Зеркала и лабиринты

– Дилия жила и работала в Черногории, мы нашли общий язык невзирая на бесконечные национальные и исторические контексты, поскольку весь остальной мир вдруг прекратил своё бессмысленное существование для нас, и мы – двое неудачников, неизвестно как выживших в пучине всепожирающего мира, держались на плаву лишь всё это время, чтобы найти друг друга, не иначе.

Я поддержал Селака улыбкой, в которой попытался отразить хотя бы приблизительно такое же тепло, что он источал при воспоминаниях о этой Дилии. Мужчина о чём-то задумался и кивнул головой, прежде чем продолжил.

– Я сидел у самого иллюминатора, глядя на то, как бесконечные хребты гор пестрели под нами. Там, в казавшихся бесконечными, складках ландшафта, виднелись посёлки, лишь некоторые из них перерастали в подобие городов, обитатели которых испокон веков занимались тем, что умели лучше всего остального – жили. Где-то там, в этом столь близком, но всё же затерянном для меня мире обитала Дилия.

– Вы ведь уже неплохо знали друг друга, верно, господин Фрэйн? – мне показалось не лишним уточнить этот момент, поскольку мой собеседник не единожды явил уникальность своего восприятия действительности.

Ответив мне укоризненным взглядом, Селак продолжил:

– Разумеется мы уже хорошо знали друг друга! Что ты там еще надумал себе, парень? Дилия уже не раз гостила у меня, когда в колледже, где она преподавала философию, между курсами её лекций образовывались достаточно длительные перерывы. Я же ни разу не посетил её. Не то чтобы она была против, я сам никогда не заводил разговор на эту тему, знаешь ли. Не люблю я весь этот официоз, когда приезжаешь к женщине, а там её родственники или друзья, все вас видят, деревня же как никак. Увидят тебя с ней под руку и всё, статус будущего мужа уже присвоен, а я, как ни говори, с такими вещами спешить не люблю.

Я не нашёл ничего лучше, кроме как понимающе кивнуть, поддерживая довод Селака.

– Ну так вот, говорю, решил я Дилии сюрприз сделать. Я ей сказал, что подвернулась мне оказия навестить её, однако с датами было не ясно. Она так обрадовалась, засмущалась, сразу видно было, для неё это как гром среди ясного небо. Ну так я парень не промах! – при этих словах Селак рассмеялся, и чудом его смех не перешёл в едкий кашель. – Когда я ей об этом говорил, я уже держал авиабилет в руке! Всё было решено!

– Вне всякого сомнения, господин Селак, вы человек действия! – заявил я, краем глаза улавливая, как на лестничном пролёте выше, в непроницаемой тени, Сапфир буквально давился со смеху, предвкушая драматичную развязку этой псевдоромантической истории.

– Надо сказать, весь полёт, как только мы покинули аэродром в Сараево, правый двигатель самолёта барахлил, но проводник уверял нас, что всё шло в штатном режиме, будь им не ладно. В какой-то момент, и без того заполненное шумом работающих двигателей, пространство салона наполнилось пронзительным сигналом радиорубки, то была связь с кабиной пилота:

«Господин Фрэйн Селак, место И-113, убедительная просьба подойти к консоли технического обеспечения».

– Когда это прозвучало в первый раз, я не сообразил, какого чёрта от меня вообще хотят, но сообщение повторилось, и я последовал указанию. Помню, как другие пассажиры смотрели на меня, будто бы я был какой-то особенный, ни как они все, раз ко мне обращались из самой кабины пилота.

Когда я подошёл к консоли, это было в хвостовой части самолёте, где располагался ещё один вход, меня встретила бортпроводница, одна из трёх. Она улыбнулась мне, кивнула головой, затем повернулась к тому, кто был за её спиной, и судя по всему и выступил инициатором того, чтобы меня позвали.

– Парень! Я обомлел, ухватившись руками за спинки пустых кресел по обе стороны от меня, я едва не осел на пол.

– Это был господин Фэйд? – действуя на упреждение, спросил я.

– Да, мать его за ногу, да! Это был он, траханный господин Фэйд, собственной персоны! Он стоял там! В том же костюме, точь-в-точь что и в день нашей первой встречи! Он стоял там, глядя на меня, всё с тем же выражением лица.

Хотя это и было ожидаемо, я поверить не мог тому, что рассказывал Селак, столь невероятным мне казалась его история, однако, преодолевая собственное удивление, я записывал в блокнот всё, что считал необходимым извлечь из этой истории.

– В руках он держал увесистый рюкзак, с кучей лямок и каких-то скоб. Я тут же признал в этом парашют, как те, что использовались после войны, в странах Юго-Восточной Европы.

«Что, чёрт возьми, это всё означает!» – прокричал я, стараясь, чтобы мой голос, даже на фоне шума работающих двигателей, звучал достаточно внушительно. Впрочем, парень, двигателям оставалось работать совсем не долго.

От изумления я вытаращил глаза на Селака, позабыв про сдержанность и столь ценимую мною манеру хладнокровного слушателя.

– Да! Ты всё правильно понял, парень. В следующий миг раздался глухой стук, за которым последовал треск и начался кромешный ад. Позже официальная версия следствия заявила, будто бы это какая-то крупная птица попала в один из двигателей самолёта, впрочем, эта версия звучит убедительно, учитывая высоту, на которой эта рухлядь летела, – Селак пренебрежительно плюнул в банку-пепельницу. – Фэйд, будь ему не ладно, знал всё наперёд. Когда началась вакханалия, люди принялись орать, хвататься за комплекты смехотворных спасательных жилетов, Фэйд силой натянул на меня парашют, я едва понял – как ему это удалось. В следующий же миг, он умудрился открыть запасной выход, ту самую дверь, возле которой мы стояли.

«Ты рехнулся!» – прокричал я, хотя в царившем в тот момент гаме мой голос просто потонул.

Без лишних слов, Фэйд буквально вышвырнул меня из салона самолёта. Парень, я никогда не прыгал с парашютом, эта ерунда вообще не для меня, я был простым учителем музыки, а не каким-то там «Джони Рэмбо», мать его. Когда уже в свободном падении, я понял, что никакой купол из надетого на меня рюкзака не появляется, я принялся судорожно дёргать за всё подряд, за каждую петлю! Но ничего не выходило, никакого парашюта не появилось, а я уже был в нескольких секундах от соприкосновения с вечностью. Я зажмурился, перестал дышать, хотя воздух и так отказывался идти в лёгкие при такой-то скорости падения, но в следующий миг произошло невероятное. Я погрузился во что-то мягкое, что-то, что буквально поглотило меня, лишив возможности видеть белый свет. Это «что-то» было колким, едким, и впивалось в каждый миллиметр моего тела. Я пытался двигаться, инстинктивно разумеется, но разум еще не восстановил контроль над моим телом.

– Куда же вы упали, господин Селак? – недоумевал я, столкнувшись со столь неожиданным поворотом в истории моего собеседника.

– В сено, парень. Я упал, мать его, в большущий, если не сказать исполинский, стог сена! Знаю, знаю, звучит как идиотская шутка, детский анекдот про чудесное спасение, но это правда и ничего не поделаешь. Видишь ли, чёртов самолёт, на котором я летел, в момент аварии пролетал над какой-то албанской деревней. Тамошние кнехты соревновались в ежегодной заготовке сена и сопоставляли свои успехи методом складывания здоровенных таких стогов, вот в один из них я и угодил. Выбравшись, я обнаружил, что на мне не было ни ушиба, ни царапинки.

– Что же тогда это был за рюкзак, который вам вручил господин Фэйд?

– Вот-вот, верно мыслишь! Я первым делом стянул этот тюк с себя и осмотрел. Оказалось, то, что я принял за укладку парашюта, на самом же деле был тщательно собранный походный комплект со всеми необходимыми прибамбасами для выживания. Спальный мешок, палатка, оборудование для розжига костра и минимальный запас еды, не считая набора многофункциональных инструментов. Всё было каким-то поношенным, но чистым и в отличном состоянии. Я осмотрел предметы на наличие лейблов и ярлыков, но ничего не нашёл. Этот Фэйд вновь оставил меня с моей жизнью, один на один.

– То место, куда вы приземлились, – уточнил я, – оно находилось далеко от населённых пунктов?

– Ага, точно говоришь! Я упал едва ли не на границе Албании и Черногории, в предгорье. Я понимал, что люди, заготовившие сено, могут появиться в любой момент, но именно значение слова «любой» вносит особую пикантность в эту ситуацию. Кроме того, в горах весной очень холодно ночами, и дикие звери не дремлют в поисках еды. Да и сами албанцы, надо сказать, ни бельмес ни на одном человеческом языке, а к чужакам относятся весьма подозрительно.

– Особливо к тем, что с неба падают, – добавил я, сомневаясь в уместности этого замечания, однако Селак принял это высказывание за неплохую шутку.

– В рюкзаке была карта, парень, карта! Не общая карта, а конкретная карта местности с указанием маршрута, можешь представить, от места моего приземления до той самой деревни, где жила Дилия. Я был слишком измотан, физически и эмоционально, чтобы удивляться этому обстоятельству в тот момент. Я подкрепился, чем смог из того же рюкзака, и отправился в путь. Дорога была не из лёгких, особенно для меня, человека, который вообще редко себя утруждает. Тем не менее, к вечеру следующего дня, я, уставший, чумазый, на подкашивающихся ногах, вступил в деревню своей любимой.

– Вы тотчас же нашли её там? – не удержался и спросил я.

– Ага, чёрта лысого я нашёл! – ответил Селак и вновь плюнул в импровизированную пепельницу. – Я понял, почему Дилия так переполошилась, когда тремя днями ранее я сказал ей о своём визите. У ней, у курвы этой, там была семья! Можешь себе представить?

В этот момент, я, пожалуй, оказался в весьма затруднительном положении, поскольку времени на адекватный ответ мне никто не давал. Сапфир, что как упырь из старых сказок, скрывался в тени лестничного пролёта, не смог подавить свой смех.

– У неё там всё было. И муж, и дети, всё, как у людей, знаешь ли. Муж есть, но пьющий и поколачивающий её, время от времени. Дети – оболтусы, и родители, старые, сварливые, но упорно оказывающиеся отходить в мир иной. Вот, что я нашёл там, в той деревне! Нет, я конечно уже пережил столько всего, что это открытие не стало для меня «травматичным опытом», однако огорчение змеиным ядом проложило путь к самому моему сердцу. В самой деревне мне оказали помощь, вскоре подоспели и сведения о крушении самолёта, все пассажиры и члены экипажа, разумеется, погибли. Полиция Черногории не заставила себя долго ждать, и меня на следующий день доставили в столицу. В тот день я видел Дилию в последний раз, и именно такое выражение ей лица запомнилось мне навсегда – полное смятения, страха и лёгкого удовлетворения от того, что я нашёл силы сдержать язык за зубами.

В полиции я всё рассказал, в очередной раз утаив ту часть, в которой фигурировал этот Фэйд.

«Вы уже никак профессионал в вопросах избегания гибели, господин Фрэйн», – так сказал мне один из наших хорватских журналистов, беря у меня интервью. Мне припомнили все предшествующие случаи, подчёркивая невероятную везучесть. Меня приглашали на различные программы, на радио и потом на телевидение, знаешь, где собирают фриков и просят их рассказать о их нелепой жизни. Я приобрёл амплуа везунчика, человека, которому сопутствует удача и неудача одновременно.

«Господин Фрэйн, как вы считаете, что заставляет вас оказываться на волосок от гибели снова и снова, и как вы умудряетесь спастись?» – такие вопросы мне задавали ведущие, журналисты и прочие бумага-маратели, будь им неладно. Однако я уже ничему не удивлялся, воспринимая всё, что происходило вокруг, как нечто нереальное, и где бы я не оказался, я всё время искал его лицо! Понимаешь о чём я, парень?

– Думаю да, понимаю, – ответил я. – Вы стали ожидать появления господина Фэйда, как миссии трагического события. Для вас он приобрёл значение, тесно связанное с катастрофой, смертями, но в тоже самое время – с вашим чудесным спасением.

У Селака подошла к концу вторая сигарета, докурив её едва ли не до самого фильтра, мужчина отправил окурок в пепельницу на полу.

– С тех пор, парень, со мной происходило множество событий. Главным образом катастрофического характера, знаешь ли. На пассажирском автобусе я вновь падал в озеро, как в случае с поездом, только на этот раз дело было летом, и трупов было значительно меньше. Меня сбивал грузовик, за рулём которого сидел обезумевший религиозный фанатик, и каждый раз Фэйд был рядом, не позволяя мне погибнуть, словно манипулятор, кукловод судеб человеческих, мать его за ногу, он выдёргивал меня из лап смерти. Однажды, забрав машину из сервиса, я поехал на заправку. Так пока заливал топливо что-то пошло не так с топливным насосом, бензин расплескало на горячий двигатель, тут же всё загорелось, взрыв разрушил всю заправочную станцию, погубив нескольких человек. Я же, в тот момент, по очередной манипуляции Фэйда, появившегося как грёбаный чёрт из табакерки, купил долбанный лотерейный билет в мобильном ларьке. Это был мой первый лотерейный билет в жизни, парень, я никогда не вёлся на этот развод. Но вот я стоял там, посреди пепелища, где-то уже были слышны сирены пожарных машин и скорой. Я же стоял там, с одним единственным предметом в руках, с долбанным лотерейным билетом, который меня заставил купить этот Фэйд.

Упоминание о лотерейном билете особенно в свете всего сказанного ранее заставило и меня, и даже Сапфира, затаить дыхание и обратиться в слух.

– Позже, в полиции, после того как я в сотый раз дал объяснения случившемуся, рассказав о том, что я там делал и что видел, я совершенно случайно услышал объявление о лотерее и призовом фонде. Спустя несколько дней, уже у себя дома, я узнаю, что номер моего билета выигрышный.

– Стало быть, поправьте меня если я ошибаюсь, – попросил я своего собеседника, – билет, который вы купили в результате очередного вмешательства господина Фэйда, спасшего вас от очередной гибели, принёс вам выигрыш?

Селак кивнул несколько раз, сопровождая этот жест довольной ухмылкой на своём, столь далёком от понятия «привлекательный» лице.

– Я выиграл сумму столь баснословную по меркам моей страны, что оставаться доживать свои годы там не имело никакого смысла. Через сеть финансовых консультантов и прочих пираний, норовивших откусить от меня кусок пожирнее, я инвестировал какую-то сумму в довольно консервативные активы, предпочитая быть уверенным в сохранности средств, нежели в интенсивности их роста. Это место, я имею виду регион, подошёл мне по климату, да и есть здесь что-то, что я всегда мечтал увидеть и почувствовать собственной шкурой, если ты меня понимаешь парень!

Я утвердительно кивнул, не желая, чтобы Селак отвлекался на сторонние вопросы.

– Я купил квартиру в самом дорогом жилом комплексе города «Скай-Рокет», стало быть. И представь себе, нет, ты только вообрази, каково было моё состояние, когда на второй день после заселения в свою квартиру, я в коридоре лицом к лицу встретился с Фэйдом!

Мне действительно было не просто представить предложенную ситуацию, особенно с учётом того обстоятельства, что Селак все эти годы, на протяжении которых образ Фэйда являлся ему как предвестник самых неожиданных событий, не распространялся о таинственной личности непрошенного визитёра. Весьма ожидаемо, что переживший целый калейдоскоп несчастий, мужчина воспринял появление Фэйда вблизи своего нового жилища как очередное знамение недоброй минуты.

– Вот – вот, верно мыслишь. парень! – заявил Фрэйн Селак, словно прочитав мои мысли. – Я замер на месте, страх парализовал меня, протянувшись вдоль позвоночника прямиком к мозгу. Все мысли улетучились мгновенно, только представь, я думал, что в следующую минуту произойдёт всё что угодно! Мысли мои буквально дрожали в сознании, как руки паралитика.

«Что это будет?» – только и пробормотал я, утратив всякий контроль над чреслами.

Землетрясение, цунами, извержение неизвестного науке вулкана, метеорит прямо на наш дом? Что еще?

Я понимающе кивнул, предварительно бросив взгляд туда, где еще совсем недавно давился смехом ненавистный мой друг Сапфир. В заполненном тенью пространстве лестничного пролёта никого не оказалось.

– Не уверен на сколько сказанное мною будет отражать реальность, господин Селак, – проговорил я, стараясь придать своим словам тон успокаивающий, – но мне кажется, что я могу вас понять.

– Нет, парень, едва ли, –отозвался Селак. – В этот вот раз всё было по-другому!

– По-другому? – недоумевающе спросил я.

– Ага. По-другому, – лицо Селака сперва приобрело выражение вымученной улыбки, такой улыбкой обычно прикрывают страх или унижение, затем и эта «маска» спала, обнажив обескураживающую растерянность. – Фэйд теперь был вовсе не таким, коим являлся мне всякий раз за минуту до несчастья. Теперь он был не один, за его спиной была еще раскрытая дверь его квартиры, сто тринадцатый номер, и в проёме двери стояла женщина, его супруга, стало быть.

– Госпожа Сиро, – подтвердил я.

– Ага, она самая, – кивнул Селак. – Фэйд и жена обменялись парой слов, что-то настолько бытовое и банальное, что я и поверить не мог своим ушам. Ничто материальное не увязывалось с образом этого «вестника апокалипсиса», – Селак откашлялся и сплюнул в пепельницу на полу. – Затем он посмотрел на меня, секунды ему хватило, чтобы узнать меня. Каждый его шаг тонул во всепоглощающей тишине, ни одно движение, представь себе, не издавало ни звука. Он подошёл ко мне и взглянул прямо в глаза.

«Не бойся, старина Фрэйн», – сказал он, улыбнувшись и похлопав меня по плечу. – «Тебе нечего более бояться. Оставь все страхи и сомнения позади».

– Вот так он вам и сказал? – переспросил я, уже заканчивая очередную запись в блокноте.

Вместо ответа, Селак несколько раз кивнул, стыдливо отводя взгляд в сторону.

– Я буквально обомлел, парень… Тебе не понять. Но что-то дотронулось до моего, покрытого рубцами страха, сердца. Что-то буквально коснулось его, заставив меня на мгновение замереть, но лишь на мгновение, потому что в следующий миг я выдохнул и ощутил лёгкость, которую не испытывал так давно, что и припомнить не могу.

Я внимательно посмотрел на Селака, в этот момент его лицо выражало столь странную эмоцию, которая меньше всего увязывалась с отталкивающей грубостью лет, отпечатавшейся на коже сетью глубоких морщин. Я хотел бы зафиксировать этот факт в своём блокноте, однако у меня не было подходящих слов.

– Он ушёл, как ни в чём не бывало. А я всё стоял там, один на один с тем чувством внезапного покоя, силясь совладать с единственной, и, пожалуй, самой важной мыслью – что же делать теперь.

Селак окончил свой рассказ, снабдив меня столь исчерпывающими подробностями своей истории, из которой я словно придирчивый самелье извлекал отдельные нотки той информации, которую считал важной в своём деле.

Выходило так, что господин Фэйд, бесследно исчезнувший не так давно, имел обыкновение оказываться в столь разных местах и временах, что видеокамерам наблюдения в коридоре было вполне простительно не уловить его очередного исчезновения. Однако это понимание не снимало вопроса «куда же он исчез на этот раз?». Анализируя историю Селака, я приходил к выводу, что Фэйд, подобно охранителю человеческих судеб, появлялся там, где в нём больше всего нуждались, и очередное его исчезновение могло быть продиктовано делами столь важными, что мне и не следовало бы в них влезать. Но, в то же самое время, госпожа Сиро, супруга господина Фэйда, наняла меня, доверив мне это дело, и она ждала ответа на свой вопрос. Профессиональная этика диктовала мне требование идти до конца во исполнение своей задачи. Трудно поручиться за частного детектива, который проваливает своё самое первое дело, уповая на некие принципы. С другой стороны, всепрозревающий Фэйд не мог не предвидеть того обстоятельства, что его супруга не станет сидеть сложа руки в его отсутствие. И если он и ранее вёл такую вот жизнь, то почему госпожа Сиро обеспокоилась поиском ответов только сейчас? Она утратила веру?

Я вновь стоял в коридоре, окутываемый тьмой, светильники в потолке погасли. Единственный довольно тусклый, но тёплый, островок света озарял дверь квартиры сто тринадцать в противоположном конце коридора.

– Ты неисправим! – очередное язвительное замечание, брошенное в меня словно камень, доносится из самой глубокой тени в том конце коридора, что буквально утонул во тьме. – Ты наступаешь на одни и те же грабли, раз за разом, не зная, когда остановиться. А всё потому, что не слушаешь ни меня, ни здравого смысла!

Это Сапфир, мой заклятый друг, что извечно является в час высоких надежд, дабы преподнести мне чашу сомнений.

– Я думал, что уже не услышу тебя, Сапфир, – отвечаю я, оглядываясь во тьму, посылая туда свою улыбку. – Ты не остался и не дослушал историю господина Селака…

– Этот несчастный помешался. Что его слушать, бредни одни. Старик сбрендил и убедил себя, что этот пресловутый Фэйд был с ним при всех его невзгодах. То, что ты слушал его, говорит не в твою пользу, детектив!

Язвительное замечание сопровождается едким смехом, который, тем не менее, остаётся в пределах тени, скрывающей фигуру Сапфира.

– И тем не менее, – говорю я в полголоса, и вовсе не из-за страха потревожить кого либо, а скорее в силу понимания, что самые сокровенные мысли часто озвучиваются неотвратимостью поступка, – кто бы что не говорил, а слишком многие люди ищут его…

Дверь в квартиру за номером сто тринадцать теперь выглядит совсем иначе. Вместо стильной, блестящей поверхности на меня смотрит ветхая, пожелтевшая от количества лет, деревянная перегородка. Она держится на двух, хрупких петлях, не примыкая вплотную, и выпуская наружу тёплый, струящийся свет.

Вблизи двери слышится звук водопада, плеск кристально чистой воды, ударяющейся о камни, а еще – пение множества птиц, музыка ветра, играющего миллионами наполненных жизнью листьев в раскидистых ветвях деревьев.

Остановившись у самой двери, рука моя замирает в нескольких сантиметрах от испещрённой узорами поверхности. Если мне и суждено найти Фэйда, то это случиться с обратной стороны этой двери. Меня охватывает волнение, непостижимая смесь из тревоги, смятения, радости, спокойствия, должно быть, это то самое чувство, о котором мне говорил Селак, описывая свою последнюю встречу с Фэйдом.

Я подозреваю, что мне бы потребовалась едва ли не вечность, чтобы преодолеть это чувство, но в то же время я заставляю себя сделать шаг. Я толкаю дверь, она беззвучно проваливается, открываясь внутрь, льющийся оттуда свет буквально поглощает меня, я делаю шаг через порог, моя история завершается здесь…

Конец

Комментарии к «Квест»

В тысяча сто семьдесят-седьмом году (1177 г.) персидский поэт суфийского толка Фаррид Уд-Дин Аттар написал поэму под названием «Совет всех птиц» или «Речи всех птиц»14 сюжет которой заключается в том, что группа птиц отправляется в паломничество на поиски пера, которое Симургх (будучи королём всех птиц) обронил где-то посреди великого Китая. В своём поиске, птицы, в количестве тридцати, преодолевают испытания и беседуют с встречающимися им на пути очевидцами и, в конце концов, достигают горы, на которой гостил Симургх. Однако по достижении этого священного места, исследованные обстоятельства странствий «короля», позволяют птицам понять, что они сами и есть Симургх. Лингвистическая подоплёка этой кульминации еще и в том, что само слово Си Мургх означает тридцать птиц, сюжет же представляет идею о способности ищущего, не убоявшегося трудностей, отыскать сокровенное в самом себе.

Именно этот памятник суфийской литературы послужил идейным фундаментом для другого произведения, увидевшего свет уже в 1935 году в далёкой от земель Ирана Аргентине, вышедшее из-под «пера» уже совершенно другого мыслителя – Хорхе Луи Борхеса, и получившего название «Приближение к Альмутасиму»15.

Будучи включённым в сборник эссе под названием «История вечности» в дальнейшем «Приближение к Альмутасиму» претерпело несколько переизданий и было включено в наиболее известный сборник произведений автора, который называется «Сад ветвящихся троп», увидевший свет уже в 1944 году.

Сюжет «Приближение к Альмутасиму» представляется как замысловатый, критический обзор вымышленного произведения, принадлежащего перу индийского правоведа по имени Мир Бахадур Али. В основе сюжета, который нам доверяет Бахадур, лежит история о поиске. По своему сюжету «Приближение к Альмутасиму» воспринимается как исторический детективный роман, в котором мы наблюдаем за ходом событий глазами вольнодумца, студента права из Бомбея, имеющего скорее исламское происхождение. Из-за своих убеждений, а также в силу политических интриг, главный герой оказывается втянут в серьёзное столкновение представителей противоборствующих идеологических и религиозных течений, в результате чего на его руках запекается кровь его идеологического противника, что вынуждает героя обратиться в бегство.

На своём пути, что пролегает меж теми, кто теперь не стремится протянуть герою руку помощи, беглец достигает башни, на крыше которой некий вор занимается тем, что извлекает золотые зубы из челюстей трупов, оставленных там на растерзание птицам – как ритуал небесных похорон в учении зороастризма. Этот самый вор, очевидно, сквозь пелену своего безумия доверяет герою откровения, направляющие его путь через весь континент, периодически встречаясь с людьми, чьих жизней в той или иной форме «коснулась рука господа». В конце концов, беглец овладевает знанием о существовании некоего «идеального человека», с существованием которого увязывается духовное благополучие многих других людей в этом мире. Этого таинственного человека зовут Альмутасим. Очевидно, что этот самый Альмутасим и есть некая сущность, выступающая основой тех духовных благ, к которым стремится сознание.