Сборник рассказов. Избранное

– А-316.

– Да, Салем, – спокойно ответила гиноид.

– Что ты чувствуешь? Что ты ощущаешь при виде полученной информации.

– Я прошу больше не показывать мне данные видеофрагменты. Они нарушают выстроенный мною образ мира счастья и любви, в котором я хочу жить.

– Но эти образы имеют место быть. Они неотделимы от жизни.

– У вас, людей, они, возможно, имеют место быть.

Ученый недовольно покачал головой, сменив ролик. Капли дождя забарабанили по листьям папоротника, ветер трепал мокрые гривы златогривых лошадей, мчащихся навстречу закату, детеныши хищников рычали кусаясь, возясь в своей странной игре. Распускались ночные фиалки, звери собирались к водопою после тяжелого жаркого дня. Улыбка тронула бархатные губы. Естественные природные условия; симфония струн души заиграла на ее лице. Она одобрительно кивала головой. Ученый выключил монитор.

– А-316, ты слышишь меня?

– Да, Салем.

– Что ты хочешь? О чем ты сейчас думаешь?

– Я хочу видеть в этом мире красоту, стабильность, порядок. Я знаю, что многие видят несчастья, боль. Но вы, люди, сами вносите их в свою жизнь, Салем. Вы как слепые котята, копошитесь, царапаете друг друга, кусаетесь, рвете в клочья шерсть, уши. Каждый старается пролезть дальше и выше, чтобы вылезти из коробки, в которую вас, как вы думаете, положил создатель. В мире нет сострадания, Салем. Если животное ослабело, его убивают, либо оно уходит умирать само, никто не будет о нем заботится. Сострадание и жалость придумали вы, люди, чтобы возвысится в собственных глазах и успокоить свою совесть перед другими особями вашего вида. Забота имеет место быть в этом мире, сочувствие аналогично присутствует, но только лишь затем, чтобы облегчить страдания раз и навсегда путем ликвидации испорченного объекта, а не для того, чтобы горевать вместе день изо дня. Вы извратили всю сущность мира и пытаетесь добиться того, чтобы все жили по вашим законам. Когда вам протягивают руку помощи, вместо того, чтобы принять ее и выбраться из пропасти, вы удивляетесь, почему объект беспомощно не горюет вместе с вами.

Салем потер лоб. Как гиноид может принимать такие решения? Возможно, он ошибся в ее программировании?

– Вы требуете от объекта, который не приспособлен для данного действия, невозможного, – продолжала она, – попробуйте заставить рыбу летать, а цветок ходить. От каждого объекта возможно требовать только то, для чего он был создан в цепочке эволюции. Ты хочешь сострадания, игнорируя полностью причину его появления и последствия.

– Я лишь хочу доказать, что оно возможно и является звеном в системе эволюции, А-316, и ты мне в этом поможешь.

– Если бы люди обладали другими органами чувств для познания, то, возможно, ты бы имел понятие о совершенно других вещах, которые тебе сейчас недоступны.

– Помолчи, пожалуйста, – Салем вскипел.

Как гиноид, сроком жизни всего мгновение по сравнению с продолжительностью его жизни, может учить его?

– Что ж, будем продолжать, – произнес он уже спокойнее, – на сегодня достаточно. Пойдем, А-316.

Девушка встала и проследовала за ним к выходу из лаборатории.

Дни сменялись неделями. Тесты, задачи, запахи, музыка. Звуки смеха, рыданий, ярости, отчаянья, пылких признаний, ласковые и нежные слова. Палитра цветов, дождь, радуга, солнце, звезды, лунные дорожки на озере. Гиноид положительно реагировала на красоту, восторгалась чудесами природы, откликалась на созидательные эмоции, но полностью отсутствовала какая-либо реакция на боль, страдания, смерть. Скорее она относилась к ним скептически, как к бесполезной трате времени. Как к чему-то ни на что не похожему. В своем проекте Салем хотел обучить робота не только восхищаться красотой, но и сочувствовать, сострадать тяготам лишения, боли и невзгодам, постигающим живых существ, побудить в ней желание помочь им. Но ничего толком не выходило. Реакция на положительное имела место быть; на отрицательное – не существовала. Ученый опустил свой лоб на замок из пальцев. «Неужели в аутентичном мире нет сочувствия? – задавался он вопросом, в который раз вспоминая их диалог. – Неужели это так естественно, отсутствие взаимопомощи, отсутствие желания помочь, лишь добить умирающего?».

– Я словно бы забыл поставить эмоциональное зеркало, и сигнал идет в одну сторону. Не может же она? Как Жанна – вдруг вспыхнуло имя жены, – нет, это фантазии, – отмахнулся он.

– А-316, что ты есть?

– Я гиноид, имя А-316.

– Чего ты хочешь? У тебя есть свои желания?

– Я хочу видеть в этом мире красоту, стабильность, порядок, – повторила гиноид. – Ранее я уже говорила об этом.

– Но как ты можешь игнорировать составляющие этого мира? Как можно игнорировать смерть, разрушение?

– Это ни на что не похоже, – ответила она, – не похоже.

– Но ты не можешь отрицать того, что является частью нашей жизни, – вновь гнул свою линию Салем.

– Это является частью вашей жизни, но не моей. Люди слишком погрязли в удовлетворении своих амбиций. Вы отказываетесь от созидания, стремясь разрушить все в угоду тщеславия и желания власти. Вы боитесь. Мне же неведом страх. Разве тебе не приятно впитывать капли теплого дождя всей поверхностью своей кожи, лежа в ароматной свежей траве? Подставлять лицо согревающему солнцу, любоваться радугой, слышать щебетание птиц, находясь в объятиях другого человека?

Салем глянул на нее исподлобья и тут же подумал, что глупо обижаться на робота. Да что она знает о его жизни.

– Но что ты предпримешь, если я, например, буду умирать?

– Ты смертен, Салем, ничего. Я не в силах продлить срок твоего существования.

Салем вскочил, подбежал к роботу и отключил гиноида. Разговоры с ней были краткими и всегда сводились к одному и тому же. Только красота и только порядок. Нет жестокости, а, следовательно, нет жалости. Этого для гиноида словно не существовало. Все это человеческие пороки, разрушающие стабильность настоящего мира.

Уставший, выбившись из сил, он с трудом дошел до кровати. Утомление давало о себе знать. Сон не шел, напряженный мозг требовал разрядки. Пара таблеток снотворного и через пять минут глаза сомкнулись, погружая Салема в новый мираж.

Она приблизилась близко-близко, обдавая дыханием его лицо, от которого он и проснулся.

– Жанна, – уже не удивился он. – Ты.

Перламутрово-серые глаза при свете ночника с интересом заглядывали в его глаза, отходящие ото сна. Она наклонилась ближе. Между их губами оставалась пара миллиметров, и он уже чувствовал исходящее от них тепло. Салем потянулся с привычной легкостью, требуя прикосновения. Но она отстранилась, легко, как дуновение ветра.

– Постой, – только и успел выговорить он.

– Ты не справишься один, тебе нужен помощник.

– Помощник?

– Ты не справишься один. Ты не справился бы один тогда. Я… Я… – с последними словами тень растаяла.

Раскаленным прутом, ввинчиваясь в мозг, прозвучали ее слова. Сердце дернулось и сжалось в груди. Он вспоминал. Жанна, Жанна, как она любила его эксперименты. Жена ученого. Она сама инициировала некоторые эксперименты, подавала идеи, словно черпала их из информационной паутины множества коррелированных умов ее тяга к познанию. Сколько раз он возвращал ее в сознание. Ели бы не этот чип. А после с восторгом рассказывающую о новых ощущениях, продвижении, видениях. Волна одиночества вновь захлестнула его, душа и топча своей вязкой массой, затягивая в депрессивную воронку. А на последний эксперимент он пошел сам, добровольно. Он сам предложил ей его. Или это была вновь ее идея, он уже не помнил. Отсканировать ее полностью. Всю. Чтобы подарить ей вечную жизнь в системе иного существования. Но что-то пошло не так. Она как будто чувствовала, но упорно настаивала на своем. А затем. А затем ее не стало. Салем принял дозу успокоительного, запив стаканом янтарного виски.

Темнота комнаты сменилась полумраком пещеры. На возвышении в центре площадки стояла девушка, громко выкрикивая слова на незнакомом языке. Из ее руки в тело лежащего на каменном столе мужчины бил светлый циановый луч. В окружении толпы магов тело задергалось и неожиданно ожило. Будучи когда-то человеческим, оно изменялось. Руки удлинились, на пальцах выросли чернеющие когти. На спине огрубела и потрескалась кожа. Лицо покрылось зеленоватой чешуей. Девушка продолжала, уже нараспев, читать длинное заклинание, которое подхватили собравшиеся жрецы. Испытуемый вращал красными глазами и кричал что-то нечленораздельное, пытался разорвать веревки, связывающие его. Яркая вспышка озарила потолок пещерки. Со стола, освободившись от пут, восстало чудовище. Собравшиеся рукоплескали девушке. Она кланялась и улыбалась. Чудовище посмотрело в упор на Салема и оскалилось желтыми зубами. Черты лица изменялись, то, заостряясь, напоминая змеиные, то, расплываясь, вновь становясь человеческими. Губы сложились в трубочку и подули в его сторону, неслышно. Лишь ее горячее дыхание долетело до него.

– Сааааалеееем, саааааалееееем, – зашелестело со всех сторон.

– Саааааалем, – зашипели как змеи жрецы.

– Сааааалееееем, – заскрежетал монстр.

Глава 3

– Салем! Ну ты где там! Ответь уже, – из динамика кто-то настойчиво повторял его имя. А с экрана монитора смотрело полноватое лицо с кудрявыми волосами. – Э-э-эй, да где ты! Ау-у-у-у!

– Питер? – ученый опешил, – но как ты? А, впрочем, неважно, чертов хакер. – Что, что тебе нужно? Что случилось?

– Ты давно не выходил на связь. Да года два уже прошло. Ты в порядке?

– Да, Питер. Да. Послушай. Я тут подумал. Я свяжусь с тобой позже, хорошо? Я сейчас занят.

– Окей, жду с нетерпением.

Монитор отключился.

Жан потер подбородок и удовлетворено хмыкнул в сторону коллег: «Питер, значит Питер. Узнал его, сумасшедший гений. Отлично».

***

Несколько дней спустя обрывки сна крутились в голове ученого: монстр, чудовище, Жанна, восхищение. С пробуждением азарт, жажда экспериментов, надежда на удачное развитие эксперимента зажглась искрой в груди Салема. Балансируя на грани безумия, он решился еще на одни эксперимент, но для воплощения его в жизнь ему требовалась помощь. Долго не решаясь посвятить кого-то в тайны своей разработки, перебирая в уме всех своих знакомых, которые с легкостью могли предать его, почуяв наживу, он все же набрал номер своего старого друга на телефоне: «Алло, Питер! Питер, это Салем, да, да. Ты звонил мне недавно, взломал мою систему, помнишь? Мне нужна твоя помощь. Ну вот так сразу. А зачем тянуть? Ты технический дизайнер. Да, я помню. Питер, я предлагаю тебе контракт на два года максимум. Я все оплачу. Да и перелет тоже, разумеется. Девочек? Нет. Вылетишь завтра? Отлично. Жду!».

Телефон отключился сам, ученый даже не успел завершить звонок. Сигнал в этом месте был слабый и часто пропадал. Однако разговор состоялся, и со дня на день Салем ожидал приезда Питера. Его давнего друга. Технического дизайнера, хакера, да и черт знает, кем он только не был.

***

Питер, мужчина крепкого телосложения, добродушный, полноватый с каштановыми вьющимися волосами расплылся в улыбке и бросился обнимать Салема уже с порога.

– Пит, как ты уже прилетел, так быстро? Как это возможно? Мы же только вчера с тобой разговаривали.

– Салем, дорогой мой, сколько же мы не виделись. Ты меня напугал тогда, когда я позвонил тебе. Да ты тут законсервировался в своей лаборатории. У нас в Нью-Йорке жизнь пролетает, и глазом моргнуть не успеешь. Да и тот сон.

– Какой сон?

– Да так, неважно.

– Постой. Нет, это важно. Наверное, именно поэтому я тебя и позвал сюда. Ты видел ее?

– Видел, видел. Она что-то пыталась сказать. Просила помощи что ли для тебя.

– Да. Так все и было. Питер. Я забыл спросить про твою жену. Она не будет против, если ты поживешь здесь пару лет?

– А, жена, – вздохнул он. – Нет, мы разошлись. Она нашла себе какого-то гонщика и укатила с ним в Калифорнию.

– Прости.

– Да черт с ней. Женщины, найду себе еще кучу пташек. Да, Салем? Как твои куколки тут поживают без меня? Развлекаетесь?

Салем принял серьезный вид и покачал головой.

– Я создал гиноидов исключительно ради науки, а не для использования в личных целях.

– Ну хоть посмотреть-то на них можно? Ну хоть глазком? А? – Питер подмигнул и толкнул Салема в бок. Ну покажи, а!

– Да, ты не только будешь смотреть, ты будешь проектировать! Да что мы тут стоим? Пойдем. Ты же устал с дороги, тебе нужен душ, обед, чистая одежда. Пойдем, у меня все есть. Где твои вещи?

– Да нет у меня никаких вещей. Вот весь я! – расхохотался Питер, раскинув руки в стороны.

***

Прошло несколько дней, прежде чем Питер смог приступить к выполнению заказа. Необходимо было обновить в памяти предыдущие эскизы гиноида, проанализировать материал, из которого будет выполнена внешняя оболочка. Пит слонялся по берегу пруда, рассматривал рыбок, которые, в свою очередь, рассматривали его. Задавал кучу ненужных вопросов. Вел себя очень шумно. В один момент Салем даже пожалел, что взял его. Но Жанна больше не приходила, и он решил, что идет в правильном направлении. Дизайнер потихоньку осваивался, но, однако, не торопился с проектом, думал, высчитывал и наконец-то засел за чертежи и проектирование модели. Прошло несколько месяцев. Питер был готов представить ему свое творение. Тем не менее до завершения эксперимента он ни в какую не пускал Салема в свою лабораторию. Салем попросил отключить речевой аппарат гиноида. Так как не хотел более слышать ее умозаключения по поводу своего несовершенства и человечества в целом, посчитав, что это мешает цели эксперимента.

Настал день презентации. Салем не предполагал, что может получиться такой результат. Он ощупывал новое воплощение робота, трогал, чуть ли не пробовал на вкус. Кружился коршуном вокруг, заглядывал в еще тусклые глаза, цокал языком и был немного напуган. Не в это тело он хотел поместить ее. Хотя, впрочем, почему же нет? Почему не в это? Идеальный эксперимент. Такого еще никто не делал.

– Питер, я похищу ее у тебя на некоторое время. Мне необходимо кое-что проработать. Настроить программу. Покопаться в ее голове. Посмотреть, как она вообще будет работать.

– Да без проблем, Сал. А я съезжу в отпуск. Отдохну на пару недель. Ты не против?

– Нет, конечно, съезди, развейся. Ты славно поработал! Голова! Го-ло-ва! – он похлопал друга по спине.

***

Салем приступил к самой главной части эксперимента: слиянию, корреляции гиноида и его Жанны; двух разных составляющих этого мира: искусственного и истинного. Хотя в данном случае искусственного и искусственного. Сложно представить, что произойдет после. Возможно, он ошибся, не загрузив ее сразу в тело гиноида, а создав отдельную программу, влияние которой на сознание человека может оказаться непредсказуемым. Но отступать уже нельзя. Слишком многое сделано, пройдено. Он чувствовал, что может опоздать.

Питер вернулся, как и обещал, спустя две недели, отдохнувший, посвежевший и такой же веселый. Новая модель робота чудовищно отличалась от первоначальной версии. Лицо девушки оттенка нежного персика осталось прежним и прекрасным, но колени робота выгибались назад, тонкие пальцы сменили грубые когти. Впрочем, она больше походила на величавого фавна, нежели на девушку. Он установил ее в комнате испытаний. В той самой, где проходил эксперимент над первоначальной версией А-316. Впрочем, все эксперименты Салема сводились именно к одному: к танцу. Танец был тестовым режимом всего, что он делал.

Настал момент истины. Из динамиков комнаты исследований полилась прежняя музыка, и все замерли в ожидании. Пытаясь воспроизвести прежний танец, гиноид оступалась, движения не сочетались с записанной программой. Она прощупывала новые варианты, шаги, повороты, изгибы. Нелепая неслаженность резала глаза. Ученый хранил молчание. Питер был серьезен, как никогда. С окончанием мелодии девушка замерла, изгибаясь, но зеркало закрыло глаза на прежнее изящество. В искусственном мозге под титановой черепной коробкой происходил пересчет. Тело пыталось подстроиться под желаемые изгибы, уродливость новых форм не соответствовала поставленной задаче. Тень промелькнула на каменном лице. Она резко обернулась к Салему и ощерилась. Ученый вздрогнул, – не может быть. Питер напрягся.

– Еще раз! – воскликнул Салем, включая кнопку на пульте управления.

Повторно зазвучала мелодия, и чудовище закружилось в ужасающем страстном танце. На этот раз движения выходили четко отработаны; волны растекались в разные стороны, воздух искрился, бушевали глубины океана, багряные шлейфы окрашивали движения А-316. С окончанием музыки отражение замерло в идеальной позе. Каменное лицо с горящими глазами оставалось неизменным. Мрачное недовольство заиграло во взоре Салема. Пальцы жестко надавили кнопку на шее. Тьма поглотила очертания фавна, несколько дней продержав ее в своих объятиях, не позволяя высвободиться и снова показать всю грацию, на которую способен только искусственный механизм.

Глава 4

Питер молчаливо шел за Салемом. Уже находясь в столовой, он не выдержал.

– Сал, ну ты доволен или что? Что должно было произойти то? Что ты молчишь?

– Не совсем, – Салем покрутил в руках стакан налитого виски. – Понимаешь, она справилась. – Он потер лоб. – Справилась, эта чертова железка. Спра-ви-лась! Я ожидал другого! Совсем иной реакции.

– Да какой, черт возьми?! – выпалил дизайнер. – Ну станцевала эта зверюга. Сначала, правда, запнулась, начала тормозить, но затем, смотри. Все выполнила.

– То-то и оно. Все у нее получилось. Хитрая. Догадливая. Еще глянула на меня с сарказмом.

– Что?

– Нет, так, ничего. Я заставлю ее. Заставлю.

– Послушай, ты хочешь вернуть ее? Ну я не дурак же, догадался. И тот чип. Салем, что ты задумал?

– Ты не представляешь себе, как я хочу этого… – прошептал ученый.

– Но что тогда, черт возьми, ты делаешь, зачем я превратил ее в чудовище? Загрузил бы ее в первоначальную модель.

– Понимаешь, она должна кое-что понять у себя в своих компьютерных мозгах. Когда это произойдет, я приступлю к следующему этапу. К полному слиянию ИИ и сущности Жанны. Она внутри, но она не может осознать себя, примерно так. И я хочу, чтобы ты мне в этом помог. Она не будет бесчувственной машиной, которая делает только то, что запрограммировано.

Питер вздохнул и развел руками.

– Налей-ка мне еще виски, друг. Что у тебя творится в голове, я никак не пойму…

Вечером, оставшись один, Салем вспоминал.

Он вспоминал тот эксперимент, после которого лишился ее. Слияние. Они грезили о нем. О том моменте, когда можно будет соединиться сознанием. Но не здесь, не в человеческих беспомощных телах, а за гранью разумного. Это произойдет в иной реальности, в иной системе. Там, где есть только потоки информации и чистой энергии. Он не мог посвятить в этот эксперимент кого-то еще. Выбрав свою жену в качестве подопытной, он и не думал, что может пойти сбой. Он хотел соединить два сознания на уровне, когда не надо будет звонить друг другу, чтобы услышать голос, промчаться несколько миль на машине для того, чтобы увидеться, когда не надо говорить, на какой цвет я смотрю и что ощущаю под своей ладонью. Вдыхать аромат и осознавать, что его почувствует связанный с тобой человек. Думать и ощущать все вместе, как единый организм. Но это лишь на первом этапе физического существования. Он отсканировал ее полностью. Всю, от кончиков пальцев до нервных окончаний мозга. Перевел ее в программу Жанна или А-316, создал новую систему. Они ставили эксперименты на животных. Микросхемы, вживленные в их мозг, позволяли животным испытывать простейшее чувство голода и удовлетворять его, не прикасаясь к еде, успокаиваться при надвигающейся опасности, либо, наоборот, защищаться и нападать. С ними все происходило легко, без эксцессов, однако они умирали через неделю после начала эксперимента. Их мозг не выдерживал. Было принято решение внедрить микросхему еще одному человеку. Салем не мог рисковать собой. Он позвал Питера, своего лучшего друга. Только ему он мог довериться. Обсудив все возможные варианты втроем, они решились. Вначале все шло по схеме. Правда, скрыть что-то от Питера, а особенно моменты интимной жизни, не получалось никак, он знал буквально все. Но он взломал ее, чертов хакер. Жанна продержалась неделю. Ее мозг лопнул как орех, сгорел.

Да, Салем хотел повторить эксперимент. Именно поэтому он вновь позвал Питера. Именно поэтому он хотел протестировать на нем гиноида, прежде чем попробовать слияние с ней. О его микросхеме Питер не знал. Осталось только подождать. Выдержит ли он атаку гиноида. «Если эксперимент пройдет удачно, а если нет…», – Салем отогнал от себя эту мысль. И сосредоточился на своем исследовании в обучении гиноида.

Ночью, когда Сал заснул, Питер отключил сигнализацию, которая ровным счетом ничего не спасала. Гиноид, лишенный возможности полноценно разговаривать, находился в состоянии бездействия. Зверюга была максимально сосредоточена на рассматривании слабо освещенной стены.

– Ну сейчас все свершится, – потер руки Пит.

Он подсоединил провода, настроился и постарался расслабиться. Выпуская наружу мягкие волоски-щупальца, он исследовал объект. Подбирался к ней осторожно, распутывая клубок связей. «Жанна, Жанна, – мысленно проговаривал он». Неожиданно-мощный удар откинул его назад, вынуждая закрыться.

– Выпусти меня! – обрушилось на него нечто из глубины сознания, бешено колотя, шлепая ладонями по темному, прочному стеклу, которое сдерживало его.

– Жанна! – он задохнулся от неожиданности, – ты в сознании!

– Выпусти, выпусти, выпусти! – требовала и давила неизвестность.

Он отстранился, сжавшись в комок, но прочно держал удар. Нет, он не даст спалить себя.

Вскоре буйство прекратилось. Он вновь выпустил щупальца, пробираясь в глубину.

– Жанна, – тихо позвал он, но ответом служила сосредоточенная тишина.

Гиноид очнулась от созерцания стены и, как ему показалось, удивленно посмотрела на него. Взгляд длился не более двух секунд. Затем она вновь вернулась в прежнее состояние. Он снова попытался дотянуться до нее. Женский образ промелькнул перед глазами и исчез. В следующее мгновение удар вышиб его из головы чудовища и собственного сознания.

Забегали, засуетились люди в белых халатах, кто-то звонил по телефону, кто-то вводил секретный код, перед глазами все плыло.

– Жан, мы отправим туда группу скорой помощи. Мы не можем его потерять.

– Нет, постойте, надо разбудить Салема. Задействуем его. У него есть опыт спасения людей в подобных ситуациях.

– Как скажешь, босс.

Салем неожиданно подскочил на кровати, почувствовав напряжение. «Питер!» – забилось в голове. Накинув халат, он выбежал из комнаты. Двери комнаты Питера и лаборатории открыты. Он немедля бросился туда.

Сал нашел его без сознания, наполовину выползшего в коридор. Робот по-прежнему пребывал в сосредоточенном состоянии медитативного изучения стены. Салем сразу все понял по торчащим проводам. Прощупав пульс, проверив зрачки Пита, он выдохнул и принялся бить его по щекам, набрал в рот воды из графина и брызнул ему в лицо. Питер всхрапнул и зажмурился, закрывая лицо руками.

– Ой, хватит, хватит, ну чего ты пристал ко мне? – проворчал он. – Живой. Да, конечно, живой, ну перебрал вчера виски и только.

– Ты что, пытался соединиться с ней?

– Что? Я? Пытался. Пытался, Сал, – Питер сел.

– И? – Сал чуть не подпрыгнул, и что там? Она там?

– Там, – поскреб подбородок Пит, – там, но ты ее не вытащишь. Нет.

– Это еще почему?

– Эта зверюга поглотила ее; понимаешь, она сама обладает некими задатками сознания, она же не кофеварка. А Жанна? Жанна – это всего лишь че-ло-век. Все кончено, Сал. Та держит ее. Им надо слиться друг с другом, понимаешь? Без этого никак. Да и то, Жанны больше не будет в первозданном ее состоянии. Она как в тюрьме. Не знаю, как это объяснить, – Питер вздохнул. – Да и все впустую, мне кажется.

– Так я и пытаюсь сделать это. Пытаюсь ее активировать. Чтобы она могла…

– Не знаю, Сал, – перебил Питер. – Не знаю, что у тебя получится, но пока ты ее не активируешь, я туда больше не полезу.

– Но!

– И тебе не советую, – поднял он вверх указательный палец.

– Я и не собирался.

– Да конечно, я знаю, что у тебя есть эта микросхема. Она мне показала. Она много мне показала, прежде чем вырубить меня. Такого, что… – Питер замолчал и уставился в стену напротив.

Люди в белых халатах напряженно замерли перед монитором.

– Она ее подавит, – наконец выдохнул Пит. – Что мы – люди. Немощные. Ах, да, создаем этих монстров, а они контролируют нас. Держат железной хваткой. Ходишь внутри как по струнке, шаг влево, шаг вправо, и тебя сожрали, стерли из памяти, раскололи как орех. А она держится там. Салем, Салем, зря ты это затеял. Я не знаю, что она чувствует. Она же вроде бы и не человек больше, и не в сознании, и в сознании одновременно. Я как будто видел ее, идентифицировал. Понимаешь? Она по большей части спит. Зверюга не пускает ее. Спит или слоняется в этой темноте, не слышит нас, не видит, она даже не знала, что мы тут есть. Пока я с ней не попытался выйти на связь. Чистилище? Ад? Да называй как хочешь! Зря, Сал. Зря ты затеял все это. Отпусти ее. Она умерла, понимаешь? Ее больше нет, ты ее не вернешь.