#КрымВсем

– А табло на что висит в зале? – холодным взглядом женщина впервые посмотрела на меня, повысив голос для убедительности. – Рейс задерживается по причине сложных дорожных условий.

– Ладно, понятно всё, – я развернулся и, сдержавшись от своих комментарий в адрес диспетчерши, которые ей, по-моему, вообще были безразличны, вышел на душную улицу. Сервис Крыма приветствовал гостей полуострова запоминающимся приёмом. Мне не в первой, конечно, поэтому я проглотил и быстро забыл. Главное, вроде бы не опоздали на свой следующий автобус.

На посадочных платформах суета и людской гвалт. Непрерывно подъезжающие автобусы даже моторы не глушили, обдавая людей жаркими потоками выхлопных газов. И к ним – струйки людей, просачивающихся в узком проходе решёток ограждений вокруг мест ожидания. Суетливые, изможденные.

По-свойски здесь чувствовали себя только пожилые бабки с табличками «Сдаю Комнаты». Одна из них ругалась с молодым полицейским, который уже не в первый раз абсолютно беззлобно выводил её с посадочных платформ, оправдывая свою настойчивость замыленной фразой «не положено». Бабка скандально вопила:

– Ишь, ты! Молодой, а такой наглый! Ты бабушку дохода лишаешь, куска хлеба! Не стыдно?!

Бабульку потрясывало от возмущения:

– Чтоб и тебе пусто было! Понял? Вот увидишь, моё слово действенное. Вспомнишь ещё!

Другие бабки-зазывалы, что вальяжно сидели на горячих скамеечках вместе с ожидающими пассажирами, успокаивали её, просили не нарываться, а та, неугомонная, им в ответ:

– А ты меня не учи. Я знаю сама, что надо мне делать, а что нет. Что хочу, то и делаю!

Полицейский в очередной раз выводил старушку и удалялся, а бабка снова семенила к выходящим из автобусов новым приезжим, после чего снова выдворялась с платформ терпеливым надзирателем.

Я сидел рядом с Лесей и смотрел на это представление. Бабка явно была не адекватна. Ажиотаж начинающегося курортного сезона приводил к обострению её отклонений.

В конце концов, полицейский предупредил:

– Ещё раз нарушите, отведу в участок.

Устав от этого сериала, я посмотрел на Лесю и предложил:

– Может, пойдём, погуляем?

– Куда? А если автобус придёт? – округлила глаза она.

– А мы его вон там подождём. – Я кивнул в сторону поворота с улицы, откуда весь пассажирский транспорт въезжал к вокзалу. – У того храма.

На противоположной стороне привокзальной площади празднично возвышался церковный комплекс. Я не сразу его и заметил в этой суете. А теперь глаз хотел рассмотреть его в подробностях, такой изысканной была его архитектура.

Казалось, что весь ансамбль был вырезан искусной рукой из белого, празднично сияющего в солнце, камня. Главный храм не взлетал ввысь лёгкими линиями, а уступами широкой пирамиды поднимался к своей верхушке, которую завершал гранёный зеленый купол с золотым крестом. Уступы волнами округлялись островерхими кокошниками, в которых были вписаны изображения крылатых херувимов и лики святых. Яркие разноцветные краски делали их жизнерадостными и добрыми. Невысокая звонница окружена короткой колоннадой из округло утолщенных по середине колонн в старорусском стиле. Такие же были вписаны и в узорные стрельчатые окна.

Храм выглядел резным теремом, белые каменные узоры которого были покрыты драгоценной зеленью кровли, и горящими в солнце пятью свечками крестов.

Я испытывал эстетическое наслаждение работой неизвестного мне мастера. По сравнению с этим шедевром здание автовокзала в лучшем случае выглядело приплюснутым к земле пляжным павильоном. Его стены тоже были выкрашены зеленой краской, как и кровля храма, но смотрелся этот цвет холодным бездушным пятном проходного общественного места. Ещё эти толпы неустроенных людей в транзитном настроении и высокая сетка забора, сковавшая простор площади.

Мы прошли через узкий проход в заборе на выщербленный асфальт старой пешеходной дорожки, идущей вдоль площади. Колёсики нашего чемодана застучали на её трещинах, а сам чемодан каждый раз норовил завалиться в бок, постоянно попадая в неровности. Я укрощал его весь наш короткий путь, и в итоге мы вышли на улицу, остановившись на минуту в теньке большого раскидистого дерева. Слева стояла остановка городских маршрутов, справа – выбеленные стены храмового комплекса.

Я включил камеру и стал снимать сказочный терем. По углам комплекса с этой стороны кованные зубастые волны ограды упирались в массивные башни в виде шахматной туры под покатой кровлей. Мы прошли вдоль улицы к высоким широко распахнутым воротам, которые приглашали войти. Двор комплекса вызывал восторг. Укрытый зеленью виноградников и финиковых пальм, он манил уютом и тишиной. Леся не стала заходить, оставшись с вещами снаружи, я же коротко обошёл кругом главный храм по мощёной дорожке, – таясь возможных запретов, снимал понравившиеся виды.

Резные скамейки, небольшой фонтанчик в стороне от дорожки, белые каменные слоники – нотка далекого востока в оплоте православия. Уже на выходе я увидел массивную табличку: «Архиерейское Подворье митрополита Феодосийского и Керченского». Богато живёт, однако!

Выйдя на улицу, я заметил припаркованный напротив ворот старый фургончик яркого желткового цвета. Видимо, недавно подъехал. Я подошёл ближе. Его борта давно потеряли глянец и ровность покрытия, во многих местах сквозь вздувшуюся краску пробивались мелкие пятна ржавчины.

Боковая дверь была открыта, а хозяина авто рядом не было. Я коротко взглянул вовнутрь. Не смотря на общий бардак и разбросанные прямо от двери и вглубь верёвки, кастрюли, пакеты и пластиковые бутылки, я увидел, что салон фургончика, просто и функционально был переоборудован в жилое пространство. В глубине – широкое лежачее место, шкаф с рундуками и подъёмный маленький столик. Окна занавешены плотной тканью, неровно висящей на стальной проволочке, растянутой вдоль потолка. Заметил я и новенькую светодиодную ленту, приклеенную сверху по периметру салона. До сих пор такие фургончики я разглядывал только на экране ноутбука в ютубе, и первый раз – вживую.

– Привет! Интересно? – сбоку смеялся, глядя на меня, молодой худощавый парень с редкой юношеской бородкой, загорелый до глубокого бронзового отлива суховатой кожи. Грубая, как будто холщовая, рубаха свисала с узких плеч практически до колен. По лбу – тонкой чертой узкий кожаный шнурок, что не давал жидким длинным волосам развеваться на ветерке.

– Очень интересно, – улыбнулся я в ответ. – Хочу себе автодом соорудить такой же, но пока только присматриваюсь, как у других получается.

– Да легко и непринужденно получается, если не по-богатому делать, а как у меня.

Молодой путешественник подошёл к дверному проёму и кинул внутрь ещё одну канистру, на половину наполненную водой. Потом вытер руки о тряпку, висящую на подголовнике переднего сидения.

– Что, тут и кухня есть? – спросил я.

– Ага. И плитка газовая, портативная.

– Отопитель?

– Есть. Автономный, запитанный на топливный бак.

– А с электричеством как?

– Второй аккумулятор через реле подключен к генератору.

– Всё, как я хочу сделать, – мечтательно протянул я.

– Сделаешь, если надо будет.

Молодой водитель легко посмотрел на меня и спросил:

– Сам откуда?

– С Урала. Ждём здесь автобус в Коктебель, который опаздывает.

– А я из Питера. Меня Кит зовут, – парень протянул руку и крепко пожал мою. – Я так-то тут проездом, остановился номера протереть и фары, тоже в Коктебель еду. Подвезти?

– Да у нас куплены билеты уже. Правда, автобус опаздывает уже на час и неизвестно, когда прибудет.

– Тут ехать-то каких-то 20 км, а билет копейки стоит – не жалко. Давай со мной.

Он так легко это сказал, что и мне легко было согласиться. К тому же был шанс чуть больше узнать про его фургончик. Оставалось только Лесю позвать. Я быстро подбежал к ней и перехватил из её рук чемоданную ручку, за которую она держалась.

– Бог с ними, с билетами. Ждать не хочется. Поехали на машине, нас зовут там, – я махнул в сторону жизнерадостного фургончика.

Олеся отдала мне чемодан и молча последовала за мной знакомиться.

– Кит, – коротко представился наш новый знакомый и кивнул.

– Олеся.

– Артур, – я вспомнил, что до сих пор ещё не сказал своё имя.

– Очень приятно. Ну что, согласны?

Я взглянул на Леську. Она явно была не против. И я согласно кивнул добродушному водителю. Кит ловко подхватил наш чемодан, закинув его на кучу бытового хлама в салоне своего авто. Нам он предложил сесть спереди, на два пассажирских сидения.

Громко газанув, мы резко дёрнулись с места и покатили вдоль мелькающих тенями деревьев и солнечным светом зеленых газонов. Фургончик натужно загудел, оставляя позади храм-терем.

– Я не просто так там остановился – перекрикивая шум мотора, начал разговор Кит. – Заехал на храм посмотреть по рекомендации коллег. Я историк, сейчас с археологической экспедицией в Керчи работаем, проверяем участки под строительство трассы. Работы просто куча!

– А в Коктебель зачем? – поинтересовался я.

– Да к друзьям на недельку. Завтра там большой музыкальный фестиваль проходить будет. Отдохну немного. А вы, как я заметил, тоже подворьем заинтересовались?

Кит, не отрываясь от дороги, легко переходил с темы на тему.

– Ага, красивое очень – сказал я.

– Построено в 19 веке в старорусском стиле семнадцатого века. Строилось почти 70 лет на народные деньги жителей Феодосии.

– Ух-ты – только и сказал я. – ты и это знаешь?

– Ага, я же историк.

Вот так, болтая, мы проехали по узким улочкам Феодосии, выведших нас к старой трассе, что прорезала тонкой ленточкой невысокие каменистые холмы, начавшиеся сразу за городом. А дальше щербатый разбитый асфальт то выбегал на высушенные травяные пустоши, то вновь окунался в заросли низкого кустарника. Фургончик трясло, он натужно гудел, тащя нас в гору. Но уже скоро мы вдруг оказались над холмами, выскочив на небольшое плато. Полотно дороги выровнялось более свежим асфальтом, и нас перестало трясти, и в этот момент впереди в сизой дымке показались островерхие вершины. Я сразу узнал очертания Карадага, который я никак не мог забыть с последнего, более 30 лет назад, моего посещения поселка Планерское, что теперь вернул себе название Коктебель. Теперь мы легко летели под горку в долину перед грядой далеких ребристых вершин.

Разговор наш весь путь ни на секунду не останавливался. Отвечая на мой банальный вопрос: «а что нам посмотреть в Коктебеле?», Кит разложил перед нами рейтинг достопримечательностей посёлка и исторических сведений о них. В первую очередь был упомянут М.Волошин. По версии Кита, сто лет назад именно он подарил этому месту статус курорта для людей искусства. Там бывали и подолгу жили многие художники, писатели и поэты, литературные критики, хореографы, актеры, а с недавних пор и известные телевизионщики. Дом-музей, могила Волошина и его жены были в приоритете для посещения. Следом шли природные достопримечательности: Мыс Хамелеон, Тихая бухта, Карадаг, заповедная территория которого была закрыта для свободного посещения, но с биостанции можно было пройти экологическим маршрутом с организованной группой. Отдельно, упомянули гору Клементьева, где ещё в тридцатых запускались первые планеры Сергея Королёва.

– Вот, пожалуй, и всё, – пожал плечами Кит. – Да! Завтра музыкальный фестиваль будет. Можете на него попасть. Модное мероприятие.

– Хорошо, – как человек, не столь далекий от музыкального творчества, я не исключал этой возможности.

– Конечно, Коктебель – это особое место, – перекрикивал рёв мотора Кит. – В первую очередь, ландшафты, природа. В прошлом году прямо на берегу я там встретил одного мужичка. Он подошёл ко мне, извинился, и спрашивает так в лоб, без предисловий: зачем люди едут в Турцию? Я ему говорю, что там природа интересная, море, горы, история опять же древняя у тех мест. А он мне в ответ: «а чем тут хуже?» Я ему – «да, ничем не хуже». А он – «вот и я говорю, ничем! И ехать далеко не надо». «Я вот, – говорит, – живу в Евпатории, а каждую весну сажусь на машину и еду сюда, дышать этим воздухом». «Травы, – говорит, – здесь особенные, целебные». Спрашиваю его: «А что? В Евпатории хуже?». А он: «Да что там такого? Море и ровная степь. Глаз не на что положить». Я ему: «Грязи мол, целебные». А он: «да изгадили уже все грязи санатории эти». Короче, мужик, фанатом Коктебеля оказался. А может просто поговорить хотел с кем-нибудь.

– Понятно – сказал я.

Через 20 минут мы уже пронеслись под металлической узорной аркой с романтическим названием «Страна Коктебель». Всю дорогу я больше слушал нового знакомого, чем говорил сам. Во-первых, инициатива была за Китом, он не переставал рассказывать историю за историей. С другой стороны, болтливый попутчик – находка для путешественника, – этот принцип я вывел давно и регулярно пользовался им. Да и, сказать по-честному, не так часто мы бывали в Крыму, чтобы стать экспертами по этим местам. А сама поездка на море для нас всегда была самоценным событием, так что не до интересных деталей. Что нам рассказывать? Какое море соленое? Или как вода уходит вдаль до самого горизонта, и мы в ней плаваем? Как раньше тряслись трое суток в поездах, чтобы только полежать на горячем пляже и поплавать в воде нормальной температуры? Такое никому не интересно. Да и не такой уж я одаренный рассказчик, чтобы банальные события своей жизни превращать в увлекательную историю. Поэтому больше говорил Кит, а мы слушали, успевая при этом смотреть за окно фургона на крымские ландшафты.

Узнал я, конечно, и про фургончик, на котором ехали, и про раскопки в Керчи, и про тему его аспирантской работы: «Крым в период Великой Болгарии – история полукочевых племен полуострова». В общем, всё, что ему было интересно и важно, он выкладывал, не смущаясь.

Олеся вообще не сказала за весь путь ни слова, будто её и не было рядом. Я иногда брал её за горячую руку, чтобы только убедиться, что она рядом со мной. Она тепло улыбалась мне и снова улетала взглядом в летящую за бортом даль. Она предпочитала молчаливый отдых.

3.

Кит резко сбросил скорость, не доезжая до посёлка, у скромной колоннады с надписью «Завод Коктебель» свернул влево на узкий асфальт, который превратился через какое-то время в старую бетонку. Энергично выкручивая руль то в одну, то в другую сторону и объезжая выбоины, он заставлял фургончик натужно скрипеть. Я же не обращал внимание на дорогу, я смотрел вперед. За невысоким решетчатым забором я увидел вытянутые вверх руки южных тополей, что выстроились на краю густой пышной зелени. Здесь был старый парк, по виду давно заброшенный.

Фургончик медленно зашуршал по мелкой гальке, которая неровно рассыпалась на дороге прямо напротив ржавых ворот, за которыми старые давно не стриженные туи склонились над широкой прямой аллеей, уходящей вглубь зеленой тени. Теперь под их ветками можно было пройти, только склонившись головой почти до пояса.

Я узнал это место. Когда-то здесь был лагерь. Пионерский лагерь, который выплывал теперь из памяти моего счастливого детства. Мне было тогда 12. И я помнил, что эти туи стояли стройными ровно подстриженными рядами, роняя на аллею зелёные свои шишечки. По этой аллеи мы бегали на зарядке и в спортивные дни. Жили в больших бараках из стекла и досок по 20 мальчишек. Ходили в туалет, что стоял в дальнем конце парка, в зарослях у забора. Где-то там, за деревьями был большой стадион, на котором я получил свою первую грамоту за какие-то там творческие достижения.

32 года прошло, если посчитать. И теперь я медленно проезжал мимо ржавой решетки ворот и тенистых заброшенных джунглей. Ничего не сказал попутчикам. Просто решил, что обязательно, как-нибудь надо будет пробраться сюда и пройтись по местам своего детства.

Кит же, что-то насвистывая, уверенно выруливал в сторону моря, мимо каких-то халуп и складов, а может быть гаражей, к яркой жилой высотке, стоящей за парком бывшего лагеря.

Потом он свернул к бетонной стене одного из гаражей и сообщил, что мы на месте. Слева, в узком проходе между строениями, показалась солнечная синь спокойного моря и пестрая рябь галечного пляжа.

– Ой, спасибо, большое спасибо, друг, – Леся через меня протянула руку нашему доброму водителю. Он коротко пожал её и, улыбнувшись во весь рот, сладко, по-детски картавя, ответил:

– Позялуста.

– Правда, Кит! Ты нам как подарок вручился в самый нужный момент, – добавил я.

Кит помог мне с чемоданом, когда я полез в салон, чтобы вытащить его, и между делом спросил:

– А где вы ночевать хотите?

– Да щас найдём какую-нибудь комнатку. Пока ещё не наехали сюда, места должны быть.

– А я тут подумал – айда к нам в свободный город.

– Куда? – улыбнулся я.

– Ну, к нашим, они на пляже стоят чуть в стороне. Мы так называем наше место.

Кит нагнулся и из под лежака вытащил большой, выцветший в пепельно синий цвет, чехол:

– Вот, у меня и палатка ещё одна есть, как для вас тут лежит.

Мы с Леськой переглянулись, и по её глазам я понял, что у неё нет ни одной причины сомневаться в этом варианте нашего проживания.

– Ну… Почему бы и нет.

– Конечно, – ещё больше оживился Кит, – Надоест там, в любое время снимаете комнату со всеми удобствами. А ненужные вещи можете у меня в машине пока оставить.

– Мы там никому не помешаем? – уже открывая чемодан, чтобы собрать всё нам необходимое для дикой жизни, поинтересовался я.

– Спокойно, вы со мной. – Кит вытащил последний убедительный аргумент.

Да мы, в общем-то, и не боялись. Не покатит, вернёмся к варианту из букинга.

Мы собрали в два небольших прогулочных рюкзака свои вещи, пока Кит договаривался с местными о парковке. И через семь минут уже ступили на горячую гальку пустого пляжа и повернули влево, прочь от обустроенной инфраструктуры в сторону пустой голубоватой линии между морем и песчаными обрывами.

Нет, пляж был не то, чтобы совсем пустым. Валялись на нём группками или одиночно местные нудисты. Да. Вот он был обычный городской пляж и в метре от него, за невидимой границей, он вдруг приобретал экзотический формат. Какая-то пожилая тётка трясла своими обвислыми грудями в компании спокойно беседующих мужиков. А чуть поодаль один пожилой пузатик провожал своим голым причинным местом уходящее на закат солнце, раздвинув ноги как лепестки цветка, видимо чтобы пестик тоже получил здоровый загар. А ещё взгляд сам собой нашёл жгучую молодую брюнетку, которая выпятила крутые бёдра в умопомрачительном наклоне и упиралась упругими мячиками грудей в белёсую гальку. Просто она что-то искала в своей сумочке.

Я, забыв даже о шагающей рядом жене, глазел невзначай на это лежбище любителей блеснуть натурой. «А вдруг кто на работе увидит белые места» – подумал я, мысленно усмехнувшись.

– Это ещё мало пока. Через две-три недели здесь тело на теле лежать будет, – заметил мой интерес Кит.

– Читал я про такие пляжи в Крыму, но вижу впервые, – ответил я в своё оправдание.

– Да это тут матрасники собираются. Ну, которые в отпусках как бы отрываются. Настоящие натуристы, те дальше обитают. Они другие. Вы ещё увидите.

Потом Кит вспомнил ещё кое-что:

– Кстати, моду эту Волошин из европ в Коктебель завёз. Прижилась вот, – сообщил нам наш экскурсовод.

Я многозначительно округлил глаза, переглянувшись с Лесей. Она у меня скромница. И никогда не была сторонницей крайностей. Хотя при этом всегда принимала особенности других спокойно, без осуждения. Мне же просто было любопытно.

Через некоторое расстояние слева круто поднимался глинистый, красноватый в послеполуденном солнце, склон, который покрывал узкую полоску пляжа своей тенью. Там людей практически не было. Парочка гуляла и всё. И на пару сотню метров дальше пустота. Туда мы и отправились.

Кит продолжал весело рассказывать о жизни на пляже. Потом махнул рукой в сторону становившихся всё ближе разноцветных пятен, колышущихся на ветру. Это и был Свободный город,

Название лагеря себя оправдывало. Мы подходили к маленькому городку, раскинувшемуся на крутом склоне колыханием разнообразных палаток и шатров, наспех собранных и стоявших тут уже годами конструкций. Там жили. Сизый дымок поднимался вдоль склона от небольшого костерка на пляже. Мелькали фигуры людей. Из лагеря, даже издалека, был слышен крик.

– И что? Ну поставил я тут свой стул. Ты место что ли купил?

– Это моё место! Все об этом знают. Уже много лет я здесь ставлю свой стул.

– А теперь я поставил здесь свой стул! Пляж большой, а привычки полезно иногда менять.

Кит заволновался и ускорил шаг. До лагеря оставалось несколько метров, которые мы пробежали за пару секунд. От крайней палатки нам открылась маленькая площадка с костровищем в центре, вокруг которого стояли разнообразные седалища да и просто валялись белые гладкие брёвна.

В центре круга стояли, в бешенстве глядя друг другу в глаза, два человека: совершенно худой, астенического сложения, и огромный под два метра ростом толстяк. Худой кричал:

– Ну что ты такой упёртый! Как баран!

– Ты. Дрыщ худосочный! – надвинулся на него здоровяк. – Это моё место!

– Да, на тебе твоё место! – мы увидели, как в море, описав широкую дугу по баллистической траектории, полетел лёгкий складной стул. Дрыщ, по терминологии здоровяка, продемонстрировал яростный порыв и зашвырнул мебель далеко в волны.

Толстяк медленно повернулся вслед за стулом, и, увидев его судьбу, неожиданно громоподобно взревел и бросился на врага. Это был его стул.

Каким-то чудом худому удалось увернуться от летящей на него массы и, не дожидаясь стартового сигнала, он рванул вдоль линии волн, пятками взметая за собой мелкие камешки.

Когда толстый, преодолев инерцию, повернулся, его противник набирал скорость уже в пятнадцати метрах от лагеря и не думал останавливаться.

Толстый победоносно выпрямился, из под нахмуренного лба тяжело глянул на свидетелей его победы, стоящих вокруг, и грузно зашагал к воде вылавливать свой стул.

Худой же метров в пятидесяти сбавил ход и теперь просто шёл, удаляясь от лагеря. Он вряд ли ожидал погони.

– Привет! Друзья! – жизнерадостно подал голос Кит.

Все повернулись к нему и, как в один голос, хором ответили:

– Привет!

Потом по очереди подошли, кроме толстого. Каждый обнял.

– Смотрю, у вас весело, – продолжал улыбаться Кит.

– Да уж. Хохочем ежедневно, – вяло прошептала высокая деваха, полупрозрачный балахон которой не скрывал от глаз голую грудь пятого размера с большими темными сосками. Грязно зелёный цвет балахона и копна пепельно черных волос почему-то рождали у меня красочный образ болота, водяных и ведьм. Ведьма продолжала:

– С тех пор, как приехал Кнут, они с Потапом выясняют отношения. Потапа ты знаешь. Ну и Кнут не сдаётся. Артачится.

Она взглянула на нас с Леськой, сперва заметив мою жену и оценив её целиком, потом задержав взгляд на мне.

– Это ребята со мной – дружелюбно повернулся к нам Кит. – В Феодосии познакомились. Это Олеся. Это Артур.

– Вы случайно, не король? – протянула насмешливо болотная ведьма, обращаясь ко мне.

Я только выразительно поджал губы, потому что мне даже сказать пока было нечего, и помотал головой.

– Жаль… – протянула деваха и, томно качнув бёдрами, от чего галька под её пятками скрипнула, поплыла к лежаку у костровища.

Мы за ней. Кит представил нас с Лесей всем, расположившимся вокруг огня.

– Это ПашА. – с ударением на последнюю гласную указал он на бородатого богатыря в полосатом халате, – он у нас оперу поёт.

– Павел, – сочным баритоном представился тот и протянул мне руку.

Это Тошка. – Кит показал на взъерошенного худощавого парня, брови, небритые клочки на щеках и жидкие волосы на голове которого выцвели и делали весь облик его неопределенным. Даже возраст никак не угадывался: то ли молодой, то ли в возрасте.

– Это Лиза.

Девушка, на которую указал Кит, была молодой – это было видно. Но – некрасивой. Немытые волосы, недружные между собой части лица. Зато большие трогательные серые глаза смотрели прямо и честно.

– Ночь – он указал на болотную ведьму. – На другие имена не откликается.

– А это Потап.

Он повернулся к толстяку, который хмуро тащил за собой по гальке мокрый пострадавший в ходе конфликта стул. Поставив его на центральное место прямо перед огнём и с лучшим видом на море, здоровяк грузно втиснулся в проём между подлокотниками седалища и придавил его собой.

– Ну, а там бегает Кнут, – неопределенно махнул рукой Кит в сторону пляжа и опустился на бревно рядом со стулом Потапа.

– Даже не поминай имени его! – обиженно встряхнул губами Потап.– Здорово, кстати.

Он протянул мокрую ещё руку в сторону Кита и пожал его ладонь, едва попавшуюся в пальцы.

– Да. Очень кстати. – Кит, извиняясь, посмотрел на нас с Лесей. – Поздоровайся хоть с гостями. Артур, его жена Олеся.