Падение с высоты собственного тела

Не понимаю. Опять ничего не понимаю, только гудки доносятся из трубки.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

Все когда-нибудь проходит – любил повторять ты. Я спешу к тебе и к себе, но больше к тебе. Сегодня праздник. Сегодня солнечный день и праздник. Ты помнишь?

НАПОСЛЕДОК

– Я сейчас уеду. Насовсем. – Она пристально посмотрела мне в глаза, ожидая, что я начну ее останавливать.

– Ты правильно решила.

– Тебе все равно?

– Нет, но я ничего не могу изменить, ты же знаешь.

–Да, ты говорил, мы слишком поздно встретились, у тебя семья, дети. – Она замолчала. – А как же я? – спустя некоторое время спросила девушка и снова попыталась заглянуть в глаза, как будто хотела заглянуть в душу и убедиться, что слова – это просто звуки, а самое главное, другое, там – в глубине глаз. Другое означало, что он в ней нуждается, только в ней и ни в ком больше. Но его глаза были пусты. Заглядывать некуда.

– Может, ты передумаешь? – еще одна попытка воскресить надежду.

– Нет.

– Я могу тебе написать?

– Не стоит, зачем теребить рану, все равно изменить ничего нельзя.

Она заплакала, лицо перекосилось, пальцы нервно теребили пуговку на блузке.

– Я умру без тебя!

– Не драматизируй. Ты еще молода и встретишь достойного человека.

– Но я тебя люблю! Очень сильно люблю! У меня даже горло перехватывает, когда я говорю об этом!

Как нелепо она выглядит со своими признаниями. Глупо и нелепо. Почему она казалась ему хорошенькой? Никакой изюминки, ничего необычного. Взгляду зацепиться не за что, настолько обыкновенная, а когда плачет, становится безобразной и даже отталкивающей – покрасневшие маленькие глазки с жесткой щеточкой коротких бесцветных ресниц судорожно моргают и смотрят на тебя с преданностью брошенной собаки, вытянутый нос опух и свисает уродливой каплей над тонкими бескровными губами, растянувшимися в узкую змеевидную щель… Мужчина брезгливо поморщился.

Какие еще слова нужно сказать, чтобы он понял, ее душа превратилось в сплошное месиво из горя и боли. Неужели ничего не видит? Я не знала, что так бывает… так мучительно… так невыносимо…

Когда же подойдет поезд. Ведь знал, что все закончится истерикой, нет поехал, решил напоследок выполнить ее просьбу.

– Я отойду на минутку, куплю сигареты.

– Да, да…

Поезд прибыл. Проводница открыла дверь вагона.

– Предъявите билеты.

Почему его так долго нет, уже надо садиться в вагон, а его нет. Он сказал, что только купит сигареты и придет.

– Через минуту отправляемся, проходите в вагон, не задерживайте других.

– Да, да… Где же он? – проговорила девушка, взглядом ища в толпе провожающих ушедшего мужчину.

Внезапно ее лицо исказила судорога, и схватив проводницу за лацкан пиджака, она пронзительно закричала:

– Сбежал, сбежал! – в широко открытых глазах блестели слезы, щеки побледнели. Через мгновенье девушка обмякла и стала оседать на платформу, опрокинув свой небольшой чемодан.

Проводница захлопнула дверь. Раздался гудок. Состав медленно набирал скорость.

НА КРАЮ МОРЯ

– Ты знаешь, где кончается море?

– Море? – переспросила дочь. – С белыми барашками и солеными брызгами? – уточнила она.

– Да, с барашками и брызгами.

– На краю неба, – и показала пальчиком на линию горизонта.

– Почему там?

– Так дальше ничего нет, неужели ты не видишь? – удивилась девочка.

– Теперь вижу. Ничего нет. Там край неба и край моря.

– У бабушки за забором тоже край неба, – почему-то добавила дочь. – За забором тоже ничего не видно, – пояснила она.

– У бабушки за забором дорога, – засмеялась мать.

– Почему мы не уедем по этой дороге домой? Я домой хочу. Я к папе хочу, – заканючил ребенок.

– Эта дорога не ведет к нашему дому, – грустно произнесла молодая женщина.

– А где к нашему? – поинтересовалась девочка.

– К нашему дому дороги нет.

– Почему?

– Потому что нашего дома больше нет, – пояснила мать.

– Как нет? Мы же приехали из дома! – удивилась дочь.

– Помнишь, мы читали сказку про Элли? Ее дом унесло ураганом в сказочную страну.

– Помню, помню, у нее еще был маленький песик Тотошка, – захлопала в ладоши девочка. – Наш дом тоже унесло ураганом? – заволновалась она.

– Нет, наш захватила злая колдунья Бастинда.

– А как же папа? Почему он не выгонит Бастинду? – спросила дочка.

– Бастинда заколдовала папу и теперь он делает то, что она захочет, – с грустью пояснила женщина.

– Давай спасем папу, – предложила девочка.

– Папа не хочет, чтобы его спасали. Ему очень нравится жить в Фиолетовой стране, где правит Бастинда.

– А мы? Мы больше не нравимся папе?

– Ну что ты, доченька. Я же тебе сказала, папу заколдовали. Когда-нибудь чары злой колдуньи развеются, и папа к нам вернется. Надо только немного подождать.

– Я спасу папу, – с вызовом произнесла дочь. – Бастинду оболью водой, она растает и папа расколдуется.

– Ты слишком маленькая. Знаешь, сколько воды нужно, чтобы облить колдунью? Целую бочку. Ты не сможешь поднять ее.

– Хорошо, я подрасту, стану сильной и оболью водой из бочки, – поразмыслив, согласилась девочка. – В шестнадцать лет я уже смогу поднять бочку? – уточнил ребенок.

– Если будешь хорошо есть, делать зарядку по утрам, то сможешь, – с улыбкой ответила мать. – А сейчас пойдем обедать к бабушке. Она нас уже заждалась. – Женщина взяла девочку за руку и повела ее в сторону набережной.

– Ты знаешь, где кончается море?

– Какое море? Ты о чем? – спросила шестнадцатилетняя дочь.

– Это море, – мать повела рукой в сторону морской глади.

– Что за детские вопросы, – возмутилась та. – Отстань, дай я музыку послушаю.

– Море кончается на краю неба, – сама себе задумчиво ответила женщина.

– Кстати, – девушка достала один наушник и поинтересовалась, – отец не звонил?

– Нет. Зачем тебе?

– Отец обещал выслать денег, чтобы я поехала к нему на каникулы.

– Позвони ему сама, напомни, – предложила мать.

– Я не хочу с Бастиндой разговаривать. Когда я звоню, она почему-то всегда берет трубку и говорит: «Привет, деточка, папочка не может сейчас подойти, он занят», – передразнила невидимую собеседницу дочь.

– У него новая жена? Она молодая? – заинтересованно спросила мать.

– У него всегда новая жена, ты забыла? – с усмешкой ответила девушка. – А ты помнишь, как в детстве я хотела облить водой Бастинду? – вдруг вспомнила она.

– Да уж, – улыбнулась мать, воскрешая в памяти боевой настрой маленькой дочери, которая очень хотела уничтожить злую колдунью. – Ты мечтала, чтобы мы опять стали жить вместе с папой.

– Отец не может ни с кем жить долго, – заметила дочь. – Ему всегда нужна новая Бастинда – злая ведьма, а мы с тобой хорошие. Ему с нами было бы нелегко, – рассудила она.

– А с Бастиндой легко? – удивилась мать.

– Легко, ее любить не нужно. Если надоест, от нее всегда избавиться можно – вылил воды побольше и нет Бастинды. На нас воду лить нельзя – мы добрые, нас любить надо, а отец любить не умеет.

– Но тебя он любит! – воскликнула женщина.

– Он считает себя виноватым, – отрезала девушка. – Хватит о нем. Он предатель, – сердито заключила она.

– Если ты на него так обижена, почему ты хочешь снова поехать к отцу? – не унималась мать.

– Я хочу, чтобы он мучился, чувствуя себя виноватым, и платил за свою вину. Я так ждала, что он бросит Бастинду и вернется к нам, а он… Сначала была одна Бастинда, потом другая… К нам он так и не вернулся. Если я перестану ездить к отцу, он совсем меня забудет, а я его люблю. Все-таки он мой папа, – грустно вздохнула она и пошла в сторону набережной.

– Ты знаешь, где кончается море? – глухо спросила взрослая дочь.

– На краю неба, – ответила мать и с тревогой посмотрела в ее сторону.

– Он бросил меня, мама, – дрожащим голосом внезапно сказала молодая женщина. – Пятнадцать лет брака, дочь… Он ушел к Бастинде.

– Значит, в твоей жизни будет другой мужчина, – женщина успокаивающе погладила рукой по спине взрослую дочь.

– У тебя же после отца никого не было и у меня не будет, – сдерживая рыдания, ответила та.

– Я не хотела снова выходить замуж. Как представлю себе, что может опять появиться какая-нибудь Бастинда… опять переживания, боль… Но ты же не такая, ты сильная, у тебя все будет иначе, – уверенно сказала мать.

– Я люблю его! – обреченно воскликнула молодая женщина.

– Значит, борись за него.

– Облить водой Бастинду? – усмехнулась дочь.

– Можно и облить. Почему нет? – прыснула мать. – Принесешь ведро воды и выльешь на Бастинду. И на мужа тоже вылей, чтобы расколдовался – так ты в детстве говорила.

– Обещаю подумать, – ехидно ответила молодая женщина. – Я и не знала, что ты такая авантюристка.

– К сожалению, нет. Я обычная женщина – не уверенная в себе и не умеющая постоять за себя, – печально проговорила мать. – Ладно, хватит философствовать, пора возвращаться. Бабушка нас уже заждалась.

Женщина взяла взрослую дочь под руку, и они побрели в сторону набережной.

– Ты знаешь, где кончается море?

– Для нас на том берегу, – ответил мужчина.

– Неправильно, на краю неба, – поправила маленькая девочка. – Это мне мама сказала.

– О чем вы спорите? – спросила подошедшая женщина.

– Мама, папа не знает, что море кончается на краю неба, – пожаловалась дочь.

– Откуда ему знать. Это знаем только ты, я и еще бабушка. Когда я была маленькой, как-то раз мы гуляли по берегу, и она спросила: «Где кончается море?».

– Знаю, знаю, ты ей сказала, что море кончается на краю неба! – радостно воскликнула девочка.

– Правильно, – отозвалась мать.

– А мне бабушка рассказывала сказку про Бастинду, – сообщил ребенок.

– Сказку про Бастинду и наш папа знает. Он даже встретил такую когда-то. Правда, папа?

– Что было, то прошло, – недовольно произнес мужчина.

– А кто спас папу от Бастинды? – полюбопытствовала дочь.

– Мама спасла. Пришла с ведром воды и вылила на Бастинду и на меня заодно, – пробурчал отец.

– Какая у нас смелая мама! – восхитилась девочка.

– Мама у нас очень смелая, – нехотя согласился мужчина. – Я даже не ожидал, что она может такое сотворить.

– Я на многое способна. Если кому-то захочется снова попасть под чары Бастинды, то ему несдобровать, – зловеще прошептала женщина в ухо мужу.

– О чем вы шепчитесь? – спросила девочка.

– Я сказала папе, что скоро вернется твоя сестра и нам нужно приготовить праздничный стол, чтобы отметить ее приезд.

– Пойдемте быстрее домой! Вдруг мы не успеем! – спохватилась девочка и, взяв родителей за руки, повела их в сторону набережной.

ПАПЕНЬКА

Этот старикашка из парка породил мою подругу – Виву, странную Виву. Она придумала свою странность просто потому, что ей нравилось казаться необычной. Все в ее жизни было обычно, а Вива в этой обычности, как зелененький росточек среди серого растрескавшегося асфальта, необычная – она странная. Подруга так и представлялась –Вива Странная.

– Дива? – переспрашивал ничего непонимающий в странностях новый знакомец, чем сильно раздражал Виву и заставлял нервно откидывать голову назад, встряхнув жиденьким хвостиком крашенных волос.

Теперь старикашка навечно стал частью генетического кода моей странной подруги. «Папенька» – так язвительно именовала его Вива, вырезал из дерева метровые головы африканок с длинными шеями и тюрбанами на голове, перечитывал Гашека, чтобы посмеяться над похождениями «бравого солдата Швейка», и ненавидел женщин.

Однако ненависть не мешала папеньке приглашать их в свою квартиру одинокого холостяка, где, изображая романтику в виде дорогого или дешевого вина – это зависело от «подержанности» женщины, он использовал особу по прямому назначению. Затем он хладнокровно предлагал даме собрать свои шмотки и убраться к чертям собачьим.

Женщина обижалась, пыталась ему мстить, карауля у подъезда, чтобы плеснуть какой-нибудь дряни в лицо и на безукоризненно сидящий пиджак с шелковой рубашкой и галстуком в тон. Эффектное бурое пятно расползалось на груди обалдевшего казановы, а женщина начинала смеяться. В такие моменты папенька не церемонился с бывшей пассией и наказывал нападавшую ударом в грудь. В выражениях он тоже никогда не стеснялся, стряхивая нарочитую интеллигентность и выпуская наружу ненависть ко всему женскому роду сразу. В результате, действо сопровождалось угрозой в следующий раз переломать все, что может ломаться у такой-сякой потаскухи.

Специфическое отношение к противоположному полу не мешали папеньке несколько раз жениться и обзавестись детьми в количестве пяти штук, и что характерно – одними девочками, среди которых и была странная Вива. Природа как будто хотела посмеяться над ним, унизить своей неподатливостью в желании произвести на свет настоящего наследника мужского пола.

Эти пикантные подробности Вива вычитала в потертом дневнике своей матери. Именно они вызвали жгучее желание увидеть папеньку. Если папенька был такой плохой, то почему мама в него влюбилась?

Мать Вивы долго отказывалась давать дочери адрес папеньки, но сдалась под натиском ее экзальтированных воплей «покончить с собой». Мать понимала, Вива просто устраивает сцену, но рассудила, что когда-то она должна познакомиться с этим, который бросил ее еще в роддоме, узнав, что у него опять родилась дочь:

– Держи адрес, – переворошив содержимое сумочки, она выудила из нее записную книжку и вырвала оттуда исписанный листок. – Предупреждаю, кроме разочарования, ты ничего не получишь, – устала проговорила мать.

– Что же ты связалась с ним? – спросила Вива.

– Он так красиво ухаживал… обещал… – с горечью произнесла она.

Ничего, подумала Вива, она переживет разочарование. Она только одним глазком глянет, что из себя представляет папенька, а потом забудет о его существовании навсегда, как забыла мать этого казанову.

– Зачем тебе на него смотреть? – поинтересовалась я у своей странной подруги.

– Хочется, – витиевато ответила та. – Понимаешь, я на мать совсем непохожа. Глянь на меня, на эти жидкие волосы, нос крючком и кривые ноги… Моя мама красавица, а я? Кто я? – и сама себе ответила, – уродина.

– Если даже ты похожа на отца, то сейчас уже ничего не изменишь. Ты не можешь родиться заново с новой внешностью, – философски заметила я.

– Не только из-за внешности. Я вот думаю, неужели ему не интересно на меня посмотреть, познакомиться со мной? Может, мама преувеличивает, что он такой гад? Вдруг он изменился за это время? – с надеждой проговорила Вива.

– Не знаю, может изменился, а может и нет, – уклончиво ответила я.

– Какие милые девушки в этом парке, – прервал разговор подруг седовласый мужчина. – Разрешите присесть? – и не дожидаясь ответа, пристроился на лавочку рядом с Вивой. – Я, знаете ли, давно здесь не был – дела, дела… Я не помешал? – вдруг спохватился он.

– Нет, – небрежно ответила Вива, решив, что новый собеседник как раз подходит для репетиции встречи с папенькой. – У нас тут небольшой спор, – без предисловий обратилась она к подсевшему, – я считаю, что обязательно нужно познакомиться с отцом, которого никогда не видела, а моя подруга говорит, что не стоит. А вы как считаете?

– Ну, я даже не знаю, – от неожиданного напора собеседник на мгновение сконфузился, но быстро пришел в себя и продолжил уже обычным тоном, – девочки, зачем вам какой-то пропавший отец? У меня уйма дочерей и ни с одной я не вижусь. И вы оставьте старика в покое. Бабы только деньги тянуть умеют, толку от них никакого. Дуры все поголовно, но вы-то я вижу не такие, – спохватился он. – Вы очень милые барышни…

– Нет, вы только представьте, – продолжала настаивать Вива, – однажды к вам приходит дочь и говорит, что ей не хватало отцовского внимания и любви. Поэтому она всегда мечтала познакомиться с папой, пожить у него, чтобы узнать его поближе, понять, что он за человек…

– Глупости вы говорите, – возмутился пожилой мужчина. – Зачем мне эта дочь? Жить у меня еще собралась… Мне приживалки не нужны. И вообще, может, она самозванка какая. Может, ей квартира моя понадобилась, а меня в могилу свести хочет. Выставлю и дело с концом.

– И разбираться не будете? – уточнила Вива.

– Нет, не буду. Жил я без этой дочери всю жизнь и дальше проживу.

– И вам совсем не интересно кто она, как выглядит, чем занимается? – не унималась Вива.

– Совсем не интересно. Бабы дуры рожают, а потом тычут своими последышами всю жизнь – это твой ребенок, ты обязан, ты должен… А мне дети не нужны, мне и так хорошо.

– Дочь может ухаживать, если болеете, в старости там… воды подать – проговорила не совсем уверенно Вива.

– Смешная ты. Болеет, в старости… – засмеялся собеседник. – Всегда можно найти одинокую бабенку, которой страсть как хочется к мужику прилепиться. Вот она и будет воду подавать и еще благодарить станет, что позволяешь это делать. И выгнать ее в любой момент можно, если надоест. Выбор всегда есть: хочешь молодую возьми, хочешь постарше… Только руку протяни, и любая пойдет. Дуры бабы, одним словом.

– Пойдем, – сказала Вива и потянула меня за рукав платья.

Всю дорогу до дома она молчала и уже у подъезда с вызовом произнесла:

– Я все равно к нему схожу. Мой отец не может быть таким уродом, как это старикашка.

– Сходи, – не стала перчить я.

– Завтра и пойду. Ты со мной?

– Если ты хочешь… – начала я.

– Хочу, – перебила меня Вива.

На следующий день мы стояли около двери папеньки моей странной подруги. Вива никак не могла нажать на кнопку звонка – сомневалась.

– Может уйдем? – предложила я, видя ее нерешительность.

– Нет, – отозвалась Вива и с силой вдавила кнопку в металлический корпус.

Через некоторое время раздался щелчок и дверь открыл вчерашний старикашка из парка. Он удивленно посмотрел на подруг.

– Побежали! – закричала Вива и стремительно бросилась вниз по ступенькам. Я пустилась за ней следом.

Уже на улице, отдышавшись, Вива сказала:

– Мы никогда не будет об этом вспоминать, – и немного помолчав, добавила, – поклянись, ты никому не скажешь, что мы были у него!

– Конечно, даже не сомневайся. Никогда не вспомню и никому не скажу, – ответила я, преданно смотря в глаза своей подруге.

Немного побродив по тенистым улочкам старого квартала, мы присели на потертую скамейку около раскидистого тополя. Странная Вива уткнулась в свои ладони и горько заплакала, размазывая тушь по лицу и что-то бормоча себе под нос…

ПАДЕНИЕ С ВЫСОТЫ СОБСТВЕННОГО ТЕЛА

Ох, как она обожала свою ненависть, животную и неконтролируемую ненависть! Она с упоением предвкушала, как внутри грудной клетки появляется тяжесть, разрастается и уже эта тяжесть, сдавливая грудь, по капле просачивается в живот, набухает, дыхание учащается… Еще немного и ненависть стремительным потоком разольется по всему телу, и тело превратится в огромный пульсирующий шар с гладкими глянцевыми боками.

В такие минуты, окружающие сжимались и становились какими-то невнятными точками. Их пробирала дрожь, пронизывая острыми иголочками тоненькую поверхность пупырчатой кожи. Зрелище этой деформации человеческой сущности подпитывало ее ненависть и продлевало ее наслаждение ненавистью.

Первым, от кого она избавилась, был собственный отец. Жалкий и никчемный пьяница, гуляка и балагур, он не давал ей чувствовать свое превосходство. У него получалось подавлять ее простым пренебрежением, нежеланием считаться с ней. Рядом с ним ненависть замыкалась внутрь утробы, и не находя выхода, начинала пожирать свою хозяйку.

Она тщательно продумывала и готовилась к освобождению, к тому, как ее ненависть развернется во всю ширь малогабаритной квартиры. Представляла, как мать, любившая до беспамятства этого забулдыгу, и не понимавшая, почему на старости лет должна остаться одна, прогонит отца из дома. Вышвырнет, как мусорный мешок, забитый до отказа останками биологического существования. И она поможет этой неумехе, такой сердобольной и всепрощающей. Она поддержит ее своей ненавистью. Она будет смаковать каждую минуту, наполненную упоительным ощущением власти, ее власти, даруемой ненавистью.

Позднее, вспоминая испуганные глаза отца, оказавшегося в тот день трезвым, и с неподдельным ужасом наблюдавший за ее перевоплощением, она с упоением думала, что эффект оказался более впечатляющим, нежели она рассчитывала: он пятился, открывал беззвучно рот, пытался ухватиться руками за дверь…

– Наташа, Наташа, пусть он останется, – вдруг робко попросила мать.

– Останется?! Останется?! – громко выкрикивала она, щедро сдабривая словами матери топку всепожирающей ненависти.

Отца больше нет в их жизни, может его вообще больше нет. Освободившись от подавляющей нелепости, она стала настоящей хозяйкой. Хозяйкой у матери, слепо исполняющей все ее прихоти, хозяйкой панельного метража, раскидав по крошечным комнаткам ворох палящих эмоций. Брат не в счет. Он такой же бесхарактерный, как и мать.

Вскоре появился муж. Она сразу поняла, что этот парень с мягким взглядом, краснеющий от собственной неловкости и неповоротливости, будет беспрекословно подчиняться ей. Он спал у ее двери, как преданная собака. Вымаливал свидания. Он просил у нее прощения за то, что когда-то в его жизни была одна – другая. Он бросал работу, мчался, чтобы выяснить, почему она не отвечает на телефонные звонки. Чем больше он старался укутать ее в ощущение тепла от пушистого и мягкого пледа, тем больше она ненавидела мужа. Его добродушие большого плюшевого медведя позволяло ей безнаказанно выплескивать свою ненависть. Его неспособность защищаться и нежелание причинять боль подстегивали ее воображение, заставляя придумывать все более изощренные способы унижения.

Она, громко смеясь и извиваясь все телом, изображала его конвульсивные подергивания во время близости. Она с радостью наблюдала, как его голос застревал в гортани, не в силах ответить на ее обвинения в мужской несостоятельности. Она могла поклясться, что в такие минуты его мужское начало распадалась на кусочки неопределенной формы, а в глазах появлялись прозрачные капельки солоноватой жидкости.

Первый ребенок стал еще одним поводом, чтобы подпитывать ненависть к мужу. Сын рос болезненным, вялым мальчиком, поздно начал ходить и разговаривать, и конечно, виноват в этом был муж. Она каждый день напоминала о вине, которую он никогда не сможет искупить. Ведь он изначально никудышный и никчемный. Она просто пожалела его, а теперь вынуждена страдать, и он должен быть благодарен. И он был благодарен. Он заискивающе заглядывал ей в лицо своими одутловатыми щеками. Он отдавал ей заработанное и радовался как ребенок, если она позволяла ему купить несколько порций любимого пломбира.

Она долго не решалась на второго – младенец слишком отвлекает, заставляя ухаживать за собой. Но чем старше становился первенец, тем все больше она хотела дочку, чтобы передать ей свою силу, убивающую и возносящую. Она расценивала себя как нечто уникальное, поэтому была уверена, что ее навыки и опыт настолько ценны, что не могут исчезнуть вместе с ней, они должны воплощаться снова и снова.

На УЗИ сказали, что будет мальчик. Она ответила докторше, что мальчик ей не нужен, у нее уже есть мальчик, а потом всю ночь представляла себе, как умирает этот ненужный. Но он не умер, его пришлось нести домой.

Где-то полгода спустя, она увидела, что муж очень привязался к мальчишке. Именно увидела, на фотографии. Во взгляде этого недотепы было столько любви и нежности, что ее даже передернуло от накатившей брезгливости. Впервые за пятнадцать лет семейной жизни в голове промелькнула мысль, что муж начал ускользать от нее. Нет, он ее не бросит. Но он перестал принадлежать ей. Что могло произойти? Неужели этот орущий кусок мяса смог отобрать его?!

Она, такая умная и правильная, хитрая и изворотливая, обязательно что-нибудь придумает. Ее ненависть подскажет верный ход, ее ненависть направит в нужное русло, как это было прежде.

Как-то вечером, когда муж пришел с работы, она объявила ему, что хочет развестись. Раньше при этих словах у мужа начинали трястись руки, в округлившихся глазах появлялся ужас загнанного животного…

Сейчас он продолжал неторопливо раздеваться. Он игнорировал ее, он стал безразличен. Впервые за много лет ненависть замкнулась в животе, впиваясь в розовую мякоть утробы своей хозяйки.

– Ты оглох? Я развожусь с тобой!

Ее слова повисли, а затем просто растворились в воздухе. В голове пульсировало – он стал как отец, он стал как отец!

Раздавленная и обессиленная, она лежала на кровати. Она перестала быть хозяйкой. Как могло случиться, что это тупое и примитивное существо заняло ее место. Место, которое принадлежит только ей, и никто не имеет право присваивать его. Она не сможет дальше с ним жить, как не могла жить с отцом. Но и одна она жить не сможет, она никогда не жила одна. У нее дети, у нее старая и ни на что негодная мать. Он загнал ее в угол, он во всем виноват, он предал ее…