Мастер третьего ранга

– Не мучай, прошу, – Марья, наконец, не сдержалась и опустилась на колени, по грязным щекам смывая пыль хлынул чистый, кристальный поток, – Отпусти его. Ты же можешь вернуть его прежнего? Чего ты хочешь? Я все сделаю, только верни мне прежнего Ваню.

Монстр, заскулил, глядя на рыдающую Марью и подался к ней.

– Иван! – позвала Настя, но монстр ее проигнорировал.

Он медленно, без резких движений встал перед той, за которой следовал все это время по пятам. Марья дрожа, с опаской протянула к его жуткой, клыкастой морде руку. Крепкая, покрытая мелкими бороздками чешуя холодила ее ладонь. Монстр, хрипя, опустил голову, а после и вовсе сел у ее ног.

– Ванечка, – разревелась она еще громче и бросилась ему на шею. – Что же ты невезучий то такой?

Боясь напугать и без того дрожащую, женщину, он застыл и старался даже не дышать. А Марья все крепче прижималась к безобразной твари, которой стал Иван. Слезы, стекая со щек, капали на чешую и продолжали свой путь по бороздкам и шипам, исчезая в щелях между ними. Она утерла нос и без страха поцеловала чешуйку на его морде.

Монстр тяжело вздохнул, чешуйка отвалилась со спины, затем другая и спустя миг она уже осыпалась со всего уменьшающегося тела.

– Ну блин, Иван, – недовольно ударила кулачком по подлокотнику Настя, наблюдая за тем как мастер принимает свой нормальный облик, – Поломал мне всю игру.

– Не верьте ей, – прохрипел обретший нормальный вид Иван.

Он сомкнул веки и обессиленно опустился на колени Марье. Она проверила его пульс, попробовала температуру, заглянула под веко. Юра снял куртку и укрыл наставника.

– С ним все в порядке? – обеспокоенно обратился он к Марье.

– Я не знаю. Кажется, да.

За спиной послышался щелчок затвора. Юра обернулся и удивленно замер. Полынь с суровым лицом нацелила автомат ему в лоб.

– На подмостки выходит новый персонаж, – возликовала колдунья, поудобнее умостилась в кресле и с интересом стала наблюдать немую сцену.

– Полынь, – воздел от удивления брови Юра, – ты чего?

– Я должна, – пуская слезы из полынных глаз, всхлипнула она. – Тебя, Ивана, Марью.

– Что? – опешил парень.

– Убить. Ради сестер. Я должна.

– Как это им поможет?

– Можно я? – потянула руку Настя. – Можно, а? Я, я знаю!

– Заткнись, – не сводя взгляда с Юры, процедила лесавка.

– Полынь, – не унималась колдунья, – пожалуйста, начни с Ивана. Нет, лучше с Марьи, я ее все равно не знаю. Не жалко. Юра мне пока нужен, а потом можешь и его прихлопнуть, раз так угодно.

– Заткнись, сказала! – закричала нервно Полынь и навела ствол на нагло скалящуюся Настю.

Юра, уличив момент, повалил лесавку на пол и навалился всем весом на автомат. Но вопреки ожиданиям, Полынь не стала сопротивляться и бороться за оружие. Она раскинула руки и закрыла глаза.

– Убей меня, – попросила она нависшего над ней парня, не открывая глаз. – Иначе я убью вас.

– Ты с ума сошла? Что происходит? – разозлился он, беря на мушку недвижимую лесавку, – Отвечай!

– Убей меня, – повторила Полынь.

– Можно я быстренько объясню, за нее, да продолжим? – предложила колдунья.

– Ну?

– Еще в Криничном, я почуяла, как кукловод с кем–то налаживает контакт. Но тогда там так фонило магией, что я потеряла нить. Если честно, я всю дорогу подозревала, Веру, но когда она погибла, то казалось, вопрос отпал сам собой. И вот оно, ружье все–таки выстрелило.

– Зачем мы кукловоду? Что за бред?

– Понятия не имею, – пожала плечиками Настя. – Но скорей всего, эта нечисть, предложила Полыни, выгодную сделку, связанную с ее сестрами – лесавками в обмен на голову Влада и ваши жизни. Так?

– Так. – Вздохнула Полынь, и закрыла ладонями лицо.

– Но вот не задача, нашу подругу угораздило в тебя влюбиться, а кровь твоя, так вообще привязала ее к тебе навсегда. И все это время, она боролась с собой, пытаясь понять, что ей дороже: жизни сестер, или ты. И как видишь, она выбрала последнее. Решила пожертвовать только собой. Так?

Полынь молчала. Слышались только всхлипы из–под прижатых к лицу ладоней.

– Если бы она хотела, – весело покачала ножкой Настя, – Вы даже понять не успели, как лишились бы голов.

– Это все, правда? – обратился подмастерье к лесавке.

– Да. А теперь убей меня.

– Дурдом, – утер лицо Юра. – Встань с пола, почки простудишь, или что там у вас вместо них. Вставай, говорю!

Лесавка поднялась и, опустив голову, отошла в сторонку.

– Теперь к делу, – зевнула Настя. – С Иваном все в порядке. Обломчик вышел. Но я свое все равно получу, зря я за вами столько волочилась, что ли? Отдай мне те способности, что дают тебе руны силы. На твои врожденные, я не претендую.

– А если не отдам? – нахмурился Юра.

– Ну, – задумалась она. – Не знаю. Займусь пытками, например. Кого тебе жальче всех?

– Знаешь, что, иди ты в баню. У тебя своих сил хватает. Мои способности что, особенные какие–то?

– Угадал, – заулыбалась колдунья. – Я давно такие ищу. Но, если хочешь остаться магом, могу обменять их на любые другие, какие только пожелаешь. Просто дай то, что я хочу.

– Нет.

– Юра, услышь меня, – потерла шею колдунья. – Я устала. Мне бы отдохнуть, а еще вас пытать, если по–хорошему не договоримся. Давай сэкономим твое и мое время?

– Действительно, – хмыкнул Юра. – А давай я сейчас шарахну в тебя чем–нибудь мощным? Раз тебе нужны мои способности, так может они сильней твоих? Проверим, а?

– Ты не посмеешь, – напряглась колдунья, вжавшись в кресло. – Помнится, ты дал мне слово подмастерья, что не убьешь меня.

– Это тогда, у мотовоза? – почесал в затылке он. – Ты ведь его обманом вытянула.

– Тем не менее, слово не воробей.

– Так, то было слово подмастерья, – улыбнулся парень, материализуя в руке мощную, шаровую молнию. – А по твоим словам я вообще колдун. Знаешь, я рискну. Да и Иван говорил мол, подумай. И я вот, как раз подумал, – будто взвесил на руке гудящий яркий шар он, и прицелился в колдунью, – а ну ее к бесу эту Обитель!

– Юра, – удержал его от броска нежный голосок, – Не делай этого, постой.

– Осинка? – стал крутить он головой.

В зал, слепо смотря перед собой, удерживаясь за шерсть ведущего ее Грома, неуверенной походкой ступила Осинка.

– Как? – вскочила с кресла Настя. – Не может быть. Здесь столько крови. Юра, можешь забыть, о нашем разговоре, – заторопилась она. – Прощай!

– Стоять! – пригрозил подмастерье шаром. – Куда засобиралась?

Настя замерла на месте, а пес, огибая изувеченные трупы, подвел лесавку к парню.

– Гром, – кривилась Настя глядя на черного кобеля. – Вот куда ты сбежал. Предатель.

– Юра, где ты? – пыталась отыскать его Осинка.

– Я здесь, любимая, – взял он ее за руку, – Что с тобой?

– Кровь меня ослепляет, но теперь вижу, – ослепительно заулыбалась она, смотря ему в глаза. – Разреши воспользоваться твоим зрением.

– Конечно.

– Осмотрись, – попросила Осинка.

С ее глаз будто спала пелена, личико приобрело брезгливый вид. Осинка, зябко поежившись, обняла себя руками. Теперь она смогла увидеть зал, обстановку и всех присутствующих.

– Сколько же здесь крови, – кривилась она. – Не странно, что я совсем ослепла. Благодарю! – качнула головкой она своему поводырю, и Гром отошел в сторонку. – Ты, я так понимаю, Марья? – обратилась она к сидящей на забрызганном кровью полу мастерице. – Ты многих, моих детей обидела. Не бойся, я не собираюсь мстить.

Но Марья расслабляться не собиралась, ее действительно пугала та мощь, что исходила от сущности, что крылась за обликом лесавки несравненной красоты. Она неосознанно, крепче прижала к себе, стонущего, бессознательного Ивана.

– Иван, – склонилась Осинка и протянула изящную ручку к мастеру, не обращая внимания, на то, как опасливо отшатнулась Марья. – Отдыхай воин. Тебе рано умирать. За тебя не раз, очень искренне просили хорошие люди, – погладила мастера по голове она.

Мастер расслабился, буквально обмяк, перестал стонать, и тихонечко засопел. Марья испуганно бросилась к его запястью. Скачущий до этого пульс, принял спокойный и размеренный ритм. Иван просто крепко спал.

– Он будет очень долго спать, – предупредила лесавка, – а когда очнется, то будет бодр и полностью здоров.

После взор Осинки пал на изменившуюся в лице лесавку, что вначале вскочила, а после преклонила колено и опустила голову.

– Владычица, – благоговейно выдохнула лесавка не смея поднять на Осинку взгляд.

Настя, уличив момент, пока подмастерье влюбленными глазами поедал Осинку, а та отвлеклась на остальных, незаметно, бочком смещалась ближе к выходу. Оставалось несколько шагов до темного проема. Еще шажок, и можно было бы сбежать, но ветвистый разряд попал в тело, лежащее у самых ее ног. Труп вздрогнул и бряцнул оружием, что сжимал в остывшей руке. Колдунья замерла и тяжело вздохнула.

– Куда? – нахмурился Юра. – А ну давай назад!

– Юра, где, где она? – стала водить Осинка взглядом по разгромленному залу. – Я чувствую ее.

– Кто, Настя? Да здесь она.

– Где? Она сокрыла себя от глаз. Укажи мне ее рукой.

– Ага, – недовольно выдохнула Настя. – Поднимите мне веки! – зловещим голоском процитировала она древнюю классику.

– Да вот же она, – указал рукой подмастерье.

– Тыкать пальцем в девушку не красиво, молодой человек, – фыркнула колдунья.

– Настенька, сестричка, – улыбнулась Осинка колдунье. – Я тебя снова нашла. Ну, что же ты вечно от меня сбегаешь?

– И где я прокололась, на сей раз? – обреченно вздохнула Настя. – Я ведь, хорошо укрылась, не использовала силу в твоих владениях, пользовалась только оружием. Ты даже в двух шагах не видела и не чуяла меня.

– Ты неплохо таилась, брала незаметно силы то тут, то там, но на этот раз тебя подвела твоя жадность сестричка. Я знала, что ты не сможешь обойти стороной такой мощный дар. И рано или поздно, ты его–бы нашла, а я–бы нашла тебя.

– Подарок лесавки Осинки. Надо же, я как дура повелась. Хотя я видела дары лесавок и куда мощней, – язвила, поморщившись, она. – И ты от меня неплохо скрылась. Работала исподтишка, через влюбленного дурочка. Тебе должно быть стыдно сестра. Идешь к цели по головам.

– Я, как и ты, не знаю стыда. Да и Юра мне не пригодился. Ты и без того успела набрать столько сил, что не почуять тебя, было уже не возможно. Даже здесь, в этом оскверненном городе. Мне всего лишь нужен был поводырь.

Глупо смотрящего на сцену Юру, будто разомкнуло. Он перестал жадно поедать взглядом Осинку, а стал пытаться вникнуть в то, о чем они говорят.

– Погодите–погодите, – прищурился подмастерье, – Сестра, способности, поводырь… О чем вы? Ты и есть та сестра которую искала Осинка?

– Ну, все, я здесь. Ты снова меня нашла. Перестань морочить бедного парня.

– Прости Юра, – мило улыбнулась Осинка и махнула ручкой у его лица. – А дар, – задумалась она, – я оставлю часть тебе как награду.

Пелена влюбленности тот час же спала с глаз, а безудержный огонь погас в его юном сердце. Нахлынули иные чувства: холод и пустота. Наконец он осознал, что это все было напускное. Фальшивая любовь и счастье. Фальшивая страсть. Чувство любви, вмиг сменилось горьким разочарованием.

Он посмотрел на Осинку новым взглядом, и отшатнулся, не понимая, что она такое. Откуда в ней такая мощь?

Отрезвленный и удивленный Юра попятился от той, которой еще минуту назад был готов отдать все. Сейчас на парня нахлынули боль от образовавшейся в сердце пустоты и страх. Не поддельный страх, что вызывал животный трепет.

– Кто же ты? – нашел в себе силы спросить он, все больше мрачнея. – Ты меня использовала? – осенило его.

– Знакомьтесь, – вместо Осинки с издевкой начала Настя. – Богиня, это подмастерье. Подмастерье, это Богиня. Все. Все условности соблюдены. Свободен!

– Зачем ты так? – стала журить сестру Осинка. – Я Тара, владычица лесов, зверей, и лесавок, – без тени стеснения представилась она.

– Но плен, клеймо, любовь? – совсем поник Юра.

– Мне нужен был тот, кто не поддается чарам лесавок, ведь моя сестричка наполовину лесавка, ей стоило лишь улыбнуться, и ты отдал бы ей дар без лишних слов. К тому–же я не могла даровать такие силы первому встречному. Мне нужен был герой. Тот, кто не зазнается, кто не станет использовать мой дар во зло. Иван хорошо тебя воспитал, а ты проявил себя как сильный смелый, а главное искренне добрый человек. Ты стал достойным, и уверена, таким останешься и впредь.

– Ты использовала меня, как приманку – горько вздохнул он.

– Ты мужчина, – пожала плечиками Осинка–Тара. – Вас только пальцем помани, а я, пусть и Богиня, но прежде всего женщина. Мне на роду написано использовать мужчин. Тем более, ты мне действительно понравился.

– Ну и на том спасибо, – недовольно скривился Юра. – Я свободен? Могу идти?

– Да–да, ступай – благосклонно кивнула Богиня. – Спасибо тебе за все.

– Благодарю за службу, боец! – кривлялась Настя, приставив руку к голове, а после отдала честь. – Свободен! Кр–р–ругом! Шагом а–а–арш!

– Любовь–морковь, – бубнил себе под нос понуро отворачивающийся Юра. – Придурок, вашу в душу. Вот тебе и любимая, единственная. Судьба блин горелый.

– Она твоя судьба, – указала Богиня на и не шелохнувшуюся все это время Полынь.

– Да ну вас нахрен! – зло бросил он и отмахнулся. – Хорош с меня. Марья, понесли этого увальня. Нам еще парней Хмыка нужно спасать, ни–то от лучевой загнутся.

Более не обращая на сестер внимания, Подмастерье с Марьей собрались нести Ивана, но он оказался слишком тяжел. Оставалось лишь волочить его, взявшись за руки, что собственно они и собирались делать. Полынь с немого согласия Богини, отправилась им помогать, нагнулась, чтобы взять мастера за ноги.

– Отвали! – рыкнул на нее Юра.

– Юра, пусть поможет, – вступилась Марья. – Мы вдвоем его не донесем.

– Но после, – стал он зло цедить сквозь зубы. – Чтобы я тебя больше не видел. Ясно?

– Да, – всхлипнула лесавка, склонив голову.

Пока Настя, с наглым видом усаживалась в кресло, пыхтя и краснея, они понесли мастера в коридор.

– И что ты будешь делать, на сей раз? – покачивая окровавленным сапожком спросила она у Богини. – Неужели решилась наказать?

– Ты от своего не отступишься? Ведь так? Ты будешь продолжать лишать людей способностей? Я знаю каждого обиженного тобой, я чувствую их боль. Ты перешла все границы. Остановись, прошу! Остановись сестра, иначе я больше не смогу тебя прикрывать. Тобой займутся иные силы.

– Я уже вполне способна противостоять тебе, а значит твои «иные силы» мне тоже не страшны. Хватит меня запугивать. И кто эти твои иные? Кто они? Объясни наконец. Такие же божки, как и ты?

– У них много имен. Они очень древние, сильные и опасные. Я не смогу им противостоять. Никто не сможет. Потому послушай, внемли разуму, остановись, пока тобой не заинтересовались!

– Не могу. Я хочу восстановить справедливость. Почему, ты богиня, а я пусть необычный, но человек? Мы ведь сестры. Плоды одного чрева. Почему, тогда такая разная судьба? Почему, наша мать, обычная лесавка, оставила тебя с собой, а меня сплавила отцу, простому мужику?

Ты знаешь, как он меня ненавидел? Ты не представляешь. А главное за что? Чем я виновата, что наша мать его окрутила, а после бросила? Спасибо хоть не выбросил меня. На бабку–ведьму скинул.

Почему, ну скажи, почему ты достойна, а я нет? А, Тара?

– Я не выбирала этот путь, – вздохнула Богиня. – И имя – это тоже не мое, ты ведь знаешь. Меня против воли забросило на эту нишу. Меня вознесли туда те, кто усиленно молились в пустоту, кто верил, кому была нужна поддержка высших сил. Природа избрала меня, я не сама заняла место той богини, которую они, когда–то сами погубили.

– Но почему? Почему не я? – стала злиться Настя, но взяла себя в руки и даже улыбнулась сестре. – Ох уж эти люди, которые не ведают своей истинной силы. Как бы их удивило то, что не боги создали их, а они создают богов. Их фантазии, их потребности, их нужды верить.

Вы лесавки, да хоть кто из детей стихий, существ, чудовищ, болтаетесь в эфире, первобытной материи, что создала все. Бесформенные, бессмысленные, беспомощные, бесполезные сгустки, которым фантазия и страхи множества людей дает форму, внешний вид, размещает в определенную нишу, назначает власть над стихией, а вера и молитвы питают вас силой. А без нас людей вы кто? Да никто и ничто. Не будет нас, не будет и вас. Исчезнет человеческий разум, его способность к творению, к созданию вымышленных существ и мифов, вы снова станете, ничем, нигде, без сил, без разума и воли. Вы попросту исчезнете. Вы есть потому, что в вас испытывают необходимость.

– Ты права сестричка. Человеку нужна вера в то, что есть кто–то выше него. Если он перестанет верить в высшие силы, которые одно разрешают, другое запрещают, а что и вовсе нарекли смертным грехом. То, что тогда с вами будет?

Ты знаешь, как никто, что мир окончательно скатится в пропасть. Да что там скатится, люди вырвут тормоза и с радостью будут сами толкать его под откос. Да, вы нам необходимы. Но мы нужны вам больше, чем вы нам.

Мы снова станем частью безграничного творенья, когда исчезнет весь ваш род. Превратимся, как ты выразилась, в бессмысленное ничто. Но мы останемся, а вас не будет. Вот в чем дело.

– Не надо, – отмахнулась Настя. – Вы слишком много о себе возомнили. Мы, повторяю мы, люди творим вас. А если мы можем творить такие силы, то почему я не могу стать богом? Я человек, я творец! Вселенная существует, только потому, что я верю в нее. Я просто обязана стать богом, это мое право! Твоя ревность не дает мне возвыситься. Ведь, когда–то мы решили, что вы боги, как и мы ревнивы. Я права, сестричка? Да?

– Нет, потому мы боги, потому что, вы на нас возложили эту ношу. Поверь, не одному смертному не по плечу то, чем вы нас наделили.

– Не верю! – истерично взвизгнула Настя, вскочив с кресла. – Не верю. Ты изворачиваешься и врешь.

– Глупая, я тебя жалею, – грустно улыбалась Богиня.

– Потому что я человек? – зло прищурилась Настя.

– Именно.

– Я ненавижу тебя ревнивая сука! А еще родная сестра, называется! Жадная стерва! Ну что ты улыбаешься, а? Что ты мне сделаешь? Что? Да ничего ты мне не сделаешь, родная кровь! И хватит запугивать своими древними! Они такие же пустышки, как и ты. Плод чьего то воображения.

– На этот раз сделаю.

– Что? Ой, я тебя умоляю. Сейчас я уйду, а ты снова будешь меня искать, чтобы в очередной раз промыть мне мозг. И так будет продолжаться до бесконечности.

– Я сделаю тебя Богиней. Но повторяю, мне тебя жаль.

– Ух ты! Что–то новенькое. Хитрый ход сестренка, – недоверчиво смотрела в бесстрастное лицо сестры Настя. – Дай я угадаю, в чем подвох? Ты назначишь меня какой–нибудь повелительницей мух? Нет? Ну да, мухи это для меня гигантский размах. Скорей повелительницей микробов? Нет? Только одного? М–а–а–а–хонького такого микробчика, да?

– Нет, ты займешь мое место, если хочешь.

– Ты серьезно? – не поверила Настя.

– Я не вижу иного выхода. Ты готова?

– Вот так просто? О Господи, да! – радостно запищала она. – Да–да–да!

– Лучше присядь, и приготовься.

Взволнованная и трепещущая от нетерпения Настя, поудобней умостилась в кресле. Смотря на сестру, она не знала, что делать, чего ожидать, как это будет чувствоваться или выглядеть. Но главной мыслью, почему–то было, как в детстве: в ожидании сюрприза закрыть глаза или нет. Колдунья сама не понимала, почему это так важно.

Наконец, она решилась закрыть глаза. Не происходило ровным счетом ничего. Она уже хотела встать и снова выплеснуть на сестру порцию брани, за то, что та насмехается над ней. Только собралась открыть рот, как почувствовала мощный прилив необычных ощущений.

– Что это? – произнесла Настя, не открывая глаз, когда появилась странная тяжесть, и нарастающий шум.

– Это голоса и молитвы тех, кто обращался ко мне, а теперь взывает к тебе сестра.

– А можно это как–то приглушить? Ужас сплошной.

– Нет.

Сила переполняла Настю и с тем поток ее только усиливался. То, что она начинала воспринимать было чуждым, тяжелым и давящим, вызывающим дискомфорт.

– А это что?

– Это просьбы и желания.

– Как тяжело от них. Нельзя от них как–нибудь избавиться?

– Нельзя. Ты их богиня, теперь их жизни, судьбы, желания, помыслы твои. Ты с ними связана неразрывно, и деться от них ты уже никуда не сможешь.

– Как давит, – морщилась Настя. – Как давит. Ой, еще хуже. А это что?

– Это человеческие надежды.

Настя словно онемела, она стала вжиматься в кресло.

– А это, – тем временем вводила ее в курс тонкостей божественных ощущений сестра, – те, кому ты только что не угодила. А это те, кто пострадал, за то время, что я с тобой говорила. Это, те, кто гибнет, сейчас взывая к тебе. Что же ты не помогаешь, им? Ты богиня! Теперь все в твоей власти!

– Много, много, много, как же их много. А–а–а, – схватилась Настя за голову. – Что, что это еще такое?

– Это те, кому ты не помогаешь. А это, это разочарование в тебе, – говорила Осинка, смотря, как тяжесть чужих эмоций буквально раздавливает сестру в кресле. – Это неверие в тебя.

– Все, – хрипела Настя, – Хватит. Убери. Не могу. Я сейчас умру. Меня раздавит. Я взорвусь!

– Тебе это не грозит. Ты богиня. Ты бессмертна, и это все твое, то из чего ты теперь состоишь. С этим ты будешь существовать, покуда в тебя верят и помнят.

– Нет, нет, нет, – мечась, словно в бреду твердила Настя. – Нет!

– А вот это, слезы родителей, а это их детей.

Настя не могла ничего ответить, лишь кричала. Земля задрожала, стены позеленели от плесени и мха, а она все металась. Ее ломали и выкручивали чужая боль, чужое горе, чужие ощущения, тысячи потерь, которые она ощущала, как свои. За один миг она успела пережить сотни страшных смертей.

– Чувствуешь? Это злоба, обращенная к тебе, – продолжала комментировать Осинка, не обращая внимания на ссыпающуюся с дрожащего потолка бетонную крошку. – Это, те, кто тебя ненавидит. И это пока, лишь легкая былинка от всей тяжести, с которой тебе предстоит существовать до скончания человеческого рода.

– Забери! – кричала закатившая глаза и бьющаяся в судорогах новоиспеченная богиня. – Не могу.

– Погоди–погоди. Я передала тебе еще не все нити. Это был только первый тонкий волосок, а тебе предстоит взять на плечи тысячи и тысячи сплетенных из этих волосков канатов. И это только люди. А тебе принимать под свое покровительство судьбы зверей, растений, подопечных духов, стихийных существ, чудовищ, наконец. – Осинка смотрела на теряющую рассудок сестру, что поломанной куклой полулежала в кресле, и хрипела закатив глаза, силясь произнести хотя–бы слово, – Ничего сестренка, – погладила она Настю по голове, – через сотню лет ты справишься. Может даже, сможешь моргнуть и помочь первому смертному, а пока тебе придется свыкаться с новыми силами и той болью которые они несут.

– Нет, – из последних сил шептала Настя. – Не хочу больше. Забери, забери все.

– Ты уверена? Ведь ты этого так хотела. Ты богиня.

– За–бе–ри…

Нестерпимый рев из сотен тысяч голосов стал стихать, чужая боль и страдания, рвущие душу, отступали, но остатки разума были расщеплены, разбиты на осколки. Эти осколки разума понимали лишь одно наступал покой. Мученическая гримаса исчезала, лицо принимало умиротворенный и даже глупый вид. Перекошенный рот приоткрылся, из уголка побелевших губ хлынула струйка тягучей слюны. Казалось Настя умерла, но едва заметно вздымающаяся грудь выдавала, что в искалеченном непосильным могуществом теле еще теплится искра жизни.

Вокруг Тары взвили пыль несколько вихрей. Развеиваясь один за другим они являли лесавок. Стройные, красивые они озарили своим сиянием мрачный зал со следами погрома и стылой крови.

– Владычица, – почтительно склонив голову обратилась к ней первой Крапивка. – Что прикажете?

– Оставайся в том селении, – не отводя взгляда от сестры отвечала Богиня. – Мне очень интересен образовавшийся в нем анклав. Постарайся сглаживать конфликты, но и внимания к себе не привлекай. Веди себя, как и прежде. Люди любят постоянство. Ступай.

– Владычица, а как же Полынь? – с надеждой воззрилась на нее лесавка.

– Теперь у нее иной путь, и даже я не в силах изменить ее судьбу.

Крапивка в ответ лишь поклонилась и исчезла. Следующая, молодая, босоногая лесавка в легком, расшитом бисером белом платье, брезгливо обошла потемневшую, загустевшую лужу вытекшую из–под изувеченного трупа и встала рядом с Тарой. Она задумчиво взглянула на бесчувственную Настю.

– Может оставим ее такой? – со вздохом произнесла она.

– Мама, как можно? Она твоя дочь, – недовольно возразила Тара. – Мы не должны так поступать.

– Мне ты можешь не рассказывать, что мы должны. Я отсюда чувствую разбитое сердце и горе того несчастного парня…