По краю мечты

Как только экипаж тронулся, Бетси устало откинулась на спинку сиденья. «Боже, как же я устала. Быстрее бы всё это уже закончилось. А что потом? Заставили меня почувствовать себя кому-то нужной, а потом снова поставят на место».

Эбби видела, как дрожат её руки, и подняв на неё глаза, тихо спросила:

– Как?

– Какая разница, – устало ответила Бетси.

Эбби раньше никогда не видела её такой, настоящей и открытой, без напускного цинизма и желчи. Откуда-то из складок своего платья Бетси выудила миниатюрную фляжку.

– Спасибо. Я даже не знаю, как тебя благодарить.

– Ну только не начинай. Ты же знаешь, как я ненавижу все эти сопли, – дав себе слабину, она снова стала сама собой. – И вообще, мы его ещё не вытащили. Будешь? – она протянула девушке фляжку. Та отрицательно покачала головой.

– Ну как знаешь, – и сделав сама пару глотков, спрятала фляжку и бросила быстрый взгляд на Эбби, – Эй, что-то ты совсем зелёная. Если плохо, скажи, остановимся, а то потом убирай тут за тобой.

– Всё нормально.

– Ну тогда дыши ровно и водички там вон попей, а то супруг не признает, – а потом неожиданно развернулась к ней, – Всё, выдохни. Если бы ты только знала, как ему повезло. Кто бы рассказал мне раньше, никогда бы не поверила, – а потом легонько толкнула Эбби плечом, – Да не трясись ты. Теперь мы его точно вытащим, даже если придётся разобрать эту чёртову тюрьму по кирпичу.

Эбби смотрела на неё во все глаза, как на нового, незнакомого ей человека, и не в силах больше сдерживать свои эмоции, она кинулась в объятия к тётке, уткнулась ей в шею и разрыдалась. Бетси опешила от таких бурных проявлений чувств.

– Спасибо. Спасибо. Я знаю, что это для тебя… что тебе стоило…

Бетси так и замерла с поднятыми руками, а потом поколебавшись, как-то неуклюже и неуверенно приобняла девушку и еле касаясь успокаивающе похлопала её по спине.

– Всё-то ты знаешь. А раз знаешь, то и помалкивай. Кто старое помянет, тому и… ну ты поняла меня, – и как-то неуклюже смутившись, скомкано сказала, – Ну хватит уже, успокаивайся давай. Мальчик твой там и так натерпелся.

Бетси была сбита с толку тем, как просто это было, обнять и пожалеть её, и ни один кусок при этом от неё самой не отвалился. Но было поздно. Как ей сейчас казалось, для всего хорошего в её жизни было уже слишком поздно. И винить в этом кроме себя было некого.

«Проклятый алкоголь. Всего два глотка, а глаза уже на мокром месте. Пить мне совсем нельзя», – она украдкой смахнула слезу.

***

Такого физического и морального штурма тюрьма не испытывала, казалось, с момента её постройки. За несколько минут Бетси умудрилась убедить начальника тюрьмы, что он не только держит в клетке невиновных людей, но и что гореть ему за это в аду. Но куда больше его напугало заявление Бетси о том, что если он немедленно не отпустит Уэлби, двери её «благословенного» дома будут для него закрыты навсегда. При этом она тыкала ему в физиономию бумагой, подписанной самим губернатором.

«Надо, так надо. Мне-то что? Одним больше, одним меньше. Да и этот Уэлби мне уже осточертел. Половина города сюда прётся. Сначала доктор за грудки тряс, теперь эта «благословенная» тычет бумагой в лоб. Мне уже порядком надоел весь этот цирк. Пусть забирают этого полоумного, такого же, как и они, и проваливают отсюда все вместе к чертям».

Но распоряжение выпустить этого счастливчика он отдал только тогда, когда выпроводил эту неугомонную Бетси на улицу, ждать там, и получил от неё клятвенное заверение, что его по-прежнему будут пускать в её бордель.

А в это время Двейн сидел на полу, устало прислонившись спиной к холодной стене и глядел пустым взглядом перед собой. «Почему за ним никто не приходит?» Он был плохо осведомлён, как это всё должно происходить, но в чём был точно уверен, что кормить его неделями тут никто не будет. Судьба его предрешена. Зачитают решение судьи, закуют в кандалы и вперёд, – Двейн устало потёр запястья, – «Вот уж не думал, что буду ждать, когда меня закуют в кандалы». С одной стороны, сердце его рвалось на части от того, что его Эбби была всё ещё здесь, совсем рядом с ним, а с другой, обезболивающее, которое оставил доктор, кончилось, и рёбра болели нещадно. Поэтому лишний день, чтобы отлежаться и не умереть по дороге, ему бы точно не помешал.

Из невесёлых мыслей его выдернула трижды проклятая ржавая щеколда. Она ему теперь всю жизнь будет снится по ночам. Увидев входящего тюремщика, в голове Двейна пронеслось: «Как говорится, не успел подумать».

– Вставай, чего расселся? Ещё бы разлёгся. Сидят отдыхают, а тут весь зад уже с утра в мыле.

Двейн медленно поднялся по стене.

– Слышишь, хромой, давай двигай на выход.

Парень растеряно замер.

– Зачем? А кандалы?

– Иди, говорю на выход. Много вопросов задаёшь.

Двейн непонимающе оглядывался. «Что они задумали?»

– Нашли дурака? – как можно спокойнее сказал он, – Я сейчас за порог переступлю, а вы меня до смерти забьёте, сказав, что при попытке побега.

– Да ты правда дурак, – тюремщик подошёл к нему вплотную, – Зачем усложнять? Мы тебя если надо, и в камере прибьём, делов-то.

Он был прав и Двейн уже ничего не понимал.

– Проваливай. Отпускают тебя. Совсем, – он потряс перед носом парня пальцем, – За всё время, что я тут стерегу, на моей памяти такого не было, но это факт. Слух прошёл, что бумага пришла с печатью губернатора о твоём помиловании. Ты оказывается, у нас птица важная, так что прости, если мы тебя помяли. Ты зла-то на нас не держи. Сам виноват, – он похлопал парня по плечу.

– Ничего не понимаю. Ерунда какая-то. Может меня перепутали с кем? Откуда вообще обо мне губернатор узнал?

– А я почём знаю. Проваливай, пока отпускают. И сходи свечку поставь всем святым. На моей памяти отсюда два выхода всегда было: или на каторгу, или в могилу. Считай, второй раз родился.

Двейн по-прежнему стоял на месте, пытаясь хотя бы что-то понять, но в голову ничего не шло.

– Слушай, давай я тебя отсюда выведу, а ты там стой потом хоть весь день. Некогда мне.

– Ну скажи хотя бы кто бумагу-то привёз? Доктор?

– Ага, доктор, – хохотнул охранник, – Бетси, собственной персоной и привезла. Знаешь такую? А теперь стоит во дворе, тебя дожидается.

Глаза Двейна стали в пол-лица. Расценив это по-своему, тюремщик охотно продолжил:

– Ну что пялишься-то? Ну есть там у тебя мамка, сестра или жена? Кто там за тебя мог похлопотать? Знатно кого-то твоя девочка уважила, что аж сам губернатор бумагу подписал. Бетси она толк в сладких девочках знает. Только вот ума не дам, что там у твоей такого должно быть, чтобы тебя отсюда вытащить?

Кровь мгновенно ударила парню в лицо, и он схватил охранника за грудки.

– Да ты что? Ополоумел что ли от радости? – охранник с силой оттолкнул его.

Удар пришёлся по многострадальным рёбрам, от чего Двейна согнуло пополам, а в глазах потемнело. Увидев это, охранник прорычал:

– Эй, слышишь ты, дурень, подыхать будешь на улице, мне тут мертвяки не нужны.

И рывком потянул плохо соображавшего от боли парня к выходу и вытолкнул его в коридор.

– Тащат сюда всякий сброд, а мне потом тягай их на себе.

Двейн практически повис на стене. Воздуха не хватало, он никак не мог сделать полный вдох, от чего голова мгновенно поплыла. И дело было даже не в рёбрах, вернее не только в них. Боль, отчаяние, злость – всё это обрушилось на него лавиной, накрыло с головой, лишая последних сил и рассудка. Он почувствовал, как на глазах выступили предательские слёзы. Остатки сил ушли на то, чтобы сдержать их. И ощутив настойчивый толчок в спину, парень двинулся вперёд по коридору, цепляясь за стену. В голове отчаянно стучало: «Зачем? Как она могла? Зачем пошла к ней, и что та потребовала взамен? На что она пошла? Что пообещала? Что отдала? Чем расплатилась за его свободу?» Слёзы обиды и отчаяния душили его, не давая дышать. «А доктор? Как он разрешил ей? Как позволил? Он же обещал?» – Двейн простонал и сжал зубы.

Эта дорога по тёмному, сырому, вонючему коридору показалась ему бесконечной. Цепляясь за стену и прыгая практически на одной ноге, он упрямо двигался вперёд, и как ему сейчас казалось, это была дорога на его личный эшафот, на котором придёт конец всем его надеждам и мечтам. И когда он наконец переступил порог тюрьмы, то мгновенно задохнулся от свежего воздуха, а глаза, уже привыкшие за эти дни к полумраку, теперь никак не могли привыкнуть к свету, до боли и слёз. Парень потерялся в пространстве, не понимая, куда ему идти дальше. И тут услышав сзади отборные ругательства, почувствовал, как его грубо схватили за плечо и поволокли к воротам.

– Давай, двигай ногами. Посмотри, какие девочки тебя дожидаются. Эх, я бы не отказался провести с ними вечерок, – и с силой выпихнув его в открытую дверь, пробурчал, – Почему дуракам всегда везёт?

Двейна трясло, а глаза всё никак не могли привыкнуть к свету. Нещадно болели рёбра и поэтому, когда к нему на шею кинулась Эбби, парень еле устоял на ногах, с размаху прижавшись спиной к забору. Он сразу понял, кто кинулся к нему в объятия. Свою любимую девочку он ни с кем не перепутает.

Измученная Эбби не могла поверить, что Двейн стоял перед ней. Она рыдала в голос, уткнувшись ему в грудь, а потом отстранилась, и не переставая плакать, нежно гладила его по лицу, волосам, рукам.

– Вей, любимый, это и правда ты? – сквозь рыдания шептала она, – Это сон. Я не могу поверить.

А потом она принялась нежно целовать все те места, которых только что касалась.

– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… – без остановки шептала она как заведённая.

Двейн задохнулся от эмоций. Всё, казалось, что за воротами тюрьмы его последние силы кончились. И он тоже разрыдался, уже не в силах сдерживаться. Он крепко прижимал Эбби к себе, и плакал, уткнувшись ей в макушку, а спустя время нагнулся и со стоном зашептал ей на ухо:

– Дурочка, какая же ты дурочка. Зачем? Зачем ты пошла на это? Глупенькая, что ты пообещала взамен, чем пожертвовала? Я же, – он плакал, – Я же не смогу жить, зная, что ради меня ты…

Эбби не дала ему договорить, приложив ладошку к губам, а потом глядя ему в глаза, быстро сбивчиво зашептала в ответ, всхлипывая:

– Я ничего… я была готова на всё… чтобы тебя… Я не могу без тебя жить, дышать не могу… я просила, умоляла… я всё предлагала… но она так без всего… помогла…

Двейн непонимающе смотрел на неё полными слёз глазами. Эбби почувствовала, как напряглось его тело и в отчаянии зашептала, уткнувшись ему в шею:

– Все эти дни я думала, что лучше бы ты не встречал меня. Я принесла тебе только страдания и боль, загубила твою жизнь. А потом я поняла, что я теперь не выживу без тебя, не выживу.

Эбби в отчаянии поняла, что не сможет сейчас ему всё объяснить, как они смогли вытащить его, про Бетси, как и почему она. Она с испугом смотрела на него.

– Ты мне не поверишь сейчас, но был один шанс на миллион, чтобы спасти тебя, только один, и Бетси, она… – девушка бессильно разрыдалась.

Двейн уже ничего не понимал, он как пьяный еле стоял на ногах.

Бетси всё это время стояла в стороне у экипажа. Сказать, что она чувствовала себя неловко, это ничего не сказать. Неловкость? Она уже и забыла, что это такое. Развернуться и уехать сейчас она не могла, видя, что они оба еле стоят на ногах. Но куда она могла их отвезти? К себе в бордель? Вряд ли они согласятся, да и возится с ними она не собиралась. Внутренний голос подсказывал ей, что совсем скоро сюда должен примчаться знакомый всем доктор.

«Вот пусть Джастин с ними и нянчится. Развели тут детские сопли, аж тошно», – Бетси старалась на них не смотреть, нервно притоптывая маленькой ножкой и кутаясь в плащ от сырости. И только охранник, всё это время бестолково нарезавший круги вокруг экипажа, с удивлением увидел набежавшие на глаза хозяйки слёзы, которые она отчаянно хотела скрыть. На мгновение он застыл от увиденного, но тут же почувствовав на себе строгий испепеляющий взгляд, отпрыгнул в сторону.

Биатрис старалась не слушать о чём они говорят. Она понимала, что это слишком личное, но обрывки фраз всё равно до неё долетали. Надолго её, как всегда, не хватило, и резко развернувшись и сделав пару шагов в их сторону, она с раздражением выпалила:

– Господи, да не трогал её никто. Кому она нужна с пузом-то? – а потом поймав на себе ошарашенный взгляд парня, быстро добавила, – и денег с неё никто не брал, а наоборот ещё и свои отдала, между прочим заработанные, – последние слова она пробурчала себе под нос, а потом развернулась и быстро отошла в сторону к экипажу.

Двейн устало закрыл глаза. Он ничего не понимал, но почему-то сейчас поверил Бетси. С его Эбби всё в порядке. Всё, что сейчас происходило было похоже на сон, и парень всё никак не мог поверить в происходящее, наконец выдохнуть и хотя бы немного расслабиться. Так не бывает. Он уже отчаялся и смирился со своей участью. И тут? Никто никогда не делал ради него ничего подобного. Всегда один против всего мира, против судьбы, против всех. Никогда ни у кого он не просил помощи, даже не надеялся на неё. А теперь… Сначала доктор помог им, а теперь Бетси? Как? Почему? За что? Двейну показалось, что он сходит с ума. Сейчас он был не способен во всём этом разобраться. Потом, всё потом. А сейчас до него всё-таки начало доходить, что всё это происходит наяву, что он свободен, что держит сейчас в своих руках любовь и смысл своей жизни.

Двейн осторожно поднял её голову за подбородок и страстно приник к её губам. Этот долгий, страстный, требовательный поцелуй давал ему сейчас возможность поверить в то, что всё происходящее – это реальность, и что он не проснётся со стоном разочарования. Эбби еле держалась на ногах. Ощущение его близости и тепла переполняли её душу счастьем. От этого чувства у неё перехватило дыхание и казалось, что сердце вот-вот остановится. А от его страстного и требовательного поцелуя голова её поплыла окончательно, и чтобы не упасть, Эбби крепче неосознанно обхватила его, теснее прижимаясь к нему. Застигнутый врасплох, Двейн простонал от резкой боли, полоснувшей огнём по рёбрам, непроизвольно прижав руку к груди. Эбби мгновенно отстранилась, со страхом заглядывая ему в глаза, и увидев, как он побледнел, еле слышно дрожащим голосом прошептал:

– Прости, милый, прости. Тебе больно? – она коснулась его дрожащими пальцами, не отрывая испуганно взгляда от его лица.

Устыдившись своей минутной слабости, Двейн обнял её, снова прижимая к себе, и попытался отшутиться:

– Всё в порядке. Это от волнения. Я просто так давно не обнимал тебя, – он уткнулся ей в макушку, утопая в любимом, родном аромате её волос. На его глаза снова навернулись слёзы. Все эти дни это снилось ему по ночам, лишая рассудка и выжигая душу дотла, а сейчас всё это стало реальностью. Он чувствовал, как его девочка всё ещё дрожит всем телом, слышал её всхлипы. Она осторожно прижалась к его груди и тихо плакала. Двейн чувствовал, что уже устал опираться на больную ногу, и перед тем, как хромая переступить, и опережая новую порцию её паники и слёз, сказал:

– Эбби, детка, посмотри на меня, – и дождавшись пока она робко поднимет на него мокрые от слёз глаза, осторожно вытер слезинки на её щеках и дрогнувшим голосом продолжил, – Ну хватит плакать. Ты же знаешь, что я не могу видеть твои слёзы.

Эбби непроизвольно всхлипнула.

– Руки, ноги, рёбра, всё это ерунда. Главное, что мы оба живы, что мы вместе. И, послушай меня, – он приблизился к её лицу почти вплотную, заглядывая в омут её голубых глаз, – ещё утром я думал, что потерял тебя навсегда, что никогда больше тебя не увижу. И от этого душа моя горела в таком аду, что сил жить дальше не было. А сейчас, Эбби, любимая, я точно знаю, – он перешёл на шёпот, – что жить без тебя я теперь не смогу.

Слышишь, ты лишила меня воли и рассудка, забрала моё сердце, лишая возможности дышать без тебя. Я уже не могу жить, не чувствуя твоё тепло, не сжимая тебя в своих объятиях, не пробуя на вкус твои губы, – он нежно поцеловал её, – Я хочу, чтобы ты знала, что теперь только вместе, до конца, что я тебя больше никуда не отпущу, что только со мной рядом, всегда за моей спиной, навсегда, или пока ты… сама меня не прогонишь, но и тогда я не смогу без тебя, не смогу, – обессиленно выдохнул Двейн, не в силах сдержать подступивший к горлу ком.

Эбби осторожно провела по его щеке и не разрывая взгляд, прошептала:

– Навсегда…вместе…навсегда… Я люблю тебя, Вей, ты даже не представляешь, как я люблю тебя.

– Я люблю тебя, ты вся моя жизнь, – он снова приник к её губам.

Бетси не выдержала и слегка кашлянув, сказала:

– Я конечно, всё понимаю. Но, может быть, мы уже уберёмся отсюда, а то скоро полгорода соберётся.

Эбби и Вей вздрогнули от неожиданности. Они совсем потерялись во времени и пространстве, полностью погрузившись в свой маленький мир.

Двейн развернулся в её сторону и хромая, сделал несколько шагов. Эбби осторожно поддерживала его, обхватив за пояс.

– Спасибо, – севшим от волнения голосом сказал парень, глядя Бетси в глаза, – Большое спасибо. Даже не знаю, что ещё сказать.

– Да на здоровье, – она скептически оглядела его, – тем более, что выглядишь ты что-то не очень. Споткнулся?

– Да нет, двери узкие, – уголком губ улыбнулся Двейн.

– А ты мне всё больше нравишься, Уэлби.

– Я теперь Ваш должник на всю жизнь.

– Надо же на «Вы»? Помнится мне, последний раз, когда мы встречались, я такого обращения не удостоилась.

– Будем считать, что в прошлый раз я был немного не в себе.

– А, ну если так, то тогда прощён. А по поводу долгов. Я предпочитаю не одалживать и не брать в долг, – она с усмешкой перевела взгляд на Эбби, – мне будет достаточного того, что тебе придётся мучится с этой девчонкой до конца твоих дней, – она усмехнулась, – Назад не приводи, даже не думай.

Двейн прижал Эбби к себе сильнее и поцеловав её в макушку, ответил:

– Я её теперь никому не отдам.

– Ну вот и славно, – голос Бетси предательски дрогнул, – Хороший мальчик. Выходит, не зря я тебя вытаскивала.

– Спасибо, Биатрис, – сказала Эбби, прижав ладонь к животу, – сегодня ты спасла жизнь нам троим.

– Только не начинай снова, – Бетси подкатила глаза, – закрыли эту тему раз и навсегда. Что вы оба мне очень благодарны, я уже поняла, и закончим на этом, – уже с раздражением добавила она.

«Да где уже этот доктор? Дорогу что ли забыл?» – Бетси чувствовала ужасную неловкость, теряя остатки терпения.

Повисла тишина. Двейн, уже уставший стоять, попытался сделать несколько шагов. Дались они ему с большим трудом. Наблюдая за этим, Бетси вздохнула:

– Да. Так вы далеко не уйдёте, – а потом нерешительно и как-то скомкано добавила, – Давайте, что ли, подвезу вас. Только куда?

Двейн не знал, что ей ответить. Что с его домом он не знал, конфисковали его или нет, а до поместья его отца он точно сейчас не доберётся. Парень тяжело вздохнул.

Услышав этот вздох, Эбби заглянула ему в глаза:

– Мне всё равно куда, хоть в шалаш в лесу, только бы рядом, только вместе.

– Ну как была дурочкой, так ей и осталась, – простонала Бетси.

Эбби уткнулась Вею в грудь. Он успокаивающе нежно погладил её по спине.

– Нет. Никаких шалашей, – он, обнимая, прижал руку к её животу, – Наш ребёнок должен получить всё, что ему положено по праву. И теперь я точно не отступлю.

В этот момент послышался цокот копыт. Все не сговариваясь, повернули голову и увидели просто летящий по улице экипаж.

«Ну вот, только подумаешь про… хорошего доктора, он и появится», – с облегчением пронеслось в голове Бетси.

Не дожидаясь, когда экипаж полностью остановится, Джастин Харрис соскочил с его подножки, и не верящими глазами уставился на всю эту компанию.

– Боже, Джастин, я и не думала, что ты ещё способен на такие прыжки. Да ты не так стар, как прикидываешься, – усмехнулась Бетси.

Не обращая на её слова никакого внимания, доктор ошарашено переводил глаза с одного на другого.

– Правда. Значит, это всё-таки правда. Когда Адлард всё мне рассказал, я не поверил. Я подумал, что его обвели вокруг пальца, обманом увезя Эбби, – от волнения доктор ни сразу понял, что взболтнул лишнего.

– Так, всё, я умываю руки. Началось. Сколько можно? Я уже поняла, что я главный источник разврата в нашем «богобоязненном» городе и хватаю бедных девиц прямо на улице, и насильно заставляю на себя работать. Всё, всем до свидания. Не хочу больше всё это слушать, – Бетси развернулась на каблуках и направилась к своему экипажу, – Дальше без меня. Харрис, теперь сам возись с ними, – бросила она через плечо, – И скажи своему слуге, чтобы забрал её вещи из моего экипажа.

Доктор Харрис слишком поздно понял, что обидел её своими словами, и рванул за ней, перехватив её за руку у самого экипажа.

– Биатрис, прости меня. Сболтнул сдуру глупость.

– Да ладно, Джастин, ты мне за сегодняшний день столько гадостей наговорил. Одной больше, одной меньше.

– Ну прости, старого дурака, – он развернул её к себе, – Спасибо тебе, Биатрис, за всё. Я просто не могу поверить. Спасибо. Я как никто другой, знаю, чего тебе это стоило.

Он поднёс её руку к губам и поцеловал. От неожиданности Бетси замерла, а затем быстрым движением выдернула руку и невольно смутившись, ответила:

– Надеюсь, ты позаботишься о моей племяннице, – а потом, бросив беглый взгляд на молодых людей, быстро добавила, – Обо всех. Раз тебе больше заняться нечем. Не хотелось бы думать, что все мои труды были напрасны, – она попыталась скрыть неловкость.

– А ведь она тебе внучка? А, Биатрис?

– Джастин с улыбкой попытался заглянуть ей в глаза.

– Сам ты дед, – фыркнула Бетси.

– А совсем скоро она родит тебе правнука, – доктор уже вовсю веселился.

– Да иди ты к чёрту, Харрис, – она оттолкнула его, – Иди сам возись с этой мелюзгой, и пусть они тебе там рожают внуков, правнуков, а меня в это не втягивай.

Мистер Харрис быстро перехватил её руку и снова прижал к своим губам.

– Не злись. И правда спасибо. Спасибо, что решилась на это ради них, и, – он замялся, – и ради себя. И прости, если сегодня обидел тебя.

Бетси снова выдернула руку, развернулась и мгновенно скрылась в экипаже, тут же вынырнула обратно и впихнула ничего не понимающему доктору в руки мешки с монетами, бросила:

– Забирай. И проваливай. Как вы мне уже все надоели.

Доктор переводил непонимающий взгляд с денег на неё.

– Ну это, считай, её приданое. Когда-то я обещала её матери, и теперь моя совесть чиста. Часть правда пришлось сегодня отдать, искупая грехи вашего героя, но я думаю, того, что осталось, достаточно для того, чтобы она не чувствовала себя нищенкой без роду, без племени. И нечего на меня так таращится. Это её деньги. Я не подаю, – и переведя взгляд через плечо доктора, с усмешкой сказала, – Хотя, глядя на этих блаженных, думаю, что деньги им особо и не нужны, – а потом со вздохом добавила, – Не дай им наделать новых глупостей, если сможешь, конечно, – и устыдившись этих неожиданно вырвавшихся слов, она толкнула растерявшегося доктора, и кинув, – Всё, проваливай, – быстро скрылась в своём экипаже.

Доктор Харрис развернулся и отдав, не глядя Адларду деньги, наконец-то посмотрел на Двейна и Эбби и пошёл им навстречу.

Двейн смотрел ему прямо в глаза, наклонив голову набок и грустно улыбаясь. Доктор протянул ему руку, открывая ладонь, а Вей ответил рукопожатием. Доктор крепко сжал его ладонь, а потом за руку притянул Двейна к себе и обнял, похлопав по плечу:

– Мальчик мой, неужели это ты? Ты даже представить себе не можешь, какой ты везунчик. Как уж там сложились звёзды над твоей головой, я не знаю, но то, что ты сегодня получил лучший подарок судьбы, это я тебе могу сказать точно.

Парень уткнулся ему в плечо, пытаясь сдержать подступившие слёзы:

– Спасибо. Спасибо за всё. Даже не знаю, как выразить свою благодарность.

– Не надо. Я всё понимаю. И я очень рад за тебя, сынок, искренне рад, что всё так сложилось, – сердце доктора сжалось от неожиданно вырвавшегося обращения, опасаясь реакции парня.

Двейн, все так же уткнувшись ему в плечо, всхлипнул. Мистер Харрис молча похлопал его по спине, едва справляясь с охватившими его чувствами. Эбби бросилась доктору в объятия, плача и шепча:

– Спасибо. Спасибо. У нас получилось. Получилось. Мы спасли его. У нас получилось.

Мистер Харрис поднял глаза вверх, пытаясь сдержать подступившие слёзы. Сжимая в объятиях этих настрадавшихся, измученных, брошенных всеми детей, ему казалось, что сердце его сейчас остановится. Впервые за много лет он ощутил душевное тепло и чувства затопили его с головой, и чтобы не разрыдаться вместе с ними, он севшим, дрожащим от эмоций голосом сказал:

– Ну хватит, хватит уже. Развели сырость. А ещё будущие родители, называется. Хотите, чтобы ваш сын родился плаксой?

Двейн и Эбби одновременно подняли на него красные от слёз глаза.