем царственным фамилиям – Комнинам, Ангелам и Дукам, а потому использовал три имени. В молодости он был отдан заложником к Германскому королю Фридриху I Барбароссе, затем служил по финансовому ведомству в Малой Азии. Но настоящую известность, хотя и «черную», Михаил получил после перехода на сторону Иконийского султана.

Во главе шайки турецких разбойников он настолько активно грабил окрестности Меандра, что в 1201 г. Византийский царь был вынужден направить против него целое войско. Затем мятежный аристократ вернулся в Северную Грецию, где имел множество родственников по линии жены и отца, правителя фемы Этолии и Никополя. После взятия Константинополя Михаил явился к Бонифацию Монферратскому, которому обещал завоевать и передать в руки весь Эпир; и тот поверил ему. Но вместо этого Михаил быстро привел в повиновение себе области, густо заселенные греками, и вскоре предстал перед миром в качестве самостоятельного правителя, который в глазах местного населения олицетворял борьбу с ненавистными латинянами. Даже поражение под Кундуром от пилигримов не подорвало веру эпирцев в своего правителя. Впрочем, пока еще Михаил Ангел Комнин Дука не решался принять титул «император», именуясь «деспотом»5.

Первоначально территория деспотата простиралась от Диррахия на Севере до Коринфского залива на Юге. Столицей государства являлся город Арта. Во внутреннем управлении Эпирский деспотат использовал уже созданную ранее византийскую административную систему. Окруженный многими врагами – болгарами, крестоносцами и венецианцами, Михаил I был вынужден сразу же создавать мощную армию, способную противостоять им. Поскольку деспот считал себя самостоятельным правителем, церковная иерархия Эпира также признавала себя независимой от кого бы то ни было. И по приказу Михаила I местные митрополиты приступили к рукоположению епископов. Хотя это было относительно сильное государство, никаких враждебных действий со стороны Эпирского деспота при Михаиле I по отношению к Никейской империи, о которой речь пойдет ниже, пока не наблюдалось, хотя впоследствии ситуация резко изменится6.

Другим активным участником тех далеких событий являлась Трапезундская империя, где правил внук Византийского императора Андроника I Комнина Алексей I Комнин (1204—1222), создавший династию «Великих Комнинов». Это новое греческое государство первоначально возникло из двух частей – фемы Халдии, где правил Алексей Комнин, и земель Пафлагонии и Ираклии Понтийской, которыми владел его брат Давид. Отделенная от Никейской империи сельджукскими владениями, она вскоре вышла из борьбы за право являться центром объединения византийцев, став самостоятельным государством с автономными интересами. Однако претензии «Великих Комнинов» называться единственными легитимными Римскими василевсами не прекращались долгое время, что впоследствии создало много напряженности в их отношениях с правителями Никейской империи7.

Помимо них, в Мосиполе еще проживал престарелый Алексей III Ангел Комнин, а в Чорлу (Цуруле) нашел пристанище Алексей V Дука Мурцуфл. В Филадельфии в качестве независимого государя утвердился Феодор Манкафа (1204—1208), в долине Меандра – Мануил Маврозом, а в Сампсоне у Милета – Савва Асидин. В Самсуне правил Феодор Гавра, потомок Таронских князей. На Родосе титул кесаря принял Критский архонт Лев Гавала (1204—1240). Впрочем, в описываемых нами событиях никакой самостоятельной роли они не играли8.

Но если три греческих государства разом, как конкуренты, претендовали на роль объединяющего центра византийской нации, то интересы и замыслы правителей латинских государств во многом отличались друг от друга. Император Латинской империи Балдуин I Фландрский (1204—1205) мыслил свое государство на западнофеодальный манер: единый государь на фоне ленных наделов независимых вассалов. Но в действительности он стал номинальной фигурой на фоне могущественных ленников, число которых достигло 600, поскольку оказался отстраненным от раздачи земельных наделов. По этой причине Балдуин I не мог создать и полноценной армии – она формировалась исключительно совместным Франковенецианским советом. И хотя император по должности возглавлял его, секретарем являлся правитель венецианской части Константинополя. Этот совет имел власть бульшую, чем Балдуин, поскольку мог отменять его распоряжения и напрямую руководил военными действиями.

Был принят и основной закон Латинской империи «Assises de Romania», скопированный с Иерусалимского законодательного свода. Для споров императора с ленниками был создан специальный суд, что еще более уменьшило его возможности. Руководимый во всем грекофобом Дандолом, Латинский император совершенно не ставил в расчет византийцев и их интересы – для него они являлись лишь подданными его ленников. И хотя формально было провозглашено равенство Восточной и Римокатолической церквей, в скором времени почти весь греческий епископат был заменен латинским9.

Напротив, Бонифаций Монферратский, как наиболее глубоко мыслящий человек среди вождей 4го Крестового похода, намеревался создать прочные основания своей власти. А потому вступил в тесные отношения с византийской аристократией, проживавшей на территории его королевства. Его совершенно не интересовал Латинский император, у которого он втайне надеялся забрать столь понравившуюся ему Фессалию. Свой план Бонифаций выносил в уме еще в те дни, когда в Константинополе выбирали главу Латинской империи. К недоумению всех крестоносцев, он буквально перед днем выборов женился на бывшей супруге императора Исаака II Ангела Марии Венгерской – чрезвычайно очаровательной молодой особе10.

Тогда этот поступок не был понят никем, кроме, возможно, хитроумного дожа Дандоло, с которым Бонифаций, очевидно, договорился заранее. И тот, как опытный политик, понял, что таким способом Бонифаций формирует легитимные основы своей власти. Дож не ошибся: 12 августа 1204 г. граф Монферратский заключил договор с Венецией, согласно которому итальянцы признавали за ним Фессалоники, а он передавал Республике остров Крит. Стороны специально оговорили между собой все нюансы. И хотя они отметили, что обязуются «не нарушать прав и интересов Латинской империи и императора», но совершенно обошли французов, крайне разочарованных этим соглашением11.

Когда о договоре узнал император Балдуин I, находившийся в те дни в Мосиполе, он буквально впал в шоковое состояние, обзывая графа Монферратского «криводушным и вероломным изменником». Но Бонифация мало волновали нелестные эпитеты в свой адрес. Он созвал представителей византийцев и поклялся прекратить сношения с остальными латинянами, соблюдая исключительно интересы ромеев. А затем объявил Мануила, сына Марии Венгерской, рожденного еще от Исаака II Ангела, Римским императором, предоставив тому право ношения пурпурной одежды. Это известие окончательно вывело Латинского императора из состояния равновесия. Разъяренный Балдуин отправился в поход, намереваясь захватить Фессалоники и восстановить собственные права.

Он дошел до города, где его встретили местные жители, просившие взять их под свое покровительство – несмотря на все обещания итальянца, византийцы не очень доверяли Бонифацию Монферратскому. Латинский император дал свое согласие и даже подписал хрисовул, сохраняющий за фессалоникийцами их старые права. Но тут поступило сообщение из Константинополя о том, что дож Дандоло настоятельно требует его возвращения в столицу. После этого можно было с уверенностью сказать, что граф Монферратский выиграл дипломатическую битву у французов. Теперь императору нужно было завоевывать Фессалоники, если он хотел наказать Бонифация12.

Эта история имела дальние и весьма опасные последствия для Балдуина и попутно подарила шанс на жизнь молодому Никейскому государству, куда в массе своей бежали потерявшие отечество византийцы. Ведь на Фракию претендовали болгары – куда более опасный соперник, чем свергнутые цари Византии или Бонифаций Монферратский. Было чудом, что Латинский император, вектор интересов которого объективно лежал на Востоке, упрямо смотрел на Фракию. Вместо пустых ссор с соотечественниками, ему следовало прибрать к своим рукам малоазиатские владения Византии, пока те были еще очень слабы. И если он хотел не только называться Латинским императором, но и быть им, то Балдуину необходимо было помочь завоевать Вифинию своему вассалу Луи, герцогу Никейскому13. Без сомнения, этот поход мог стать гибельным для Никеи, если бы Балдуин не тратил время на выяснение отношений с Бонифацием14.

Еще одним подарком судьбы стало то, что Балдуин высокомерно отверг предложение о дружбе, направленное Иконийским султаном КейХосровом I (1196—1211). Этим самым он лишил себя могущественного союзника в Малой Азии, совместно с которым мог легко захватить Вифинию и Мезию15.

Оставив в Константинополе дожа Дандоло, Балдуин вместе с братом Генрихом Фландрским отправился с небольшой армией во Фракию. Но воевать с Мурцуфлом ему не пришлось – того ослепил тесть и выдал латинянам. Вскоре Алексей V был казнен в Константинополе. Как рассказывают, по совету дожа Дандоло бывший Византийский император был сброшен вниз со столпа святого Феодосия – латинянам очень хотелось, чтобы эта казнь была доступна всем для обозрения16.

Конечно, данная акция не прибавила любви к латинянам со стороны византийцев – каким бы плохим ни был Мурцуфл, он являлся Римским императором. Как известно, в истории Византии насчитывается немало случаев, когда цари не просто свергались конкурентами, но и погибали вследствие дворцовых переворотов. Но разве можно было бы предположить, что василевс, пусть даже и бывший, будет казнен публично?! И его позорная казнь стала откровенной издевкой латинян над византийцами и их традициями.

Алексей III не доставил больших хлопот – его вместе с бывшей царицей Ефросиньей арестовали и отправили в Германию, куда, впрочем, как мы вскоре узнаем, он не прибыл. Казалось бы, теперь Латинский император получил возможность направить свою армию против Никеи. Но и в эту минуту Бог уберег никейцев от страшной опасности, столкнув латинян с новым врагом, выпестованным их собственным высокомерием, – Болгарским царем Иоанном I Калояном, чьи интересы также лежали во Фракии. До некоторого времени болгары искренне желали победы крестоносцев над византийцами, и еще при осаде Константинополя Калоян обещал латинянам прислать 100 тысяч солдат в помощь. Но затем наступил резкий обрыв отношений, который, безусловно, предвидел Бонифаций Монферратский, подталкивая императора Балдуина к походу во Фракию.

Как обычно, вмешались и субъективные обстоятельства. Человек, знающий себе цену, имеющий хорошую и многочисленную армию, Калоян был чрезвычайно щепетильным, когда речь заходила о внешних формах, и как ни в чем не бывало подписывался в документах титулом «император». Когда в том же году Балдуин пожелал принять присягу от Калояна на верность, то возникла первая размолвка. Болгарский царь надеялся заключить союз с латинянами как равный с равными. Но получил надменный ответ: Балдуин заметил, что болгарину надлежало обращаться к Латинскому императору как к своему господину, а не как к товарищу.

Было бы удивительным, если бы Болгарский царь оставил такие выпады в свой адрес без удовлетворения. Война стала неизбежной. После этого можно было с уверенностью говорить, что надежды папы Иннокентия III на продолжение 4го Крестового похода стали совершенно иллюзорными – при таком клубке противоречий ни о каком походе на Иерусалим не могло быть и речи.

В ноябре 1204 г. французский рыцарь Ренье Тритский во главе отряда из 120 всадников занял Филиппополь, на который претендовали болгары; и жители приняли его с радостью. В свою очередь при поступлении известий о приближении Балдуина многие фракийские города направили своих делегатов к Калояну с просьбой принять их в свое подданство. В этом нет ничего удивительного – крестоносцы на землях Латинской империи устроили настоящий террор, нисколько не считаясь с правами ни византийской аристократии, ни низших слоев населения. Желая привлечь дополнительные военные силы, Балдуин разослал письма в Германию и Палестину, соблазняя рыцарей обширностью свободных владений и богатством поверженной Византии. И не без успеха: из одной только Кремоны приехало около 1 тысячи рыцарей, а из Сирии и Палестины к Латинскому императору прибыло еще 100 рыцарей с оруженосцами и двумя папскими легатами.

Всем им, равно как и участникам штурма Константинополя, Балдуин щедро нарезбл владения, совершенно игнорируя права прежних владельцев. Византийцы, чья национальная гордость была попрана осквернением святынь, разорением Константинополя и убийствами мирных граждан, теряли теперь свободу и последнее имущество. Естественно, ни о каком примирении с латинянами с их стороны не могло быть и речи. Тем более что западные христиане относились к византийцам с нескрываемым презрением как к людям «второго сорта»17.

Такая политика была, по меньшей мере, неразумной и совершенно не учитывала особенности византийского менталитета. Как известно, некоторые прежние Византийские императоры были готовы на воссоединение Священной Римской империи под духовным окормлением Римского епископа. И хотя мало кто из византийцев признавал законным избрание нового Латинского императора, однако они были готовы поминать имя Римского понтифика на Литургии, как сообщило об этом греческое духовенство папе в 1206 г. Но амбиции и близорукость крестоносцев и латинского духовенства в Константинополе разметали эти надежды на примирение18.

И совсем не вовремя, поскольку вскоре началась война между латинянами и болгарами. Французский гарнизон в Дидимотихоне был уничтожен местными горожанами, а прибытие болгарского войска вынудило пилигримов спешно очистить Адрианополь. Месяц спустя, надеясь вернуть город, явился сам Балдуин во главе 140 рыцарей и небольшого отряда вспомогательных сил. Но навстречу уже приближался Калоян со своими союзниками половцами, силой до 14 тысяч всадников.

В четверг, 14 апреля 1205 г., под Адрианополем состоялась историческая битва, в ходе которой болгары заманили французов в ловушку и почти всех уничтожили. Сам Балдуин попал в плен, погибли многие знатные лица: епископ Пьер Вифлеемский, Этьен дю Перш, Рено де Монмирай, Матье де Валенкур, Робер де Ронсуа, Жан де Фризе, Готье де Нюлли, Эсташ де Эмон, Бадуин де Невилль и многие, многие другие19. В точности неизвестно, что происходило с Латинским императором в болгарском плену, но абсолютно достоверно, что там он погиб.

Чувствуя себя хозяином положения, Калоян решительно отказался выполнить просьбу Римского папы Иннокентия III об освобождении Балдуина. Тем более что понтифик вовсе не собирался воевать за интересы Латинского императора. Его письмо Калояну можно отнести к хрестоматийным образцам такта и корректности. Апостолик напомнил, что особой благодатью отличает Болгарского царя из всех христианских владык, поскольку тот добровольно посвятил Римской церкви свое царство, «как частное достояние святого апостола Петра». В свою очередь, только послушание Апостольской кафедре, полагал папа, позволило Калояну достигнуть таких великих успехов. Нет сомнений, что их интересы совпадают, и даже более того, успехи царя болгар ему дороже собственных. Но поскольку на Западе собирается новое войско для войны с болгарами, Иннокентий III советует Калояну освободить Балдуина и заключить мир с Латинским императором, иначе франки совместно с венграми могут победить его.

Напротив, письмо брату погибшего Балдуина Генриху Фландрскому, жаждавшему мести, было чрезвычайно лаконичным. Папа настоятельно рекомендовал тому заключить мирный договор с Калояном, т.к. эта дружба принесет им обоим много пользы. «Нужнее дела, чем слова», – закончил понтифик свой монолог20.

Понятно, что в скором времени от владений Латинской империи во Фракии остались только Константинополь, Родосто и Силимврия. Не удовлетворившись, однако, этими успехами, Иоанн Калоян напал на владения Бонифация Монферратского. Летом 1205 г. его полководец Шишман осадил Фессалоники, где находилась Мария Венгерская, и хотя Бонифаций спас свою супругу, всем остальным пришлось пожертвовать. Вслед за этим болгары заняли почти всю Македонию21. Ренье в Филиппополе оказался отрезанным от своих соотечественников, и его разгром был лишь делом времени, что и произошло в действительности.

Нужно было предпринимать срочные меры, и взамен павшему императору Балдуину правителем (байлом) Латинской империи 20 августа 1206 г. был избран его брат Генрих Фландрский (1206—1216). Возможно, конкурентом ему мог стать старец Дандоло, но тот скончался спустя несколько недель после страшного поражения франков у Адрианополя22.

Кстати сказать, избрание байла также не обошлось без некоторой конфронтации между французами и венецианцами. Узнав о том, что франки желают остановить свой выбор на Генрихе, венецианцы потребовали безвозмездной передачи им чудотворной иконы Богородицы «Одигитрия». Только после того, как требуемое соглашение было заключено и венецианцы получили величайшую святыню христианства, Генриха Фландрского короновали императорским венцом23.

Генрих (Анри или Эрик, как его называли соответственно французы и греки), в отличие от многих других латинян, относился к византийцам великодушно и мудро. Если бы все остальные правители латинских государств брали пример с него, история взаимоотношений Запада и Востока могла бы быть иной. Особенно ярко это проявилось в вопросе о веротерпимости. Надо сказать, что если по вопросу об участии папы Иннокентия III в деле захвата латинянами Константинополя существуют разные мнения, то последующая вероисповедальная политика Римской курии оценивается всеми исследователями однозначно. Для папы и его помощников вопрос подчинения византийцев Римской церкви являлся сугубо юридическим. А само подчинение предполагало целый ряд процессуальных действий, включая перекрещивание греков и принесение ими присяги апостолику.

Правда, не желая насилия, Иннокентий III призывал латинян проявлять должную аккуратность и терпимость к «недостаткам» византийцев, но его слова оставались не услышанными. Латинские клирики повсеместно грубо вмешались в иерархическую структуру Восточной церкви, упраздняя некоторые епископские кафедры или принижая их в достоинстве. Митрополиты и архиепископы нередко оказывались лишенными своей епархии и становились просто чьимито викарными архиереями.

Например, на Кипре Православная церковь, автокефальная с 431 г., т.е. со времен Эфесского Собора, очень быстро утратила свою автономию. А в 1231 г. состоялось страшное преступление: латиняне сожгли 13 греческих монахов Кипра, отказавшихся принести присягу Римскому папе. На Крите уже к 1220 г. не осталось ни одного православного епископа, а византийским духовенством управлял латинский пресвитер; все хиротонии осуществлялись вообще за пределами острова. Стоит ли удивляться, что многие епископы и клирики стремились эмигрировать в Никею, где их статус ни у кого не вызывал сомнений? 24

Попутно папа Иннокентий III направил в столицу Латинской империи легата Пелагия, наделив того патриаршими прерогативами. Желая продемонстрировать всем свой высочайший статус, Пелагий надел на ноги красные сапоги – знак царской власти, и пурпурную одежду. Таким же цветом была окрашена попона его коня и уздечка. Жестокий и надменный, он в буквальном смысле слова изводил константинопольцев, принуждая принять латинские обряды и признать власть Римского папы. С этим историческим персонажем мы вскоре еще столкнемся.

Перед византийцами возникла сомнительная по перспективе дилемма: или признать апостолика первым архиереем Кафолической Церкви, или принять смерть. Дошло до того, что византийцы напрямую обратились к Генриху Фландрскому с просьбой освободить их от ненавистного папского легата. В качестве ультиматума они заявили: либо Латинский император урезонит зарвавшегося Пелагия, либо они уйдут к своим соотечественникам в Никею и Эпир. Генрих был не настолько глуп, как легат, а потому тут же приказал открыть православные храмы и освободить из тюрем всех греческих монахов и священников25.

Перемена в политике Латинского императора не осталась незамеченной со стороны византийцев, а дикий нрав половцев вскоре ожесточил сердца греков, понявших, что они напрасно надеялись увидеть в Иоанне Калояне своего освободителя. В Филиппополе восстал Алексей Аспиет, с которым болгары разделались очень жестоко, и это было только началом византийского сопротивления. Весной 1206 г. война возобновилась, и болгары тысячами уводили ромеев в плен, принудительно расселяя на берегах Дуная. Как выяснилось, Калоян очень хотел получить прозвище «истребитель римлян», определенно заявляя, что в его сердце уже давно живет месть к византийцам за дела императора Василия II Болгаробойцы.