Мысль изреченная

Александр Рогинский

Мысль изреченная

* * *

Дело в том, что в последнее время Полина начала писать докторскую диссертацию «Мысль – как средство общения».

– Ты что, здорово ударилась? Мысль не есть средство общения, а всего лишь – проявление индивидуальности. От мыслей войны, болезни, разруха…

Жена даже не моргнула в мою сторону.

– Да мысль вообще неизвестно что такое, – окончательно разнервничался я. – Скорее, это поиск необходимых вибраций.

Ученые поговаривают, что мысль приходит к нам извне, с помощью ее нами руководят. Если в этом смысле – общение?

Я потряс головой от напряжения.

Сливовые глаза пристально смотрели на меня.

– Ты же знаешь, – не мог угомониться я, – мы уже давно с тобой мыслим на одной частоте и прекрасно обходимся без языка. Твои мысли в моем полном распоряжении – добивал я будущего доктора наук.

Сливовые глаза смотрели на меня утомленно.

– Твои мысли для меня – открытая книга. И связи эти очень прочные – на биологическом уровне, а не то, что ты думаешь.

Тут ничего нового нет. Когда люди живут вместе долгое время, поля у них срастаются, в результате ты читаешь мои мысли, я – твои.

Сливовые глаза затуманились.

* * *

Полина писатель-психолог. Она учит молодых девушек всех возрастов как правильно влюбляться, искать себе партнера и даже какие психологически правильные слова произносить в известные моменты любви.

Когда я прочитал первую ее книгу (а это было еще до свадьбы), спросил:

– Ты это все сама прошла?

– У меня достаточно трезвая голова, чтобы не писать лжи, – ответила она скромно.

На этом месте Полина выставила свои сливовые глаза во всей красе и покровительственно улыбнулась.

* * *

Иногда мне хотелось послать все к чертовой матери и вернуться в детство, когда внутри меня никого не было.

Вру, там всегда кто-то был. Мать постоянно говорила: я знаю, что ты задумал. А отец поднимал меня в воздух и вертел там, приговаривая:

– Сейчас я вытрясу из тебя все твои хитрости.

Это было так интересно, я так любил отца в такие мгновения!

А еще были учителя, которые копались во мне, как в хорошо знакомом приемнике.

Наш физик, например, говорил, что у меня все лампочки перегорели, потому я и живу в сплошной темноте. Мне просто необходимо, утверждал он, немедленно заняться физическими упражнениями, чтобы лучше изучить предмет, который он преподавал.

Что уж говорить об университете, где я учился на юридическом – самом занудном – факультете. На первой же лекции профессор Зотов, едва взглянув на меня, произнес:

– Немедленно перестаньте себя сочинять.

Глупый профессор, мы все выдумываем себя и занимаемся этим всю жизнь.

* * *

Она была одной из жертв, попавших в мои паучьи сети.

Я так и представлял себе, как медленная Полина заплыла в них, с удовольствием вращая сливовыми глазами.

* * *

Мы так крепко влюбились друг в друга, что долго не могли выйти из этого состояния, нормально начать обсуждать обычные вещи, к примеру, когда купить приличный диван.

Наша мебель требовала решительного пересмотра. После смерти матери мы жили в ее квартире, мебель оставили до времени, когда сумеем заработать на лучшую.

Цель отодвигалась в связи с ухудшением материального состояния. С каждым днем мы теряли надежду избавиться от горба, делящего наш одр на две части. Я хотел убрать горб, но он оказался пружиной, сделанной из корпусной стали. Оставалось ложиться ближе к кромке.

Полина была недовольна. Получалось, мы постоянно преодолевали горные хребты, в то время, как нам полагалось заниматься совсем другими делами.

Полина была хорошей женой. Она ничего особенного не требовала, кроме известных вещей, а по утрам варила клецки с кофе.

Прекрасный завтрак. Когда у нас не оставалось денег, мы просто улыбались и ложились.

Следователем (после окончания университета меня направили в районную прокуратуру) я пока не хотел быть, а писатель из меня категорически не хотел получаться, а Полина уже пошла работать.

Мне стало стыдно, но я не мог преодолеть свою исключительность, ведь я еще умел читать мысли.

Что с этим добром делать, я не знал. Не идти же в милицию и предлагать свои услуги в поимке преступников.

Мы, конечно, могли с Полиной устраивать свой лохотрон. Уверен, наши концерты имели бы успех – человек любит подсматривать чужую жизнь.

Правда, однажды я потерпел крупное поражение. Ехал в метро, мне понравилась девушка, читающая электронную книгу. Я сосредоточился на ней, начал залезать в ее мозг. Ничего не добился, кроме того, что она оправила свою «минюшку», прикрыв прекрасные коленки уродливой сумкой.

Я много раз пытался повторить опыт, влезая в чужую ауру. Иногда мне удавалось это сделать. Очевидно, аура была податливой, впускала в себя кого ни лень. Так что я туда попадал на общих основаниях.

Но так слышать мысли, как я слышал Полинины – не удавалось.

* * *

А сообщить Полине я хотел вот что. Я открываю совместное предприятие вместе с Володей Окуневым, моим школьным другом. Володя стал классным специалистом по производству гаджетов. К тому же на данный период он был полноправным гражданином другой страны.

В Польше он имел успех, но ему не хватало рынка. Он нашел меня.

* * *

Окунев уехал в Польшу, не мог ужиться с отцом. Тот хотел, чтобы единственный сын занимался тем же, чем и он – историей литературы.

А Володя спал и видел приборы, которые собирался изобретать и ставить на службу человечеству.

Приборы наши сообщники. Наука без них – как без рук. Элементарную бактерию не увидишь.

Человечество потому и прогрессирует, что получает в свое распоряжение все большее количество совершенных приборов и электроники. По сути – протезов.

Что мы можем без очков, микроскопов, радиотелескопов и прочей аппаратуры, которая помогает лучше видеть, слышать, получать из недр космоса и земли нужную информацию?

* * *

Окунев сначала сделал длиннофокусные очки, в которых можно было менять расстояние и радовать глаз разнообразием планов. Затем – тренажер памяти… И вот теперь прибор для чтения мыслей на расстоянии.

* * *

Полина ждала меня.

– Ты, конечно, все знаешь, – обреченно сказал я, обняв ее.

– Не все, но кое-что. Ты хочешь связаться с этим бывшим нашим, как его, Окунем, кажется. Это я усекла. Валяй дальше.

Я балдел от своего рассказа, так все ловко получалось.

Мы с Окуневым идем впереди технического прогресса, очередь на наши приборы достигла ошеломительной цифры.

На этом месте Полина тормозит.

– Куда суешься, ты разве что-то смыслишь в приборной технике? Да ты электричества боишься, лампочку вкрутить не можешь.

Было такое: перегорела лампочка в самый неподходящий момент (мы занимались с Полиной английским). Я пошел вкручивать новую, в результате произошло замыкание с искрами.

* * *

Окунев явился в девять утра, когда я только закончил завтрак.

– Это ты, оказывается, – произнес я самую нелепую из всех нелепых фраз.

– Похоже, – жизнерадостно улыбнулся Окунев.

– Ну и хорошо, – довольно сказал я. – Идем, познакомлю тебя с моей.

– А кто она по специальности?

– Очень тонкий психолог, но ты этого не заметишь.

– Повезло ж тебе, – сказал занудным голосом мой школьный друг.

Из кухни выплыла Полина с теплым платком на плечах, что состарило ее лет на десять. Я, было, возмутился такой непрезентабельностью, а потом вспомнил, что нас ведь не предупреждали. Если и останется недовольным внешним видом жены мой школьный товарищ, то пусть катится.

– Вы тот самый польский изобретатель приборчиков Окунев?

– Тот самый и немного уже другой. Во-первых, я здорово подрос, – пристально смотрел в сливовые глаза Полины Окунев, – во-вторых, мое мышление и способы познания жизни претерпели большую эволюцию.

– Ты не пугайся, – прервал я околонаучное своего школьного товарища, – это он работает на твое кандидатское звание, чтобы показать, что и он не лыком шит. Правильно я говорю, Окунь?

Я применил прозвище только для того, чтобы сбить напряженное состояние, возникшее при скрещивании трех полей.

– Ты словно читаешь мои мысли. Я приехал, чтобы мы наладили производство лучшего, что создала моя фирма, – сказал стыдливо Окунев и уселся на беспризорно стоящий посреди гостиной стул.

Теперь получалось, что он сидел, а мы стояли кругом. Окунев глупо улыбался, а я подошел к нему и хлопнул неестественно сильно по плечу, неожиданно выбив из бывалого пиджачка облачко пыли.

Все уставились на облачко, которое быстро растаяло.

* * *

– Ты думаешь о совершенно глупых вещах, – остановилась подле меня Полина.

Володя уставился на нас несколько отстраненно.

– Видишь, тебе придется привыкать, у нас тут такие тесные отношения, что мы можем разговаривать при всех…молча. Поэтому она мне и ответила, что я подумал кое о чем.

Володя чувствовал себя неловко. Он попал в странную ситуацию, когда его окружили и произносят неизвестно откуда появляющиеся и неизвестно о чем говорящие слова.

Наверное, подумал я, он пожалел, что нагрянул так рано.

– Я кушать не хочу, на вокзале съел пирожок со стаканом кефира, – признался Володя. – Теперь я хотел бы только поговорить о деле и уехать назад, у меня также очень много работы, а за моими персоналиями нужен глаз да глаз.

– Как, и в Польше требуется за ними смотреть? – спросила Полина, бесцеремонно беря Володю за руку и ведя его на кухню.

– Не было, не было и вдруг есть, – произнес Володя.

Мы странно переглянулись.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, чтобы скрасить неловкость.

– Ничего. Тебя я век не видел, и тебя не было, а теперь ты есть. Словно проявился по моему желанию. Вот было бы здорово придумать такой приборчик, который при нажатии кнопки телепортировал бы нас в желаемую часть света к желаемому человеку.

– Почему бы вам не придумать такой приборчик, – обыденным голосом сказала Полина, наливая в кастрюльку воду и бросая в нее свернутую в кольцо порцию итальянской вермишели.

Вот гениальное блюдо. Ничего не надо особенно готовить, а только выдержать продукт в кипящей воде определенное время.

Вскоре долговязый Окунев, неловко согнувшись и покраснев от усилий лицом, заглатывал хлюпающую вермишель.

Он ловил ее губами, сильно втягивая воздух. Вермишельные линии летели в открытый рот, исчезая в нем без последствий.

Полина наблюдала за действиями голодного польского предпринимателя с удивлением. Казалось, в широком рту Окунева поочередно исчезнут вермишель, тарелка, все, что на столе, а потом туда же последует и все остальное.

Что-то очень сильно из Гоголя – никак Пузатый Пацюк, которому вареники, предварительно обмакнувшись в миску со сметаной, сами влетали рот, стоило только его открыть.

Полина улыбнулась моим мыслям, она их одобрила. И тут же сильно шевельнулась, едва не свалив увлекшегося едой Окунева со стула.

Он на мгновение остановился, испуганно- сердито глянув по сторонам – в следующее мгновение решительно расправился с оставшейся вермишелью.

Я мысленно аплодировал, это был высший класс. Прекрасная сцена, достойная сцены.

– Все, – сказал Окунев, – я сыт, теперь можно к деловой части.

– Ты еще не выпил кофе, – сказал я, надеясь получить удовольствие еще от этой пищевой операции.

– Да, – сказала вдруг переставшая спешить Полина, – еще кофе с гренками.

– Гренок не надо, а кофе больше.

– Он очень крепкий, – напомнил я.

– Я люблю крепкий, – сказал Володя и нетерпеливо осмотрелся.

Пил он маленькими глотками, закрыв глаза, издавая урчащие звуки. Мы обступили его, радуясь насыщающемуся голодному человеку.

Вот что такое настоящая живая жизнь – не причмокивания вперемежку с затяжками сигаретным дымом и рассуждением о длинных ногтях Кристы Ачнур.

* * *

Глупая мысль посетила меня: а что, если забраться сейчас в голову Окунева и послушать, о чем он думает.

Я осмотрел своего товарища, пытаясь определить по внешним чертам направление его мыслительной деятельности, но кроме болезненного сосредоточения на еде, ничего не заметил.

– Пойду подышу на балкон, – сказал я, мысленно выругавшись.

Полина села напротив уже погасившего первый голод Окунева. Я мысленно поблагодарил ее. Она кивнула.

На балконе висели выстиранные штаны. Я облокотился о поручень, посмотрел вниз. Двор медленно пересекала голубая кошка.

Было холодно, сосредоточение шло вяло. Я вернулся на кухню и тут же залез в голову Окунева, смирно сидящего и смотрящего, не моргая, на Полину.

Странно – человек по-прежнему ни о чем не думал.

Я вспомнил одного парапсихолога, который рассказывал, как страшно страдает из-за того, что читает чужие мысли.

Он не мог пойти на стадион, посмотреть игру любимой команды, с девушкой или женщиной кинотеатр посетить.

Все пространство прослушивалось, на него обрушивался шквал разных мыслей и, большей частью, как помнится мне, мыслей о деньгах и сожалений, что у соседа корова не сдохла.

– Головы полны зависти, – сказал мне тогда парапсихолог. – Каждый желает соседу зла, улыбается ему, поднимает тост. Это жутко, с таким жить нельзя, потому я всегда после выступления выпиваю графин водки, на некоторое время отключаюсь.

* * *

Полина стояла у окна, Окунев сидел, словно вся пища, которую он проглотил, вдруг затвердела и выпрямила его.

– Все в порядке? – спросил я, разряжая обстановку.

– Спасибо, я вкусно пообедал, а теперь мне хочется спать, – сказал Окунев.

– А когда же мы с тобой начнем готовить документы?

– Не мучай человека, – вступилась Полина. – Он с дороги устал, потом его обокрали, потому он такой голодный, два дня не ел.

– Обокрали?

– Все вытащили, – оживился Окунев. – Такой себе молодой лейтенант с молоденькой женой. Оказались мошенниками. Сели играть со мной в карты.

– Так ты и в карты играешь?

– У меня есть такой приборчик, который позволяет по цветоделению узнавать карты противника. Я хотел его проверить.

– И проиграл?

– Что-то напортачил в интегральной схеме. Или она сама выпрямилась. Он же у меня работал в Польше.

– Так ты занимался шулерством?

– Ага, – улыбнулся Окунев. – Я выигрывал деньги у шулеров, а потом вносил их в фонд помощи учителям.

– Я вижу, ты времени зря не терял.

– Польша не та страна, в которой можно спокойно жить. Ты или набираешь скорость и занимаешь место в лидерах, или скатываешься в кювет. «Пан или пропал» – называется.

* * *

Окунев вел себя странно. В первый же день он удивил нас тем, что все делал в больших количествах: много ел, много спал, много молчал.

– На него так подействовало возвращение на родину, – резюмировала Полина.

На второй день Окунев безостановочно говорил.

К вечеру третьего дня Володя попросился гулять.

– Мы с тобой, – предложили мы.

– Нет, я один.

Понимая, что отпускать одного нельзя, мы решили сопровождать его тайно. За первым же углом мы обнаружили поджидающего нас Окунева.

Он здорово на нас обиделся, собрался уезжать.

В этот момент я и предложил поговорить о деле, к которому так долго наш гость подступался, или намеренно не рассказывал о нем.

Полина на кухне шепотом сообщила мне, что Окунев таким образом нас испытывает, хочет проверить.

Мне тоже показалось, что он вел себя арифметически выверено.

Теперь Володя рассказывал нам о своей компании и атмосфере, в которой им приходится работать.

– Почему я выбрал тебя в компаньоны?

Я тебя хорошо помнил – ты был двоечником. Я тебя постоянно тянул по математике. Помнишь? Это очень важное качество, когда один человек помогает другому. Он невольно вторгается в его внутренний мир. Тогда мы были пацанами, ничего не понимали в этом плане.

Спустя многие годы я смог оценить твой внутренний мир. Странно, не правда ли? Один человек, имевший дело с другим человеком в определенном возрасте, скажем, в детстве, начинает прозревать и видеть своего школьного друга так ясно, как он видит распустившийся за ночь цветок.

У меня не было сомнений, к кому обращаться.

С другой стороны, и ты должен был помнить меня. Невольно я вторгался в тебя, мы были друзьями, не так ли?

Окунев говорил чистую правду. Я его помнил точно так, как и он меня, я побывал в его внутренних устройствах и не сомневался, что Володя Окунев один из лучших людей на свете. Но сомневался сейчас – так ли это?

Можно ли доверять человеку, который тебя в упор не видел столько лет, а потом вдруг вспомнил?

* * *

Конструкция прибора чрезвычайно проста. Принцип действия – обработка волновых сигналов мозга, вступающего в контакт.

На входе имеем мысли, на выходе те же мысли, но уже на частоте другого прибора. Частота связана с переводческой программой – мысль озвучивается и читается.

Прибор назван «Твист». Как сказал Окунев – в честь некогда очень популярного танца, которым увлекалась молодежь всего мира.

* * *

Володя прав – ни один цивилизованный ученый не приступит к делу без денег и перспектив. Это давным-давно Форд мог начинать, как и многие мои соотечественники, в сарае. А сейчас у них фонды, советники, эксперты. А у нас все то же – дырявые карманы и отсутствие крыши над головой.

Я не верю Володе. У него явно другое на уме. С чего бы это я несся из Польши, находил школьного друга и посвящал его в свои коммерческие секреты?

Дело, очевидно, в том, что он хочет стать миллионером. Я тоже не против, но знаю, что не стану. Единственное, чем могу помочь, поучаствовать в этой азартной игре.

* * *

Полина лежит на диване, читает толстенную газету.

– Как ты можешь читать эту скукоту? – спрашиваю, заглядывая в название статьи.

– Мне она не кажется скучной. Вот сейчас о телепатии размышляет кандидат наук.

– Да посмотри, какая она белая, вся забита словами, такие тексты бывали только в речах генеральных секретарей Коммунистической партии Советского Союза.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.