Риша пишет

– Вот зачем она его хранит? – покачала головой Нина.

В дальнем углу, напротив окна, кучей валялось жухлое сено, которое уже почти истлело от времени. На него навалились уже явно негодные бруски и доски, видимо, остатки былой роскоши. Прислонившись к противоположной от окна стене, стоял довольно крепкий платяной шкаф, только дверцы покосились. Вокруг валялись старые тряпки, похоже, выпали с полок.

Нина осторожно подошла ближе и разглядела среди них своё детское платье в горошек. У него и грудь была запятнана, и ткань затёртая – но воспоминания вызывало приятные. Тут же лежала ржавая коляска, точнее, только каркас с колёсами. В другом углу – коробка с банками, затянутыми паутиной и покрытыми пылью, рядом – мешок, из которого торчали старые игрушки. Куклу с редкими растрёпанными волосами и одним глазом вполне можно было бы брать на главную роль в какой-нибудь фильм ужасов. Это раньше она красовалась в ярком платьице, смотрела на мир чистыми голубыми глазами с пышными ресницами и была всеобщей любимицей.

Почти по центру расположился большой сундук, покрытый толстым слоем пыли. Наверное, в таких невесты и приносили с собой приданое. Нина зачем-то провела по нему пальцем. Чихнула. Рядом с сундуком лежали плетёные корзины, забитые всяким барахлом.

«Кстати, ничего такие. Ещё вполне годные», – потрогав жёсткие прутья, подумала Нина.

Потом подпёрла бока руками и осмотрелась:

– М-да, а дел здесь больше, чем я представляла. Пожалуй, тут и месяца не хватит, чтоб привести чердак в порядок.

Казалось, что здесь был свой, не тронутый человеком мир, в котором время остановилось.

Когда Нина спустилась вниз, чтобы взять ведро, воду, тряпки, метлу с совком и мешки для мусора, Настасья Петровна уже запихивала в печь пироги. Выпечка в этом доме была всегда вкусной. Даже говорили, будто и познакомились бабушка с дедушкой благодаря ароматному запаху, который долетел, вроде как, аж до соседней улицы. А верить этому или нет, каждый решал сам.

– Ммм, – потянула носом Нина, – чую творожник.

– А то как же, – поставив ухват у печи, ответила Настасья Петровна, – твой любимый да не испечь?

Ещё на столе, ожидая своей очереди, стояли пироги с рыбой, и с грибами, и с брусникой, и с капустой. Расстаралась Настасья Петровна. Очень детей и внуков любила.

– Мам, всё-таки без твоей помощи не обойтись, – сказала Нина, вернувшись на кухню. Она уже затащила оборудование для чистки на чердак и хотела посоветоваться, что всё-таки можно выбросить. – Смогла бы ты наверх забраться? Глянуть там.

– Наве-е-е-рх? – всплеснула руками Настасья Петровна. – Ты чего? Мне, чай, не двадцать лет, чтоб по крышам-то прыгать.

– Ну, так я же помогу тебе. Хоть сама увидишь, что там творится.

Бабушка с недоверием на неё посмотрела:

– Зови, что ли, Федьку с Сёмкой, пусть подсобят.

– Ну, я бы и сама справилась. Ладно, – Нина махнула рукой. – Сейчас позову.

Через полчаса Настасья Петровна, кряхтя и ругая дочку за такие идеи, всё-таки забралась на чердак.

– Мам, да ты у нас ещё ого-го! – улыбнулся Федя. – Всем нам фору дашь!

– Да полно тебе! – проворчала Настасья Петровна сверху. – Вот придумали не дело.

Нина хмыкнула и тоже поднялась на чердак.

– Смотри, мама, сколько тут барахла. Точно можно выбросить половину, а то и всё! Приберусь, порядок наведу. Красота же будет. Да, мам? Ма-а-ам?

Но Настасья Петровна её, кажется, не слышала. Она стояла посередине и медленно смотрела по сторонам, задерживая взгляд почти на каждом предмете. И в её памяти всплывали картины прошлого, сменяя одна другую.

Вот Лёня, её муж, строит баню, а остатки материалов складывает. Говорил, что пригодятся.

А вот они покупают телевизор. Ни у кого тогда ещё таких не было, полдеревни к ним смотреть приходили.

А вот Настасья Петровна, молодая и красивая, везёт коляску, в которой агукает малыш, её любимый Сёмочка. Рядом семенит маленькая девочка Ниночка в платье в горошек, одной рукой держится за маму, а во второй несёт голубоглазую куклу.

– Мама, ты чего? – взяв её за руку, спросила Нина.

Настасья Петровна, словно очнувшись, посмотрела на дочь, а в глазах слёзы застыли. Она достала платочек и утёрла им лицо.

– Почто и послушалась вас! Накой сюда полезла? Память, она такая: то нет её вовсе, а то вон как, – проворчала Настасья Петровна.

– Какая ты у меня, – улыбнулась Нина и прижала маму к себе. – Ну, так чего ты мне скажешь? Можно выбрасывать или нет?

– Жалко, конечно, – ответила Настасья Петровна. – Но делай, как знаешь. Я уж больше сюда никогда не полезу.

Она ещё раз осмотрела чердак, вздохнула и поковыляла к выходу. Там её уже ждали сыновья и помогли ей спуститься.

– Бабушка! Бабушка! – вдруг налетели внуки, крича наперебой. – Посмотри, какие мы цветы посадили!

– Тише вы! Тише! – замахала руками Настасья Петровна. – Я во-о-он откуда слезла. Сама не верю.

– Ух ты! – у Ванечки даже глаза загорелись. – Я тоже хочу!

– Никаких чердаков! – строго сказала Леночка, которая вышла из дома и как раз услышала разговор. – Нечего тебе там делать. И тебе, Поля, тоже. И тебе, Лиза. Никому нельзя.

– Ну, я же большой уже! Ты сама говорила, – надул губы Ваня.

– И я! Я тоже большая! – в один голос пропищали девочки.

– Полноте вам, – нахмурилась Настасья Петровна. – А то пирогов не получите.

Дети замолчали и посмотрели друг на друга. Чердак, конечно, заманчив, но пироги-то вкуснее. И ближе. Поэтому они, не сговариваясь, решили выбрать лакомство.

– Вот молодцы, идите в дом, – сказала бабушка.

– Ой, Настасья Петровна, балуете вы их. После ваших пирогов детей хоть на диету сажай, – покачала головой Леночка.

– Ну, дети же…

Сыновья только улыбнулись и пошли во двор: работа ждёт. Дети забежали в дом и уже уселись за стол в ожидании вкусных пирогов, а Леночка подхватила Настасью Петровну за руку и помогла зайти внутрь.

Взбудоражили, конечно, бабушку воспоминания.

А Нина осталась на чердаке, один на один с миром полузабытых вещей. Она завязала потуже платок, надела медицинскую маску, резиновые перчатки и начала уборку. Запихивая в мешки годами хранимое «добро», она думала, что хорошо бы и в голове проводить такую чистку. Периодически. Освобождать пространство для новых ярких впечатлений, а не заставлять его пыльными экспонатами минувших времён.

Дорога к морю

Записки в дневнике

…на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно. О закате, который они видели. О том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым, как кровь… (с) Достучаться до небес

История-дневник о маленьком путешествии на поезде, случайных встречах и тоскливых расставаниях, о жизни и море. Разве можно его не любить, если оно там без нас волнуется?

Я уже давно собрала чемодан, и он терпеливо ждал меня в коридоре. Скользнула взглядом по комнате – не забыла ли чего? Вроде бы нет – столы пустые, шкафы тоже… Вздохнула – прощаться всегда тяжело.

До поезда оставался ещё целый час, можно бы посидеть, попить чаю, посмотреть из окна во двор, но мне уже не терпелось идти, бежать куда-то. Хотелось прогуляться по улице, запомнить утреннюю, ещё заспанную и такую спокойную Москву.

Я поправила сбившуюся скатерть, ровнее поставила стул. Зачем задерживаться? Пора покидать мою маленькую неприступную крепость в этом большом городе. Сегодня я уезжаю, может быть, навсегда. Снова стало тоскливо. Но чего жалеть? Город ведь так и не стал мне родным, хоть я и старалась привыкнуть к его бешеному ритму и постоянной спешке. Не получилось, хотелось спокойствия.

Поэтому пару недель назад я позвонила старшей сестре Ире и сказала, что приеду в гости. Она обрадовалась. Жила Ирка в небольшом посёлке у моря, в своём доме, можно даже сказать – нашем. Домик достался нам по наследству от бабушки по папиной линии. Бабуля была более решительной, чем я: однажды захотела всё бросить и уехать жить на берегу моря – и решила, и уехала. Купила себе домик, жила в одной комнате, две другие сдавала отдыхающим. А мы в детстве часто ездили к ней вместе с сестрой, вдоволь купались в море, наедались фруктами и бабушкиными вкусностями, возвращались домой сытые и загорелые. А когда бабушка умерла, пусть земля ей будет пухом, домик перешёл в нашу собственность. Ира почти сразу собрала вещи и уехала туда жить, а я в Москву учиться. Родители переезжать отказались – остались в небольшом городке в Подмосковье. Сначала они и нас пытались как-то остановить (зачем?), но потом махнули рукой, взяв обещание регулярно приезжать, писать или звонить.

– Маришенька, может, хоть чаю попьёшь на дорожку? – ласково спросила Антонина Ивановна.

Она стояла на пороге комнаты, кутаясь в платок, и грустно улыбалась. Сеточка морщин вокруг глаз, глубокие – на лбу и подбородке, они нисколько не портили её. Вся она была такой уютной и родной, что я всегда удивлялась. Именно Антонина Ивановна приютила меня у себя, и здесь я прожила больше пяти лет.

– Спасибо, тёть Тоня, не буду, – обернувшись, ответила я. – Скоро мой поезд прибывает. Боюсь опоздать.

– Да ладно тебе, до вокзала добираться пять минут. Успеешь, – она прошла к столу и взяла меня за руку, будто бы не желая отпускать.

Другой рукой я погладила её плечо и с улыбкой посмотрела на неё. За то время, что я жила у Антонины Ивановны, мы стали такими близкими людьми. Вечерами часто собирались на маленькой кухоньке и пили чай. Я любила рассказы тёти Тони. Уж что-что, а рассказывать она умела, да так, что люди слушали, открыв рты. Даже советы она давала так, что хотелось к ним прислушиваться. А вот дети её жили далеко, на другом конце страны, поэтому, наверное, она и привязалась ко мне.

– Я позвоню, тёть Тоня, или письмо напишу. Сообщу, как добралась, – поцеловав её в щёку, сказала я.

– Обязательно позвони. И знай, что двери этого дома всегда открыты для тебя, – погладив меня по голове, проговорила Антонина Ивановна и утёрла платком накатывающиеся слёзы.

– Спасибо, тёть Тоня, за всё спасибо.

Я взяла свой рюкзак, отдала ключи от комнаты, подхватила чемодан за ручку, ещё раз поцеловала Антонину Ивановну и вышла.

До поезда оставалось ещё около получаса. Я сходила в ближайшее кафе, перекусила и взяла немного еды с собой. Потом бродила по вокзалу, рассматривая разнообразные сувениры в витринах. Чего тут только нет! Я выбрала один симпатичный магнитик, подарю Ире, она же в Москве давно не была.

«Поезд Москва-Адлер прибывает к первой платформе!» – громко объявил голос.

Я спешно расплатилась и побежала к перрону.

Поезд стучал колёсами и фыркал дымом из трубы локомотива. Мимо проезжали вагоны, мелькали таблички на окнах. Я глянула на билет – мой вагон седьмой. Место тринадцатое. Обожаю.

Вокруг меня сновали люди с огромными баулами и чемоданами, перекрикивались между собой, торопились. Проводницы уже спустили лестницы и начали пропускать пассажиров. Я, наконец, добралась до своего вагона, достала паспорт и билет.

– Здравствуйте, – протянула их девушке.

– Доброе утро, – она сверила данные. – Ваше место тринадцатое, проходите.

Я кивнула и полезла по железным ступеням внутрь. Первое, второе, третье, четвёртое купе. Вот, это моё.

Интересно, какие у меня будут попутчики? Слишком болтливые женщины? Или угрюмые мужчины? Или молодые мамочки с активными и кричащими детишками?

Сегодня мне повезло: на верхней полке лежал, уткнувшись в телефон, молодой парень, а на полках напротив расположилась семейная пара. Мужчина читал газету, а женщина отгадывала кроссворд.

– Здравствуйте, – сказала я.

Мои соседи кивнули в ответ.

Чемодан – под полку, рюкзак – на крючок, развернула матрас и уселась ждать. Скоро придёт проводник, проверит билеты и выдаст бельё. В животе заурчало. Я достала фрукты, печенье, салат из кафешки, потом возьму стакан в подстаканнике.

Соседи тоже оживились: достали чайные пакетики, бутерброды с колбасой, яблочки.

– Хотите печенья? – начала я разговор.

– Спасибо, у нас своё, – кивнула женщина. – Как тебя звать? Далеко едешь?

– Меня Марина, – я начала чистить мандарин. – К сестре еду в гости.

– А меня Анастасия Михайловна. А это муж мой – Роман Павлович.

Мужчина выглянул из-за газеты, даже улыбнулся.

– Мы к детям едем, в Сочи. Ты бывала там?

– Неа, – помотала головой. – Я и на море-то давно уже не была.

Сосед сверху сам не представился, но из телефонного разговора я поняла, что звали его Саша, а ехал он в Адлер.

Тут и проводница пришла, проверила билеты, раздала бельё.

– Хорошо, когда есть к кому приехать, – сказала Анастасия Михайловна.

– На, съешь бутербродик, – повернулась к мужу.

– Да не хочу я, Насть, попозже, – проворчал Роман Павлович и закрылся газетой.

Я улыбнулась.

– Принести вам воды к чаю?

– А давай. Мне хоть и не трястись там.

Поезду ехать до моря почти двое суток. Долго. Хотя первый день как-то незаметно подошёл к концу – в окно уже сочились лучи закатного солнца. Начали укладываться.

Я переоделась и вытянулась на полке, укрывшись простыней. Как приятно слушать перестук колёс. Тук-тук, тук-тук. А после выйду из поезда и буду долго ещё покачиваться в такт.

Я достала телефон – кое-какая связь всё-таки была – отправила сообщение Ирке, написала и номер вагона, и поезда.

«Я тебя встречу. Жду!» – пришло в ответ.

Приятно.

Но всё же меня не покидало тревожное ощущение – а как всё устроится? Смогу ли я найти работу? Как быть с жильём? Ну, первое время поживу у сестры, но не вечно же. Придётся искать какие-то варианты. А где их искать? На что я вообще способна?

Я помотала головой – отставить! Буду решать проблемы по мере их поступления. Сейчас я в своём купе, лежу на полке, слушаю стук колёс и обрывки чьих-то разговоров. Не о чем волноваться. А главное, что скоро я увижу море! Снова потрогаю его руками, прогуляюсь по мягкому песку, понежусь в объятиях прохладного солёного ветра…

И даже не заметила, как провалилась в сон. Проснулась уже ночью от громкого женского голоса:

– Поезд «Москва – Адлер» отправляется с первой платформы! Повторяю, поезд «Москва – Адлер» отправляется с первой платформы.

Выглянула в окно: деревья, каменное здание вокзала и бегущие с сумками люди.

«Вот кому-то не повезло, – подумала я, – в такое время бегать по перрону».

Посмотрела на экран телефон – два часа десять минут, а за окном будто день. Летние ночи очень светлые. А теперь нужно постараться заснуть под храп соседей. И как они только это делают?

Следующий день начался с запаха свежих огурцов и варёных яиц. Роман Павлович с шумом размешивал сахар в стакане, всё также уткнувшись в газету, а Анастасия Михайловна заботливо делала ему бутерброды. Я заварила кофе из пакетика и достала печенье. За окном мелькали деревья, поля и реки, высокие-высокие столбы, окутанные проводами, грунтовые и асфальтовые дороги, деревеньки и сёла… И везде была жизнь – какая-то своя, особенная. У каждого человека, что я видела, были свои радости и печали, волнения и заботы, открытия и начинания. И это так чудесно.

– Мариш, смотри, – отвлекла меня от мыслей Анастасия Михайловна.

Я посмотрела на экран телефона, а на меня смотрел большеглазый малыш в красном костюмчике.

– Это мой внучок, Пашенька, – с какой-то невероятной любовью проговорила женщина. – Самый младшенький. Здесь вот он кушает мою малинку, а вот тут – первый раз твёрдо встал на ножки.

– Очень мило, – улыбнулась я.

– А у тебя дети есть? – спросила она вдруг.

– Нет, – я почему-то смутилась.

– Не-е-ет? – расстроено протянула Анастасия Михайловна, но потом, будто спохватившись, добавила, – ну, будут-будут. – И вновь принялась показывать мне фотографии членов их большого семейства.

Роман Павлович лишь изредка поддакивал словам жены, не отрываясь от чтения. Вообще, о нём я мало узнала, разве только, что он любил крепкий горячий чай. Я удивлялась, как он может его пить, даже не поморщившись. Мой-то был светлый и разбавленный. А Саша к нам так и не спустился – и ел там, наверху, и развлекался. Только в тамбур уходил.

Медленно тянулся второй день, но всё же и он подошёл к концу – уже завтра утром прибываем. Моя станция первая, потом выходили Анастасия Михайловна с мужем, а потом и Саша, на конечной.

– Чего ж ты так рано собираться начала? – удивилась Анастасия Михайловна, увидев, что я складывала вещи.

– Так чтоб утром вас не будить, – ответила я. – А то я бываю иногда слишком шумной.

Женщина хмыкнула, но промолчала.

А я снова отправила сообщение Ире, напомнила про время прибытия и достала книжку, чтоб скоротать остаток вечера в компании Гарри и Того-кого-нельзя-называть.

Утром под подушкой начал жужжать будильник. Я отключила его, даже не открывая глаз. Спать хотелось жутко. Как будто организм не выспался за всё это время, пока я была тут тюленем?

Всё же поднялась, умылась, привела себя в порядок, убрала бельё.

– А у нас есть кофе из кофемашины, хотите? – спросила меня проводница, забирая простыни.

– Ого, – удивилась я. – Хочу, конечно.

Так моё утро началось с ароматной чаш… стакана свежесваренного кофе и творожного печенья.

Вскоре проснулись и соседи.

– Вот это запах, – потянула носом Анастасия Михайловна.

– Угу, – кивнула я, – хотите, я и вам закажу?

– Нет-нет, я только понюхать. У меня ж давление, – вздохнула она. – А тебе, Марина, счастливого пути. Очень приятно было познакомиться. Может быть, когда-нибудь и встретимся ещё. Слушай! Я тебе сейчас напишу адрес наш, мы будем в Сочи до конца месяца, приезжай в гости!

– Так я же к сестре…

– Приезжай с сестрой! Места-то у нас много. Да, Рома?