Полная версия
10 способов убить Меня!
Разговоры зашли о свадьбе. Мы, нищие студенты, вкушающие пищу богов – искусство, думали в равной степени о слиянии плоти и духа. Хотели закрепить те уникальные отношения, что смогли создать.
Свадьба состоялась весной, и я надел ей на пальчик мамино кольцо.
Это было странное наследство, но полезное. Настоящее кольцо мне было «не по карману».
Даше оно очень понравилось. Колечко было без камушка, но в первую брачную ночь оно излучало таинственный свет. Мы думали, что это фонарь отражается в отполированном металле, но выглянув в окно, мы ахнули. Света на нашей улице и вовсе не было. Отключили по техническим причинам, как сказал нам дворник на следующий день. Осталась небольшая загадка, которую мы иногда обсуждали. Будучи актрисой, она мечтала написать сценарий, и этот сюжет казался ей потрясающе-загадочным. Она даже дала ему название – «Слушать, как поёт Галка!»
Даша рассказала мне, что ещё до поступления в институт к её окну прилетала чёрная птица с круглой головой и просила мягонького хлеба.
Как оказалось, в наших судьбах много общего…
Мы достойно перенесли бедность, а когда Даша началась сниматься, я сжимал кулаки. Варил обед и стирал бельё. Я встречал любимую с улыбкой на лице, и это было совершенно искренне, просто мне хотелось работать. Создавать то кино, о котором я мечтал. Кино без купюр. Всю правду, что хранится во множестве шкатулок, я хотел вытряхнуть наружу.
Я снял несколько музыкальных клипов, которые были в новинку, и заработал на свой первый фильм, который никогда не показали зрителю.
Я попал в немилость и несколько лет провёл в унынии и поисках работы. Тут появился Макс и предложил мне создать собственный бизнес. Только нужно вложить свою долю.
Денег у меня не было, но Даша отдала свою заначку на квартиру и понеслось.
Мы продавали цветы, пуховики и французскую косметику. За год я вернул жене накопленные ею деньги и приумножил в десять раз. Мы вступили в кооператив и купили квартиру.
Даша мечтала о ребёнке, а я о славе. Мне казалось, что справедливо выждать ещё пару лет и тогда…
И тогда я снял свой первый кассовый фильм. Вполне достойный, на мой взгляд, но я стремился к большему.
Я стал успешным режиссёром, а моя жена, словно таяла на глазах. Однажды, ночью, я посмотрел на её кольцо, и оно не светилось, а словно поглощало весь свет, лампочки, фонари, фары машин. Я вспомнил прошлое, которое частично скрывал от Даши и понял, что уничтожаю её.
Я не мог дать ей любви и внимания, её больше не снимали в кино и, что самое страшное, я не позволил родить ей ребёнка. Да что я за муж такой?
На следующий день я собрал вещи и ушёл. Лучше так, чем уничтожать прекраснейшее чудо на Земле, мою Дашу.
Я собрал все деньги, что у меня были и купил театр. Настоящий камерный театр, с чудесной сценой, мягкими креслами и бархатным занавесом.
Я приехал к заплаканной Даше и подарил ей эту сцену. На ней она будет блистать даже тогда, когда все другие звёзды превратятся в чёрные дыры.
С этого дня я превратился в накопителя и потребителя. Моя жизнь очень быстро подбиралась к тому идеалу счастья, который я себе придумал.
Я делал кино! Даже во сне, я разговаривал сам с собой, обсуждая новые проекты. Прошло пару лет и, я совершенно забыл о Даше. Театр давал доход, но он бы лишь крошечной долей от всего остального. Клубы, кинотеатры, фильмы, мюзиклы.
Прошли годы. Я жил с девушкой Элен и собирался отвезти её в Париж, о котором она долго мечтала.
Я отснял крайнюю серию в своём новом сериале и возвращался домой позже обычного. На ветке возле дома, сидела чёрная птица. Я видел её пристальный взгляд голубых глаз, и что-то ёкнуло внутри, как оборвалось.
Утром за нами приехало такси, но я ни минуты не спал в эту ночь.
Глава 2
Париж
О, Париж! Я был здесь так много раз, что утерял весь шарм этого города. Маленькие улочки, тесные ресторанчики, наглые таксисты. Кто-то сказал мне однажды, что можно пройти весь город – насквозь за сорок пять минут. И сколько я не пробовал, вечно плутал часами, пока сумрак не накрывал Париж, и вот тогда, он и показывал своё истинное лицо. Многонациональный город выкладывал все свои секреты.
Музыка, танцы, весёлый смех и множество аппетитных ароматов. Каждый дворик пытался обыграть соседний в кулинарном состязании.
Каждый видит то, что желает. В молодые годы я видел карнавал красок и чувств, а сегодня, прятался в дорогих отелях, дабы забыть всё настоящее и пьянящее, чем привлекателен истинный Париж.
Но я по-прежнему любил этот город за первый поцелуй с любимой девушкой.
Поймите правильно, поцелуй, конечно, был далеко не первым, но я уверяю, что Парижу, «городу влюблённых», было не стыдно за моё мастерство.
Сегодня я привёз сюда Элен. Молоденькая смазливая девчонка, впервые в Париже. Дивная бирюзовая шляпка и волнующий гофрированный платочек, окружающий её тонкую шейку, голубое платье в мелкий чёрный горошек – всё было созвучно французскому шансону, что звучал в такси. Восторженная и неугомонно болтливая – всегда и всюду, и особенно сегодня, когда я стал феей-крёстной, исполняя все её самые заветные желания.
Возможно, именно за эту восторженность я и любил её уже целый год. Представьте, в любое время года она напоминала – май, цветущий, яркий, такой желанный. Она радовалась всему, что я дарил ей. Каждая мелочь, казалась ей сокровищем. Словно нищенка в королевском платье она ценила моё внимание и хорошела с каждым днём.
Из домика на окраине села, из места, которого даже нет на карте, она прямиком попала в постель к модельному директору. Смазливая мордашка покоряла фотографов днём, а вечером работала в эскорте, где я и заприметил её.
Через неделю мы стали жить вместе. Ей завидовали все, а я завидовал себе. На тот момент, меня всё устраивало, а она была «на седьмом небе» от счастья.
Ей повезло в этой жизни почти во всём, кроме двух вещей – наличия мозгов и покладистого характера. Истинная стерва. Мягкая и пушистая на вид, на всё готовая, но стоит показать ей хоть один взгляд равнодушия, и она в лепёшку расшибётся, сожрёт всех конкуренток, и всё ради того, чтобы ты ещё раз ущипнул её за ягодицу. Всегда любил таких. Слегка сомневаюсь в слове – любил, точнее сказать – желал. Кот ведь тоже желал сметану и сливки, прежде чем погреть пузо на солнышке. Но всё это было до описанных ниже событий…
Теперь не знаю, как правильно определить время своей истории. Можно было начать с её завершения, но я куда лучше помню её начало, а мне бы хотелось посвятить вас во все тайные закоулки своей судьбы. И Париж, вполне подходящий город, чтобы взглянуть со стороны на мои грядущие перемены. Скажем так – ощутить контраст.
Мы заселились в президентский номер в отеле
Le Meurice на улице Риволи, 228. Напротив – сады Тюильри, Вандомская площадь, Лувр и Елисейские поля, Парижская опера и Площадь Согласия. Роскошные апартаменты Belle Etoile Royal Suite, почти пятнадцать тысяч евро за сутки. И весь этот королевский пустячок в 300 квадратных метров на седьмом этаже отеля с видом на Эйфелеву башню. Что ещё нужно для счастья?
Многие кинут в меня камень за излишний пафос. Да, господа, вы правы! Но тогда я был полностью подвластен своим пагубным желаниям и безудержному транжирству.
Вечерний Париж раскинулся во всю ширину веранды морем огней, но шум машин не напрягал, он был слишком далеко. В иной реальности.
Не распаковывая вещи, я сел в удобное кресло и любовался мерцающими огоньками, позволяя своему натруженному мозгу передохнуть. Они казались мне крошечными золотыми монетками. Деньги, деньги, деньги, а что вы удивляетесь? Я продюсер, и деньги – моя работа. Без них я сапожник – без сапог, делающий ставки в казино без фишек.
Должен признаться честно, что тогда, я любил деньги больше всего на свете, но всё меняется… Это не значит, что я стал любить их меньше, нет, просто многие вещи на Земле приобрели похожий статус. А иные люди стали бесценны.
Пока Элен восторгалась номером, я купался в лучах света, а мой мобильный телефон гудел как трактор, словно весь мир хотел взять меня за горло.
За шумом душа слышался голосок Элен. Видимо докладывала маман, что прибыла в город своей мечты.
Под эту журчащую трель я почти заснул и не придал значения тому, что услышал. Телевизор был включён на русский канал, и очередной мыльный сериал смешался с шумом воды и голосом Элен.
– Коля, мы уже в номере. Как быстро подействует содержимое флакона?
– Элен, не паникуй! Через пару часов. Но как только отключится, делай ноги. Надень тёмный платок и сутулься, это пугает парижан.
– Я не паникую. Так, слегка боюсь. Он сказал, что меня легче убить, чем бросить. Уж больно я много знаю. А что я знаю, Коля? Вот что? И зачем я должна сутулиться? Прилететь в Париж, чтобы выглядеть как старуха Шапокляк?
– Прекрати рыдать громче душа! Я и так ничего не слышу! Когда вернёшься, мы это выясним. А сейчас перестань капать мне на мозги и сделай дело!
И умоляю тебя, ничего не пей. Ничего – является понятным для тебя словом?
– Ты думаешь, он меня отравит?
– Нет, детка, превратит в царевну лягушку!
– В этом номере я даже каплю в душе не слизну.
– Элен, душ не мороженое, чтобы его лизать. Делай дело, мы уже не укладываемся в график.
Я слышал, как дверь ванной комнаты захлопнулась, и на балкон выплыло полуобнажённое тело Элен с двумя бокалами.
– Дорогой, я принесла тебе виски со льдом, а себе налила шампанское. Ты не против, Котик?
Конечно, я был не против, но попросил ещё льда и бутылку виски, чтобы отметить эту волшебную Парижскую ночь, как полагается.
Когда Элен вышла, я высыпал ей в бокал шампанское кое-что, что не помешало бы мне провести эту ночь по своему усмотрению.
Пока я тянул разбавленное виски, Элен исчезла, и я нашёл её в постельке, спящую как Ангелочек. Это показалось мне странным, но было как нельзя – кстати.
Времени оставалось мало. Я затянул галстук, заправил рубашку и, вытащив чемодан из шкафа, ринулся к выходу. Такси уже было в глубоком ожидании. Я опаздывал на самолёт.
Огоньки продолжали мелькать за окном, собирая на мою ладонь яркие монетки, и вдруг мне показалось, что воздуха не хватает и першит в горле. Открыв окно, я впервые так чётко ощутил гул этого города. Его споры, склоки, речи о любви и слёзы от измен.
В Аэропорту «Шарль де Голль», всё прошло, как и задумывалось. Я нырнул в бизнес класс и минуты потянулись как часы, отстукивая в моих висках, свой ход. Рядом сидел человек с поднятым воротником пиджака. Косо взглянув на меня, он достал журнал с рекламой дорогих часов и машин, и погрузился в это чтиво с завидным усердием.
Я слегка вздремнул, но, когда очнулся, моё горло было сдавлено с невероятной силой. Я лежал в проходе, а тело, уже не подвластное мне, билось в конвульсиях.
Кто-то пытался перевернуть меня на бок, я начал кашлять, извергая кровяные полосы по всему ковровому покрытию самолёта.
Это было целую вечность! Невероятно больно! Господи, так больно, что и сейчас я весь дрожу, вспоминая тот день.
Всё, что было во мне, продолжало выходить окровавленными рвотными массами, при этом я потел и впадал в состояние галлюцинаций, где моё тело поднимали высоко над землёй, и боль отступала.
Я умер в тот момент, когда мы приземлились в Москве. И где-то вдали послышались сирены скорой помощи.
Заплакала стюардесса, славная смелая девчушка. Она до последней минуты тянула меня из лап смерти.
Шушукались пассажиры, но их не пускали за шторку, чтобы взглянуть на труп. А так хотелось. Я чувствовал, как нарастало их нетерпение, когда врачи поднялись на борт и стали перекладывать меня на каталку, пристёгивая ремнями. Это позволило пассажирам эконом класса раздвинуть шторку, и тогда я услышал истошный крик, словно голосили все бабы на свете, как это было принято на похоронах в древние века.
Я видел её глаза. О, да. Не стоит напоминать мне, что я умер. Это было неоспоримым фактом, но её глаза я помню так чётко, что мог бы нарисовать их. Впрочем, мои глаза были закрыты – я был мёртв и не имел ничего, кроме чувств. Они даже усилились многократно, несмотря на бездыханное тело. Я не только видел людей, но и слышал их мысли и чувства, видел их ауру, словно в самолёт проникла радуга, наградив каждого своей благодатью. Лишь один человек оставался серым внешне и чёрным изнутри. Он выскочил из салона, как только открыли дверь, впуская медиков.
В «скорой», молодой доктор пытался реанимировать меня, но, когда силы и упорство окончательно иссякли, он сдался, закрыв лицо руками. Упакованный в чёрный мешок я продолжал свой путь до морга.
Я был первым покойником у неопытного, но старательного доктора и, сообщая в диспетчерскую, тот чуть не плакал, голос его дрожал и руки тряслись.
Сомнения не было – я умер, но никакого света в глубине тоннеля, лишь пустота и темнота, бесконечная как космос. Я плыл в ней, постоянно уменьшаясь, словно бы тая, пока не превратился в крупинку. Затем уменьшился до не существования и…
Вздох и я ожил.
Раньше, я не знал, что так сложно выбраться из чёрного пакета для трупов. Ободрал себе пальцы о молнию, я чуть не задохнулся, пока меня наконец-то не выпустили на свободу.
– Чудо! – всплеснула в ладоши медсестра, а водитель ударил по тормозам и резко остановился на обочине.
Мне начали мерить давление, пульс, температуру. Все показатели были в норме. Кардиограмма сердца не выявила никаких отклонений, и мне позволили сесть. Я почувствовал лёгкое головокружение, но пересилил себя и никому не сказал об этом.
Врачи уговаривали проехать с ними до больницы, но я вышел у станции метро, благо мой багаж они тоже прихватили.
Прощание было тёплым. Молодой доктор – прослезился, а я, слегка ошалевший, дождался пока они отъедут и сел на лавочку, чтобы немного подумать над случившимся.
Местность была незнакомая, мелкий дождь попадал мне на лицо и за шиворот рубашки, воскрешая с каждой секундой. И не только моё измученное тело, но и мою память.
Вы знаете, что такое память? Это всё вольное и невольное, что мы запоминаем и храним. Я помнил, как пил виски со странным вкусом, я помнил – как умирал, я помнил тех людей, что наблюдали за этим. И её я тоже помнил! Ту девушку, что истошно кричала в самолёте.
Это было как кино, снятое лично для меня, со всеми подробностями и показанное на замедленной перемотке.
Ощущение было очень странное. Словно этот новый механизм был установлен в моей голове, предлагая не напрягаться. Просто затребовать нужные данные, и они тут же появлялись у меня перед глазами.
Я приехал в Москву на очень важную встречу, её просто нельзя было отложить, но теперь дел прибавилось.
Я поймал такси и сделал первый звонок после смерти.
– Максим, это Дмитрий. Прости, что так поздно.
Голос не был сонным, а вот удивлённым был. Я слышал, как бьётся его сердце, часто, часто. И он сглатывает слюну, чтобы ответить мне.
– Да, я ждал твоего звонка. Встретимся в назначенное время. Бумаги готовы.
Я сказал таксисту место назначение, и мгновенно вспомнил тот разговор, что слышал в душе.
Тогда, в Париже он казался мне колыбельной. Я подумал, что она звонит своей маме, но сейчас я вспомнил её слова. Она разговаривала с мужчиной, обсуждая, как скорее избавиться от меня.
Часть этого разговора я прокручивал в своей голове раз за разом, пытаясь понять, за что эта девочка поступила со мной так жестоко.
– Коля, мы уже в номере. Как быстро подействует содержимое флакона.
– Элен, не паникуй. Не менее четырёх часов. Но как только он отключится, делай ноги. Надень тёмный платок и сутулься, это пугает парижан.
– Я не паникую. Так, слегка боюсь. Но он сказал, что меня легче убить, чем бросить. Уж больно я много знаю. А что я знаю, Коля? Вот что?
– Прекрати рыдать громче душа! Я и так ничего не слышу! Когда вернёшься, мы это выясним. А сейчас перестань капать мне на мозги и сделай дело… И умоляю тебя, ничего не пей. Ничего – является понятным для тебя словом?
– Ты думаешь, он меня отравит?
–Нет, детка, превратит в царевну лягушку! – В этом номере я даже каплю в душе не слизну.
– Элен, душ не мороженое чтобы его лизать. Делай дело, мы уже не укладываемся в график.
Я не знал кто такой этот Коля, но виски не зря имел такой странный привкус. Эта стерва что-то подсыпала мне в бокал и притворилась спящей, и когда я сбежал из номера она точно знала, что я ходячий труп. Непонятно было одно, почему она так правдоподобно орала в самолёте, когда я умер? Ничего, найду её, и все перья из этой куропатки выдерну. Она мне этого Колю, мигом сдаст. Я целый год купал её в шампанском, и вот мне награда – смерть. Париж больше никогда не будет прежним. Она убила мой «город любви» вместе со мной. Вадик был совершенно прав, не доверяя этой женщине.
Такси притормозило у парка, и щедро расплатившись, я вышел на свежий воздух.
Дождь разошёлся не на шутку. Я стряхивал капли дождя с пиджака и ёжился от холода. Москва – не Париж.
Дождавшись, пока машина скроется за поворотом, я направился в парк. Под табличкой «По газонам не ходить» я отрыл свой клад, спрятанный два дня назад, до отъезда. Этой же табличкой и вырыл, выдернув из земли. Достаточно шустро для тёмного времени суток.
В непромокаемом пакете лежал пистолет. Я проверил затвор и сунул его в карман.
Послышался гул мотора и на большой скорости подъехала знакомая машина. Хозяин авто очень постарался, чтобы его малышка выглядела эксклюзивно.
Двухместный кабриолет был покрыт тонким слоем серебра со специальным напылением. И когда включалась специальная подсветка, на большой скорости машина напоминала летательный аппарат из «Звёздных войн».
Из машины вышел мой старинный друг и обнял меня как-то слишком крепко, словно знал о моей недавней кончине.
Дождь прекратился, и выглянула бледная Луна. За ней, вернулись на небо звёзды. Я вспомнил, как когда-то, в студенческие годы, мы ходили с Максом в поход. Гитара, шашлык и красивые девочки. Почему так происходит? Мы постоянно меняемся, но небо юность возвращается к нам – ежедневно, нужно просто смотреть выше своего носа.
– Димка, не думал, что ты решишься?
– Кто не рискует… Документы привёз?
– В машине оставил.
– Неси быстрее и разойдёмся. Твоя машина, как свет маяка, заметна на километры. Лучше встретимся через неделю и отдохнём, в караоке попоём. Ок?
– Отличная идея. Давно не встречались без суеты.
Как только Макс подошёл к багажнику, прозвучал выстрел, глухой такой, невнятный. Моё ухо обожгло чем-то горячим. Кровь потекла за воротник, стоило прикоснуться к ране. Макс лежал бездыханным у моих ног, нежно обняв колесо, так, как обнимают любимую женщину. И в этом был смысл, он любил эту машины больше пяти своих жён.
Я закрыл ему глаза и открыл багажник. Там лежали документы, за которыми я пришёл.
Сунув бумаги за пазуху, я хотел убежать, но…
Второй выстрел прозвучал куда громче первого, и пуля пробила стекло машины, прихватив часть моего сердца.
Я умирал, но сил хватило на то, чтобы обернуться.
Этот человек, стрелявший в меня, был мне знаком. Моя новейшая память не знала погрешностей, а значит, сегодняшней ночью мы уже встречались…
Истекая кровью, я всё же успел выкинуть пистолет в кусты.
Убийца не спешил покинуть место преступления. То, что ему было нужно, лежало в полах моего пиджака.
Он кинулся ко мне, но кто-то крикнул из дома напротив:
– Помогите! Человека убили!
Незнакомец сомневался несколько секунд, придерживая меня от падения, но страх за собственную жизнь – пересилил и, отшвырнув моё тело, тот убежал. Но то, что я запомнил его лицо, утишало меня до последнего вздоха.
Глава 3
Я тебя никогда не забуду
Очень холодно, невыносимо холодно и темно. Начинаю ощупывать пространство и себя самого. Длинный железный ящик, а я голый, даже простынкой не прикрыли.
Я помню, как меня привезли сюда, затем, бесцеремонно раздевали, срезая одежду, царапая кожу и при этом посмеиваясь над моими оголёнными частями тела. Понимаете, о чём я?
Смерть человека была поводом для смеха, тело – поводом для глумления. Гнев зарождался во мне, медленно, но неутолимо рос, стоило мне представить, что после смерти наши тела продолжают страдать и дальше. В них ещё жива память о жизни, о свете, о любви.
После меня на очереди была хорошенькая девушка, погибшая в ДТП, и эти уроды так обрадовались новой игрушке, что засунули меня в холодильник. Я словно бы был свидетелем их грязных забав. Если бы она могла кричать, то кричала бы, куда сильнее, чем во время аварии. Стыд всегда сильнее боли. Даже мне, пятидесятилетнему мужчине были омерзительны их действия, а уж юной девушке и подавно. И кто набрал на работу в морг этих уродов?
Я стал стучать и кричать. Мои силы росли с невероятной быстротой и, выбив замок, я выкатился наружу.
Девушка лежала в непристойной позе с таким измученным лицом, словно чувствовала, как над ней надругались уже после смерти.
Я накрыл её простынёй, бережно сложил руки на груди и пригладил волосы. Когда я наклонился, чтобы закрыть ей глаза, то увидел крошечною слезу. Мёртвое тело не могло плакать, плакала душа…
В помойной корзине я нашёл рваную одежду и пустой кошелёк, правда с банковскими картами и, целую папку документов, щедро измазанную кровью.
Одежда была испорчена, изодрана, изрезана, а в области сердца зияло пулевое отверстие, размером с пуговицу. Я вновь был реальным трупом, но след на коже почти затянулся, а в холодильном контейнере я нашёл пулю. Организм вытолкнул её, но времени потребовалось гораздо больше, чем в первом случае, когда меня отравили. Хотя, ещё надо разобраться, чем меня травили. Изощрённая была казнь, как и человек, придумавший её. Тело излечилось от яда, но каждая клеточка мозга, помнила эту боль. Выстрел в сердце, может показаться укусом комара по сравнению с ней.
Ругая себя за излишние размышления, я стал искать одежду. Чтобы прикрыть наготу, воспользовался больничным халатом. Окровавленные документы сложил в мешок для мусора и вышел на улицу.
Холодное влажное утро забиралось под скромный сестринский халатик, и я дрожал всем телом, пока не увидел тех двоих, что работали в морге.
Вы спросите, как я узнал их? Я их помнил. Их мерзкие голоса, их дыхание и шаги. Их перекошенные от дьявольского смеха, лица. Я узнал бы их в толпе многомилионного города, но сейчас я даже не напрягал свою память.
Они сидели на лавочке и ждали первого автобуса. Но, когда он пришёл, их уже там не было.
Я разделался с ними – молниеносно, свернув шеи, и оттащил за прачечную морга, а там, кинул в канализационный люк, предварительно раздев.
Штаны и ботинки одного недочеловека и рубашка другого, пришлись мне впору и, сморщив нос, я надел эти вещи. Затем, я пошёл на остановку, совершенно согревшись.
Я ничего не почувствовал когда убивал их, они заслужили этого. Тогда, я впервые спросил себя – А были ли они людьми? Хотя, что гадать, когда сам напоминаешь зомби. Руки так и чесались запустить пилотную серию – Смерть в самолёте. Отличный получился бы фильм!
Слегка замечтавшись и успокоившись, я запрыгнул в пустой автобус.
В прихваченной куртке оказался проездной и сидя в автобусе, я думал, что дала мне это смерть?
Прошлая – позволила запоминать то, что обычному человеку не под силу. А эта? Сил вроде прибавилось. Но это спорно. Подёргал поручень, держится крепко, оторвать не смог. Нет, причина в чём-то другом.
Меня клонило в сон, и я вновь увидел ту мёртвую девушку, а потом, ещё одну и ещё… Они были ещё живы, когда эти мерзавцы издевались над ними. Они плакали и кричали, молили о пощаде, но в конце всё равно погибали.
Вседозволенность разрушает сознание. Каждую ночь, творя такое в морге, они однажды сделают это с живой девушкой, и это только начало. Я свернул голову будущим маньякам. Тот дар, что был мне дан за пулю в сердце – будущее. Я видел будущее! Люди, как крошечные муравьи выбирали свою дорогу, но не всегда жизнь бывает любезна с ними.
Следующую неделю я провёл как во сне.
Первый душ занял целые сутки. Я старался отмыться от чужих и своих мерзостей. Тёр себя мочалкой до красных пятен, почти сдирая в кровь нежные места своего тела. Я старый, но местами нежный – так можно было бы пошутить, но не в этот раз.
Вернувшись в парк, где уже сняли ленту полицейского ограждения, я с первого раза нашёл свой пистолет, закинутый в кусты. Постояв минуту над бурым пятном, я достал из машины букет и положил его ровно в центр. Это была кровь моего друга. Тридцать лет и пять минут дружбы. Покойся с миром, дорогой Макс! Я достану этого гада и разорву его на мелкие части за каждую минуту нашей дружбы.
Затем я перезарядил пистолет и отправился гулять по улицам Москвы. Стоило мне притормозить, я видел, как мир меняется. Дома растут, дороги становятся шире, а люди надевают новые маски безразличия, ещё хуже, чем теперь.