Полная версия
По ту сторону могил
Лиза Глум
По ту сторону могил
Самое время познакомиться
Жизнь всех разложит по своим могилам.
Лиза ГлумСмерть забирает лучших. Кажется, так у живых говорят? Осмелюсь разочаровать: иногда забираем мы. И нам, мягко говоря, без разницы, был человек при жизни хорошим, умным, талантливым или так себе вариантом. Мы – это мертвецы. И нам тоже хочется кушать. А на вкус праведники и грешники, в принципе, одинаковые.
В общем, в еде мы непривередливы. Да в Загробье никто и не поднесет вам фирменное меню в кожаной папочке. В конце концов мир по ту сторону могил – это вам не мишленовский ресторан. Скорее транзитный полустанок, через который души перегоняют от вокзала «Жизнь» до конечной станции «Чистилище». Дальше поезд не идет и все такое. Да, это маршрут в один конец.
Кстати, забыла представиться. Я Кива и я мертвец. Конечно, при жизни у меня было более прозаическое имя. Екатерина. Но тут мы все придумываем себе новые имена. Ведь людей, чьи буквы выбиты на наших надгробных плитах, уже не существует. Имена стараемся выбирать не особо длинные и мудреные. А то сложновато выговаривать абракадабру, когда твой рот охвачен процессами гниения или в нем отложило свои личинки какое-нибудь насекомое.
Короче, добро пожаловать в мой некроблог! Он – все, что у меня есть сейчас, и он же единственное, что останется после меня. Читая, вы будете удивляться и отрицать, бояться и принимать, смеяться и грустить, даже местами сдерживать рвотные позывы. Вы вправе верить или не верить моим историям. В любом случае все они – правда.
Мертвецы – это вам не покойники
Смерть – это только начало.
Лорд БлэквудПопрошу не путать нас, мертвецов, с покойниками. Чтобы вы немного понимали: покойники – те, кто умер совсем, с концами. На сороковой день душа таких отслаивается от тела. Последнее остается лежать в земле, становясь пищей для червей и прочих мелких падальщиков.
Так вот, пока насекомые беззастенчиво глодают останки покойников, душа их отправляется дальше, туда, что живые называют Чистилищем. Там бесплотная оболочка обнуляется: счищается грязь совершенных человеком грешков, стирается память о последнем телесном воплощении и обо всех событиях, связанных с этим.
Без накладок там, конечно, не обходится. Иногда процесс, скажем так, форматирования души стирает сегменты памяти не полностью, а частично, к тому же избирательно. Вот почему у некоторых живых, преимущественно детей, какой-то период времени появляются видения, сны, воспоминания о той прошлой жизни. Это лечится, но чаще проходит само.
После Чистилища душе подбирается новая телесная оболочка, и ее, чистенькую и свеженькую, пинком под зад отправляют обратно в мир живых. Причем воплотиться заново она может как через несколько дней, так и через десятки, сотни лет. Как долог будет новый цикл души – вообще непонятно. По крайней мере, к нам регулярно попадают не только дряхлые старики, но и полные сил человеческие особи, и даже новорожденные.
Спрашивается, зачем вообще нужны все эти напряги с вселением души в тело, которое через несколько дней снова попадет в Загробье? Система, по которой все это планируется, реализуется и контролируется, не очень понятна. Может, какая-либо закономерность тут отсутствует вовсе, а умники из Чистилища и смежных инстанций работают от балды.
Можно считать это каким-нибудь божьим замыслом, помыслом, промыслом. Вот только его автором, что очень вероятно, выступает божество по кличке Рандом. И тем не менее механизм худо-бедно работает еще со времен сотворения мира. Шестерёнки крутятся, жизнь вертится. И никто особо не возникает.
У мертвецов же после сороковин душа остается приклеена к плоти, лишенная возможности отправиться в «прачечную». Причем тело гниет по всем биологическим правилам. Правда, в о-о-очень замедленном темпе, уж не знаю почему. Вот я, например, тут уже десять лет, а выгляжу почти как новенькая. Наверное, этому способствует климат Загробья, ну и особнности нашего питания. Продовольственному вопросу в некроблоге будет посвящен отдельный пост.
Кто мы и откуда вообще беремся
Похороны для живых. Мертвым они не к чему.
Из к/ф «Виноваты звезды»Своей мертвецкой участью мы обязаны вам, людям. Есть в вашем мире те, на кого общие правила прописки в мире ином не распраняются. Так, нет места среди покойничков суицидникам, абортницам, убийцам, ну и прочим страшным грешникам.
Банальное незнание. Религиозные убеждения. Личные предпочтения. Финансовые невозможности. Эти и другие причины зачастую побуждают родственников и государство (это в случае с невостребованными телами) нарушать процесс погребения таких вот личностей. А хоронить их должно отдельно, например, за оградой погоста или в лесу. По крайней мере, старожилы нашего Загробья рассказывали, что во времена их молодости делали именно так. В современном обществе это считается каким-то нецивилизованным.
Есть еще вариант – разделать грешника на части и каждую предать земле отдельно у перекрестья дорог. Осуществить последнее в черте города сегодня – совсем уж сложнота. Только представьте себя с лопатой наперевес, развозящим пакеты с расчлененкой по разным концам города. Заморочно, в общем.
Самое доступное – предать тело огню, то есть кремировать, либо воде. Как ни цинично, но да, с камнем на шее спустить в какой-нибудь водоем. Огонь и вода априори мощные очищающие стихии, им вполне подвластно выжигание и, соответственно, отмывание души, чтобы она в нужный момент смогла освободиться от телесной оболочки.
Не очень корректно обозначать, что мертвецы мертвы, ха-ха! Условно мы действительно живем вечно. Если, конечно, кто-нибудь не откопает мертвеца и не проведет повторное погребение по всем правилам. Ну а вдруг? Вот только кому бы мы сдались что на том свете, что на этом. Так и живем…
Но давайте честно, разве это жизнь? Во-первых, память у нас не отшибает. Мы бессрочно тянем на себе весь этот тяжеленный груз из воспоминаний, мук совести, стыда, чувства вины и прочего, и всякого. А ведь среди нас есть такие, кто даже после смерти так и не раскаялся. Вот из них получаются особенно жестокие, изощренные мертвяки.
Во-вторых, как я уже говорила, при нас остается аппетит. Во всех смыслах нечеловеческий. И его, хочешь не хочешь, нужно удовлетворять. Вообще, мертвецы могут себя контролировать в каких-то моментах – у нас есть разум (мы ж вам не зомби), мы испытываем эмоции. Но в случае с голодом это, увы, не работает. Хоть перемолись, хоть обмедитируйся в своем гробике.
Так что назвать наше существование той самой вечной жизнью, тем самым вожделенными испокон времен бессмертием можно с большущей натяжкой. Вот почему обрести смерть после смерти – заветная мечта каждого мертвеца в Загробье.
Почему я стала мертвецом
Каждый момент жизни – это шаг к смерти.
Пьер КорнельПо статистике, кто уж там ее составляет, не знаю, неблагополучные дети вырастают в неблагополучных семьях. Я – аппендикс этой самой статистики, ненужный отросток, который все портит, ибо мои родители были вполне адекватные и заботливые, без вредных привычек и закидонов, которые могли бы спровоцировать у меня те или иные детские травмы. Да и я всю свою детскую дорогу была умненькой и послушной девочкой.
Ровно до тех пор, пока не вступила в пубертатный период. Вступила я в него, к слову, поздновато (по версии все той же статистики) – к пятнадцати годам. Случайно или нарочно, но жажда самостоятельности, независимости от мнения мамы-папы, стремление вставить свои решающие пять копеек по всем детским и недетским вопросам, совпало у меня с порой первой влюбленности.
Его звали Антон. Энтони. Разница у нас была всего полгода, но учился он уже на класс старше, и это выглядело так… статусно. Мне повезло – серой мышкой я не была, поэтому обратить его внимание на свою персону труда не составило. Мы стали встречаться. И то ли мальчики переживают период взросления жестче, то ли мой Энтони был подпорченным яблочком, то ли я не умела проявлять чувства от слова совсем, но наши отношения нельзя было назвать простыми.
Казалось бы, зачем ссориться, из-за чего? По факту же конфликтовали мы бурно на любом ровном месте. Один такой момент имеет для меня особое значение, поэтому часто всплывает в памяти. Гораздо чаще, чем хотелось бы.
Троллейбусная остановка. Ссоримся. В шестнадцать лет обиды – острее ножа, слова – хуже грязной тряпки по лицу. Любая размолвка по поводу и без – конец света, не меньше. Мосты сжигаются в момент.
От злости или отчаяния ударяю ногой в тяжелом ботинке по остановке. Толстенное стекло и – вдребезги! Как?..
– Не поранилась? – он, озабоченно.
– Я… я не хотела. Я не специально.
Отделение милиции. Сидим, ждем родителей – несовершеннолетние же. Разбор полетов неизбежен. Грядет хорошая взбучка. И домашний арест – очень возможно. Все это будет, но потом. А пока мы просто сидим и держимся за руки. Будто и не было совсем недавно никаких ножей, тряпок и концов света.
– Что это у тебя? – Антон достает из моего капюшона кусочек толстого стекла с паутинкой трещин. Улыбаюсь и бережно прячу «сокровище» в карман, чтобы потом убрать в шкатулку и хранить много-много лет.
В шестнадцать лет мосты сжигаются в момент. И в момент возводятся снова…
Через два месяца после этого случая меня не стало. Опять поссорились. Он ушел, хлопнув дверью. А я достала из шкатулки этот чертов осколок и вспорола себе вены. Как положено – вдоль, лежа в ванне с теплой водой.
Хотела ли я умирать? Да нет. Была уверена, что Антон вот-вот вернется, увидит, успеет. Не вернулся. Не успел.
В общем, моим родителям было пофиг на правила. Хотя знаю, что даже местный батюшка их предупреждал – негоже так девку хоронить. Мама-папа не послушали, захотелось им, чтобы все как у людей. Мало того, что купили справку о бытовой травме, повлекшей мою непреднамеренную смерть, так еще отпевание заказали. У другого батюшки, который был не в теме, потому и не возникал.
Кстати, со временем злость на родителей я перенесла на себя. Я никак не могла понять, почему у мертвецов, как у призраков, не принято наведываться туда, где они жили до смерти. Хотя днем такая возможность есть – мы невидимы (об этом еще расскажу).
Однажды я решилась посмотреть, как живут родители. Мама к тому времени уже родила моего братика. Но папа после моей смерти запил. Они ругались. Напуганный малыш сидел в манеже и даже не ревел – по личику тихо скатывались слезинки. А я не могла ничего сделать!
Если бы не моя выходка, у нас сейчас была бы крепкая и дружная семья. И дом, где живет любовь, а не вот это все. Это при жизни мы были кто во что горазд – убивались, убивали. А после смерти чувство вины угнетает. Ощущение, что ты уже никогда не сможешь ничего исправить, пылает внутри адским огнем.
Про смерть как она есть
Страх смерти хуже, чем сама смерть.
Джордано БруноСвет в конце тоннеля – слышали про такое, да? Банально до скрипа могильной земли на зубах, зато картинка, если постараться, выходит красивая, даже одухотворенная. Потому это весьма любимый у киношников инструмент, чтобы выдавить из зрителя эмоцию.
В общем, красиво, но не совсем правда. Потому что ничего такого вы на грани двух миров не увидите и не ощутите, по крайней мере, непосредственно в момент смерти. Страшно ли умирать? Больно ли? Давайте я вам просто расскажу про смерть как она есть, а выводы делайте сами.
Когда вы закрываете глаза навсегда, ничего не меняется. Вы видите перед собой ту же картинку, что и за мгновение до. Чувствуете те же запахи. Слышите те же звуки, что вас окружали: голоса врачей, которые пытались спасти вас на операционном столе; ритмы рейва, под которые вы случайно передознулись; трек на любимой радиоволне, звучавший за секунду до лобового столкновения.
Все это происходит по инерции, что ли. Знаете, как с курицей – если отрубить голову, птица потом еще какое-то время бегает, суетится, квохчет. Точнее, ей кажется, что она квохчет.
Этим вы мало отличаетесь от курицы, равно как и от любого смертного существа. Когда вы умираете, еще какое-то время думаете, что живете. На самом же деле до-жи-ва-е-те. Постепенно визуальные фантомные образы размываются в… мрак? Скорее бесцветие. Звуки, наоборот, сливаются в одну… Тишину? Скорее беззвучие и бестишие одновременно.
Вы проваливаетесь в это ничто или оно обволакивает вас – сложно разобрать. Вы ощущаете себя в себе, но не ощущаете себя в том, что вас окружает. Это длится какое-то… время. Время? Ну, если оно тут и существует, то явно течет не так, как вы привыкли. Может, в обратную сторону, по спирали или еще какой траектории. Или вообще хаотично.
Потом словно издалека до вас начинает доноситься первый звук post mortem – после смерти. Это не ваша любимая мелодия, не голоса живых или мертвых. Просто звук. С чем его можно сравнить? Думаю, что-то отдаленно похожее на то, как потрескивает лампочка в подъезде перед тем, как собирается перегореть.
Этот звук неумолимо надвигается на вас или вы сами приближаетесь к нему – тоже не разобрать. Вскоре звук начинает обретать видимость, на него слой за слоем накладывается картинка. Это какой-то цвет. Или свет. Вот тут уже можно притянуть за уши то самое про тоннель.
И вдруг приходит понимание, осознание того, что вы пропускаете этот звук и этот свет-цвет в себя. Свободно, не сопротивляясь. Вы позволяете этому быть в вас. Быть вами. Вы растворяетесь в этом без остатка.
Умирать – это не больно. Умирать – это… никак.
Кладбище – наш дом родной
Все мы приходим в одно и то же место.
ГорацийМоим последним приютом стало одно из кладбищ моего родного города М***. Какое именно – вас вообще не должно волновать. Просто знайте: на каждом погосте, находись он в мегаполисе или забытой богом деревушке, по ту сторону могил есть точно такой же загробный мир, населенный нами.
Мое юное грешное тело похоронили там, где в свое время были преданы могильной земле мои бабушка с дедушкой. Последнего я видела только на фото в старых семейных альбомах. А вот бабушку успела застать на этом свете. Вот только кровная родня, в отличие от меня, жила вполне себе благообразно. Поэтому в Загробье я бессемейная.
Хотя есть у нас тут несколько маргинальных династий, из поколения в поколение совершавших преступные деяния. Ничего интересного – сплошная бытовуха. Так часто бывает, что в пьющих или наркоманских семьях вырастают такие же неблагополучные дети и продолжают «дело» своих родителей, лишая кого-нибудь жизни, а со временем и сами отдают концы от цирроза или иного типичного диагноза.
Обиталищем мертвецов служат, конечно же, их собственные гробы. И знаете, чего я до сих пор не могу понять? Вам что, так сложно сделать их просторнее, комфортнее? В своем деревянном ящике каждый из нас проводит большую часть времени. Смерть, знаете ли, и так не сахар. А тут еще лежи себе в тесном деревянном ящике, не имея возможности сменить позу на более удобную. Это только в кино показывают, что какой-нибудь вампир с кайфом заваливается в свой гроб и нехотя покидает его только ради утоления голода.
Старожилы загробного мира рассказывали, что в те дремучие времена, когда еще бабы в поле рожали, снимали мерки и мастерили гробы тютелька в тютельку не только ради экономии на материалах. Наши предки верили, что если похороненный будет лежать плотненько, ему будет спокойно, и тогда наружу выбираться нужды не будет. Верить – верили, но схема была нерабочая. Вылазили как миленькие – и кушать хочется, и останки размять, и пошалить. Но верить в такие вещи в современном мире – это уже конченое мракобесие!
Сну в привычном для вас понимании мертвецы не подвержены. Периоды покоя, которые приходятся на светлое время суток, можно сравнить скорее с состоянием забытья, ну как при высокой температуре. Можете себе представить, как неудобно метаться в бреду в тесном «домике».
Во время бодрствования мы можем позволить себе выбираться из могил. Делают мертвецы это по разным причинам – в Загробье смерть идет своим чередом: устраиваем собрания, составляем графики выхода в город на охоту, обсуждаем другие текущие вопросы. Просто болтаем обо всем и ни о чем, в конце концов. Если вы не в курсе, по ту сторону могил обитают очень коммуникабельные товарищи, которые испытывают вечный дефицит общения.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.