Звезды над тундрой. Тишина Святого озера

Юрий Васянин

Звезды над тундрой. Тишина Святого озера

Звезды над тундрой

Рассказ

Раннее утро охватил бледный свет. За зеленым лесом виднелись пробудившиеся и разрушенные веками уральские горы. Они нависли огромным фантастическим зверем над лесом. Рядом раскинулось древнее село.

В тот день Митьку Ковина опьянило великолепное зрелище. Он стоял во дворе и не в силах был сдвинуться с места. Окружающий мир казался ему заново рожденным. Дождавшись первых лучей солнца Ковин вошел в конюшню, но не успел он войти, как радостный конь кинулся ему навстречу.

– Погоди, черт, затопчешь! – вскричал Митька и под напором коня отступил назад.

И вдруг его левая нога куда-то провалилась. Почувствовав, что под сапогом что-то есть, Ковин опустился на одно колено и начал выгребать из ямы землю и истлевшие доски. Любопытный конь мягко схватил его зубами за плечо.

– Отстань! – раздраженно отмахнулся Митька и вытащил из ямы пухлый пакет в промасленной материи.

Он размотал пакет и его глазам предстал отливающий черной сталью револьвер. Оружие было без единой ржавчины и полностью заряженным.

– Откуда ты взялся? – пробормотал Митька, восторженно разглядывая револьвер

Ковин засунул оружие за пазуху, вывел из конюшни заседланного коня и, молодецки вскочив в седло, направил его в сосновый лес за Денежку.

– Ты, куда? – выскочила из избы Татьяна Николаевна.

– За хворостом!

– Когда вернешься? – крикнула вслед мать.

– Скоро, – ответил Митька.

Ковин подстегнул коня плеткой и Рыжий, красиво перебирая ногами, выскочил за село. Рысак пролетел через сосновый лес и по узкой лесной дороге пересек небольшой ручей под названием Денежка, который был настолько узким, что если хорошо разбежаться, то можно было без труда его перепрыгнуть.

Своим именем ручей был обязан охотнику Петру Падукову. И дело было так: на охоте он подстрелил на высокой ели крупного глухаря – тот слетел с дерева и, пролетая над ручьем, выронил из клюва какой-то желтый камешек. Петр стал искать оброненный ею предмет, но сколько бы он не искал, так и не нашел его. Однако с той поры небольшой ручей, не отмеченный ни на одной карте мира, с легкой руки охотника получил свое имя.

Единственным препятствием, чтобы преодолеть ручей были густые заросли черемухи и ивы. Они клонились над ручьем настолько низко, что касались друг друга, да так что невозможно было разглядеть, что творилось за следующим поворотом.

Скоро Митька добрался до обширного болота. Чахлые деревья на этой местности представляли собой жалкое зрелище. Они вызывали чувство сожаления. На болоте росли сучковатые, низкорослые и едва живые сосны и ели. И некоторые лишь каким-то чудом держались на болотистой почве. Деревья росли так тесно, что, погибая падали на соседние. Да, лес выглядел бедным, но зато был богатым на хворост.

Ковин соскочил с коня, подошел к старой сосне без верхушки и, отсчитав пятнадцать шагов от дерева, вынул из-за пазухи револьвер. Прищурив правый глаз, Митька нажал на курок. После громкого выстрела от сосны отлетела тонкая щепка, с соседней ели сорвалась вспугнутая стайка птиц.

Ковин огляделся вокруг, поднял револьвер и опустошил всю обойму. Когда патроны закончились, Митька вдруг заметил, что на самом краю болота среди густого ельника что-то мелькнуло.

Ковин насторожился – кто это был: человек или зверь? Если человек, то почему он не подошел к нему. Ведь в Назаровке все друг друга знали. В тот момент внутреннее чутье подсказало Митьке, что из-за этого у него могут возникнуть неприятности.

Засунув револьвер за пазуху, Ковин вскочил на коня и направил его туда, где только что исчез таинственный силуэт. Рыжий оставляя на моховой подстилке глубокие следы дошел до ельника, но там уже никого не было.

Митька оглядел глазами по влажный, мягкий мох и заметил отчетливые следы человека. После этого у него не осталось никаких сомнений в том, что здесь кто-то внимательно наблюдал за ним.

– Ничего Рыжий, если бог не выдаст, то свинья не съест, – проговорил Митька и, потрепав коня по длинной шее, забросил револьвер в темный ручей. Избавившись от оружия, Митька наломал большую кучу сухого хвороста, загрузил на коня и отправился в село. Он проскакал мимо скученных домов, красивых садов и косых огородов.

Весь день Митька занимался разными хозяйственными делами, чтобы избавиться от назойливых мыслей, но они упрямо лезли в голову. Мать никак понять не могла, что сделалось с ее сыном и в тоже время это радовало Татьяну Николаевну.

К вечеру село окуталось прозрачной дымкой, день угас и в красном закате утонуло солнце. В теплом дыхании ветра чувствовался конец весны. Это было уже почти лето.

В поздний час Ковин явился на окраину Назаровки, где Коля Давлетов, широко растягивая гармонь и приятным басом без перерыва горланил песню:

За дальнею околицей, за молодыми вязами

Мы, с милым расставаясь, клялись в любви своей

И было три свидетеля: река голубоглазая,

Березонька пушистая да звонкий соловей.

Когда Давлетов заканчивал песню, девушки снова просили его спеть популярную в то время песню и он, не смея им отказать, в который уже раз пел красивым голосом:

Промчатся вьюги зимние, минуют дни суровые,

И все вокруг наполнится веселою весной.

И стройная березонька листву оденет новую,

И запоет соловушка над синею рекой.

Хорошо пел Коля Давлетов, девушки к нему прямо липли.

– Ты, что так долго не приходил? – подскочил к Митьке Ванька Бабыкин.

– Занят был, работы много накопилось, – устало ответил Ковин.

– Работа дураков любит, – сочувственно произнес Ванька.

– А ты чем занимался, – поинтересовался Митька.

– Ничем, – развел руки в стороны Бабыкин.

Вдруг к ним подошла Валька Насонова.

– Потанцуем? – пригласила она, но Ковин, сославшись на усталость отказал ей.

Валька, недоуменно хмыкнув, отошла к девчонкам. Но что было непонятно Насоновой, хорошо было ясно Ковину. Его сердце до сих занимала Настя Чернобровина. К этой девушке Митька до войны ходил на танцы в соседнее село Троицкое. И хотя они не виделись уже давненько, Ковин все еще надеялся, что когда-нибудь они еще встретятся.

Незадолго до ночи Митька направился домой, но возле дома его неожиданно окликнул Николай Валов.

– Митька, погодь немного, – сказал старик.

– Что тебе нужно, дядь Коль?

– Ты зря водишься с Ванькой.

– Почему же?

– Нехороший он парень, Митька.

– Вы мне уже говорили это, – отмахнулся Ковин и раскрыл калитку.

– Митька, – снова остановил Валов, – ты отдохни этой ночью.

– Зачем, дядь Коль? – удивился Митька.

– У тебя завтра будет тяжелый день.

– Дядь Коль, ты мне зла желаешь?

– Иди Митя, иди. Я тебе больше ни слова не скажу.

У Ковина душа в пятки ушла. И его тревога не была напрасной. Валова в Назаровке давным-давно считали колдуном. Что бы он не сказал, все сбывалось. Скажет соседу, что у него завтра корова помрет, и она непременно сдохнет. Скажет кому-нибудь, что он заболеет и это непременно сбудется. Многие боялись даже случайно встретиться с ним на улице. Завидев, его они переходили на другую сторону дороги.

После встречи со стариком Митька долго не мог заснуть. Он раздумывал над тем, как револьвер оказался в их сарае. Но сколько бы он не думал, ответ был ясен как божий день. Это оружие осталось от отца, которого он не помнил. Отец бесследно пропал, когда ему было всего два года. Он и мать до сих пор не знают где их отец и муж. И что с ним случилось, и жив ли он вообще?

А еще всю ночь его донимала мысль о том, что принесет ему завтрашний день. Он сожалел, что случайно нашел револьвер. В том, что следующий день начнется не с радостных минут он уже ничуть не сомневался. Потому что старик Валов никогда не ошибался.

* * *

Утром Митька проснулся от громкого стука в дверь. Кто-то настойчиво ломился в их дом. Он поднял с подушки сонную голову.

– Лежи, я сама открою, – сказала мать.

Она встала с деревянной кровати и, приоткрыв дверь в сени, сонно спросила:

– Кто?

– Сын дома? – не отвечая на ее вопрос, крикнули за дверью.

– Дома, где ж ему еще быть, – ответила Татьяна Николаевна.

– Поднимай! – потребовал тот же голос.

– Кто вы? Зачем он вам нужен?

– Не твоего ума дело! Открывай! Милиция!

Услышав, что его спрашивает милиция, Митька вскочил, надел штаны-галифе и накинул на плечи клетчатую рубаху. Ковин с первых секунд сообразил, что кто-то доложил милиционерам о том, что он стрелял из револьвера. И им был тот, кто вчера таинственно исчез в ельнике. Но кто это мог быть?

Не успел он одеться, как в комнату вломились два милиционера.

– Где оружие? – сходу спросил лейтенант.

У Митьки в груди сильно забилось сердце.

– Какое оружие? – удивленно переспросил Ковин и, отведя взгляд в окно, увидел, как с ветвистой черемухи тревожно вспорхнули пестрые воробьи.

– Не прикидывайся, – встрял в разговор сержант, – нам уже все известно.

– Я выбросил его в ручей, – сознался Митька, поняв, что запираться было бесполезно.

– Собирайся, покажешь где выкинул, – приказным тоном сказал лейтенант.

Услышав про оружие, Татьяна Николаевна испуганно всплеснула руками.

– Митя, что ты натворил?

– Ничего, мама, – коротко ответил Ковин, не желая прежде времени расстраивать мать.

Митька обернул ноги серыми портянками, натянул яловые, фронтовые сапоги и повел милиционеров к Денежке через задний двор. Ковин не хотел, чтобы кто-нибудь увидел эту картину.

Сосны печально шептались между собой не умолкая. Вслед долго и надрывно лаяла собака.

По дороге к ручью он не обронил ни слова, потому что его весь путь мучил жгучий вопрос: кто донес на него?

В тот час на востоке уже догорал мутный отблеск утреннего заката и робкий свет солнечных лучей осветил весь лес. Над верхушками кудрявых деревьев беспрерывно метался прохладный ветерок и ласково касался их куполов.

Добравшись до ручья, Ковин разделся и долго нырял то в одном, то в другом месте. Но так ничего и не нашел. Вода надежно спрятала оружие.

– Решил нас за нос поводить? – взъярился сержант.

– Я здесь револьвер кинул, – твердо ответил Митька. – Я просто не могу найти.

Солнце еще не согрело воду. Она по-прежнему была прохладной. Милиционеры со злостью обнажились и подключились к поискам револьвера. Но совместные, долгие поиски ничего не принесли.

Через три часа лейтенант устало приказал:

– Это тебе дорого обойдется. Пошли в село, тебя следователь ждет.

В это время солнце поднялось уже высоко. Наступил теплый солнечный день. Огромное белое облако отбросило черную тень на густой ельник. То тут, то там лежали на земле погибшие деревья, подняв широкие пласты земли. Они угрожали в любую секунду рухнуть вниз.

Митька оглянулся на злосчастный ельник, где вчера мелькнула чья-то тень и пристально вгляделся. Ковин как будто ждал от него ответа, но вместо этого увидел зайца, пустившегося наутек. От треснувшей под ногами ветки в разные стороны разлетелись пестрые куропатки. Митька горько усмехнулся и неторопливо зашагал в село.

По травянистой дороге шагалось легко, но у парня на душе было тяжело. В его голове возникало множество вопросов. И среди них были два главных: как мать переживет его арест и как он людям в глаза будет глядеть?

– Эх, и заварил же ты кашу! – как будто угадав его мысли, глухо сказал лейтенант.

Вскоре троица шагала через село. Встречные люди недоуменно глядели на Митьку. Он же, не отвечая на их молчаливые взгляды, краснел и отворачивался.

В сельском совете следователь учинил допрос.

– Ну, рассказывай откуда у тебя револьвер?

Митька хотел сказать, что нашел оружие в конюшне, но вдруг передумал, посчитав, что этим ответом подведет под монастырь своего отца. Сейчас его нет, но когда-то он может вернуться домой. И тогда получится, что они оба пострадают? Нет уж сам попался – сам и отвечай.

– Под навозной кучей нашел, – ответил Ковин, прервав недолгую паузу.

– Как он там оказался?

Было понятно, что следователь основательно подготовился к допросу. Он, не задумываясь, задавал ему вопросы.

– Не знаю.

– Почему не сдал оружие в милицию?

– Я хотел его сдать, но потом решил избавиться от него.

– А может ты его где-нибудь спрятал?

– Нет, я выбросил револьвер в ручей.

– Патроны остались?

Митька отрицательно помотал тяжелой головой.

Следователь бросил на Ковина строгий взгляд:

– Что-нибудь еще хочешь сказать.

– Мне нечего добавить.

– Для тебя будет лучше, если ты расскажешь все как есть, – разозлился следователь.

– Я уже все сказал, – тихо ответил Митька.

Следователь протянул Ковину исписанный мелким почерком протокол.

– Прочитай и поставь свою подпись.

Получив подписанный протокол, следователь удовлетворенно проговорил:

– Мне жаль тебя, но ты своими руками сотворил это дело.

Ковин опустил глаза вниз: что значат его слова, почему он так говорит? Хотя он был полностью согласен со словами следователя. Но что теперь изменишь?

Митька обратил свой взгляд на следователя.

– Что теперь со мной будет?

– Суд решит, но сегодня ты поедешь в район, – равнодушно ответил тот и в подтверждение его слов с улицы донеслось злое рычание автомобиля.

Ковин вышел во двор, без лишних слов забрался в кузов автомобиля и опустился на деревянную скамью. С обеих сторон присели лейтенант с сержантом. Грузовик, подняв густое облако пыли, вылетел из села. В последнем дворе захлебнулся лаем злой пес.

Сквозь дымку открылась широкая панорама уральских гор, расположенных в двух километрах от села. Во нескольких местах просматривались черные тени и ложбины, но многие детали не просматривались.

Все вокруг было безмолвно и пустынно.

Всю дорогу Митьку раздумывал о том, как мать будет жить, если его посадят? В том, что его посадят, Ковин уже нисколько не сомневался.

– Я Данила Суднев, а тебя как звать? – представился молодой заключенный, когда за Митькой захлопнулась тюремная дверь.

– Митька, – представился Ковин.

– Ты за что сюда пожаловал?

– Оружие нашел и не сдал в милицию.

– Теперь схлопочешь на всю катушку.

– Сам понимаю, – жалким голосом ответил Митька.

Суднев приподнял брови вверх.

– Воевал?

– Да, с японцами в сорок пятом году сражался.

– Легко было на фронте?

– Ну, ты скажешь!

– Значит и это переживешь, – легко успокоил Данила.

Ковин, бросив вещмешок на кровать, спросил нового знакомого:

– А тебя по какой статье осудили?

– По пятьдесят восьмой. Два года в немецком плену сидел, – пояснил Данила.

– Не повезло: из воды да в пламень.

Данила широко развел руки в стороны:

– Что поделаешь?

Через две недели в Назаровке состоялся суд. В небольшой сельский клуб собралось все село. От стыда Митька не знал, куда глаза девать. Мать сидела в первом ряду и, глядя на него, беспрерывно качала головой.

Судья вытащил из портфеля заранее заготовленные листки и монотонным голосом зачитал их. От него Ковин услышал, что он вместе с неизвестными ему людьми входил в организованную банду, которая ставила перед собой цель убить первых лиц БАССР.

– Вот гад! Советская власть его кормила, поила, а он ей вон, чем отплатил.

– Дать ему самое суровое наказание, чтобы другим неповадно было!

– А еще фронтовик!

– Тихо! – крикнул судья и когда односельчане умолкли, пригласил в зал Ваньку Бабыкина. И тот дал показания, что он видел, как Ковин стрелял из оружия. И что в разговорах между ними он не один раз говорил о покушении на руководство республики.

После его слов Митька онемел. Как он мог донести на него? Да и какие слова он говорит? Они же дружили с ним с малых лет. Митька не верил своим ушам. Прав, ох как прав был старик Валов. Столько лет прожить и не научиться разбираться в людях.

Ковин взглянул на мать и немо попросил ее, чтобы она не верила тому, что слышала.

– Митенька не верю, – едва слышно прошептала Татьяна Николаевна, но Митька ее слова хорошо расслышал.

Вердикт судьи: десять лет лагерей.

После суда Митьку посадили в автомобиль и повезли в район.

Мать долго бежала следом и слезно просила его, чтобы он во всем слушал тюремное начальство, и чтобы вернулся домой с чистой душой и совестью. А потом, обхватив телеграфный столб руками, Татьяна Николаевна опустилась на колени и горько заплакала.

Но вдруг на дороге появился рыжий конь.

– Рыжий, – обрадовался коню Митька и тут же рассердился на него. – Все из-за тебя подлый конь. Если б ты не кинулся ко мне я бы не провалился в яму и не нашел бы револьвер.

Рыжий возмущенно заржал.

– Как он понял, что меня увозят? – удивился про себя Ковин.

Конь долго скакал следом, а потом отстал.

Уже давно пролетели замшелые, прогнившие крыши построек.

– Сколько дали? – спросил Данила, когда Митьку доставили в камеру.

– Десять лет.

– Легко отделался – могли больше дать.

– У меня в мыслях не было того, что мне предъявили.

– Это-ты так думаешь. А они по-другому думают. В следующий раз умнее будешь.

Через несколько дней Митьку вызвал начальник тюрьмы.

– Поедешь на стройку? – угрюмо спросил майор.

– Куда?

– В Сибирь.

– Что строить?

– Железную дорогу. Если будешь ударно трудиться, освободишься раньше срока.

– Мне надо подумать.

– Даю одну минуту на размышление.

– Поеду, – решился Ковин.

Майор протянул чистую бумагу.

– Пиши заявление, что желаешь добровольно поехать на стройку. Если медицинская комиссия признает тебя годным по состоянию здоровья для работы на севере, то уже через неделю отправишься на стройку.

Под диктовку начальника тюрьмы Митька написал заявление, собственноручно подписал и еще не понимая до конца, правильно ли он поступает, вернулся в камеру.

– Зачем тебя вызывали? – поинтересовался Данила.

– Предложили поехать на стройку.

– Тебе повезло. Я тоже туда еду.

– Почему повезло?

– Там хорошо одевают и кормят.

– Откуда ты это знаешь?

– Майор сказал.

Спустя неделю Митьку Ковина и Данилу Суднева привезли на станцию, втолкнули в красный вагон и паровоз надсадно трубя побежал по блестящим рельсам на восток.

Митька обвел глазами теплушку: в таком он в 1944 году добирался до Забайкалья.

– Где можно устроиться?

– Иди влево, там свободно, – подсказал Суднев.

На крупных станциях поезд ненадолго останавливался и торопливо двигался дальше. Через четыре дня боковая дверь в вагоне отлетела в сторону и хриплый голос приказал:

– Выходи! Строиться в три шеренги!

Заключенные, толкаясь и ругаясь высыпали из вагонов и выстроились вдоль эшелона. Напротив, с примкнутыми штыками встали солдаты. У речного пирса выпустив из трубы пар, пришвартовался старый пароход.

– Направо, вперед шагом марш! – крикнул старший лейтенант и заключенные, шурша мелким гравием, направились к реке.

На берегу Енисея никого не осталось, погрузка в пароход закончилась. Людей набилось в трюм, как сельди в бочке. Пароход, подав длинный, хриплый гудок, отвалил от пристани и тихо двинулся на север. Под шум воды за бортом Митька свыкся с мыслью, что ему долго не увидеть свободы. Великая русская река подействовала успокаивающе.

– Куда мы едем? – вдруг тревожно спросил кто-то.

– Туда где двенадцать месяцев зима и остальное лето, – невесело ответили ему.

Данила заметил, что Митька расстроился.

– Ты чем расстроен?

– За мать переживаю.

– Зачем за нее переживать? Люди у нас хорошие, если нужно будет помогут, – строго проговорил Данила.

* * *

Через три дня старый пароход пристал к берегу. По правой и левой стороне тянулись высокие каменные горы и хребты в зеленой одежде. Кое-где виднелись разрушенные скалы, прикрытые зелеными и ржавыми лишайниками. Среди гранитных камней высились деревья. Горизонт закутался в легкую дымку – впереди дымилась тайга.

– Выходи строиться! – распорядился старший лейтенант Иванцов.

Митька с чувством неясной тревоги сошел по дощатому трапу на деревянную пристань из толстых плах.

Что его ждет в этом забытом богом краю? Какой сюрприз уготовила ему жизнь?

Заключенные неровным строем сгрудились на старой пристани. Старший лейтенант, выкрикивая фамилии сделал пометки в тяжелой тетради. Удостоверившись, что в его списке все сошлось, старший лейтенант суровым голосом скомандовал:

– В лагерь шагом марш!

Заключенные вошли в широкое ущелье, исписанное природой словно древним манускриптом. За долгие века они обросли зеленым мхом. Деревья и кустарники перешептывались между собой. Что они рассказывали друг другу? О том, что они повидали на своем веку? Или были удивлены увиденной картиной?

Последняя мысль была для Митьки более правдоподобной. Вряд ли они когда-нибудь видели подобное.

Многочисленный топот ног отражался от ворчливых гор. С каждым часом все сильнее пригревало солнце. Заключенным шагалось легко, но вскоре их шаги стали короче. Лямки от мешков с едой и личными вещами врезались в плечи.

В ущелье широко раскинув крылья закружил огромный, темный ястреб, высматривающий себе легкую добычу. Вдруг из-под ног Данилы метнулся перепуганный насмерть серый заяц. От неожиданности Суднев едва не сбил с ног двух заключенных.

– Аккуратнее! – грозно прикрикнул старший лейтенант.

Митька, не отрывая глаз от незнакомых гор, все еще искал ответы на свои вопросы и не находил их. И в этом не было ничего странного. Кто знает наперед, что готовит ему судьба?

Скоро заключенные прошли сквозь сосновый бор и, вспугнув на деревьях двух белок, вошли в лагерь. Старший лейтенант, перебивая стук дятла, начал перекличку. Когда он закончил поверку, явились майор с девушкой.

Офицер, угрюмо взглянув на заключенных, представился:

– Я начальник лагеря, Разгонов Сергей Александрович.

Он объяснил заключенным, что они прибыли в лагерь “Олений”, чтобы участвовать в строительстве северной железной дороги. И что сегодня заключенные отдохнут, а завтра приступят к работе.

Затем Разгонов под цокот глухаря потеплевшим голосом объявил заключенным, что кто будет перевыполнять норму выработки, будет получать усиленную пайку, а на ужин горячую, белую булочку. Ну а те, кто будет постоянно перевыполнять дневные нормы, досрочно освободится из лагеря.

Разгонов представил стоящую рядом девушку:

– Лагерный врач Анастасия Викторовна Чернобровина.

Услышав знакомые имя и фамилию Ковин встрепенулся, взглянул на девушку и сразу же узнал Настю из села Троицкого, расположенного в пяти километрах от Назаровки. Митька познакомился с Чернобровиной на танцах в 1944 году. В тот вечер у Насти было хорошее настроение: она что-то весело рассказывала своим подругам и звонко смеялась. Митька обратил внимание на веселую девушку, пригласил на танец, а потом проводил до дома и долго не хотел отпускать домой. Но после того как она предупредила его, что больше не будет с ним гулять, если не вернется домой вовремя.

И правда они не встретились больше, потому что на следующий день Митьке пришла повестка в армию. Он прибежал в Троицкое, чтобы попрощаться с Настей, но ее родители сказали ему, что она накануне уехала в райцентр.

Воспоминания Митьки прервала Настя, которая поинтересовалась у заключенных есть ли у них жалобы на здоровье. Удостоверившись, что больных в строю нет, майор предупредил, что выходить за территорию лагеря запрещено и что охрана будет стрелять без предупреждения.

Ковин громко кашлянул, чтобы обратить на себя внимание девушки. Настя бросила на него мимолетный взгляд и не подала вида, что узнала его.

Вечером заключенных познакомили с территорией лагеря и направили в столовую. В это время она наполнилась прибывшими с работ другими заключенными.

После ужина между Митькой и Данилой возник серьезный разговор.

– Я предлагаю работать ударными темпами.

– Зачем? – спросил Данила.

– Чтобы выйти раньше срока.

– Ты веришь словам Разгонова?

– Да, верю.

– Ну что ж давай попробуем, – согласился Суднев.

Утром заключенные прошли сквозь широкое ущелье, пологие горы и их глазам предстала солнечная долина, густо заросшая смешанным лесом. По бездонному небу плыли взбудораженные ветром тучи. Наплывая друг на друга они быстро заняли все небо.

Иванцов распределил между заключенными работу. Ковину с Судневым досталась работа, которая заключалась в том, чтобы бесперебойно накатывать бревна на пилораму. Скоро они чертовски устали.

– Даешь план? – спросил ехидно Данила.

– Да, – твердо ответил Митька.

В середине дня на лесопилку прибыла Настя. Раздав пищу, она подошла к Ковину.