Смертельный инструмент ацтеков

Петр поделился своей идеей только с Дусей, зная, что она болтать не станет, а то и схлопотать можно от начальства-то…

– Идите, капитан, и работайте, дело это будет на особом контроле, – напутствовал его начальник, и Лебедкин, вспомнив Дусины наставления, молча вышел.

Дуся велела ему с начальством никогда не спорить, а только кивать и отвечать «так точно» и «будет сделано», а все вопросы решать потом в рабочем порядке.

– Ну что, Петя, скучаешь без Дуси? – сказала в приемной секретарша Софья Павловна, жалостливо глядя на Лебедкина.

Софья Павловна была дама суровая, и к сотрудникам относилась не слишком любезно, глядя с легким презрением на этих горластых, непричесанных и нахальных индивидуумов, однако с Дусей после некоторых событий находилась в нежнейшей дружбе[2].

И часть своих теплых чувств перенесла на капитана Лебедкина, оттого и посочувствовала сейчас ему, одинокому и неприкаянному.

– Когда она вернуться-то обещала? – спросила Софья присевшего рядом Лебедкина.

– В конце недели… – вздохнул он и умял половину банана, подставленного ему Софьей Павловной.

– А ты хахаля-то ее видел? – не смогла она удержаться.

– Да видел один раз, когда он ее на машине подвозил…

– Из себя-то он какой – блондин, брюнет? – оживилась Софья Павловна.

– Блондин… – уныло ответил ей Лебедкин, – или брюнет… Да не помню я!

– Ну тогда иди, Петя, к себе! – велела Софья Павловна. – А то наш скоро на совещание в управление поедет, так чтобы тебя не увидел. Иди уж от греха…

И капитан поплелся к себе.

По дороге он позвонил в криминалистическую лабораторию, и там ему нелюбезно ответили, что трупов много и оперативников много, а экспертов мало и что ишь чего капитан захотел – подавай ему отчет о свежем жмурике буквально сегодня. Да с дубу они там все рухнули или со вчера не проспались, что такое просят? Да у нас очередь на неделю!

И так далее, только другими словами, так что капитан и слушать не стал.

По дороге он остановился у кофейного автомата, но и тут поджидало его разочарование: автомат был сломан, так что Лебедкин поплелся к себе, уныло шаркая ногами.

Жизнь казалась ему серой и безрадостной, работа – скучной, а сам он чувствовал себя старым и никому не нужным.

Он обвел взглядом крошечный кабинет и со вздохом открыл записи допроса гражданки Рыжиковой. Именно там был записан адрес потерпевшей Ромашкиной Марианны Сергеевны, а также номер квартирного телефона.

Как и ожидалось, трубку никто не снял.

Лебедкин совсем приуныл, и тут распахнулась дверь, и вошла Дуся. В кабинете сразу стало тесно, как в купе поезда дальнего следования, поскольку Дуся, как уже говорилось, была женщина, мягко говоря, в теле.

То есть в отношении Дуси никаких мягких выражений употреблять было не нужно, она своего веса нисколько не стеснялась. Больше того – рассматривала его как несомненное достоинство.

– Дуся! – Лебедкин вскочил было с места, но тут же сел обратно, поскольку Дуся заняла все свободное пространство. И несвободное тоже заняла.

– Дуся! – Теперь в голосе капитана зазвучали проникновенные нотки. – Дуся, ты вернулась! Насовсем?

– Ага! – Дуся сняла пальто и аккуратно повесила его на плечики, что болтались на гвозде, прибитом к стенке шкафа. – Насовсем!

– А-а… ведь ты же собиралась до конца недели… – пробормотал Лебедкин.

Будь на его месте Софья Павловна или любая другая женщина, она бы сразу догадалась, что расспрашивать Дусю не следует, что раз вернулся человек раньше срока, стало быть, что-то пошло не так и незачем давить на больное место. Но мужчины – существа неделикатные, так что простодушный капитан Лебедкин хоть и обрадовался Дусе, но ждал объяснений.

– Петька, не смотри на меня так умильно, как на своего кота Марсика! – рассмеялась Дуся, как уже говорилось, она всегда была весела и приветлива. Сейчас, конечно, не в таком хорошем настроении, но Лебедкин этого не заметил. – Я что – не вовремя вернулась? Я помешала каким-то твоим планам?

– Что ты! – Лебедкин прижал руки к сердцу и снова попробовал встать, но Дуся махнула рукой, чтобы не заморачивался.

– Ладно, вижу, что не отстанешь. – Дуся выставила на стол контейнер, из которого упоительно пахло выпечкой и сладким. – Быстро давай за водой, вечно у тебя чайник пустой!

Лебедкин рванул в коридор и по закону свинства столкнулся с начальником, который как раз шел к выходу.

Будь на месте нового полковник Медведкин, он бы гремел уже на все отделение, изрыгая проклятия. Но этот только бросил взгляд, и ни один мускул на лице не шевельнулся.

«Точно, робот он… – в который раз подумал Лебедкин. – Или этот, как его… андроид».

В контейнере оказались пирожки, плюшки с корицей и песочные коржики, все домашнее и дико вкусное.

– Ой, Петька, ты не поверишь! – Дуся подвинула ему бумажную тарелочку, она любила, чтобы все было аккуратно. – Такая история… самой смешно…

– Излагай! – невнятно велел Лебедкин, рот его был набит вкусностями. – По порядку…

– Значит, пригласил меня Артур, ну, ты его видел пару раз, значит, пригласил он меня с родителями своими познакомиться. Мы, говорит, уже два месяца встречаемся, нужно к делу серьезно подходить.

– Ты что – замуж собралась? – удивился Лебедкин. – Вроде я раньше за тобой такого не замечал.

– Да что ты! Нет, конечно! Тем более за Артура этого. Но интересно мне стало, потому что… вот ты видел, какая у него машина?

– Ну, видел… – вздохнул Лебедкин. – Мне, чтобы такую заиметь, пять лет работать надо, и это если не пить, не есть…

– И кота не кормить! – подтвердила Дуся. – И то не хватит. Да, так вот интересно мне стало на богатый дом посмотреть. И вообще… Тут как раз отгулы накопились, я и согласилась. Ну, поехали мы. Это в северном направлении, по трассе «Скандинавия» нужно ехать в сторону Выборга, но, не доезжая, свернуть, там дорога специально проложена в поселок. Поселок новый, все дома большие, красивые, но это я потом уж видела, а пока остановились мы у шлагбаума – там охрана, все как положено. И смотрю, выходит из будочки Витька Масляков, помнишь его? В соседнем отделении работал, лет пять как уволился.

– Помню, худущий такой, как скелет, был. У меня сто сорок рублей занял, да так и не отдал, паразит.

– Ну вот, он самый, только здорово растолстел от спокойной жизни в охране. И то сказать – сиди себе в будке, нажимай кнопку, чтобы шлагбаум поднять, а зарплата идет. Приближается, значит, Витька к машине, потому как у них порядок такой – у нового человека документы обязательно проверить. Ну, меня увидел, глаза вытаращил, рот разинул, чуть не обниматься собрался. Я ему мигаю – так сразу понял, видно, не совсем там заплесневел, выучка прежняя осталась. Ничего не сказал, паспорт унес, чтобы проверить, а когда вернул – смотрю, а там бумажка с номером телефона и написано: «На всякий случай». Может, думал, что я не просто так в гости, а под прикрытием работаю.

– А ты хахалю своему, Артурчику этому, не сказала, что в полиции работаешь?

– Да что ты, зачем мне это надо! Некоторые сразу пугаются, а на этого у меня виды были на долгосрочное знакомство. Подъехали мы к дому. Махина такая – ужас! Но красиво, сад ухоженный, прислуги всякой немерено. Машин во дворе тоже прилично стоит, гости, значит. Оказалось, у его матери день рождения, а мне Артур и не сказал ничего. Хорошо, думаю, что платье приличное взяла.

– И что дальше было? – Лебедкин ненавязчиво придвинул к себе коробку с остатками выпечки.

– Кушай, Петя, кушай! Это мне сегодня кухарка их дала. Славная женщина, печет хорошо… Ну, значит, мамаша его – это что-то. Лет ей, судя по сыночку, которому тридцать один (я паспорт видела), уж не меньше пятидесяти, а то и побольше. Но худая вся и жилистая, как пожилой страус. От фитнеса разного и всего остального. Морда вся натянутая. Меня увидела – хотела перекоситься, да никак.

– Ботокс не позволяет?

– Да там много всего… В общем, сразу ясно, что дружбы у нас с ней не получится. Однако сразу гадости она говорить не стала, зубы сжала и даже оскал какой-то из себя выдавила вроде улыбки. Ну, остальные гости на меня смотрят, перешептываются.

– А мужики к тебе как? – оживился Лебедкин.

– Да как обычно! Только какие там мужики-то… У этой мамаши муж затюканный, бессловесный, тихо себя ведет, незаметно, еще пара-тройка таких же да дед Артура, старый совсем, в инвалидном кресле его возят. Ну, слышу я, как мамаша Артуру сквозь зубы шипит: «Потом поговорим». И Артурчик сразу меньше ростом стал, скукожился весь. А раньше все хвост распускал передо мной – я то, да я се… Ну, думаю, проведу как-нибудь времечко да и дам ему от ворот поворот. Какие мои годы, найду себе кого получше… с этим проблем не будет…

– Это точно… – Сытый и счастливый Лебедкин погладил Дусю по руке.

– А потом приезжает мамашина сестра с новым хахалем. Она мамаши и моложе-то года на два (мне Артур потом сказал), а по виду – так и на все десять. Денег много первый муж оставил, вот она их на себя любимую и тратит. Ну, тут, конечно, высшего качества все, зачем зря хаить. И бойфренд моложе ее лет на двадцать. Красавчик такой, внимательный, по ручке ее все время гладит – в общем, все ясно. К вечеру за стол позвали, речи всякие, тосты, поздравления, мамаше подарок от мужа и сына – серьги бриллиантовые, вот такие камни! – Дуся показала какие. – Красивые сережки, что и говорить, и дорогие страшно. У мамаши даже улыбка настоящая на лице прорезалась, когда серьги надела, и ботокс не сдержал. Ну, Артурчик мой сдулся, так что я решила сама развлекаться. Поела вкусно, говорила уже, что кухарка у них отлично готовит, рассмотрела картины на стенах, по дому погуляла немножко, прихожу – у них танцы. И этот сестрицын хахаль молодой уж так ее обхаживает, что даже слишком. Явно переигрывает. И перехватила я взгляд старика этого, их папаши. Вижу, что противно ему, и пробормотал он что-то похожее на «прохвост». Что ж, я тоже так посчитала, да только мое какое дело? Я – человек посторонний… Да, забыла сказать, мамашу зовут Алевтина, а сестру ее Эвелина. Я от скуки с дедом-инвалидом парой слов перекинулась, он говорит – жена покойная так назвала, его не спросила. Значит, так вечер и прошел. Кое-кто из гостей уехал, а сестра с хахалем и мы с Артуром остались. Дом большой, роту солдат запросто разместить можно. Я с Артуром отношения выяснять не стала – и так все ясно, мамочка меня не одобрила. А он что-то пытался мямлить, да я заснула. А под утро уже просыпаюсь – что-то мне маятно.

– От еды вкусной. – Петр не удержался от ехидства.

– И вовсе нет! – удивилась Дуся. – С чего это мне от еды плохо станет? Нет, если честно, то от шампанского. Я как шампанского выпью – так икаю. А тут не удержалась, потому что какое-то дорогущее шампанское у них было… «Моэт и Шандон», вот!

– И как оно тебе?

– Да по мне-то, разницы никакой с нашим обычным! А если полусладкое, так даже лучше. Вот, значит, проснулась я и думаю, где бы водички выпить. Вышла спросонья в коридор и увидела тень какую-то, что от мамашиной спальни метнулась. Прислушалась – вроде все тихо. Ну, думаю, показалось со сна-то.

– Да что ты, Дуся, тебе никогда ничего не кажется!

– Угу, ну, в общем, сообразила я в ванной из крана попить, чтобы по чужому дому не шляться ночью. Утром встали к завтраку, а мамаша снова вся расфуфыренная и серьги те надела. Видно, никак не может с ними расстаться.

– Дурной тон – утром бриллианты носить! – хмыкнул Лебедкин.

– Ой, Петя, какой ты умный… Ну, мне-то что до сережек чужих. Значит, сидим, ждем, когда завтрак подадут, а сестры с хахалем нету. Потом слышим шум, стук, он на нее орет – раз так, то ты меня никогда больше не увидишь! И – на выход, и – в машину свою садится, и – ворота открыть требует! Эта Эвелина приходит вся красная, в пятнах. Что такое? Мамаша к окну подбежала, ой, говорит, уезжает… А я смотрю на серьги, и что-то мне подозрительно. Помнишь, когда в прошлом году ювелира одного… как его… Лейбовича ограбили?

– И он потом на тебя запал… по ресторанам водил, в отпуск звал вместе съездить…

– Да он старый уже, под шестьдесят ему! В общем, кое-что интересное он мне рассказал. И показал, как бриллианты от подделки отличить – прежде всего по тому, как свет в них отражается.

– У тебя, Дуся, глаз-алмаз, раз такое со стороны заметила!

– Да нет, просто такая халтурная подделка оказалась – ребенок и то заметил бы! Лейбович говорил – такие умельцы есть – нипочем простым глазом не отличить!

– Ну и что дальше было?

– А что дальше? Мамаша стала сестру утешать, а сама, вижу, злорадствует тихонько. Еще вечером я заметила, что она сестре завидует – та и моложе, и выглядит не в пример лучше, и хахаль опять же молодой-красивый. «Что, Эвелиночка, случилось, – квохчет, – ты прямо сама на себя не похожа…» Так что даже мне противно стало, хоть я тут совсем человек посторонний… Несмотря на такое, я подсела, чтобы сережки разглядеть, и подозрения мои только усилились. С другой стороны, тот же Лейбович говорил мне, что умные-то женщины бриллианты в сейфе хранят, а носят подделки качественные. Может, думаю, мамаша тоже так делает? А потом вспомнила, что серьги эти ей только вчера подарили, так когда же она успела копию заказать? Что-то не складывается… Тут сестра ее, Эвелина, фыркнула, с места вскочила, заорала, чтобы Алька ее в покое оставила и едва по морде ей не съездила. Мамаша отскочить не успела, в общем, собрались они драться. Артур, конечно, подбежать хотел, но по дороге на меня наткнулся.

– Я себе представляю! – Лебедкин откровенно веселился.

– Не представляешь! – отмахнулась Дуся. – Короче, такое там началось, еле разняли мы их, только когда дед Артура по столу сахарницей стукнул и разбил ее на фиг.

– Соображает, значит, а ты говорила, что он инвалид!

– Так это ноги у него не ходят, а голова вроде в порядке! В общем, у младшей сестры клок волос выдран, а у мамаши серьга свалилась. Я на нее и наступила ненароком.

– И что?

– В крошку!

– Ой, не могу!

– Ага, тут мамаша было на меня заорала, а после сообразила, что что-то не то. Все же как-то в бриллиантах разбирается, знает, что ничего тверже их нету. Вторую серьгу из уха вытащила – это, говорит, что такое? Да не мужу отчего-то претензии предъявляет, а старикану, папаше своему. Он и нахмуриться не успел, как я сообразила, чью тень ночью у мамашиной спальни видела. Вспомнила, что мне Витька Масляков свой номер дал, позвонила ему. «Витя, – говорю, – сделай такое одолжение, сейчас машина поедет мимо, так ты шлагбаум ненароком опусти и скажи, что сломался он. Задержи машину так ненавязчиво, дураком притворись». – «Сделаем, – говорит, – Дуся, вот как раз та машина скоро подъедет». Убрала я телефон, оглянулась, а семейка вся на меня уставилась. Я и говорю, что видела ночью, как кто-то возле спальни хозяйской ошивался. Эвелина опять орать начала и бесноваться, так что Артур с папашей едва ее удержали. А дед все понял. «Ты кого, – говорит доченьке младшей, – такая-сякая, в дом привела? Ты где его подхватила? Иначе с чего бы это он вдруг сорвался, на тебя обидевшись? От сытой жизни-то кто просто так побежит?»

– Здраво дед рассуждает, все сразу просек, даром что инвалид…

– Ага, но тут я вмешалась: «Потом, – говорю, – разбираться станете, а сейчас как бы не упустить ворюгу, что сережки подменил». Тут мамаша вступила. «А не ты ли сама все задумала, – спрашивает, – мы тебя знать не знаем, только ради сына в дом и пустили».

– Так и сказала? – ахнул Лебедкин. – Ну и ну!

– Ну, пришлось тогда им удостоверение предъявить, мамаша прямо синяя вся стала. А папаша – в машину, Артура с собой, и я еще с ними. Доехали быстро, папаша тихий-тихий, а просто асом оказался, ну дорога-то у них отличная. На выезде скандал: этот прохвост кричит, чтобы открывали немедленно, а Витька отлаивается. Прихватили мы его, я – удостоверение в нос, он тут же и спекся. Вообще, таким трусом оказался, если бы посмелее был да порешительнее, то снес бы шлагбаум напрочь да и уехал, пока мы не подоспели. А он не решился. Ну, дальше все просто, нашли у него сережки те, он тут же признался, что его наняли специально для этого. Он, значит, познакомился с этой дурой Эвелиной, а про нее все знают, что она до молодых парней охоча, она его в дом сестры и привела. Он ночью сережки подменил на копию, понятия не имел, что мамаша их с утра наденет. А сам притворился, что обиделся, да и уехал. Раньше никак не мог, у них, видишь ли, ночью шлагбаум запирают, просто так не откроют, если только по срочной надобности: «Скорая» там или, не дай бог, пожар. А днем выезжающих не проверяют. Ну, привезли мы его в дом, а там семейка уже круговую оборону заняла. Мамаша на пороге стоит, руки на груди сложила вот так. «Мы, – говорит, – вам, конечно, очень благодарны, но дальше все сами решим». Да мне-то что, сами так сами. «Ну, – говорю, – тогда я уж поеду, только вещи соберу». – «Это, – говорит, – горничная все сделает». Артур как мамашу увидел – так сразу испарился, как не было его.

– Паршивец какой! И даже спасибо тебе не сказали?

– Не-а, а я чувствую – есть хочу, умираю прямо! Завтрака-то так и не дали. Пока ждала сумку, кофе на кухне напилась, да кухарка еще с собой вот это дала… – Дуся посмотрела на опустевший контейнер, – а потом Витька звонит: «Я как раз со смены, тебя подвезти?» – «А как же, – говорю, – как раз ты вовремя». Ну и вот, решила на работу с полдня выйти, чего отгулу-то пропадать…

– Ну, отдохнула ты по полной программе! – веселился Лебедкин. – Надолго запомнишь богатеньких этих!

– Да брось ты, нечего там вспоминать! – отмахнулась Дуся. – Так что давай излагай свои новости!

И капитан выложил ей все: про коварного интригана Еропкина, про малиновую свидетельницу, про найденный труп в мусорном контейнере и про то, что дело это поручили как раз ему, Лебедкину.

– Ну, Петька, оставить тебя на пару дней нельзя! – рассмеялась Дуся. – А что ты так расстраиваешься? Судя по всему, муж ее прикончил, значит – дело быстро закроем.

Она позвонила экспертам и тут же договорилась насчет опознания трупа, найденного в мусорном контейнере.

Лебедкин привычно поразился, как быстро у нее все получилось.

– Давай, Петя, звони, может, он дома… а нет, то я мобильный его быстро выясню!

Как обычно, в присутствии Дуси Лебедкину дышалось легко, как после грозы. И небольшая частичка ее жизненной энергии передалась ему. Поэтому он на всякий случай набрал номер домашнего телефона предполагаемой покойницы Ромашкиной.

Из трубки понеслись длинные гудки, и капитан уже хотел ее повесить, как вдруг раздался щелчок, и мужской голос проговорил:

– Слушаю!

– Гражданин Барсуков? – осведомился Лебедкин, придав своему голосу служебную твердость.

– Ну, я… – опасливо признались в трубке, – а это кто? Если это опять стоматология, я буду жаловаться…

– Нет, это не стоматология! Это капитан Лебедкин, полиция!

В трубке испуганно хрюкнули, затем, после небольшой паузы, тот же голос проговорил:

– Правда, что ли?

– У меня шутить с вами, гражданин Барсуков, нет ни времени, ни настроения, ни желания! – отчеканил капитан под одобрительным взглядом Дуси.

– А… по какому поводу вы мне звоните?

– По самому серьезному. Скажите, гражданин Барсуков, где сейчас находится ваша жена Марианна Ромашкина?

– Кто? Марианна? Да она мне вовсе не жена! Мы с ней не расписаны! Если она вам так сказала…

– Жена, или не жена, или просто сожительница – это меня в данный момент не интересует. Ответьте на мой вопрос! Где сейчас гражданка Ромашкина?

– Она… она сейчас у своей родни в Новоржеве… так она мне сказала…

– А по нашим сведениям, все не так. Нами обнаружен неопознанный женский труп, и у нас есть основания полагать, что это – Марианна Ромашкина. Жена она вам или не жена – это к делу не относится. Вы должны немедленно явиться к нам в отделение на опознание этого трупа.

– Опо… что? – испуганно переспросил собеседник.

– Опознание! – отчеканил Лебедкин.

– Но я… не могу… как это вдруг сразу… и вообще, почему опознание, зачем опознание, я же сказал – она уехала!

– Очень хорошо! Тогда я сейчас же высылаю к вам опергруппу, и вас силой доставят на опознание!

Разумеется, Лебедкин блефовал, кто бы ему дал опергруппу. Но Барсуков был здорово напуган, что, несомненно, говорило о том, что совесть его нечиста.

И угроза сработала.

– Не надо опергруппу! – пролепетал Барсуков. – Я приеду… сейчас же… скажите только адрес…

Лебедкин продиктовал ему адрес отделения и спустился на вахту, чтобы встретить Барсукова и проводить его в полицейский морг.

Дуся же решила пока сбегать к Софье Павловне, чтобы поделиться своими приключениями, а то та небось умирает там в приемной от любопытства. Вездесущий Еропкин наверняка уже донес, что она вернулась раньше времени, Дуся его в коридоре встретила.

Однако доверительной беседы не получилось, поскольку в приемной толкался народ, и Софья сделала страшные глаза: «Наш, мол, из управления вернулся недовольный, видно, там снова что-то придумали, так что не до разговоров сейчас». И Дуся пошла за Петькой.

Барсуков не заставил себя долго ждать и уже через полчаса появился в отделении. Он был бледен, как изголодавшееся привидение, однако при виде Дуси заметно оживился.

«Ну, кто бы сомневался, – хмыкнул про себя Лебедкин, – при виде нашей Дуси мертвый из гроба встанет».

На первый взгляд гражданин Барсуков был ничем не примечателен, обычный мужчина среднего роста, средней комплекции, однако зоркие Дусины глаза уловили необычайную аккуратность, с которой Барсуков был одет. Не то чтобы щегольски или дорого, а просто очень чисто.

И Дуся тут же поняла, что именно эта черта в характере Барсукова главная, то есть выглядеть всегда прилично, и что вовсе не покойная Марьяна Ромашкина за этим следила, а он сам. Потому что даже в таком испуганном состоянии не поленился Барсуков достать из шкафа чистую рубашку, и костюм на все пуговицы застегнут, и ботинки чистые.

Лебедкин проверил его документы и повел Барсукова в подвал.

В этом подвале распоряжался старший судмедэксперт Данилов, но сейчас его не было на рабочем месте, и посетителей встретил практикант Сеня. Он проводил Лебедкина со спутниками в помещение морга, выкатил стол на колесиках и откинул край простыни.

На каталке лежала мертвая женщина.

Барсуков опасливо приблизился к ней. В лице у него не было ни кровинки.

Участливый Сеня взглянул на Лебедкина и вполголоса спросил:

– Может, гражданину нашатырного спирта дать?

– Обойдется! – строго проговорил Лебедкин и повернулся к Барсукову: – Гражданин Барсуков, узнаете ли вы потерпевшую?

– Да… – выдавил тот, взяв себя в руки. – Это… это она, это… Марианна…

Практикант накрыл труп простыней.

Лебедкин вывел Барсукова на лестницу.

Тот перевел дыхание, быстро оглянулся на дверь покойницкой и дрожащим голосом спросил:

– Теперь… после опознания… я могу идти домой?

– Сможете, когда ответите на несколько вопросов!

– Ка… каких вопросов?

– Ну, не на лестнице же мы будем разговаривать!

Все трое поднялись в кабинет, который Лебедкин делил с Дусей. Капитан сел за свой стол, Дуся – за свой, Барсукову указали на свободное место.

– Итак, гражданин Барсуков, – начал Петя, – когда вы последний раз видели Марианну Ромашкину?

– Поза… позавчера, – ответил тот неуверенно. – Перед отъездом. Мы попрощались, и я…

– Перед отъездом? – удивленно переспросил Лебедкин и переглянулся с Дусей. – Перед каким отъездом?

– Я позавчера вечером уехал в Москву, в командировку. Сделал там все намеченные дела и на следующий день поздно вечером вернулся… на вечернем «Сапсане».

– У вас есть подтверждающие это документы?

– Да, конечно… вот билет туда, вот – обратно… – Барсуков достал из бумажника аккуратно сложенные билеты. – Можете проверить также в фирме, куда меня командировали…

– Проверим, непременно проверим! – Лебедкин забарабанил пальцами по столу, переглянулся с Дусей.

Дело на глазах усложнялось. Если Барсуков действительно был накануне в Москве, значит… да ничего это не значит, просто временные рамки сужаются.

Однако Лебедкина кольнуло неприятное предчувствие.

Дуся почувствовала его настроение и пришла на помощь своему напарнику:

– Значит, вчера поздно вечером вы вернулись из Москвы. Марианны дома не было. Вас это не насторожило?

– Ну… нет. Она мне еще раньше говорила, что хочет проведать родню. Вот я и подумал, что она уехала в Новоржев.

– Подумали, значит… и легли спать?

– Ну да… – Барсуков опасливо взглянул на Лебедкина, который продолжил допрос.

– И хорошо спали? Никуда не выходили?

– Нет… куда мне было выходить?

– Вы мне скажите.

– Да никуда я не выходил!

– А вот у нас есть свидетель, который утверждает, что вы выходили ночью из своей квартиры. И несли при этом черный мешок… причем большой и тяжелый.