Полная версия
Дорога в небо. Книга первая. Мечты, как звезды
А тем временем майор Комов спокойным голосом давал наставления:
– Не рви на развороте. Три, максимум четыре же. В конце перейдешь на форсаж, и все будет хорошо, – и, обращаясь ко второму пилоту Игоря: – Ваня, а с тебя ловушки.
– Естественно, – отозвался капитан Селиванов – второй пилот Игоря, штурман, оператор вооружений и наблюдающий.
А отметки вражеских самолетов ползут по экрану.
– Приготовились! – голос командира звенит от напряжения. – Поехали!
– Пуск! – тут же скомандовал Игорь второму пилоту.
Селиванов не задержался ни на секунду, выпустил одну за другой все четыре ракеты.
Когда с подвески сорвалась третья из них, Игорь повел штурвал влево. Мягко, плавно, заставляя себя не спешить сверх меры. Перегрузка неторопливо, но плотно навалилась, вдавливая в кресло, перехватывая дыхание. Игорь доворачивал штурвал до тех пор, пока не заметил наползающую с краев зрения сероватую пелену. Он очень хорошо переносил перегрузки, поэтому позволил своему самолету развернуться немного круче, чем рекомендовал командир пары.
А мир за стеклопластиком фонаря накренился и поплыл в сторону. Вдалеке показалась туманная полоска моря.
Экран радара отображал смертельную игру. МиГи отстрелялись секунд на десять-пятнадцать позже сушек, и тут же заложили крутые развороты.
«Жестко!» – подумал Игорь, прикинув, что двое противников взяли вираж с семи или даже с восьмикратной перегрузкой. И, похоже, один из них переусердствовал. Самолет не выходил из разворота – пилот потерял сознание.
Второй самолет принялся маневрировать, пытаясь стряхнуть ракеты. А третий, включив форсаж, спешил покинуть зону поражения.
Кроме того, пространство вокруг и украинских и русских самолетов покрылось рябью помех и ловушек. Но, вряд ли они сильно помогут врагу. Активнно-пассивная головка самонаведения с калмановской фильтрацией на новых российских ракетах – страшная штука.
А ракеты противника уже преодолели половину разделяющего их расстояния.
«Только бы они не пролетели дальше обычного!» – взмолился у неведомых богов авиации Игорь.
Выводя самолет из разворота, молодой пилот одновременно добавил тягу и, преодолев звуковой барьер, врубил форсаж.
Вражеские ракеты нагоняли «сухих», но все-таки недостаточно быстро и, когда они одна за другой, истратив топливо, клюнули вниз, не долетев буквально пяток километров, Игорь позволил себе вздохнуть полной грудью.
А вот украинцам не повезло. Пилот первого истребителя успел очнуться за несколько секунд до того, как сразу три ракеты разорвали его самолет в клочья.
Второму, закладывающему один противоракетный маневр за другим, удалось стряхнуть две ракеты, но третья взорвалась над плоскостями, изрешетив их осколками и продырявив фонарь вместе с телом пилота.
А третий почти убежал.
Он рвал на форсаже, пытаясь выйти из зоны действия ракет. И вышел бы, если бы это были обычные «двадцать седьмые», как у него. Но на самом деле командование расщедрилось, и на подвески «сушек» были установлены модифицированные Р-27ЭР повышенной дальности. Так что две ракеты, почти на пределе дальности, догнали МиГ и взорвались за дюзами.
«Вот и все, – подумал Игорь и сам себе удивился: – Почему я ничего не чувствую? Ведь только что мы убили шестерых человек. Но… правда, ничего. Как на симуляторе. Но ведь за себя же я боялся!»
Его самокопание было прервано. Командир докладывал на базу:
– «Барсук один», «Медвежонку». Задание выполнено. Все три цели уничтожены, запрашиваю дальнейшие указания.
– «Медвежонок», «Барсуку один», – незнакомый голос в наушниках. – Мы же говорили отстреляться с восьмидесяти километров. Почему нарушили наши указания?
– Так было надежнее, – отозвался командир.
– Вечно ты так! А куда нам теперь девать шесть эр тридцать седьмых? Может на вас перенацелить?
– Упс, – совсем не по-военному высказался командир.
– Ладно, не бойтесь, вы не в фокусе. Вот заставить бы тебя платить за ракеты! Все. Конец связи, – секундная заминка и знакомый голос диспетчера: – «Барсуки», возвращайтесь на базу.
– «Барсук два», слышал? – спросил командир. – Мы еще и виноватыми остались.
– Ага, – не по-уставному ответил Игорь.
Кто же знал, что в штабе решили подстраховаться и пустили по МиГам ракеты сверхбольшой дальности.
– Зато, мы по три звездочки себе нарисуем, – весело заметил командир. – Правда, желтые, не разбираться же, чья ракета в кого угодила.
Игорь улыбнулся. Командир, конечно, знает, что второй Миг сбила его ракета, но не хочет обижать напарника. А три звездочки – это круто!
Глава 4. Урок обществознания
05.09.2017район Сугинами, Токио, Япония– Ух, ты! Демонстрация! – Кагацуки Широ аж привстал из-за парты и прилип к оконному стеклу.
Хана Хаякава вытянула шею, чтобы заглянуть на улицу. С ее третьего ряда разглядеть то, что творилось за окном, было трудно.
Вообще, Кагацуки или обладал замечательным зрением, или, как обычно, ловил ворон, глядя в окно, вместо того, чтобы слушать учителя. Иначе заметить людей, идущих по дороге в пятидесяти метрах от школы, да еще и за деревьями школьного парка, было бы непросто.
Камимура-сэнсэй почему-то не стал призывать к порядку, и, видя это, уже почти весь пятый класс начальной школы Нишида пытался рассмотреть шагающих мимо ворот средней школы Шокей людей с самодельными плакатами и транспарантами. Учитель взглянул на часы, призадумался и только тогда заговорил. Как всегда негромко, так, что начавшийся галдеж быстро стих, и ученики расселись по местам, слушая преподавателя.
– Через полчаса начнется митинг на пустыре за мастерскими метро. А давайте сходим на него.
Дети радостно загалдели. Только Хираяма Юки, отличница и зануда, вредным голосом спросила:
– Камимура-сэнсэй, а как же урок?
– Это и будет урок обществознания, – серьезно ответил учитель. – То, что сейчас происходит, изменит нашу страну. Я думаю, вы будете рассказывать об этом вашим детям и внукам. Занятий у вас в жизни предстоит множество, а вот возможности самим поучаствовать в исторических событиях, вряд ли. Так что собирайтесь и на выход. От меня ни на шаг, и вести себя дисциплинированно. В коридоре не шуметь! Уйдем тайно.
Пацаны чуть не взвыли от восторга. Да и Хане стало весело и тревожно одновременно. Они тихо, сбившись в кучку, спустились на первый этаж, переобулись в уличную обувь, даже не особенно толкаясь у шкафчиков, и гуськом вышли во двор.
Там чинно построились по парам и к воротам подошли уже организовано. Дежурный вопросительно посмотрел на Камиауру-сэнсэя.
– На экскурсию, – коротко сообщил учитель, и дети вышли на улочку.
– Камимура-сэнсэй, – тихонько спросила Киригая Танака, идущая радом с ним, – а вас не заругают за это?
– Не думаю, – спокойно ответил учитель. – Директор Сакамото-сама поддерживает коммунистов. Может быть, он даже будет на митинге. Так что все в порядке.
На улице было по-летнему жарко. Особенно в форменной курточке. Хана подумала, что это глупо, вот так нарушать правила, и заставлять себя жариться в плотной одежке. Она зло задергала пуговицы, расстегивая куртку. Демонстративно ее распахнула.
Одноклассники заоглядывались на нее, но никто, кроме этого хулигана Кагацуки, не последовал примеру. А учитель одарил Хаякаву осуждающим взглядом, но ничего не сказал.
Хана набычилась. Ей было даже приятно идти наперекор всем, но делать это на пару с Кагацуки обидно.
А между тем процессия пятиклассников прошла по узеньким улочкам и вышла к мосту через реку Зенпукуджи, что петляла, зажатая в узкое бетонное русло. Людей на улицах становилось все больше. Все они шли на восток к двум обширным пустырям и разделяющей их детской площадке, на которой возвели импровизированную трибуну.
Сугинами – типичный одноэтажный район Токио. Застройка очень плотная, и найти площадь для митинга весьма непросто. Вот и сейчас все желающие не поместились на пустыре, и школьникам пришлось остановиться на примыкающей улице. К счастью, дом, возле которого они сгрудились, окружала полуметровой высоты терраса, с устроенным на ней газоном. Ребята забрались на его бетонный краешек, стараясь не вытаптывать траву, и теперь могли хоть что-то разглядеть за морем голов, над которыми колыхались транспаранты. Правда, разглядывать было особенно нечего. Ну, выступают какие-то люди, и ладно.
Громкоговорители доносили обрывки фраз:
…Вернем себе страну!..
…настоящий нейтралитет! Хорошие отношения со всеми соседями, включая Россию, Китай и даже Северную Корею!..
…не по указке из-за океана!..
…Они прикрылись нами как бандит заложником!..
…Не желаем умирать за американцев! Долой оккупационные войска!..
…Семьдесят лет обращаются с нами, как с завоеванной страной!..
…Никакого чужого ядерного оружия!..
…Япония великая держава и должна сама решать, как ей жить, а не плясать под дудочку!..
Хана и дома все это слышала. Отец уже два месяца как почти не работает. У них на фирме, как и везде в стране, забастовка за забастовкой. Так что он или сидит дома и обсуждает политику с мамой и друзьями, или ходит на такие вот митинги. Сначала народ добивался отставки правительства, потом досрочных выборов. Теперь вот коммунисты, социал-демократы, Партия Восходящего Солнца и еще несколько таких же крошечных партий объединились в Японский Национальный Фронт и пытаются получить большинство голосов в парламенте.
Самой девочке было не интересно происходящее. Да, надо прогнать американцев, позакрывать все их базы. Вернуться к традициям. Наверное, надо… Но это – дела взрослых. Ее гораздо больше волновало, купит ли папа обещанный компьютер. А то у Ханы даже «соньки» нет! Ну как так можно жить?!
Глава 5. Новый друг
23.09.2017Бад Вихар, Дели, ИндияКиран увидел его возле мусорных баков.
И обмер от удивления и радости.
Наверное, прежние хозяева решили, что компьютер может кому-нибудь пригодиться и не стали запихивать его в зловонный контейнер, а поставили рядом. Светло-серый системный блок и обшарпанный, огромный, похожий на старый телевизор, монитор.
Киран заоглядывался, не польстится ли кто-нибудь на это сокровище? Подошел, присел перед ним на корточки, потрогал жестяную, вертикально стоящую коробку. Понажимал на мягко вдавливающиеся кнопки черной запыленной клавиатуры, лежащей поверх системного блока.
«Что же делать?!»
Киран понимал, что утащить сразу и системный блок и монитор не сможет. Он был крепким мальчиком, но все-таки ему только девять лет. Хотелось сначала забрать монитор, а то вдруг кто-нибудь его пнет и разобьет, но Киран знал, что главное в компьютере – вот эта самая коробка.
Мальчик с трудом поднял тяжелущий монитор и задвинул его за крайний мусорный бак.
А потом ухватился за системник. Он был не слишком тяжелый, но тащить было очень неудобно. Острые края впивались в пальцы, которые все время норовили соскользнуть, клавиатура сползала то в одну, то в другую сторону.
Но мальчик, ни разу не передохнув, донес свой бесценный трофей до дома. Ногой распахнул дверь и поставил его на пол кухоньки.
И стремглав побежал обратно.
Он ужасно боялся, что не найдет свое сокровище, что его кто-нибудь унесет или раскурочит. Но все было в порядке. Монитор призывно поблескивал чуть выпуклым стеклом из-за вонючего бачка.
Вот его Киран нес осторожно, пару раз останавливаясь и отдыхая.
Войдя в дом, он застал маму, задумчиво смотрящую на добычу, и младших сестренок Вадью и Джиоти, которые любопытными зверьками выглядывали из-за маминой сари.
– Ну и что за хлам ты принес? – строго осведомилась мама.
– Компьютер! – гордо сообщил Киран.
– Надеюсь, ты его не стащил? – для порядка спросила госпожа Чаудхари, хотя она не сомневалась, что ее сын на такое не способен.
– Конечно, нет! – возмущенно ответил тот. – Он возле мусорки стоял!
– Значит, по мусоркам лазим? Думаю, отец очень этому обрадуется. Он мечтал, что ты станешь мастером, а не помоечником.
– ВОЗЛЕ мусорки! – негодующе повторил Киран.
– Эх… Ладно, пусть стоит. Но наверняка он сломанный, иначе не выкинули бы. И не вздумай его сам включать! Подожди папу.
Вечером, как только отец пришел с работы, Киран принялся вокруг него вертеться. Викарм Чаудхари шикнул на него, и вопросительно посмотрел на жену.
Они о чем-то переговорили, и отец заглянул в детскую.
В крошечной комнатке было тесно.
Вадью и Джиоти играли, сидя на нижнем ярусе двухэтажной кровати, на котором вместе и спали. А Киран сидел на шатком стуле перед столом, который был на удивление освобожден от вечно валяющихся на нем учебников, книжек и игрушек. Посреди стола гордо возвышался компьютер.
– Ну, и что ты такое приволок? – устало и обреченно спросил отец.
Сын, молча, умоляюще и предано на него смотрел.
– Ладно, сейчас разберемся, пока мама ужин готовит.
Викрам ушел и вскоре вернулся с отвертками и тестером – большим темно-серым, с крутилкой, усеянной буквами и значками, жидкокристаллическим экранчиком и длинными шнурами – черным и красным.
Киран, как всегда с восхищением и вожделением смотрел на приборчик. Ему было запрещено его трогать, но так хотелось!
Отец развернул системный блок и споро развинтил его. Начал тыкать куда-то щупами. Тестер время от времени попискивал.
– Короткого нет, – непонятно сообщил Викрам. – Ну, что, попробуем включить?
Он осторожно воткнул вилку в розетку. Внутри компьютера что-то запищало. И больше ничего.
– Ну-ка, поглядим…
Отец принялся втыкать медные наконечники щупов в большой пластмассовый разъем.
– Ага! Блок питания дохлый. Опорное напряжение не выдает…
Слова отца были как волшебные заклинания. Киран, приоткрыв рот, смотрел как на священнодействие, на то, как отец продолжает разбирать компьютер.
Блок питания внутри зарос толстенным слоем пыли.
– Тащи пылесос! – скомандовал Викрам.
Мальчик стрелой метнулся из комнаты, выволок из кладовки пылесос, дотащил его, сам включил в розетку в коридоре.
Урчащая машина быстро высосала пыль. Отец помогал ей проглатывать грязь, сгоняя ее кисточкой. А потом разложил перед собой вскрытый блок и начал осторожно его исследовать.
– Подержи-ка тестер передо мной.
Киран, не веря в такое счастье, осторожно-осторожно взял в руки прибор и поднял его так, чтобы отцу было удобнее видеть экранчик.
Маме еле удалось дозваться их на ужин, который мужчины проглотили молча и предельно быстро, а затем опять устремились в детскую.
Наверное, часа три они корпели над компьютером.
Викрам подумал, что он уже очень и очень давно не проводил с сыном столько времени и не занимался таким интересным занятием. То есть занятие было обычным – он на работе постоянно имел дело со всякой электроникой, но вот так ковыряться вдвоем с сыном было очень приятно.
«Может быть, он действительно пойдет по моим стопам? – подумал отец. – Только надо дать ему хорошее образование. Иначе Кирану придется так же трудно, как когда-то мне».
Ночью, лежа в постели, мама и папа долго переговаривались, и решили, что пора откладывать деньги на будущую учебу мальчика.
За один вечер отремонтировать компьютер, конечно же, не удалось.
Но Викрам вычислил поврежденные детали и утром в воскресенье они с сыном отправились на «радио барахолку». На обширном пустыре прямо на утоптанной земле многочисленные торговцы расстелили куски клеенки и ткани, завалили их разнообразным электронным барахлом. В ящичках со множеством отделений лежали радиодетали, рядами зеленели какие-то платы, валялись различные приборы, мотки кабелей и прочие таинственные штуковины.
Отец, сверяясь со списком, купил три малюсеньких, похожих на трехногих осьминогов, транзистора и десяток пузатеньких бочоночков электролитических конденсаторов. Киран старался запомнить названия деталей и выспрашивал у отца, для чего они нужны.
Викраму пришлось нелегко, объясняя это маленькому сыну, но в общих чертах он справился.
Дома они опять засели за компьютерными потрохами. Канифоль провоняла всю комнату, и мама, недовольно сморщив нос, увела сестренок гулять во дворик.
Мужчины закончили свои дела уже вечером.
Отец осторожно нажал на кнопку, и компьютер зажужжал, внутри него что-то тихонько защелкало, а на мониторе появилась заставка «Виндовс-98».
Киран восторженно посмотрел на отца, и Викрам почувствовал такую гордость, как будто совершил эпический подвиг.
Глава 6. Изгой
09.11.2017ПГТ Раздольное, Республика КрымВойна давно откатилась на север.
Два месяца со стороны Красноперекопска непрерывно гремело и бухало. Над головой летали самолеты, а по Евпаторийскому шоссе шли на север колонны техники, а на юг трейлеры с раскуроченными танками и боевыми машинами.
Потом, попавшая в Перекопский котел украинская армия сдалась, и все стихло. Вот только, нам от этого было не легче.
Потому что в начале июня погиб Андрей.
Я помню, как достала из почтового ящика это письмо. Почему-то сразу стало не по себе. Мама открыла его, прочитала, и как подкошенная упала на диван. Сжалась, зарыдала. Я сразу все поняла. Села рядом с ней, уткнулась во вздрагивающее плечо и заревела.
Так мы и плакали с ней на пару.
Вечером пришел отец. Веселый и немного пьяный. Он что-то говорил в прихожей, пока мама не ошарашила его новостью. Отец буквально потемнел лицом.
Брата я так и не увидела. Его привезли в закрытом металлическом гробу и в тот же день похоронили. Может и хорошо. Я запомнила его живым. А то, что от него осталось, наверное, было очень страшным. Его командир написал, что рядом с Андреем взорвался артиллерийский снаряд. Я потом все-таки прочитала письмо. Оно было написано от руки, корявым подчерком, но, мне подумалось, что это лучше, чем, если бы оно было отпечатано.
И дома стало как-то пусто и очень-очень тоскливо. Отец сильно запил. Он и раньше часто прикладывался к бутылке, а теперь почти от нее не отлипал. Мама сначала отнеслась к этому с пониманием, но время шло, а ничего не менялось. Хорошо еще, что он у нас не буйный. Только болтливым становится и быстро укладывается спать. Но все равно это неприятно и даже страшновато. То есть, я понимаю, что он никогда мне ничего плохого не сделает, но ничего не могу с собой поделать, шарахаюсь от него.
И не только от него. Я превратилась в такую трусиху! С девочками еще ничего, а если в компании парень, то сторонюсь, или вообще ухожу домой. Вообще, я все больше времени провожу дома.
Это лето стало черным. Каникулы тянутся нестерпимо долго. На море я была всего один раз. Отец, совершив над собой усилие, обошелся целые выходные без водки и свозил нас с мамой аж под Черноморское. Было это двенадцатого августа, и мы заодно отпраздновали второй раз мой день рождения. Жалко не смогли пожарить шашлыки. Пограничники и так трижды к нам наведывались и не разрешили разводить костер. Так что мы просто посидели допоздна на пустынном берегу. А утром уехали обратно.
Мне очень сильно не хватает брата. Я постоянно забываюсь, и думаю: «Вот надо будет ему эту анимэшку показать!», или «Потом спрошу его…».
Мы не были образцовыми братом и сестрой, часто ругались, иногда он доводил меня до слез. Но это не важно. Пусть бы хоть каждый день меня шпынял!
В школу я пошла даже с удовольствием. И первые дни были почти нормальными. Только почему-то меня сторонились, и какие-то перешептывания я замечала. А потом, в один из дней, ко мне подошел Витька Солнцеух, по прозвищу «Солнце с ушами», двоечник и задира. И спросил с какой-то развязностью:
– А, правда, что тебя укры поймали и в овощебазе держали?
Я кивнула.
– А ты им всем дала?
Как с разбега на стену налетела. Стою, открыв рот, не знаю что ответить, а из глаз – слезы.
– Ага! Значит, правда! – радостно подскочил мелкий и вредный Серега Новиков.
– А расскажи, как ты им? – продолжил Солнце и потянул ко мне руку.
Меня скрутила обида, стыд и ужас. Я, не разбирая дороги, кинулась от них, по пути чуть не упала, столкнувшись с Дашкой, выскочила за дверь и побежала по коридору. Заперлась в кабинке в туалете и долго там рыдала.
Я, наверное, пол урока там просидела. Возвращение в класс было просто невозможно себе представить. Я дождалась перемены и только тогда шмыгнула за рюкзачком. За спиной, от стайки пацанов – гыгыканье.
А девчонки шушукаются и косятся на меня. И, самое обидное – Даша и Вера с ними, прячут глаза и усиленно стараются показать, что меня не замечают.
Схватив рюкзак, я опрометью выбежала из школы.
На следующий день я сделала вид, что иду учиться, а сама спряталась неподалеку и, дождавшись, когда родители уйдут на работу, вернулась домой.
Так продолжалось еще три дня. А потом наша классная позвонила маме и спросила, почему меня нет на занятиях?
Я не хотела, но скандал произошел. У Витьки вызвали к директору маму. А потом на классном часе Валентина Ивановна строго потребовала: «Чтобы никто не приставал к Беляковой! Девочке и так столько пришлось пережить, а вы ее доводите!»
И за мной закрепилась еще и «слава» ябеды. Ну и разозленное «Ушастое Солнце», которому видимо круто прилетело от родителей, продолжил меня доставать. Ему хватило хитрости делать это незаметно. Ну, почти незаметно. Но от этого было не менее паршиво. А потом он открыл для себя великолепный способ. На переменах просто проходил рядом и касался меня, якобы невзначай. А у меня каждый раз холодный комок в животе и такая паника, что я еле удерживалась, чтобы не убежать с криками. А иногда и не удерживалась. Опять запиралась в туалете.
На следующем классном часе Валентина Ивановна опять заговорила обо мне, на что «Ушастое Солнце» сделал невинные глаза и обиженно пробурчал:
– А чё я? Я к ней приставал, что ли?! Больно надо! Она вообще психованная!
И половина класса загалдела, что так и есть, Белякова сама виновата. А вторая половина поглядывала на меня с неприязнью и легкой жалостью. Как на уродца какого-то.
И ничего не изменилось. Только теперь пугать меня начали почти все мальчишки. А девчонки даже обижались, что на них я так не реагирую, и устраивали всякие каверзы. И я все это терпела. Потому что опять прослыть ябедой было бы совсем невыносимо.
Лучшим временем в школе стали уроки. На них я сидела за своим столом возле стенки, куда меня отсадила Валентина Ивановна, и никто не мог меня шпынять. Правда, мне стало очень трудно отвечать у доски. Смотреть на ненавистные рожи одноклассников не хотелось. Так что оценки поползли вниз. Я начала скатываться на тройки. В общем-то, мне было безразлично, но сдаться еще и здесь было как-то совсем обидно. И я открыла, что могу исправить дело письменными работами. Почти все контрольные писала на отлично. А не очень любимая раньше математика вдруг стала такой простой и понятной. В цифрах и уравнениях нет подлости, предательства, злобы. А за математикой подтянулась и физика. На уроках я успевала решить все задачки, да еще и домашнюю работу сделать.
Учителя, видя такое, стали реже взывать меня к доске. Я чувствовала, как вокруг меня растет и становится все толще стеклянный колпак, отгораживающий меня ото всех остальных.
Тем более, что пугать меня пацаны стали меньше. Наверное, им это надоело. К тому же на переменах я быстро уходила и где-нибудь пряталась. Чаще всего в том же туалете, за что заработала от девчонок презрительное прозвище «Туалетная мышь». Пацаны его переиначили грубее и неприличнее.
И, что самое страшное, я начала привыкать к такой жизни. Жизни изгоя.
Мама иногда заговаривала о моем переводе в другую школу. Но у нас в поселке их только две, расположены они рядышком, и я уверена, что там быстро все обо мне узнают и начнется то же самое, только еще хуже.
И… я не буду врать. У меня пару раз появлялись мысли разом все закончить. Но я представила, что будет с мамой… Она сосредоточила на мне всю свою любовь. Раньше она разделялась между мной, братом и отцом, но теперь сфокусировалась на мне одной. А с отцом… Он все так же пил, и мама осторожно выспрашивала меня, с кем бы я осталась, если бы они развелись. Разумеется, с ней, как же иначе?!
А еще с дедушкой и бабушкой. На осенних каникулах мы ездили к ним в Ялту. Я очень люблю маминых родителей. Жалко, что они живут так далеко. И что отцу не нравится у них гостить. У Дедушки с бабушкой большая двухкомнатная квартира в центре Ялты. И, если бы…
Глава 7. Безжизненное небо
19.12.2017небо над УкраинойИстребитель старшего лейтенанта Мыскина одиноко патрулировал заданный район. На борту самолета, под фонарем, все так же красовались три желтые звездочки, оконтуренные красным. Впрочем, во всем полку, помимо истребителей Игоря и майора Комова, только у одного экипажа была единственная красная звездочка. Украинские самолеты слишком быстро кончились, в большинстве своем даже не успев взлететь с уничтоженных взрывами крылатых ракет аэродромов.
