Холодное обаяние бездны. Герцогство Венниратское: книга III

Но тут новая трудность, возникшая на пути, отвлекла его.

Дверь. Та самая, о которой он совершенно забыл. Та, которую Богош открывал с таким трудом с помощью какого-то сложного кода. Известного только ему…

Оказывается, настоящего мужчину страх позора вовсе не сковывает по рукам и ногам, а, наоборот, придаёт скорости. Подумать только, всё это время он не стоял, как баран, на месте, а стремительно продвигался вперёд. И вот пожалуйста – в полумраке перед ним маячит препятствие. Он, кажется, только что собирался вернуться назад?.. Ну так вот она, уважительная причина.

Он смутно помнил, что Богош, двигая рычаг, изобразил что-то вроде креста. Но там, кажется, ещё надо было на что-то нажать, в общем, дверь была явно не из простых.

Филладор помрачнел. Вожделенная яичница о десяти желтках, которую он уже видел перед собой так явственно, что, казалось, чуял ноздрями её аромат, снова отодвинулась на неопределённое расстояние. Впервые за всё это утро перед ним встала отчетливая перспектива вынужденного возвращения. С поджатым хвостом. Под крылышко Богоша.

Мысль о Лее и её женской репутации как-то сразу отошла на второй план. Он не мог сдаться перед какой-то дверью. Отступать, даже не попробовав, было бы слишком глупо.

«В конце концов, – подумал Филладор, – вернуться я всегда успею».

Он шагнул вперёд, держа перед собой тлеющую лучину, устремил на дверь грозный взгляд… и тут же его лицо расплылось в счастливой улыбке. Опасения оказались пшиком. Замок был устроен так, что открывать его с помощью хитроумного кода приходилось только снаружи. Ну, а изнутри была обычная задвижка, которую – как тут же понял Филладор – можно было просто отодвинуть, нажав с некоторым усилием.

Облегчение и радость были так сильны, что и вторая мучившая его забота показалась сиру Филладору сущей ерундой. «Ладно, – подумал он. – Если даже такой слух и пройдёт – ничего страшного. Высеку Лею принародно, а потом выгоню прочь. И моя честь будет спасена».

Сказав себе так, Филладор бросился на дверь и с силой нажал на задвижку. Та, хоть и с неприятным скрежетом, но поддалась – и тяжёлая дверь приоткрылась. На мгновение Филладору стало дурно: ему вдруг показалось, что там, снаружи – и впрямь та самая глухая стена, о которой говорили ему отец с матерью.

Но то был всего лишь старый гобелен, который, оказывается, Богош успел перед уходом приладить на место. Несколько секунд повозившись с ним, Филладор, наконец, выбрался наружу – и впервые за то время, что догорала очередная лучина, вздохнул с облегчением.

Он был дома.

5

«Скорее, скорее наверх! К свежему воздуху, тёплой постели и яичнице!»

Сир Филладор на удивление бодро преодолел подземную анфиладу и несколько первых витков потайной лестницы. Но здесь поневоле ощутил усталость. Всё-таки ноги были уже не те, что в юности, да и сердце тоже. Подниматься (да ещё на своих двоих) оказалось куда тяжелее, чем спускаться, и теперь на каждом витке Филладор останавливался, чтобы успокоить одышку и послать ещё одно проклятие мэтру Богошу, который втравил его в это дурацкое приключение.

Всё же он неумолимо шагал вверх и вверх; ещё немного – и доберётся. Где-то на середине пути сделал привал; отдохнул немного – и двинулся дальше с новыми силами. По его расчётам, идти осталось совсем чуть-чуть. На ступенях что-то темнело; Филладор сперва подумал, что это груда какого-то тряпья. Откуда бы ему тут взяться? Возможно, кастелянша свалила сюда грязное бельё, собирая к стирке.

Филладор хотел обойти эту груду, но вдруг испуганно вскрикнул. Она шевелилась!

Первым его побуждением было броситься назад. Но господин Филладор был старым воином и собственному страху не доверял. Надо было хотя бы посмотреть, что же там такое.

Он приблизился и чуть нагнулся, чтобы рассмотреть странное явление. В следующий миг он понял, что перед ним. То был человек, заснувший в луже собственной блевотины; слава Небесам, не мертвый, но мертвецки пьяный. Он дышал. Это радовало. Хуже было то, что спящий был Филладору абсолютно незнаком.

Пугаться, однако, было рановато. Та же кастелянша могла выгнать спать на лестницу своего любовника, какого-нибудь стража, весёлого сверх меры. Демократичный сир Филладор решил не вникать в это и продолжать свой путь.

Он брезгливо обошёл спящую тушу и двинулся дальше. Два-три витка он миновал вполне благополучно. На четвёртом его встретило подобное зрелище, только более развернутое. Теперь на загаженной лестнице валялись друг на дружке сразу три тела, и, что хуже всего, они преграждали Филладору путь!

Возмущённый путник принялся ругаться, пинать их ногами, пытаясь хоть как-то сдвинуть с дороги. Тщетно. Спящие мычали что-то, но не просыпались. По-видимому, вчерашняя пирушка в трактире мэтра Богоша удалась на славу.

Филладору ничего не оставалось, как, превозмогая брезгливость, перелезть через эту живую баррикаду и продолжать восхождение. Это было всё труднее: во-первых, он устал, во-вторых, лестница была очень грязной, он поминутно на чём-то оскальзывался. Судя по запаху, то была блевотина и нечистоты. Кто-то, ему неизвестный, использовал его потайную лестницу как сортир.

По пути ему повстречались ещё два спящих тела; к тому времени возмущение и гнев Филладора дошли до такой степени, что он даже удивляться перестал. Ему хотелось одного: найти виновных и показательно разгромить наглецов, которые посмели, пользуясь его отсутствием, устроить в его замке вечеринку.

К счастью, он был уже близок к цели. Подъём закончился: перед ним была дверь, ведущая в жилое помещение башни. Филладор немного постоял перед ней, восстанавливая дыхание, и яростно рванул на себя железное кольцо дверной ручки.

Зрелище, которое открылось его глазам, было настолько чудовищным, что на несколько секунд он утратил способность дышать.

Это был не его дом. На миг ему даже показалось, что он каким-то чудом вышел не туда – и надо просто вернуться чуть-чуть назад и отыскать правильную дверь. Но некоторые разрозненные элементы обстановки, попавшись ему на глаза, тут же уничтожили возможность такого спасительного толкования.

Разрушение, хаос, кощунство, грязь, мерзость. Кровь, блевотина, нечистоты. Осколки, обломки, острый, заглушающий всё запах сивушного перегара. И чернь, отвратительная чернь, облепившая собой все замызганные углы подобно мерзким чёрным гусеницам в слишком жаркий год: спящая, сопящая, стонущая, икающая и пускающая газы во сне.

Что здесь было?.. Филладор пока не хотел, не мог, боялся об этом думать. Ясно было одно: оставаться здесь нельзя ни секунды. Богош был прав. Сейчас они заснули, насытившись уничтожением, и это дало ему возможность проскользнуть незамеченным. Но вот один из них застонал и перевернулся на бок. Вот он с трудом пытается разлепить хотя бы один глаз – мутный, серый. О Небеса, он смотрит прямо на него, господина Филладора!..

…Когда Филладор вновь обрёл способность думать, оказалось, что он уже мчится на всех парах по бесконечной анфиладе подземных комнат, не вспоминая ни о голоде, ни об одышке, ни о своих больных венах.

«Создатель, – молился он про себя, – только бы я не умудрился захлопнуть за собой ту заветную дверь!..»

Но дверь оказалась приоткрыта – просто потому (вспомнил Филладор), что запереть её было не так-то просто. Он машинально взглянул на свои руки и обнаружил, что всё ещё сжимает в кулаке последнюю оставшуюся у него лучину.

Недолго думая, он прикурил её от настенного факела, осторожно скользнул под гобелен, стараясь не повредить его аккуратный вид, просочился в узкую щель, с силой закрыл за собой дверь на задвижку – и, наконец, почувствовал себя в относительной безопасности.

Но рассиживаться было некогда. Нужно было торопиться, пока горит лучина, освещает ему путь.

Он вдруг понял, что второпях сделал глупость: надо было не тратить лучину, а просто снять факел со стены. В прошлый раз он израсходовал целых две, правда, и путь был ему ещё плохо знаком. Успеет ли он дойти, пока слабый огонёк освещает ему дорогу? Не вернуться ли назад, пока не поздно?..

Нет. Снова искушать судьбу, когда ему второй раз за нынешнее утро удалось каким-то чудом спастись – это было бы чистым безумием. Ладно, подумал он, пойду побыстрее, а где дорога прямая, там и бежать можно.

Так он и сделал – пустился бегом, стараясь держать лучину перед собой так, чтобы движение воздуха не потушило её. Здесь, в узком сыром коридоре, бежать было тяжело – он вскоре почувствовал, что задыхается. Тогда он немного сбавил скорость и перешёл на быстрый шаг; так и думать было проще, а обдумать надо было многое.

Богош оказался прав. Если бы не он, в эту минуту Филладор уже раскачивался бы на одной из ветвей старого дуба во внутреннем дворе замка – как, верно, раскачивается сейчас его дворецкий и ещё десяток самых преданных слуг. Судя по тому, что захватчики не сообразили спуститься чуть дальше по винтовой лестнице, Мишо, старый сторож, который последние десять лет обслуживал подземные помещения, висит там же.

И это, пожалуй, самое лучшее, что могло с ним случиться. Филладор ничуть не питал иллюзий насчёт того, как далеко может в иных случаях зайти фантазия распалённой черни.

Теперь он мог в общих чертах представить себе то, что произошло ночью. Как и предрекал Богош, они ворвались в башню, вооруженные кто чем мог – но уже не нашли там ни своего господина, ни его супруги, и с досады принялись громить и уничтожать всё, до чего смогли дотянуться. А потом на обломках продолжили пирушку, начатую в трактире – и веселились до тех пор, пока не перепились вусмерть.

«Трактир Богоша тоже, наверное, разгромлен», – равнодушно подумал Филладор.

Но что же будет дальше? Вот так, в одночасье он оказался без дома и без денег, один-одинёшенек, если не считать жену и бывшего крепостного. Тот, конечно, обещал помочь, но чем он поможет? Он теперь и сам не в лучшем положении.

Конечно, все эти беспокойства не навечно. Теперь он вспомнил всё то, что слышал где-то краем уха, просто не обращал внимания. В последние годы он не интересовался политикой, старался держаться от неё подальше. Поэтому и не слушал все эти разговоры, которые считал пустым нагнетанием паники. Но теперь они сами всплыли в голове, составив цельную картину.

Откуда-то он знал: великий герцог Венниратский потихоньку собирает войска, чтобы наголову разбить взбесившуюся чернь и навести на своих землях порядок. Но как скоро это случится? Армию тоже надо собрать из кого-то, а верных людей осталось не так уж много. Нужны и деньги, а пока знатных баронов эта напасть не коснулась лично, они не спешат раскошеливаться. Но даже если герцогу в конце концов и удастся его предприятие – гражданская война может затянуться на годы и годы. А сидеть забившись в угол и ждать, пока эти твари найдут тебя в твоём убежище – сомнительная перспектива.

Да и куда он отправится? К друзьям? К детям? Это хорошо на день-другой, не более. А жить из милости и есть чужой хлеб высокородный сир Филладор никогда не умел и не будет.

Хорошо ещё, если у Леи хватило соображения уместить в свой узелок поменьше дамского шмотья и побольше всяких цацек и драгоценностей. Тогда и впрямь у них троих появляется шанс: хвала Небесам, одаривал он её всегда щедро. Денег, которые они смогут за это выручить, наверняка хватит, чтобы сесть на корабль – и начать где-нибудь за морем новую жизнь. Не так, конечно, Филладор мечтал провести свою старость, но что поделаешь, если новые правила этого требуют.

Жизнь, жизнь! Ничего нет дороже жизни…

Это была последняя отвлеченная мысль господина Филладора; в тот же миг он ощутил, как что-то жжёт ему пальцы. Он рассеянно взглянул на источник странного ощущения – и ахнул.

Лучина почти догорела!

Оказывается, он сжимал в пальцах совсем крохотный огрызок щепы, который – что самое неприятное – с каждой секундой становился всё короче. Надо было поторапливаться, если только Филладор не хотел остаться в этом лабиринте навечно.

«Где я? – торопливо прикинул он. – Большая часть пути уже пройдена, это несомненно. Осталось два поворота, не более. Главное – их миновать, ну, а дальше – прямая дорога, её-то я и ощупью одолею.»

Сказав себе так, он почувствовал себя увереннее и зашагал вперёд так быстро, насколько мог. Главное, не паниковать, думал он на ходу. Паника ещё никого ни к чему хорошему не приводила.

Но трудно не паниковать, когда пальцам становится всё горячее. Филладор снова перешёл на бег. Он бежал так быстро, как мог, сипло и тяжело дыша, всё ниже перехватывая обожжёнными пальцами подлый огарок. По лицу его текли слёзы. Ну почему, почему он не вернулся за факелом?!

Но корить себя было поздно. Безумие тратить силы на страх и укоры самому себе: он ещё успеет заняться всем этим, когда выпутается из переделки. Вот и первый перекрёсток показался впереди. Всё не так плохо!

Филладор на бегу наклонился – следы были видны очень отчётливо. Спасибо, спасибо Создателю, что они так славно отпечатались в этой грязище!.. Он нырнул в нужный коридор, не задумываясь.

Цель была совсем близка, он мог поклясться, что на пути остался только один перекрёсток. Пальцы жгло немилосердно. Бежать он больше не мог, задыхался. Но заставлял себя плестись из последних сил, сжимая спасительный огрызок щепы ногтями. Хорошо, что не обстриг накануне, хоть дура Лея ему все уши этим прожужжала…

– Ай!..

Огонёк добрался до живой, чувствительной плоти, и этого Филладор уже не смог выдержать. Завопив от боли, он отбросил то, что ещё оставалось от лучины, в грязь, и его единственный источник света, прожив ещё мгновение, с шипением потух.

Филладор остался в абсолютном мраке.

Странно, но в первый миг он даже обрадовался этому. Наконец-то можно было перевести дух и передохнуть немного. А заодно и подумать, в какую сторону двигаться дальше.

Ясно одно: здесь он в безопасности. Даже если твари и догадаются спуститься чуть дальше по тайной лестнице, сюда им точно не добраться. Уж во всяком случае он услышит их своевременно – и сумеет спрятаться.

Он в безопасности, это главное; остальное – мелочи. Впереди остался всего один перекрёсток; он почти не сомневался, что пройдёт его без затруднений. Ему смутно вспомнилось, что, кажется, именно там Богош отпустил солёную шутку: дескать, Лее, несущей факел, не стоит поворачивать налево, при живом-то Филладоре. Значит, они тогда пошли направо. Если только это был тот самый поворот…

Да, конечно, тот самый, он точно помнит. Под конец пути они все уже притомились и даже Богош в кои-то веки перестал острить. Его шуточки иногда раздражают. И всё же спасибо ему даже за его сомнительное чувство юмора, которое теперь выручит Филладора из беды.

Сказав себе так, он совсем приободрился и потихонечку пошёл, держась за стену. Глаза понемногу привыкали к окружающей тьме. Спасибо предкам, оставили в наследство этот редкостный талант. Дед говорил: «Филладоры видят в темноте, как кошки».

Ну, это, конечно, преувеличение, но, как бы там ни было, заветный перекрёсток он уж точно не пропустит. Главное, зорче смотреть по сторонам…

…Он узнал его сразу, по сгустившемуся слева пятну густого мрака, ещё прежде, чем пальцы нащупали стесанный угол по правой стороне стены, которой он держался. Филладор чуть не заплакал от радости. Ему уже начинало казаться, что он целую вечность идёт в никуда по этой невидимой дороге.

Он остановился и ещё некоторое время отдыхал, пока не почувствовал, что готов двигаться дальше.

Так куда? Направо или налево? В последний миг он засомневался. Вообще-то такая вещь как юмор всегда была ему глубоко чужда, и он вовсе не был уверен, что верно понял ту скабрезность обнаглевшего трактирщика. Может быть, они пошли как раз налево, и потому-то Богош так и пошутил?..

Направо или налево?.. Нет, кажется, он начал цепляться к Лее задолго до последнего поворота. Так значит, направо?..

Филладор схватился за сердце: он вдруг с ужасом понял, что и сам не сообразит, где лево, где право. К счастью, боль в обожжённых пальцах вовремя подсказала ему ответ.

«Ладно, – подумал он, – пойду направо, а если почувствую, что иду как-то слишком долго – вернусь обратно и начну всё сначала. Теперь это уже дело нехитрое».

И Филладор повернул направо.

6

Сир Филладор повернул направо и пошёл – вперёд и вперёд.

Теперь, когда заветная цель приблизилась почти вплотную, он вновь почувствовал голод. Богош, правда, ничего им особо не обещал, кроме своих дистиллятов. Но ведь он, кажется, говорил, что из его убежища есть выход к трактиру?..

Ведь не всё захватчики расколошматили. Авось на птичьем дворе что-нибудь живое да осталось. Может быть, хозяин сходит туда и принесёт им что-нибудь поесть?..

Образ яичницы о десяти желтках вновь приятно овладел сознанием Филладора.

Но пока ничего подобного не предвиделось. Он шёл уже, по его расчётам, более десяти минут, но заветной двери не было и в помине. Ну почему, почему ему сразу не пришло в голову считать шаги?..

«Хорошая мысля приходит опосля», – с грустью вспомнил старинное выражение Филладор.

Видимо, он всё-таки ошибся в направлении. Да что там «видимо», хватит себя обманывать, это же очевидно. Значит, Лея тогда всё-таки пошла «налево». Ай, проказница!..

Ну ничего, отрицательный результат – тоже результат. Сейчас он просто вернётся к этому проклятому перекрёстку и теперь-то уж повернёт куда надо. Вот только передохнёт немного…

Главное не паниковать. Ни в коем случае не паниковать.

Он посидел немного на корточках, затем встал и пошёл обратно. На сей раз дорога показалась ему гораздо короче – впрочем, как и любой обратный путь. Даже устать не успел, а уж перекрёсток тут как тут. Это показалось ему добрым знаком.

Хорошо. Итак, налево.

Теперь, когда он был уверен в правильности направления, его ноги словно сами пустились бегом. Голод и радостная надежда подстёгивали его. Он бежал так, пока вконец не запыхался. Отдохнул немного и пошагал дальше. Потом ещё немного отдохнул. Потом ещё…

Но где же, мрак поглоти, эта проклятая дверь?!..

Эх, не следовало бы в таком месте даже думать такими словами – «мрак поглоти». Собственно, это уже произошло. Филладор про себя порадовался, что в трудную минуту способен шутить не хуже Богоша. Но шутки шутками, а идёт он явно не в ту сторону; ничего не поделаешь, надо с этим смириться, скомандовать себе «Кру-у-гом!» и бодро маршировать назад, к спасительному перекрёстку.

Только вот действительно ли это тот самый перекрёсток? Может быть, там были и другие, которых он просто не заметил?!..

На сей раз Филладор двинулся медленно, не отрывая рук от стены, чтобы не пропустить даже самое узенькое ответвление дороги, если оно вдруг возникнет на пути. Да, собственно, быстрее он идти уже и не мог, даже если бы и захотел. Всё-таки он был уже далеко не юн, плохо выспался, да и голод терзал его. С каждым шагом он всё острее ощущал, как последние силы покидают его измученное тело.

…Когда он, наконец, осознал, что заблудился, никаких сил у него уже не было.

Опускать руки нельзя. Надо что-то предпринимать. Не погибать же здесь, в самом деле?..

«Ладно, так или иначе я всё равно где-то близко. Далеко уйти я не мог. Скоро они проснутся, увидят, что меня нет, и пойдут меня искать.»

Филладор попытался прикинуть, сколько времени он провёл в подземелье. Часа два, не больше? А проспал сколько?.. Скорее всего, утро ещё и не наступило. Судя по тому, что кровавая чернь там, наверху, спала беспробудным сном.

Лея тоже встаёт рано, часов в пять-шесть. Старая неизжитая привычка из прошлого. Сегодня ей, правда, пришлось поздно лечь, но всё-таки…

Итак, сейчас около четырёх часов ночи. Где-то через два часа проснётся Лея. Увидит, что его нет, поднимет тревогу, и они с Богошем отправятся на поиски. И найдут его, конечно же.

Надо только подождать. Совсем немного подождать.

Но просто так сидеть и ждать было скучно. Да и страшно, чего уж там. Ему начинало казаться, что он умер и попал в ад. Он попытался улечься на землю и подремать, но было холодно и сон не брал его.

«Попробую всё-таки найти дорогу. Времени у меня навалом. В конце концов, что я теряю?..»

И он снова побрёл во мраке по узкому ходу, держась за стену. Теперь он даже не пытался искать и запоминать направление, а просто шёл, куда глаза глядят. «Раз уж мои расчёты не оправдались, не вернее ли просто и безоглядно довериться Создателю?..»

Филладор вдруг вспомнил, что в подобных случаях принято молиться. И как это ему раньше в голову не пришло?!..

Он опустился на колени в жидкую грязь и принялся читать молитву вслух, с таким жаром, какого прежде в себе и не знал. Это помогло: то ли звук собственного голоса его успокаивал, то ли и впрямь Небеса внимали ему, но с каждым словом его всё больше охватывали неведомые ему прежде спокойствие и уверенность. Ну конечно же, Создатель не оставит его и выведет куда надо. Только нужно верить – верить, а не рассуждать…

Слепо довериться происходящему было очень приятно – раньше Филладор никогда такого себе не позволял. Он даже привалился к стене и заснул – прямо так, сидя.

…Проснулся он от ощущения, что его всего колотит; жуткий озноб сотрясал его тело, и нечем было ни прикрыться, ни согреться изнутри. Меж тем, кажется, у него был жар: Филладор понял это, потрогав рукой свой лоб. Сколько он проспал? Неужто он болен? И почему его до сих пор не нашли?..

Страшная мысль пронзила его воспалённый мозг. А вдруг он попросту проспал их приход? Что, если они ходили здесь неподалёку с факелами, звали его, но он спал так крепко, что просто их не услышал? И они решили, что он благополучно добрался домой и теперь преспокойно спит в своей кровати…

Небеса!.. А что, если… Если они подумали, не найдя его, что дома и вправду всё благополучно! И его жена Лея тоже решила вслед за ним отправиться домой!..

Лея…

Мысль эта была так чудовищна, что Филладор даже не хотел додумывать её до конца. Но страшные образы лезли в голову вопреки его воли.

– Лея!!! – заревел он, сам не зная зачем, только чтобы хоть как-то заглушить эти ужасные мысли. – Лея!!!

И тут же понял – нет, не может этого быть. Лея не ушла бы отсюда без него, не обыскав тут всё до последнего тупичка. Что бы ни говорил ей этот осёл Богош, она почувствует, что он где-то рядом. Почувствует, как всегда чувствовала. Она найдёт его.

Это его последняя надежда, единственное, что ему осталось. Люди отвернулись от него, Небеса отвернулись, даже собственный разум покинул его. Но Лея – Лея не предаст. Она услышит его даже сквозь стены, она позаботится о нём.

– Лея!!! – звал он из последних сил. – Лея!!!

В голове его мутилось, всё тело била лихорадка, от голода и слабости к горлу подкатывала тошнота. Но он всё же поднялся и сделал шаг вперёд на трясущихся ногах; потом ещё один. Он должен был идти – навстречу Лее.

Он передвигал ноги, уже почти не чувствуя под собой земли, хватался за ускользающую стену и звал, звал жену. Даже когда голос изменил ему, он всё ещё продолжал звать её. Он знал – она придёт и спасёт. Ведь она любит его…

Ведь и он её любит.

…Когда в конце коридора замерцал тусклый свет, он даже не удивился. Только улыбнулся пересохшими губами, радуясь и славя жизнь последними остатками угасающего разума. Он победил. Он знал. Он всегда верил.

Осталось только несколько шагов – добраться до источника света. И он проделал эти несколько шагов, с огромным трудом, но проделал. Перед ним была дверь, она была приоткрыта. И он вошёл. В глазах его темнело; последнее, что он успел увидеть – длинный дубовый стол и сидевшие за ним люди, чьи лица были скрыты капюшонами.

Закатив глаза, Филладор рухнул на пол. Лею он позвать уже не успел.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Первое, что он увидел, когда очнулся – лицо.

Мужское лицо. Ещё не старое, но и не юное, незнакомое, но чем-то располагающее. Дымка светлых кудрей надо лбом, тонко подстриженные усы, приятная улыбка. Ясные серые глаза, окружённые мелкими морщинками, рассматривали его внимательно, но с явным сочувствием.

Сир Филладор не привык доверять людям, тем более незнакомым. Но этим глазам почему-то хотелось довериться. Немного поколебавшись, он неуверенно улыбнулся в ответ.

В тот же миг симпатичное лицо исчезло из поля зрения. Филладор услышал голос: – Кажется, он приходит в себя! – и попытался повернуть голову на звук. Это было ошибкой: шею пронзила острая боль, отчего Филладор даже вскрикнул.

Зато теперь он очнулся полностью – настолько, чтобы вспомнить всё, что с ним произошло.

Судя по тому, что он был жив, его приключения каким-то образом закончились. И даже вполне благополучно. Это само по себе было большой удачей; поэтому Филладор решил не искушать судьбу и не задавать пока лишних вопросов ни себе, ни другим.

Кое-что, впрочем, не мешало бы выяснить. Ему всё-таки удалось повернуть голову – медленно, осторожно, чтобы не повредить больное место. Оказалось, он лежит на узком ложе в небольшой, аскетично обставленной комнате – скорее даже кабинете, – а за столом у небольшого стрельчатого окна сидит за каким-то фолиантом уже знакомый ему незнакомец.