На Другой стороне. Падение

– Что?.. Да как вы… – промямлил Вилфрид, со страхом в глазах уставившись на Джеймса. – Я уже давно этим не промышляю! – прошипел он, наклонившись над прилавком.

– Тогда только от вас зависит, что я унюхал, запах специй или наркотиков, – невозмутимо заявил Джеймс.

– П-присаживайтесь, – выдавил из себя Эрол, взяв с прилавка меню. Джеймс улыбнулся и сел за стол рядом с Фараи. Мальчик все еще выглядел расстроенным, но при виде меню сразу забыл о произошедшем инциденте. Сделав заказ, Джеймс откинулся на спинку стула и заметил в верхнем углу телевизор.

– Не могли бы вы сделать звук громче? – попросил Джеймс, указав на экран, где начинались вечерние новости. Вилфрид молча прибавил звук, нажав кнопку на пульте, и ушел на кухню.

«…о политике, – вещал ведущий новостей. – Приближающийся день очередной сессии Генеральной Ассамблеи Альянса продовольственной и энергетической политики – самое ожидаемое событие года для АПЭП, как гласят заголовки первых страниц многих известных мировых изданий СМИ. Такое острое внимание объясняется предположением, что на съезде впервые с двухтысячного года будет обсуждаться принципиально новая редакция резолюции, известной как „Декларация тысячелетия“, которая должна будет изменить политическую конъюнктуру АПЭП…»

Вернувшись с подносом с чаем и булочками, Вилфрид с демонстративно недовольным видом уложил все блюдца и тарелки на стол перед Фараи и Джеймсом.

Тем временем ведущий телевизионных новостей передал слово репортеру, работающему на границе Альянса:

«…Да, как вы можете видеть, беженцы находятся в нечеловеческих условиях, – сказал репортер, пока его снимали на фоне рядов палаток и столпившихся неподалеку южан, с опаской поглядывающих на сотрудников СМИ. – Лагерь образовался сам собой, когда пограничные войска Альянса заблокировали пропускной пункт в целях безопасности, чтобы не пропустить на территорию АПЭП террористов, маскирующихся под мирных горожан…»

Джеймс не обратил внимания на угрюмое лицо Вилфрида и лишь кивнул ему в знак благодарности, неотрывно глядя на экран телевизора. Вилфрид фыркнул и ушел к прилавку готовить оставшуюся часть заказа, а Джеймс продолжил неотрывно смотреть новости. Он сочувствовал пострадавшим из-за войны людям, но стоило в кадре промелькнуть военным АПЭП, стерегущим высокую ограду, которая отделяла лагерь беженцев от пограничного пункта, как вдруг Джеймс переменился в лице, заметно помрачнев.

«Многие политики уже выступили с заявлениями, что в сложившихся военных условиях необходимо принимать особенные меры по достижению желаемого мира всеми сторонами конфликта, что невозможно при разрозненном подходе к вопросу. Участники Альянса на состоявшейся вчера пресс-конференции согласились, что необходима взаимопомощь не только правительств, но и действующих на международном уровне компаний и организаций. В условиях войны с террористическими формированиями, распространяющими свое влияние у самых границ АПЭП, вопрос гуманитарной помощи пострадавшему населению становится первым в повестке дня. С резкой критикой относительно жестоких военных операций выступает оппозиция и национальные…»

– Где-то там мой папа, – грустно произнес Фараи, держа в руках булку. Вспомнив о чем-то своем, мальчик перестал есть. Джеймс отвлекся от экрана телевизора, на котором показали крупным планом руководительницу фонда «Инноген» на пресс-конференции по поводу происходящих на юге событий. Медового цвета глаза женщины были полны уверенности, и говорила она властным тоном, но вслушиваться Джеймс не стал, взглянув на опечаленное лицо Фараи.

– Не пропустили?.. – спросил Джеймс.

Фараи кивнул.

– Меня бы тоже не пропустили, но я болел, и меня пожалели какие-то тети из благотворительного фонда, – ответил Фараи.

Сочувственно улыбнувшись, Джеймс пододвинул к Фараи чашку с горячим шоколадом.

– Фонд «Инноген». Там работает моя сестра, – сказал Джеймс.

– Значит, вы оба хорошие, – произнес уверенно Фараи, грея руки об чашку. – Жалко, что таких здесь мало… – добавил он, подняв боязливый взгляд на все еще угрюмого владельца кафе.

Выполнив весь заказ, Вилфрид положил на прилавок пакет с булочками и прочими сладостями, которые Джеймс собирался забрать на вынос. Джеймс встал из-за стола и отошел к прилавку, чтобы оплатить счет, а потом повел доевшего все до последней крошки Фараи на улицу, вручив ему пакет сладостей для других детей из приюта.

Они сели в машину, Джеймс отъехал от кафе и набрал по коммуникатору в панели управления машины короткое сообщение о подозрительном продавце. Заметив текст сообщения на дисплее, Фараи удивленно улыбнулся. Джеймс подмигнул мальчику и отправил послание в ближайший полицейский участок.

– Лишним не будет, – улыбнувшись, сказал Джеймс. – Теперь пора делиться сладостями. Где ты живешь?

Фараи назвал Джеймсу адрес, и спустя полчаса они были в одном из самых густонаселенных переселенцами кварталов. Не удивляясь озлобленной реакции прохожих на помеченную полицейскую машину, Джеймс доехал до указанной Фараи двери и открыл дверцу машины, чтобы выпустить ребенка из салона. В тот же момент из дома навстречу им выбежала испуганного вида темнокожая женщина. Схватив Фараи, она заговорила с ним на своем языке, но Джеймс смог понять по ее удивленным карим глазам, что она спрашивала о визите полицейского, ссадинах на лице мальчика и пакете из кафе. Решив, что мальчика встретила хозяйка приюта, Джеймс остался в стороне и дождался, когда она убедится, что ребенок в порядке.

– Спасибо! – помахав рукой на прощание, Фараи побежал в дом, а женщина осталась стоять на месте.

– Спасибо и от меня, – положа руку на сердце, сказала незнакомка.

Джеймс кивнул, а потом, задумавшись, вытащил из кармана блокнот, быстро начеркал на листке имя и номера телефонов и отдал листок женщине.

– Если вдруг понадобится какая-то помощь или Фараи снова будет драться, дайте знать. И не давайте ему попрошайничать. Боюсь, в следующий раз это может плохо кончиться. Второй номер – это социальная служба, быть может, приютом заинтересуются и…

Хозяйка приюта вымученно улыбнулась. Джеймс видел, что она была благодарна, хоть и не хотела говорить вслух, что надежды по социальному обеспечению в условиях войны и недоброжелательности граждан к беженцам и всем, кто не похож на основную массу населения, напрасны. Без слов поняв, о чем улыбалась хозяйка приюта, Джеймс опустил взгляд, собрался с духом и слабо улыбнулся на прощание, после чего сел за руль машины и отправился продолжать дежурство.

***

Отправившись в путь, Раниеро гадал над тем, зачем его вызвали в столицу. В приказе не было ни слова о причине, не было и намека на возможную участь, что поджидала его в королевском замке. Алистар был прав, полагая, что кто-то мог написать и генералу, и королю Раанану о его жестком управлении Громовым фортом. Раниеро не боялся отвечать за свои поступки и решения, принятые им на должности командира, но опасался, что клеймо возможного позора заденет и его сестру Люцию. Люция как первая прислужница королевы Зарии жила беззаботной жизнью, и меньше всего на свете Раниеро хотел навлекать на нее беду, едва появившись дома.

Сердце Басилеи было его домом много лет подряд, пока не началась военная служба в пограничных фортах королевства. Но покинув столицу, Раниеро понял, что был привязан совсем не к городу, а к той единственной эна, которая ждала его назад. Люция часто прилетала проведать старшего брата, отпрашиваясь у королевы, чем скрашивала тревожные дни войны, но последние годы их связывали только письма. Раниеро запретил Люции прилетать на южную границу, не зная, чем может обернуться грядущий день, учитывая неспокойную обстановку с воинственными арья. Поэтому, думая о предстоящей встрече с Люцией, он торопился как можно скорее добраться до Сердца Басилеи, несмотря на сгущающиеся сумерки и свою тревогу.

Вскоре впереди показался сияющий светом силуэт города, и Раниеро невольно остановился в воздухе, плавно взмахивая крыльями, чтобы рассмотреть пейзаж. Казалось, Сердце Басилеи состояло из ярких мерцающих звезд, затмевая те, что сияли на небе. Кругом светились спифы, свет лился из окон домов, а волшебные чары то и дело освещали расположенный ближе всего к городским воротам Радужный сад. Сами ворота, тянущиеся к облакам, также сверкали, но не золотом, как хранимый ими город, а серебром защитных чар, наложенных первыми правителями Басилеи сотни лет назад. Никто из эна не мог проникнуть в Сердце Басилеи без ведома городской стражи, стерегущей четыре высоких прохода в столицу, а также простирающиеся над городскими стенами небеса и нижние ярусы летающих островов у самого барьера.

Подлетев к южным воротам, Раниеро приземлился к стражникам и показал королевский приказ. Стражники не предполагали, кем является путник в темных походных одеждах, и только когда просмотрели текст письма, удивленно переглянулись и вытянулись по струнке, с почтением открыв для Раниеро проход. Расправив крылья, Раниеро отправился дальше, летя близко к земле, чтобы рассмотреть неизменно прекрасную столицу. Он помнил город, но после долгого отсутствия и службы в Громовом форте заново восхищался всем, что видел на своем пути. Подобно золотым кружевам, мощеные спифами дороги устремлялись вдаль от городских ворот к обрывам, теряющимся в облачной дымке. И ниже, и выше на сотнях островков, летающих в воздухе, располагались дома и улицы эна. Как стаи птиц, они стремились каждый по своим делам. Кто-то от огромной, едва ли меньше замка, центральной площади к главному крытому рынку-эмпориуму, кто-то к окраинам на фермы и пастбища, а кто-то просто отдохнуть перед сном в цветущие парки, соединенные меж собой реками, что падали с уступа на уступ десятками искристых водопадов. Высокие деревья пестрели золотистой осенней листвой, а некоторые заросли в непроходимые леса, среди которых порой можно было заметить диковинных, опасных и не очень, животных и птиц.

Большинство островов было соединено висячими и каменными мостами. Некоторые постоянно плавали и меняли свое положение на небосклоне, поддаваясь силе волшебного ветра или притяжению замка, к которому тяготели все земли вокруг крепости. Вскоре под Раниеро засияло чистое озеро, названное когда-то давно Кристальным, а где-то вдалеке блеснула круглым золотым куполом Обсерватория, в которой начиналась работа по изучению небосклона и далеких звезд. Бросив взгляд на Обсерваторию, Раниеро увидел расположенный неподалеку Храм Света, кристальные стены которого, казалось, сияли даже в непогоду.

Но, несмотря на представшую перед его глазами красоту Сердца Басилеи, Раниеро не смог даже на время забыть о тех местах за пределами столицы, где провел большую часть своей долгой жизни. Его взгляд устремился еще дальше, на запад, туда, где за облаками начинались Темные земли. Пограничные территории давно превратились в поля сражений, и нередко темная сила оказывалась далеко в тылу и вынуждала эна отстаивать ставшие шаткими границы. Мгла существовала всегда, сколько Раниеро себя помнил, но никогда прежде она не была столь сильной. Торговцы из Сердца Басилеи, прибывшие в Громовой форт, говорили, что даже сам генерал Вителиус вынужден был отправиться в Закатный форт на западе, чтобы разобраться в ситуации с темными тварями.

Возможно, Люция увещевала его в своих многочисленных письмах не напрасно. Раниеро знал, что большую часть времени на службе он проводил на опасной грани между жизнью и смертью, нередко по собственной воле, чтобы выиграть сложный бой или разведать нужную информацию. Ему везло, с годами накопился опыт, но так могли сказать далеко не все солдаты, ушедшие на границу королевства воевать с Мглой и арья. Слишком много эна пропало за пределами укреплений. И слишком много ужасов возвращалось из искореженных Мглой дебрей и болот, что раньше были цветущими лесами и озерами не менее красивыми, чем Радужный сад или защищенное магией Кристальное озеро в Сердце Басилеи. Там, за пределами, где свет терялся и таял, эна гибли нередко в страшных муках, а выживщие поневоле теряли надежду… Потому многие солдаты, как и Раниеро, сильно сомневались в том, что после последнего сияния их кристаллы становились частью Света, а не того мрака, что загонял их постепенно в тиски. Тяжело было сохранять безукоризненную веру, когда перед глазами все время стыла Мгла.

Задумавшись о том, как близко подступала Мгла к их поселениям, Раниеро почти удивился тому свету, что озарял с виду воздушные стены королевского замка. Приземлившись перед высокими тяжелыми воротами крепости, Раниеро снова показал приказ часовым.

– Добро пожаловать домой, лучезарный! – поприветствовал его один из стражников, вернув Раниеро приказ. Махнув рукой стерегущей охране по другую сторону ворот, стражник провел Раниеро во внутренний двор замка. – Никто не знал, когда вы прибудете, поэтому лучезарная Люция просила передать, что будет ждать вас либо в саду, либо в ее покоях.

– Благодарю, – коротко улыбнулся Раниеро, с невольным волнением проходя в освещенный волшебными огнями сад. Днем в королевском саду часто бывали праздники, а по вечерам жители замка могли гулять, петь и танцевать. К ночи лишь редкие эна оставались во дворе замка, чтобы посмотреть на звезды, поэтому Раниеро полагал, что компанию ему составят разве что яркие светлячки. Озираясь по сторонам, Раниеро шел вперед, любуясь красотой ухоженного сада, как вдруг услышал голос своей сестры. Люция любила отдыхать среди цветочных клумб и прирученных правителями животных и птиц, но в этот раз она была не одна, и Раниеро невольно прислушался к разговору.

– Я уже говорила, почему нет, – учтивым тоном обращалась она к кому-то, кто, несмотря на отказ, все равно настаивал на своем.

– Лучезарная, но ведь это глупость! Зачем вы отказываетесь от любой искры симпатии? – не менее учтивым, но более настойчивым тоном возражал ей чей-то мужской голос. Раниеро сощурил глаза и уверенным шагом направился в сторону раздающихся голосов к высокому раскидистому дубу в центре сада. Издали заметив, как хрупкая на вид белокурая эна в белой тунике обходит дерево, преследуемая по пятам навязчивым ухажером, Раниеро качнул головой, решив вмешаться.

– Что ж, тогда я повторюсь, искра симпатии засияет лишь тогда, когда найдется храбрец, который сразится с моим братом на дуэли и одолеет его в честном поединке, – уверенно заявила Люция, продолжая обходить дерево, чтобы кавалер ее не видел и не мог нагнать. – Таков был мой с ним уговор, и я не собираюсь его нарушать даже ради столь одаренного барда как вы, лучезарный!

– Эти сложности как тернистые стебли на пути к счастью, вы их взрастили своими руками и лишь вам дано их уничтожить! К тому же лететь на заставу ради дуэли… Это… Это…

Заговорившись и засмотревшись на крону дуба, словно пытаясь найти в позолоченной листве нужное слово, чтобы закончить свою фразу, незнакомец вдруг врезался в преграду, которой оказался Раниеро. Будучи на голову выше ухажера Люции, Раниеро презрительно усмехнулся.

– Вам улыбнулась удача, – холодным тоном произнес Раниеро, скидывая на траву походный мешок. – Я сам прилетел.

Услышав знакомый голос, Люция оббежала дуб и застыла на месте, увидев своего старшего брата.

– Нэро! – воскликнула она, засияв от счастья.

Радостных чувств Люции по поводу возвращения ее защитника потенциальный ухажер не разделил. Бард, не обладающий никакими умениями, кроме дара красноречия, в дуэли с опытным воином не вынес бы и одного удара, что, видимо, вдруг ярко представил и испуганно отошел в сторону.

– П-простите, лучезарный!.. П-пожалуй, я п-поищу свою искру взаимности в другом м-месте… – промямлил он неловко, поспешно улетев из сада. Проводив неудавшегося кавалера Люции недобрым взглядом, Раниеро чуть не упал от неожиданности.

– Нэро! Я так скучала! – в полете ринувшись на Раниеро, Люция крепко к нему прижалась и закрыла обоих крыльями.

– Здравствуй, Лучик! – неловко улыбнувшись, сказал Раниеро. Он успел отвыкнуть от своего сокращенного имени, ведь только Люция с самого детства называла его Нэро, что со временем стало ее почетным правом и нерушимой традицией. Наконец осознав, что действительно вернулся домой, Раниеро тихо рассмеялся и стиснув Люцию в объятьях, покружил ее на месте.

Люция не хотела отпускать Раниеро и поцеловала его в щеку, заулыбавшись при виде ярко засиявшего узора, появившегося на его коже в месте поцелуя.

– Я тоже очень скучал, – произнес Раниеро, засмотревшись в яркие серые глаза Люции, вдруг блеснувшие от слез.

– Ну не на-а-адо, не плачь, – протянул Раниеро, уже зная, из-за чего расстроилась Люция.

– Два новых шрама, один глубокий! – возмутилась Люция, повиснув в объятиях Раниеро, и обиженно надула щеки. – Ты не даешь лекарям себя вылечить во время боя! А я бы и не спрашивала разрешения!

– Именно поэтому ты прислужница королевы, а не рядовой лекарь на заставе, – заявил Раниеро, плавно опустив Люцию на землю. – Мне проще получить пару ран, чем потом писать семье погибшего лекаря, что он не вовремя кинулся спасать мне лицо от шрамов…

– У меня есть только ты! – все еще возмущалась Люция. – Писать бы не пришлось!

– И у меня есть только ты, так что оставь эту глупую идею, – ответил мягко, но уверенно Раниеро и поцеловал сестру в лоб. Казалось, что от этого прикосновения вдруг ненадолго проявился сияющий вьющийся ободок, увенчавший голову Люции.

– Лучше расскажи, зачем меня вызвали в столицу? – спросил Раниеро, пытаясь непринужденно улыбаться, несмотря на волнение. – В приказе явиться не было никаких объяснений того, за что меня сняли с поста командира…

Заметив, как быстро поменялось настроение Люции, Раниеро нахмурился.

– Люция?..

– Нет! – замотав головой, Люция зажала себе рот руками, чтобы скрыть широкую улыбку, а после захихикала, взяв Раниеро под локоть. – Нет, я ничего не скажу, завтра все узнаешь! – заявила Люция и поволокла Раниеро за собой к парадному входу в замок.

– Ты все знаешь! Да в чем дело? – удивленно спросил Раниеро, еле успев подобрать с земли сумку. Люция в ответ рассмеялась, продолжая уверенно вести Раниеро к раскрытым широким дверям в просторный яркий вестибюль.

– Я подготовила для тебя комнату рядом со своей! – произнесла Люция воодушевленным тоном, словно не слыша вопроса Раниеро. – Попыталась ее немного украсить, надеюсь, ты не против цветов?.. Помнишь наши старые игрушки? – спросила Люция, сияя от радости. – Я до сих пор играю в тех солдатиков, что ты оставил мне в подарок! – улыбнулась она, увидев, каким забавным показался ей растерянный Раниеро. – А ты расскажешь поподробнее про ту самую страшную битву с арья? Раньше ты так не скромничал о своих победах!

Раниеро неуверенно шагал вслед за Люцией, оглядываясь по сторонам. Несмотря на подступающую ночь, замок был освещен так, что казалось, в нем поселилось само солнце. Расходящиеся по своим покоям обитатели крепости с интересом оглядывались на счастливую Люцию и ее хмурого спутника.

– Ох, Лучик, ну зачем тебе это слушать, – попытался было воспротивиться Раниеро, не заметив кого-то на своем пути в коридоре. Задев незнакомца плечом, Раниеро поспешил извиниться.

– Простите, лучезар… ная, – засмотревшись на прошедшую мимо в компании нескольких гвардецев рыжеволосую королевскую стражницу, Раниеро невольно удивился тому, что ему самому уделили немало внимания. Гвардейцы вдруг остановились на полпути и начали о чем-то перешептываться.

– Так, что здесь происходит? – сощурив глаза, спросил Раниеро у Люции, замедлив шаг.

– Не я одна ждала твоего прибытия, мой лучезарный брат! К тому же, твоя репутация тебя опередила, – заявила Люция, обойдя Раниеро со спины, и мягко затолкала его в соседний коридор подальше от любопытных взглядов гвардейцев. – Не каждый день в замок прибывает герой!

***

В кафе всюду раздавались приглушенные голоса, в воздухе витала атмосфера уюта, запах пряностей и кофе, а тихая музыка с легкой дробью капель дождя по стеклу служили прекрасным фоном для задумчивости. Посетители заведения приглушенно общались между собой, сверкая экранами планшетов и смартфонов, а Амелия Брент-Колдвелл смотрела в расцвеченное бликами окно, сидя в одиночестве за самым крайним столиком, и грела руки о чашку чая, наблюдая за тем, как проезжают по мокрой дороге машины. Порой глядя на свое отражение в легкой белой блузке-безрукавке и прямой бежевой юбке, чтобы заправить за ухо прядь белокурых волос, Амелия старалась разобраться с чувствами, охватившими ее с того самого момента, как она получила сообщение о подтверждении встречи, и невольно волновалась, напряженно всматриваясь в прохожих, идущих мимо заведения. Она представляла, как вдруг один из них замедлит шаг, улыбнется ей и махнет рукой, а она удивится и улыбнется в ответ. От одной только мысли ее сердце невольно замирало, ведь Амелии казалось, что она забыла, как выглядел ее старший брат, и боялась пропустить его появление.

У обоих были выходные, отпуска и праздники, но всякий раз, когда в голову Амелии приходила мысль пригласить Джеймса в гости или вместе с ним отправиться куда-то на прогулку или в то же кафе, она находила тысячу причин, чтобы отложить встречу на потом, словно не имела морального права побыть с ним рядом и вспомнить детство. В безосновательном страхе побеспокоить единственного родного человека, в жизни которого для нее уже, быть может, не было ни свободного времени, ни места, пролетело несколько долгих лет. Амелия винила себя за то, что отчего-то верила, будто просто избавляла и себя, и Джеймса от ненужных сконфуженных оправданий, связанных с другими планами или работой, и теперь с тоской осознавала, каких усилий воли и даже храбрости стоило заставить себя, наконец, сделать шаг навстречу. Грустно вздыхая, Амелия думала, что раньше все в ее жизни было намного проще и потому, как ей казалось, лучше, несмотря на все достижения и успехи на работе, о которой она мечтала еще со школы.

Став ведущим научным сотрудником медицинской лаборатории при фонде «Инноген», она так погрузилась в работу, что совсем забыла о том, ради чего хотела стать медиком в первую очередь. После трагедии, унесшей жизни родителей, Амелия ни дня не чувствовала себя одинокой и брошенной, ведь Джеймс заменил ей целый мир и окружил такой заботой, благодаря которой Амелия позволила себе мечтать о светлом будущем не только для себя, но и для брата, и в целом для всех жителей планеты. Мечта разработать средство для лечения любых ран и болезней стала для нее заветной, несмотря на детскую наивность, легшую в ее основу. Мечта лишь окрепла, когда Джеймс поступил на службу в полицию, а Амелия узнала, какие опасности поджидали ее старшего брата на его работе.

Джеймс ничего не смыслил в науке, но именно он поддержал Амелию в ее желании стать медиком. Он помог ей не думать о каких-то других заботах, кроме как об учебе и научной деятельности, и в итоге Амелия добилась того, о чем грезила в детстве, получив высокую должность и уважение коллег в лаборатории при самом передовом международном благотворительном фонде. Но без Джеймса, всегда оказывающего ей поддержку, все ее старания и достижения вдруг показались самой Амелии едва ли стоящими времени и сил. И поняла она это именно тогда, когда была на пороге одного из самых крупных открытий, быть может, последних ста лет, отчасти испугавшись, что следующий важный шаг в своей жизни сделает без Джеймса. Этот шаг, каким бы важным он ни был, просто потерял бы для нее свою ценность, как несколько лет назад потерял свою ценность и приобрел налет грусти самый важный день в ее жизни – день свадьбы, когда она стала Амелией Колдвелл.

Тогда Амелия впервые почувствовала, как все вокруг нее меняется, словно она набирала подобно птице высоту и терялась среди холодных облаков, вдруг оставшись одна, без покровителя, которым всегда был ее брат. Джеймс отстранился от ее жизни, занявшись своей работой и повышением по службе, а Амелии было неловко его тревожить, чтобы заполнить, казалось, возникшую дыру в груди. Она знала, что Джеймс не отмахнулся от нее раз и навсегда, а если потребуется, непременно будет рядом в трудную минуту, и потому была благодарна за одну только возможность в случае чего позвать его на помощь, хоть Амелии и не пришлось ею воспользоваться за все те годы, что она была замужем.

– Здравствуй, Лучик, – вдруг раздался знакомый низкий голос, и Амелия растерялась от неожиданности, подняв удивленные серые глаза на подошедшего к ее столику высокого мужчину с короткими пепельно-русыми волосами и с детства знакомой улыбкой. Джеймс всегда называл ее «Лучиком», и Амелия действительно засияла, увидев Джеймса. Он почти не поменялся со дня последней встречи, только в его зеленых глазах Амелия заметила непривычную грусть, которую никогда прежде не видела. Сердце застучало быстрее от тревоги, но Амелия не дала беспокойству проявиться на лице и ласково улыбнулась в ответ.

– Здравствуй! – встав на ноги, произнесла Амелия, скромно поцеловав Джеймса в щеку. Джеймс осторожно ее приобнял и поспешно отпустил. Пока Джеймс вешал куртку на спинку стула и устраивался за столом, Амелия не могла оторвать от него почти испуганного взгляда.