Право на бессмертие. С вакциной от старости – в новую эпоху

Право на бессмертие

С вакциной от старости – в новую эпоху

Владимир Положенцев

«Человек, конечно, выбирает свою судьбу сам, но последнее слово всегда остается за ней».

© Владимир Положенцев, 2017

ISBN 978-5-4483-7489-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Контрабанда с Гавайев

Профессор биофизики Касаткин бросил на стол газету, откинулся на спинку широкого кресла, покрытого медвежьей ергачиной. Шкуру когда-то подарили Арнольду Марковичу студенты-двоечники за зачеты по физике. Уверяли, что настоящая, хотя профессор до сих пор сомневался. Впрочем, для него это не имело особого значения. Главное-тепла вещица и уютна. Ну и что, что взятка-помочь людям не грех, закопать грех. Может, потом из этих двоечников гении вырастут. Пушкин в математике был полным тупицей, Эдисона вообще выгнали из школы за «безнадежность к знаниям», а уж про «бездаря» Эйнштейна и говорить нечего. Кстати, об Эйнштейне.

Арнольд Маркович вновь взял в руки газету, но очков надевать не стал, хмыкнул, рассматривая подслеповатыми глазами цветное изображение неведомой экзопланеты, окруженной космическими станциями и прочими непонятными объектами.

– Даже центральной прессе теперь верить нельзя, пишут всякую чепуху. Якобы по тени, которую отбрасывает далекая планета на звезду, можно определить обитаема ли она. Ну это уж совсем!

Не на шутку разволновавшись, Арнольд Иванович подошел к кривоногому серванту прусской работы, налил себе полрюмки дорогого виски. Не в правилах профессора было употреблять с утра, но статейка его уж очень зацепила. К тому же он нервничал. Скоро должен был прийти Янек Куцка. Говорит что поляк из Кракова, а изъясняется без акцента.

С удовольствием выпил, закусил соленым миндальным орешком. Благодарно похлопал по резной боковинке шкафа, неведомо кем вывезенного после войны из Германии. Внутри сразу проснулся суетливый товарищ, готовый внимательно слушать все профессорские изречения. Если понадобится, и поспорить. Касаткин сразу же к нему обратился:

– Скажите мне, мой друг, как можно делать конкретные выводы, на совершенно размытый домыслах?! Это все равно что верить в барабашек.

Шкаф слегка вздрогнул, Арнольд Маркович отстранился, удивленно на него посмотрел, погрозил пальцем.

– Э-э, закон остаточной энергии.

По этому поводу налил себе еще.

– Я, конечно, прагматик и глубоко, нет, более чем глубоко убежден, что вселенная обитаема. В ней полно живых миров, иначе и быть не может. Физические законы Солнечной системы не могут отличатся от законов галактики, в которой она находится. Все идентично. Но! Эти черные дыры, кротовые норы в пространстве и времени, лазейки и туннели между параллельными мирами, о чем каждый день талдычат с экрана-глупость несусветная! К тому же, что нам до того- есть ТАМ жизнь или нет? Мы никогда не встретимся с обитателями внеземных цивилизаций, потому что теория «бездаря» Эйнштейна незыблема- нельзя достичь скорости света, а значит и преодолеть биологическому существу межзвездное пространство. Нет, теоретически, конечно, можно долететь на наших керосинках до Проксимы Центавра за 70 000 лет. Но кому это надо? Вам? Мне? А нам вот что надо!

Арнольд Маркович подошел к массивному письменному столу из темного ореха. Уселся в крутящееся кресло, провел рукой по зеленому бархату столешницы. Прикосновение к этой ткани всегда вызывало в нем прилив энергии и желание трудиться. Вообще, рабочее место было для него священным Здесь, только здесь он ощущал себя почти богом, способным свершать самое удивительное и невероятное.

Включил настольную лампу в виде большой старинной керосинки, убавил свет, чтобы стало уютнее, вынул из ящика массивную коричневую папку с двумя застежками. Прежде, чем открыть, опять приложился к рюмке. Замечательный виски. Macallan 1939. Со вкусом ириса и сладких тропических плодов. Его подарил Арнольду Марковичу профессор Оксфордского универсистета Генри Стил, когда приезжал в институт на симпозиум биофизиков. Ну, вернее, не ему лично, а кафедре, но в результате бутылка, стоимостью в 11 тысяч долларов, оказалась у него. Взял да и все. Попробовал бы кто что сказать заслуженному ученому. Декан Лобов, правда, как-то поинтересовался где презент, но Арнольд Маркович напомнил ему, что виски, особенно выдержанные, могут вызывать обострение хронического простатита. Декан сразу поник и к этой теме больше не возвращался.

Открыв папку, профессор вынул несколько скрепленных зеленой скрепкой листков. Послюнявил палец, полистал. Копии были сделаны в цвете, на них хорошо читался не только текст на русском языке, но и великолепно просматривались картинки. Золотисто-коричневые кустистые деревца под синей водой. Рядом- полосатые и красные рыбки с длинными хвостами, скаты и всякая разнообразная морская живность. Деревца имели губчатое строение, кое-где к их веткам прилипали белые ракушки и присоски. В общем, довольно обычный коралл Leiopathes annosa, если бы не одно «но». Эти кораллы живут более 4000 лет. Обитают в районе Гавайских островов, на глубине в полкилометра, в национальном морском парке или памятнике, как говорят американцы.

– Папахан… Черт, не выговоришь, – засмеялся и потер руки профессор Касаткин.-Папаханаумокуакеа. Уф, вот как. Для гавайцев этот самый парк-священное место, обиталище душ после смерти. То есть зона бессмертия. И с которым они поддерживают связь. Случайно ли, что этот коралл живет несколько тысячелетий? А, я вас спрашиваю?

Внутренний слушатель ничего на это не ответил.

Профессор Касаткин, как любой приличный ученый, конечно, не верил ни в мистику, ни в загробную жизнь. Но вот в интуицию, которую пока не может объяснить наука, верил безраздельно. Безусловно существует взаимосвязь между человеком и природой, то есть вселенной. Видимо, в наших генах имеется некая важная информация, которую мы можем ощущать только на инстинктивном уровне. Поэтому дикие народы порой понимают в мироздании больше, чем мы, замусоренные современными знаниями.

Да-а, -почесал широкий, добрый нос Касаткин, – морских обитателей в гавайском парке много: акулы и ежи, коньки, моллюски, другие кораллы, но почему именно Leiopathes annosa, вид черного коралла, живет тысячелетия? Почему за это время его ДНК-матрица не стирается и получает точнейшую информацию с транспортной РНК? Ведь именно из-за сбоя этого механизма, рассчитанного как и всё на определенное время, организмы стареют и в результате гибнут. А вовсе не из-за каких-то мифических биологических часов, отсчитывающих время живого существа. Если покрыть молоточки и наковаленки ДНК и РНК неким не стираемым веществом, можно прожить…

– Бог его знает сколько, – подсказал внутренний собеседник.

– Точно! И поможет нам в этом именно гавайский черный коралл. Но для начала его нужно получить. И принесет его нам сегодня пройдоха Янек Куцка.

С Яном он познакомился на фуршете после закрытия симпозиума биофизиков. Кто подвел к нему этого пронырливого молодого человека, похожего и внешне, и манерами на фарцовщика 80-х, уже и не вспомнишь. Может, и сам подошел. Разговорились под рюмку. Сказал, что коммерсант от науки, то есть обеспечивает институты приборами, химикатами и прочими необходимыми для работ предметами. Пока закон о реформировании Академии наук не действует, в таких людях как он острая необходимость. Родился в Польше, теперь перебрался в Россию, в которой, как он сказал, в мутной воде удобно ловить крупную рыбу.

Эти слова не понравились Касаткину, как и глаза дельца. Они были мутно-голубые и словно вколочены внутрь глазниц деревянным молотком. Оттого казались плоскими, стеклянными, с полуусмешкой и наглым вызовом. Но Арнольд Маркович сразу понял, что поляк может ему быть очень полезен. Самому черный коралл не достать и дело не в деньгах, его запрещено вывозить с Гавайских островов. Можно было бы попытаться выделить теломеразу, обеспечивающую целостность ДНК из чилийской араукарии или шведской сосны, они тоже живут тысячелетия, но морские обитатели древнее наземных, а потому обладают более надежным механизмом самовосстановления.

А самое главное, уже потрачено столько времени на изучение хромосом обычных кораллов, что менять направление движения поздно.

Профессор поднялся из кресла, взглянул на настенные часы. Без пятнадцати двенадцать. Вчера Янек позвонил и сказал, что будет в полдень. Велел готовить деньги. А что их готовить, они уже собраны полгода назад, все 12 тысяч долларов. Во столько оценил поляк заказ на черный коралл. Пришлось давать дополнительные уроки, писать статейки в научные издания.

Допил рюмочку, открыл дверь в свою домашнюю лабораторию. Десятки колб, пробирок, банок с химикатами, измерительные приборы, электронные весы. Такой лаборатории сегодня позавидовали бы многие российские НИИ. Кое-что, конечно, пришлось позаимствовать из собственного института, но ведь это ради науки, ради блага всего человечества. Проводить эксперимент по антиэйджлечению, то есть по омоложению организма, на работе не имело смысла. Как всегда новаторскую идею затрут, замотают, а если что и получится, лавры пожнет руководство. Ну уж дудки! Весь мир должен узнать имя профессора Касаткина и поставить ему золотой памятник на…

Где ему должны поставить памятник, Арнольд Маркович додумать не успел. Запищал домофон. Янек.

– Спите, что ли? – раздался наглый голос поляка, хотя профессор ответил почти сразу.

На мгновение Касаткин растерялся, он всегда робел перед хамством и наглостью, но ничего не мог с собой поделать.

– Жду вас с нетерпением, – нажал профессор кнопку домофона, хотя очень хотелось сказать какую-нибудь гадость этому спекулянту. Несколько минут, пока тот поднимался на десятый этаж, он думал чтобы такое едкое мог ответить, но так ничего и не придумал.

Янек Куцка вошел в квартиру вальяжно, по-деловому осмотрелся. Был он в белом хлопковом костюме, красном галстуке, под мышкой держал черный скрипичный футляр. От этого цветового диссонанса, у профессора зарябило в глазах. Арнольд Маркович указал на кресло возле журнального столика, предложил виски.

– Вот, значит, как живут русские ученые, – хмыкнул Янек, опускаясь в широкое зеленое кресло, – по утрам виски кушают. И квартира у вас, профессор, шикарная. От Академии наук получали?

Да, просторную трехкомнатную квартиру Касаткин получил в советские годы от РАН. Благодаря жене Зое Петровне, которая была подругой помощницы главного ученого секретаря. Супруги давно нет, а жилье в престижном столичном районе, осталось. В 90-е подмывало продать, поселиться в однушке, а на вырученные деньги спокойно жить, хорошо что устоял.

Однако Арнольду Марковичу сейчас было не до воспоминаний, его волновало то, что находилось в футляре. Но Янек не спешил его открывать. Взял бутылку, налил себе сам, понюхал.

– Настоящий.

– Вы принесли то, что я заказывал? – не утерпел ученый.

Глаза поляка провалились глубже, чем обычно.

– Разумеется. Фирма веников не вяжет. Реальный Leiopathes annosa с Гавайских островов. Пришлось подключать дипломатов. Так что 15.

– Не понял, – подался вперед профессор.

– Что же тут непонятного? Пятнадцать тысяч баксов.

– Позвольте, но мы же договаривались на двенадцать. У меня столько нет.

– Инфляция, обвалы фондовых рынков, разве не слышали? Кризис капиталов. Впрочем, готов сделать скидку до заранее обговоренной суммы, но с одним условием. Вы расскажите мне для чего вам понадобился коралл.

– Ну-у, молодой человек, – откинулся в кресле Касаткин, промокнув выступивший пот на лбу салфеткой. -Зачем вам?

Куцка осушил рюмку, поморщился. На лице появилась неприятная улыбка.

– Любопытство – двигатель прогресса, стимулятор жизни.

Посвящать в детали эксперимента кого-либо, а тем более случайного коммерсанта, шастающего по разным институтам, в планы Арнольда Марковича на входило. Разнесет, растрезвонит по всему свету. С другой стороны, поляк занимается контрабандой и не в его интересах афишировать цель «гавайской» сделки.

Тем не менее, при всей скромности и осторожности, Касаткин был крайне амбициозным человеком. Пусть все узнают и обзавидуются. Сам же мечтал о золотом памятнике.

– Да не тряситесь так, – налил себе еще Янек. – Я пошутил, не хотите, не рассказывайте, деньги против товара и разойдемся. 12 штук.

– Нет, от чего же. Если желаете, пожалуйста. Мне скрывать нечего. Вкратце. Из черных кораллов я собираюсь сделать генетическую вакцину, которая при введении в вену, приникнет внутрь ядра каждой клетки и остановит механизм старения. Более того, надеюсь, что это запустит процессы омоложения. Старение-убийца номер один. Болезни, сводящие нас в могилу, начинаются именно от старения организма, его изношенности. В мире давно работают над этим, метод называется антиэдж – лечение. Но насколько знаю, никому пока не удавалось достичь значимых результатов.

– Вы, значит, решили сделать прорыв в этой области. Поставить опыт на себе. А не боитесь осечки? Вдруг превратитесь в какого-нибудь монстра или вовсе помрете.

Профессор пожал плечами:

– Возможно. Наука, как космос – чем дальше в него погружаешься, тем меньше знаешь. Но это не значит, что нужно застыть на месте. Смысл любой материи – в движении.

– Браво, профессор, вам бы выступать с трибуны. То есть, гарантий никаких.

– Нет.

– Тогда я согласен.

– На что?

– Как на что?! Вместе с вами опробовать генетическую вакцину.

– Позвольте, но это же невозможно. Одно дело, я рискую собой, другое… Нет, нет, даже и речи быть не может.

– Ну тогда платите 15 тысяч и забирайте ваш дурацкий коралл. Нет? Я пошел.

Поляк встал, застегнул на пиджаке пуговицы, взял футляр подмышку, направился к двери.

Так ведь и впрямь уйдет, похолодел Арнольд Маркович. Черт с ним, если хочет, пусть тоже становится подопытным кроликом. Только прежде расписку напишет.

– Я согласен! – крикнул ученый, когда Янек уже вышел на лестничную площадку.

Тот обернулся, подмигнул, неторопливо вернулся. Заботливо наполнил рюмку Касаткина. Не забыл и себя.

Ученый пригубил виски, потом залпом выпил сразу две порции.

– Ладно я старый и больной человек, скоро 70, но вы молодой и здоровый, зачем вам эксперименты над собственным организмом?

– Хочу законсервироваться и на вечно остаться двадцатисемилетним. Замечательный возраст, разве забыли?

– Да-а, – протянул Касаткин, вспомнив те дни, когда ему было не многим более двадцати. Тогда думал, что после третьего десятка и жизнь заканчивается. Совсем недавно это было, совсем недавно… Прав Эйнштейн, время относительно. – Что ж, выбор за вами, а у меня его нет. Коль настаиваете, пожалуйста, будете получать вакцину наравне со мной. Тайно, разумеется, я не хочу в тюрьму.

– Подумаешь! – развеселился парень. – Ну посидите лет пятнадцать, делов-то для нестареющего человека. А то и помолодеете в клетке на глазах у изумленных вертухаев.

– Смешно. Показывайте коралл.

Янек вытер руки о брюки, размял пальцы, будто собирался показать фокус, осторожно расстегнул футляр. Внутри под розовой бумагой проглядывали очертания неровного, сучковатого предмета. Разворачивал медленно, испытывая нервную систему профессора. Наконец свершилось, на свет божий он вынул коралловую ветку.

Да, это была золотисто-коричневая часть Leiopathes annosa, напоминавшая сеть, вырванных их тела артерий и сосудов. Никаких сомнений.

– Отчего же коралл называется черным, если он рыжий? – спросил Куцка.

Но профессор пропустил вопрос мимо ушей. Он разглядывал заказ, словно магический предмет, любовно и лелейно, со всех сторон, сверху и снизу. Понюхал, потер пальцем и даже попробовал на зуб.

– Довольны?

– Что? Ах, да, – очнулся Касаткин. – Он самый, никаких сомнений.

– Тогда гоните деньги. Не надейтесь, что отдам даром, хоть и буду участвовать в вашей авантюре. Когда будет готова вакцина?

– Через месяц-полтора.

– Замечательно, съезжу в Польшу, напишу завещание. Так почему кораллы называются черными, хотя напоминают переваренных креветок?

– А-а, – почувствовал себя на лекции в родном институте Арнольд Маркович, – почти все коралловые полипы Antipatharia, то есть низшие животные, имеют яркую окраску, у них черный только внутренний скелет, состоящий из эластичного белка антилатина.

– Стоп! Подробностей не надо, – поднял рюмку Янек, – а то я разочаруюсь в черных кораллах, а мне с ними еще так долго жить. Вот эта пакость должна внедриться в мои клетки?

– В теломеры, – снисходительно улыбнулся профессор, – в концы хромосом, отвечающих за целостность наших ДНК.

Когда Янек Куцка наконец ушел, тщательно пересчитав доллары, Арнольд Маркович, не выпускавший ветвь черного коралла из рук, отправился в свою лабораторию…

Янек проснулся, когда солнечный луч, отраженный от купола Краковского кафедрального собора, пробившись сквозь щель в плотной гардине, попал в правый глаз. Он выжигал его словно лазером. Куцка оторвался от подушки, схватился за голову. Сердце бешено стучало, мутило. Видимо, вчера явно перебрал орехового ликера. Но куда было деваться, желание Натуси в ее день ангела – закон, она просто трясется от миндального напитка.

Из-под одеяла высунулась стройная ножка златовласой девушки, чему-то улыбающейся во сне. Теперь сердце сжалось от умиления. Какое счастье, что встретил этого ангела. Должно же было когда-нибудь повести хорошему человеку и вот наконец случилось. Он увидел ее случайно, в парке, в тот день когда в последний раз вернулся из Москвы. Ната сидела на лавочке у фонтана, просматривала Интернет. Ян просто сел рядом и сказал «привет». Она улыбнулась и тоже сказала «привет». Это было полтора месяца назад, в июне и с тех пор они не расставались. Ну почти. В последнее время у Натуси появились какие-то странные дела, пропадает на несколько дней, потом объявляется с извинительной улыбкой. Да это ладно, главное, что она его любит безмерно и говорит об этом постоянно. А что еще мужчине нужно? Утверждают, что мужики любят глазами, а не ушами. Ничего подобного, за доброе слово любая особь мужского пола отдаст все, что у него есть и даже то, чего нет. Приятная музыка слова – самое важное в жизни. Конечно, и глаза никто не отменял, а уж если в сочетании…

А в пятницу, неожиданно для себя, зашел в ювелирный магазин и попросил показать помолвочные кольца. Для Наты приглядел золотое колечко с 55 бриллиантами в 0,7 каратт. Себе выбрал поскромнее, серебряное. Уже полез за деньгами, но что-то остановило, руки и ноги сделались будто каменными. На мгновение подумал, что его парализовало, так и вышел из ювелирный лавки на полусогнутых. Но ничего, отошел. В магазине напротив, купил Нате ко дню ангела недорогую заколку для ее золотых, как у королевны Ядвиги, волос.

Еще недавно Ян думал, что никогда не женится. Сколько было в его жизни хороших девушек, но ни с одной не хотелось связывать себя супружескими узами. Зачем? Пока есть силы и здоровье, нужно сколотить капитал. Бизнес идет замечательно, в мутной московской водице вкусной рыбы еще тьма, ловить не переловить. И что за ужасная страна? Всё собираются сделать, чтобы всем жилось хорошо, а получается раздолье только для пираний. И, главное, есть ведь у них мозги, но повернуты не в ту строну. Взять хотя бы этого биофизика Касаткина. Чудак и больше ничего. Вакцина из черных кораллов, которая выключит механизм старения. Ха-ха. Глупость несусветная! Нет бы занялся реальной прикладной наукой. А с кораллами неплохо получилось.

Купил их Куцка у одного барыги на московском рынке Садовод. Тот оказался знатоком морской флоры -фауны и сразу предложил вместо Гавайского черного полипа, малайзийский. Уверил, что ни один специалист не отличит, а «вывозить из национального парка США контрабандных животных, ни один дурак не возьмется». Словом, за веточку потребовал тысячу долларов. Потому и шел Янек к профессору с волнением, вдруг заметит подлог, тогда пропали деньги, а он давно уже научился ценить каждый злотый. Как каплю своей крови. Но профессор-простак ничего не заподозрил, обрадовался, будто ребенок шоколадке. Мысль поучаствовать в авантюрном эксперименте пришла спонтанно, когда понял, что из Касаткина можно вить веревки. Так, ради смеха. Мол, скину цену, а ты вколи мне свою вакцину вечной молодости. Ну и что? Ну вколол, прошло полтора месяца, а толку никакого. Нет, москали точно ни на что не годные существа. Мечтатели и романтики, им бы только светлое будущее строить.

Повернулся к Нате. Она дышала ровно и тихо. От нее пахло свежими розами, ну и, конечно, миндалем. Выпила-то она накануне тоже немало. Милая, подумал, Янек, на днях на неделю смотаюсь в Россию, а вернусь и объявим родителям о нашей помолвке. А, может, ну ее к черты эту помолвку? поженимся сразу и все. Мы же современные люди.

Однако, взглянув на кафедральный собор, осекся. Нет, пусть все будет по старым, добрым правилам. Мы же не москали. Кстати, этот русский профессор звонил раз пять.

Если точнее, на телефоне оставались не отвеченными семь вызовов Касаткина. Пять звонков и два SMS.

Тогда, в московской квартире, после введения инъекции, договорились, что будут созваниваться раз в две недели и сообщать друг другу о том, как себя чувствуют, что ощущают, нет ли каких-то физических или психологических изменений. Вообще, Янек и не собирался идти колоться после того, как положил в карман 12 тысяч долларов. А потом прикинул- профессору может снова понадобиться черный коралл или еще что-то. Зачем же разрывать связи? Ну уколет, подумаешь! А потому пришел на процедуру в точно назначенное время.

В домашней лаборатории Арнольда Марковича все кипело и булькало, в пробирках и колбах дымились разноцветные химические вещества, на столе были разбросаны куски коралла, а на тумбочке в медицинском корытце лежали два больших, наполненных синей жидкостью шприца. Профессор был торжественен и собран, как перед полетом на Марс.

– Ну-с, молодой человек, вы готовы принять участие в научном опыте мировой значимости?

– Зачем бы я тогда пришел? – хмыкнул Куцка. Ему было не до профессора, срывалась одна денежная сделка и он надеялся поскорее здесь закончить и отправится по делам. Но биофизик не торопился. Он долго стучал по клавишам ноутбука, потом потребовал написать от руки заявление, что Ян Куцка, гражданин республики Польша, номер документа такой-то, добровольно соглашается принять участие в эксперименте… претензий, в случае нежелательных физических или психологический последствий не имеет.

Янек поставил закорючку, а в душе поморщился – неужели этот чудак думает, что я всерьез воспринимаю его глупую затею? Не удержался, спросил:

– Профессор, вам понадобятся еще кораллы? Скоро гавайское окно может закрыться, Америка ужесточает таможенный контроль.

– Вы что же, через таможню Leiopathes annosa из Национального морского памятника Папаханаумокуакеа везли?

Сложное слово ученый выговорил без запинки. От него Куцку почему-то замутило.

– Давайте приступим, – не ответил на вопрос поляк.

Процедура заняла всего пару минут. Обычный укол в вену, как в больнице. И все. Ян почти тут же откланялся, пообещав непременно быть на связи, ну а сам решил на время забыть о профессоре и, разумеется, не отвечать на его звонки.

Ян дотянулся до тумбочки, взял телефон. В последний раз SMS от Касаткина пришло вчера утром. «Как дела, почему не отвечаете?», – интересовался ученый.

Ладно, решил молодой человек, буду в Москве, загляну. Деньги, надеюсь, на очередную партию кораллов биофизик приготовил? А сейчас тратить время на бессмысленные разговоры или переписку нет желания. Желание одно – обнять любимую Натусю.

Повернувшись на левый бок, Янек осторожно опустил руку на теплое плечо девушки. И почти в ту же секунду почувствовал, что ладонь его нагревается, будто ее постепенно опускают в горячую воду. Но тепло это было не обжигающим, приятным. Вскоре оно поднялось до локтя, потом до плеча и наконец овладело всем телом, которое словно закаменело. Внутри загудело, напряглось. Все мысли куда-то улетели, испарились, а в голове тихо, но отчетливо раздался голос Натуси: «Хочу пить. Бисквиты с красной розочкой. Таблетка аспирина. Заехать к маме. Горячая ванна. Свежий воздух».

Янек сглотнул, попытался встряхнуть головой, но тщетно, он не смог ею и

пошевелить, будто вся шея была в гипсе. Я, кажется, слышу ее мысли, ее желания. Это что, похмельные галлюцинации?

И опять голос Наты: «Не люблю Яна, надоел. Люблю Марека Домбровского. Шикарное тело, синие глаза. Лучший отец для моих детей. Пить. Родниковая вода. Горный воздух. Хочу в Альпы с Мареком».

Тело пробивало электричеством. Информация втекала через кончики пальцев химической лавиной и он понимал её смысл. Мы – это желания, вспомнил он фразу одного ученого, с которым довелось общаться по работе, а желания – это химические процессы. Черт возьми, кто такой Марек Домбровский?! Уж не тот ли это балерун, которым она восторгалась во время похода на «Эсмеральду»? Пришлось пойти, хотя на дух не выносил балет. А она все показывала на того Гренгуара-педика и заламывала руки – ах, какой танцор! ах какой талант!