Егор Летов и группа «Гражданская оборона»

Алексей Коблов

Егор Летов и группа «Гражданская оборона»

«Рок-н-ролл для меня – это движение, это секс, наркотики, праздник, радость, это рок-революция. У нас этого не было. Я пытался это сделать и сделал в одиночку. И получилась вот такая автономная революция для себя. Это не мировое явление, это я здесь, получается, отстаиваю те же самые ценности, что мои собратья по фронтам в Сан-Франциско 60-х, в Нью-Йорке 70-х. Вот они воевали фронтами, а я здесь представляю маленькое отделение всего этого рок-фронта. Вот поэтому я склонен причислять себя к ним, а не к этим вот окружающим меня человечкам. Это очень важный момент, которого, видимо, никто не понимает. То, что мы вдвоем с Кузьмой создали, – сродни тому, что сделали МС 5, VELVET UNDERGROUND, THE DOORS, NEW YORK DOLLS и т. д. И это оказалось здесь на хрен никому вообще не нужно. Никто это даже не понимает и не слушает.

Вообще, вся беда нашей сцены в том, что наш народ ничего не читает, не знает, не слушает и не видит. И не испытывает в этом никакой нужды».

Егор Летов, Омск, сентябрь 2004.

В оформлении книги использованы фотографии Алексея Маркова, Алексея Устимова, Юрия Чашкина, Александра Солуянова, Анны Волковой, Геннадия Авраменко, Льва Гончарова, Сергея Попкова и Натальи Чумаковой.

В оформлении обложки использована фотография Алексея Устимова.

Литературное редактирование текста Анны Герасимовой.

© Алексей Коблов, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Мое описание меня бережет

История «Гражданской Обороны» и Егора Летова с большим трудом поддается подробному и объективному описанию, а тем более – такому краткому. Летов столь долго запутывал следы, что изучение этого феномена становится занятием в равной степени увлекательным и трудновыполнимым. Настоящее переплетается с прошлым, будущее, которого вроде как и нет, тоже не дает ответа, цитаты, вырванные из контекста, кажутся чужими, в итоге остается некий след от самолета, давно, далеко и безвозвратно улетевшего в неведомые дали. Но надо же с чего-то начинать, пока многие свидетели и очевидцы еще живы, относительно здоровы и находятся в трезвом уме и здравой памяти. А там, возможно, последует и продолжение, более подробное и насыщенное. Чрезмерный пиетет и частая прямая речь, лихие ретроспекции и парадоксальные ассоциации, удивительные пристрастия и субъективные оценки прилагаются, как они есть.

Москва, 4 декабря 1988 года, выступление «Гражданской Обороны» на фестивале «СыРок» в киноконцертном зале гостиничного комплекса «Измайлово», фото Юрий Чашкин.

Москва, 4 декабря 1988 года, выступление «Гражданской Обороны» на фестивале «СыРок» в киноконцертном зале гостиничного комплекса «Измайлово», фото Юрий Чашкин.

В начале было Слово

В 2019 году, когда велась работа над этой книгой, у группы «Гражданская Оборона» и её лидера Егора Летова было сразу две круглых даты. 10 сентября 2019 года Егору исполнилось бы 55 лет, а 8 ноября 1984 года – 35 лет назад образовалась «Гражданская Оборона». Точнее сказать, именно в канун годовщины Октябрьской социалистической революции Егором было придумано это название, и они на пару с Константином Рябиновым решили, что будут играть нечто невиданное и удивительное, чего до них не было нигде и никогда. Летов стал Дохлым Егором, или Джа Егором, или далее по списку, а Рябинов – Кузей УО, то есть Умственно Отсталым, или Кузей, или Кузьмой, как его часто кличут и по сей день. У Егора уже была до этого группа «Посев», существовавшая с 1982 года, исключительно как домашний проект, ни о каких публичных концертах в то время не могло быть и речи. Но именно встреча с Кузьмой и положила начало настоящей, бурной и кипучей истории великой русской рок-группы, «национального достояния», как спустя многие годы будут называть «ГО» в глянцевых журналах. Это было сродни вроде как случайному и в то же время предначертанному знакомству Мика Джаггера и Кита Ричардса или Джона Леннона и Пола Маккартни. Понятно, что в дальнейшем не обошлось без своих условных Джорджей Харрисонов, Чарли Уоттсов, Ринго Старров, Брайанов Джонсов, Биллов Уаймэнов, Миков Тейлоров и Ронни Вудов, а также других немаловажных граждан, придавших дополнительной яркости этому буйству красок, но у истоков этого потрясающего и дикого коллектива изначально стояли двое – Егор, который все это придумал, и Кузьма, который с радостью к этому примкнул.

Даты, юбилеи и годовщины отечественных рок-групп не сказать, чтобы совсем уж притянуты за уши, но тут надо понимать: в самом начале никто и подумать не мог, как оно обернется. Посему ранние периоды жизни и творчества Летова теперь, спустя годы, видятся как эдакий From Genesis to Revelation, «из родной кровати да в последний раунд, из крейзовой благодати да в андеграунд». Да, собственно, так оно и было – «Мы вышли за рамки людских представлений и даже представить себе не могли». Каждая история сама по себе бесценна и уникальна, но тогда не было не то что надежды на выход всей этой музычки, песен и стихов за пределы квартир и вынужденного подполья – не было вообще ничего, была только вера и четкое понимание, что это делать НАДО. Впрочем, это касается не только «Гражданской Обороны», но и, наверное, всех остальных людей, ныне называемых «легендами нашего рока», как здравствующих, так и покойных. И очень часто лучше всего они о себе говорят сами. А уж в случае с Егором Летовым – и подавно: он так и не написал автобиографии, равно как и истории своей группы, и даже посмеивался на эту тему на одной из пресс-конференций, напевая старую песенку из репертуара группы «Аракс»: «Скоро стану я седым и старым. Уйду на пенсию писать свои я мемуары». Но от частого цитирования прямой речи Егора и его поэзии, равно как и от своих собственных личностных воспоминаний, ретроспекций и ассоциаций, тут никуда не деться.

Москва, 4 декабря 1988 года, выступление «Гражданской Обороны» на фестивале «СыРок» в киноконцертном зале гостиничного комплекса «Измайлово», фото Лев Гончаров.

Жизнь замечательных людей

Глупо, наверное, искать в детстве и юности человека, будь то поэт, музыкант или художник, или все это вместе, какие-то специальные знаки, предвестия, признаки будущего таланта и прочие надуманные штуки. «Кто здесь самый главный анархист?» Иначе все скатывается к маловразумительным телепрограммам сродни «Дети-вундеркинды», где в двухлетнем ребенке якобы открываются космические бездны. Что, впрочем, не отменяет того, что Егор Летов – безусловный и очевидный визионер, проводник, часть той неведомой силы, через которую и идет весь этот поток энергии, слова и света. Все это происходит не случайно, и всему этому, само собой, нет объяснения. На поверхности остаются песенки, которые можно горланить под гитару, слушать в записи и смотреть на видео, а в глубине бушуют материи совсем другого масштаба. Метафизика и экзистенциальное тут смешиваются с бытовым и обыденным, как ни крути. Прекрасное словосочетание «Жизнь замечательных людей», иногда понимаемое превратно, в данном случае имеет прямейшее отношение к этим самым людям. Они же и вправду замечательны, и очевидцы этого невероятного не позволят соврать.

Тем временем в столицах ни о какой «Гражданской Обороне», не говоря уже о «Посеве» (группе, а не диссидентском журнале), никто ничего не знал. И только когда на местах боевой славы начались нешуточные гонения и черные «Волги» с сотрудниками КГБ стали забирать музыкантов-подпольщиков на допросы прямо из дома, отправив в итоге Летова в психушку, а Рябинова в армию, смутные слухи о неведомом доселе явлении начали доходить и до центра. Немалую роль в этих разговорах о «ГО» сыграл старший брат Егора Сергей Летов, ненавязчиво показывавший в концертных кулуарах деятелям московского и питерского андеграунда черно-белые фото со странными людьми, выглядевшими чрезвычайно вычурно. Вот, говорил он, мой брат Игорь, его ужасно гнобят в Омске за его стихи и музыку и хотят со свету сжить, и если, мол, это не прекратится, то Сергей соберет иностранных журналистов и расскажет им правду, скрывающуюся за фасадом перестройки. И даже если не слышать и не знать ни звука, не представляя, что это за брат и что он там играет, сочиняет и поет, возникало ощущение, что это нечто из ряда вон выходящее. Своих в то время опознавали и чувствовали с полунамека, подмигивания, взгляда невзначай, а часто и вовсе без слов. Это было похоже на роман по переписке, свидание вслепую, веру на слово, попытку поверить в неведомое и оттого долгожданное. Ведь должно же оно где-то быть, то, чего доселе еще не было. И в итоге так и случилось. И совершенно не важно теперь, кто в чем тогда признался на допросах – а вызывали туда всех, кто так или иначе дружил и общался с Летовым, – кто оказался стукачом и кто кого заложил из тогдашнего окружения Егора. Если уж великие разведчики прошлого не выдерживали пресса и открывались, при всей их подготовке к худшему, то что говорить о молодых людях из Сибири, угрозы в адрес которых были совсем нешуточными.

При этом спустя ровно год с того момента, как образовалась «Гражданская Оборона», 7 ноября 1986 года, в Новосибирске, в Академгородке, ставшем потом одним из любимых мест обитания и выступлений Егора и его новообретенных друзей и соратников, состоялось первое публичное выступление группы. Уже в новейшие времена, осенью 2018 года, эта запись, ранее считавшаяся утерянной, под названием «Песни в пустоту» была выпущена на CD издательством «Выргород». В сопровождающем издании анонсе подготовившая его Наталья Чумакова написала: «“Гражданскую Оборону” Егор и Кузьма (Константин Рябинов) основали осенью 1984 года, но выступить группа так ни разу и не успела: из-за заведенного в КГБ дела Кузьму в срочном порядке призвали в армию, Егора отправили в психбольницу, а все соратники в ужасе разбежались кто куда. Выйдя из психушки, Егор, еще не будучи коротко знаком с братьями Лищенко (с которыми они в 1987 году оглушающе выступили на I Новосибирском рок-фестивале), искал людей, с которыми можно было бы продолжать какие-то совместные действия, и в этот момент к нему присоединился Jeff – Евгений Филатов. С ним они даже сумели записать первый вариант “Красного альбома”, который Егор впоследствии назвал “курьезом” из-за безобразного качества исполнения.

В Новосибирске у Егора был старинный друг Иваныч – Александр Рожков, математик и флейтист. В своей квартире в поселке Матвеевка, что между Новосибирском и Академгородком, он начал устраивать сейшена. Собиралась там исключительно “элита” местного андеграундного рока. И сама собой пришла идея пригласить туда выступить никому тогда абсолютного не известного омского музыканта Егора Летова, послушать которого и пришел тот самый бомонд в количестве примерно четырнадцати человек. Праздничной атмосфере должна была как бы способствовать дата 7 ноября – годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.

Скорее всего, эти люди – а был там и Дмитрий Селиванов, и музыканты группы “БОМЖ”, и прочие много о себе понимающие граждане – даже не поняли и не смогли уразуметь, что они там услышали и как на это реагировать. Я думаю, что именно тогда, после этого первого выступления под именем “Гражданская Оборона”, да и вообще первого исполнения своих песен перед посторонними, Егор полностью изменил свое отношение к публике. Теперь только агрессия и эпатаж. Запись далась Иванычу сложно – он был вынужден не только подыгрывать группе, но и следить за магнитофоном, который не удалось надежно установить. Поэтому аппарат временами кто-то отключал, задевая, и некоторые куски концерта попросту выпали. Затем, уже по приезде в Омск, Егор и Jeff дописали туда свеженаписанные под впечатлением от произошедшего песни, а также “Речи и рассуждения” (так Егор определил этот монолог при оцифровке в 2005-м). Несмотря на то что почти никто об этом и не подозревал, запись сохранилась полностью и действительно образовала отнюдь не мифический альбом “Песни в пустоту”. Я решила ничего не изменять в нем, не выбрасывать песни, пострадавшие от остановок магнитофона, и не сокращать длинные паузы – пусть все останется так, как это отпечаталось на пленке».

А в финале своего письма Валерию Рожкову Егор, рассказывавший о том, что случилось в Новосибирске, пишет: «О поездке в Н-ск мы написали новую песню – “Мы – лёд”». Тот самый, под ногами майора.

Легенда о доблестном

Настоящий и лютый прорыв случился уже после гонений. Егор успел чудом не сойти с ума за три месяца в психиатрической лечебнице закрытого типа, Кузьма, несмотря на вполне законное право на «белый билет», отслужил два года в сапогах на Байконуре, откуда постоянно писал Летову письма, одно другого краше. Тем временем по стране расползались слухи и легенды. А в 1987 году в народ пошли записи «ГО». И тут уже все стало полностью и окончательно ясно. Но, опять же, не сразу. Помнится, на 5-м фестивале Ленинградского рок-клуба в 1987 году кто-то из дружественных журналистов пытался заставить меня послушать кассеты с «Обороной» с допотопного диктофона, откуда доносился только невнятный, невыносимый и неразборчивый скрежет, где невозможно было разобрать ни звука, ни слова. Увольте, увольте, только не это, я так не могу. А вот спустя кратчайшее время появились и вполне пристойные записи, и вот тогда они сработали. Гранаты оказались той самой системы, какой надо. Мы тогда еще не знали, что все эти альбомы Егор записал самолично, один, играя на всех инструментах, и разве что вставной номер «Печаль моя светла» Янки Дягилевой выглядел такой шутейной песней от «басистки “ГО”», коей она не являлась, да так и не стала. Да и слово «басс» Егор всегда предпочитал писать с двумя «с», уточняя, что «бас» – это Федор Шаляпин. Есть записи – есть группа, пусть это и всего один человек на самом деле.

Егор Летов: «Летом 1987 г. виртуальной фирмой “ГрОб-Records” были одновременно выпущены в подпольное распространение пять магнитоальбомов – “Красный альбом” (в выходных данных намеренно неверно датируемый 86-м годом), “Мышеловка” (тоже якобы 86), “Хорошо!!”, “Тоталитаризм” и “Некрофилия” (все три – 87). Все эти опусы были записаны единолично мной у себя дома (“ГрОб-студия”) в первых числах июня 1987 г. путем последовательного наложения инструментальных партий одна на другую. Сначала писались ударные, затем – ритм-гитары (преимущественно на отдельный канал), басс (на другой канал или же – на оба) и, в конце концов, – голос, одновременно с гитарным соло. Впоследствии, при сведении, все полученное собиралось в определенной последовательности и пропускалось через некую delay-образную обработку оригинального, не имеющего аналогов свойства – и альбом был готов. Записывающим агрегатом являлся магнитофон “Олимп-003”, на мой взгляд, лучший из отечественных бытовых лентопротяжных механизмов на тот момент. В качестве воспроизводящих, “читающих”, использовались различные устройства в той или иной степени самопального происхождения, специально отстроенные для коррекции высоких и низких частот, их повышения или подавления в процессе многократных наложений партий на болванках. Этим объясняется некое ощутимое отличие звучания отдельных треков и в целом альбомов между собой. Так как это был мой первый опыт осуществления подобной записи в жестко-бытовых условиях и в столь короткий срок (буквально дней за пять от начала и до конца), все это действо носило крайне экспериментальный, экстремальный характер, со всеми вытекающими из этого радостными достижениями и досадными изъянами. “Печаль Моя Светла” – самая первая песня Янки, которую она накануне как раз сочинила, да и вообще первая ее запись».

Москва, 19 февраля 1989 года, Янка Дягилева, концерт «Гражданской Обороны» и «Великих Октябрей» в ДК МЭИ, фото Лев Гончаров.

Разговоры в Сибири

Но это в центре в то время еще толком не знали о «Гражданской Обороне». 12 апреля 1987 года на I Новосибирском рок-фестивале состоялся первый большой публичный концерт «ГО», точнее, Егора Летова и группы товарищей из омского коллектива «Контора Пик & Клаксон». Братья Лищенко, Олег (он же Бэбик) и Евгений (он же Эжен), были, по словам Егора, немногими – наравне с Евгением «Джеффом» Филатовым (не путать с Игорем «Джеффом» Жевтуном), – кто решился в то время иметь с ним дело, в остальном была полная изоляция: после истории с КГБ его сторонились, как чумного. Выступление вышло абсолютно спонтанное и случайное – в программе возникло свободное место из-за не приехавших на фестиваль «Звуков Му» и «Аукциона» (тогда еще через «и»). Сценическая версия «Клаксонов» в данном случае называлась «Адольф Гитлер», о чем, как несложно догадаться, знали только сами музыканты и больше никто. Не лишним тут будет заметить, что условные «панки» и условные «фашисты» в 1980-е годы в массовом сознании шли «через запятую» и были неким злобным фетишем, красной тряпкой для обывателя и «охранителей», белыми воронами, изгоями, врагами. Впрочем, это касалось всех «не таких»: хиппи, рокеров, любых молодых людей, выглядевших не так, как должно, и никакая перестройка тут не работала, а в глубинке и провинции подавно. Первая часть выступления состояла из песен Лищенко: известной впоследствии «Эй, брат любер», а также композиций с названиями «Майн Кампф» и «Третий рейх», вторая – из вещей Егора: «Тоталитаризм», «Я бесполезен», «Зоопарк» и «Страна дураков», для того времени вполне достаточно, чтобы комсомольцы из числа организаторов сильно разозлились. Спустя годы становится видно, что это первое выступление – как было сказано впоследствии кем-то из журналистов самиздата, «панк-рок в СССР существовал всего 25 минут» – не было таким уж массовым прорывом, его значение несколько преувеличено последующей историей широкой популярности «Обороны», да и реакция публики не была однозначно восторженной, многие тогда так и не поняли, что это было. Но для Сибири это был шок и скандал. Именно благодаря дебошу в Новосибирске Егор познакомился с Янкой Дягилевой, Вадимом «Черным Лукичем» Кузьминым и другими прекрасными людьми, которые вскоре стали его друзьями и соратниками. В плане провокации все удалось, и в Омск была отправлена официальная депеша о безобразной вылазке оголтелых фашистов-антисоветчиков, а по ее прибытии через некоторое время снова начались вызовы людей из тамошней тусовки на допросы в КГБ. Ну а Летова уже по сложившейся традиции собирались отправить обратно в сумасшедший дом для полного и окончательного излечения от всех недугов. И он отправился в бега, вместе с Янкой Дягилевой. И кочевал по стране, скрываясь от «органов» несколько месяцев, никому особо не известный и никем, кроме самых близких и знакомых, не узнаваемый. А в стране тем временем началась волна больших рок-фестивалей, самым значительным и громким из которых стал фестиваль в Подольске в сентябре 1987 года, настоящий советский Вудсток. Я там тоже был, и Егор там был, но мы тогда совсем не были знакомы, и я даже не знал, как он выглядит – таких веселых и расписных граждан, как мы тогдашние, там было несколько тысяч, один другого краше. У Летова даже были спонтанные планы выступить на фестивале в Подольске, вместе с Ником Рок-н-Роллом, выйти под шумок во время сета новосибирской группы «БОМЖ» и спеть и сыграть что-то из своих песен, но организаторы эту инициативу совсем не одобрили. На видео Подольского фестиваля можно увидеть, как молодой Егор радостно рубится на выступлении эстонских панков J.M.K.E., чрезвычайно колоритных для того времени и для наших широт, словно прилетевших с другой планеты. Не сказать, чтобы эти эстонцы играли тогда нечто совсем уже из ряда вон выдающееся и вопиющее, но сам их внешний вид, поведение, манера держаться на сцене, звук казались тогда самой изысканной провокацией.

Говорило железо магниту

Ну а записи «ГО» тем временем планомерно распространялись, точечно и массово, как ковровые бомбардировки; Егор передавал катушки со своими альбомами нужным и правильным людям в Москве и Питере, с которыми он целенаправленно знакомился, и они расходились в итоге бесконечными копиями. Почва, таким образом, была вспахана уже весьма основательно. Начав в юные годы с поэзии – а Летов всю свою жизнь не уставал повторять, что он прежде всего поэт, – он увидел, насколько шире становится аудитория, когда записываешь музыку и выходишь на сцену.

Егор Летов: «Я крайне против того, чтобы вообще где-либо печатались тексты моих песен. Просто негодую. Песня – это песня, и текст ее имеет свою значимость лишь в общем песенном контексте. А это – и энергия исполнителя, и мелодия, и гармония, и ритм, и еще куча необходимейших компонентов. Я вот не воспринимаю (во всяком случае в полной мере) песен Высоцкого или Башлачева на бумаге – это надо слушать. Или петь самому. Иначе ничего настоящего, ничего целого не возникает».

Речь в данном случае шла, конечно, не о текстовых вкладышах в пластинки, о которых тогда и мыслей быть не могло, а о публикациях текстов песен в отечественном рок-самиздате. Впрочем, история и мифология в жизни и творчестве Летова постоянно переплетались, «на все четыре стороны – попробуй поймай». Как и его рассказы разных лет о себе и о том, что творилось вокруг него всю его жизнь, сотканные из противоречий и сиюминутных эмоций.

И этот побег в 1987 году из коридора психиатрического диспансера, когда на лестнице уже раздавались шаги санитаров, и скитания вместе с Янкой, путешествия автостопом от Москвы до Киева, от Киева до Крыма и обратно в Москву, ночевки в поле, голод, поэзия, любовь и счастье – сюжеты для фильмов и книг, которые, как казалось тогда, вряд ли будут сняты и вряд ли будут написаны. Тут что-нибудь одно – или снимать, или жить, как будет сказано им же впоследствии. Охота на настоящее, которое случится уже вот-вот. Егор Летов не возник из ниоткуда, все свои ранние годы, да и всю свою последующую жизнь он жадно впитывал все подряд, пропускал через себя огромный поток музыки, литературы, кино – всего громко говоря, наследия человечества, которое о нем тогда еще толком и не знало. Многие из его первых поэтических опытов, доступных сейчас в сборниках стихов Егора, были тогда уже вполне зрелыми. Чего нельзя сказать о ранних записях полумифической группы «Посев», к которым сам Летов относился с изрядной иронией и юмором и категорически отказывался их распространять и издавать, когда уже появилась такая возможность. Фрагменты этих ранних опусов все же просочились по прошествии времени в народ и доступны теперь в интернете в виде бутлегов, но интерес они представляют разве что для самых заядлых и пытливых коллекционеров и поклонников. Наивно искать там большие откровения и какие-то несусветные чудеса – скорее, это черновики, наброски, попытки нащупать то, что проявилось позже, уже в «ГО». Эта часть мифологии как раз из области поиска, охоты на зверя, игра в музыкантов, незрелая и неокрепшая. Как и голос Егора, который он тоже сделал себе сам, намеренно срывая его и делая глубоким и хриплым громким пением и криками во время прогулок по лесу и дома, в подушку, чтобы не нервировать соседей. В том самом омском лесу, где ему, по его собственным рассказам, как-то раз еще в глубокой юности открылось неведомое, нечто сродни озарению и откровению. Словно приоткрылась тайная дверца и случилось что-то, чему нет рационального объяснения.

Москва, 19 февраля 1989 года, Янка Дягилева, Игорь Жевтун, Егор Летов, концерт «Гражданской Обороны» и «Великих Октябрей» в ДК МЭИ, фото Лев Гончаров.

Наши

У Летова было определение «Наши», возникшее вне политического контекста и сильно задолго до появления этого самого контекста в его жизни. Нашими он предпочитал называть близких по духу людей, поисками которых и занимался в ту пору. «Я ищу таких, как я, сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных. А когда я их найду – мы уйдем отсюда прочь, мы уйдем отсюда в ночь – МЫ УЙДЕМ ИЗ ЗООПАРКА!» А на ловца и зверь бежит, как известно. Другое дело, что Егор не только и даже не столько искал свой мир, он его сам в огромной степени и создавал. Легенда о таинственном, могучем и потрясающем «сибирском панк-роке», которую он активно продвигал в 1980-е годы, была не то чтобы абсолютной выдумкой, но говорить всерьез о неком движении, захватившем умы, не приходилось. Тогдашние сибирские «Панки в своем кругу» – это считаные по пальцам люди, столь искренне и яростно верившие в чудо, прорыв, выход за флажки и столько отчаянных и рискованных поступков совершившие, что чудо не могло не случиться прямо здесь и прямо сейчас. Ну а вожаком этих подвигов, командиром и полководцем всей этой «психоделической армии» стал, вне всякого сомнения, Егор Летов. «Как захочешь – так и было».