Танец левой руки, или Мемуары правого полушария

Пройдя по этому пути, я примерно представлял себе, как работает мозг у Олега. Я как-то заметил, что у Олега сухая правая рука и он все делает своей левой. На мой вопрос в тот день Олег сказал, что была в детстве травма. После неё рука стала сохнуть.

Эти мысли пронеслись в голове быстрее пули и я понял, что готов воспринимать это страшное слово "Обоснуй", как шанс провести абсолютно никому не заметный сеанс гипноза. Сделать это так технично, чтобы встроить индукцию и утилизацию в структуру своего обоснования.

"Олег", обратился я, "Помнишь, ты рассказывал мне про свою детскую травму. Я очень хорошо представляю, как тебе было больно.

Я даже могу представить, с каким трудом тебе пришлось переучиваться писать левой рукой. И я могу догадываться о том, скольких радостей детства тебе пришлось лишиться из-за этой травмы.

А ещё я знаю, как сильно натренировалось твое правое полушарие мозга из-за того, что ты стал все делать левой рукой. Разве не замечал ты свои уникальные умственные способности? Разве ты сомневался когда-либо, что ты самый умный не только в этой камере, но и среди всех твоих знакомых?

Разве нужны тебе эти советчики, если ты сам можешь найти выход из любой ситуации? И если ты до сих пор легко придумывал новые идеи, что мешает тебе сейчас успокоиться и принять взвешенное решение?".

Я уже почти не делал пауз и монотонно, почти напевая, закончил "Поэтому я и решил, что у тебя не было велосипеда".

В полной тишине Олег вышел из-за стола и принялся ходить по камере. Пространства было мало. Понемногу скорость движения увеличивалась и минут через пять Олег быстро носился от стола до двери и обратно. Руки его были сложены в замок за спиной, голова опущена вниз и я подумал, что он в трансе.

Примерно через час Олег сел за стол и заявил, что будет делать новую кобуру, то есть тайник. Осмотрев несколько пар обуви, Олег нашел супинатор и вырвал его для инструмента.

Потом он сел на пол, где только что ходил. Взял в руки супинатор и разодранный ботинок, и принялся долбить бетон под первой кроватью. Вскоре появилась маленькая ямка. Олег собрал пыль в пакет и передал супинатор другому зэку.

Всю оставшуюся ночь, сменяя друг друга, пацаны царапали бетон и к утру под кроватью была свежая кобура по размеру телефона. Ровно в шесть утра Олег завернул телефон в пакет и уложил в ямку. Потом он смешал цементную пыль с хлебом, добавил воды и выровнял пол.

Перед самым приходом утренней смены для проведения ежедневного шмона на пол вылили ведро воды так, что замазка стала совершенно незаметной.

Когда в камеру вошли пол дюжины надзирателей и принялись прощупывать, простукивать и прослушивать, мы стояли в коридоре и с замиранием сердца ждали. Ничего не найдя подозрительного проверяющие вышли. Мы все облегченно вздохнули.

Радостной толпой зэки повалили внутрь, чтобы срочно заварить свежего чая и закурить сигарету. Мы с Камилем из Дагестана шли последними. Вдруг неожиданно Камиль повернулся к охраннику за нашими спинами, показал указательным пальцем ему в ноги и закричал "Смотри, деньги лежат"!

Охранник посмотрел вниз и принялся прыгать на месте высоко поднимая ноги. В этот момент Камиль добавил "С первым апреля". Мы дружно захохотали и двери нашей камеры с лязгом закрылись.

Точки зрения

Далеко внизу расстилался изумрудный ковер сияющий на солнце всеми оттенками зеленого. Я парил в небесах и наслаждался свободой. Мои глаза различали каждый булыжник на берегу узкой речки, извивающейся в ущелье. Заснеженные верхушки гор служили мне ориентиром в бескрайнем лабиринте Кавказского хребта.

Вдруг я поскользнулся и вернулся в реальность. Я наматывал круги вокруг стадиона в колонии общего режима и вспоминал, как в детстве поймал орла.

Мы с другом Виталиком гуляли по лесу и неожиданно прямо к нашим ногам упал настоящий Беркут. Орел попытался взлететь, но кроны деревьев смыкались так плотно, что он ударился крыльями и снова рухнул на землю.

После нескольких неудачных попыток подняться в воздух, орел устал и просто отпрыгивал от нас в сторону. В конце концов нам удалось накрыть его курткой и взять в руки.

Огромные когти похожие на сабли предупреждали нас об опасности. Острый изогнутый клюв с желтой кожей по бокам иногда открывался и раздавался устрашающий клёкот.

Сменяя друг друга, держа птицу на вытянутых руках, мы поднялись на пригорок свободный от деревьев. До горизонта простирался лес, упирающийся в заснеженные горы.

Мы сняли куртку и осторожно осмотрели метровые крылья. Убедившись, что ран и переломов нет, мы вдвоем подбросили орла вверх. Мощными взмахами, опираясь на воздух, Беркут набрал высоту и устремился в сторону гор.

Дорожка вокруг стадиона была протоптана тысячами ног и после дождя в ямках образовывались лужи. Некоторые арестанты любили ходить от одних футбольных ворот до других и обратно. Я предпочитал идти вперед и считал, что в этом есть психологическая причина.

Изучая гипнотические техники я впервые узнал про диссоциации. Ричард Бендлер описывал случай, когда ему удалось исцелить парализованного пациента дав ему задание в течение двух недель рисовать самого себя, лежащего в постели, из разных точек пространства комнаты.

Человек, меняя точки зрения и глядя на себя со стороны, без всякого гипноза, нашел в себе источник силы для восстановления способности ходить.

Тренируя метод диссоциации я забавлялся, разглядывал себя с потолка, с крыши дома, с неба, с луны или из далекого космоса. Способность взглянуть на мир чужими глазами стала основой для понимания чувственных ощущений других людей и их прогнозирования.

Меняя точки зрения, я пришел к выводу о том, что весь мир находится за колючей проволокой. Просто с моей стороны собрались самые выдающиеся психопаты, мошенники и плуты, пьяницы и наркоманы. Концентрат злобы и ненависти, страдания и боли. Один день в лагере способен пощекотать нервишки больше, чем десять лет на воле.

Намотав на счетчик несколько километров, я отправился в свой девятый барак, где намечался вечерний прикол. С внешней стороны периметра это называется собранием.

В узком проходе между двухъярусных кроватей на табуретке стояло железное ведро до верха наполненное крепким чаем. На другой табуретке лежала куча конфет и большая коробка с сигаретами.

Молодой арестант разливал чай в наши кружки. Взяв чай и конфету, я уселся на нижнюю кровать. Вскоре комната заполнилась расписными телами. Звезды и кресты, купола и гусарские погоны, черепа и пауки притягивали мой взгляд, подчеркивая реализм происходящего. Я почувствовал себя наблюдателем, пассажиром, случайно севшим не в свой поезд.

Когда пришел смотрящий за лагерем, все замолчали и приготовились слушать. Прикол начался с поздравлений. Молодой арестант по кличке “Жиган” зачитал имена и кликухи воров – именинников сидящих в других лагерях. После чего заорал во все горло "Жизнь ворам". Зэки дружно прокричали "Вечно".

“Жиган” продолжил читать имена и прозвища следующих воров, чтобы теперь помянуть за упокой. Затем он заорал "Смерть ментам". Зэки тотчас ответили "Вечно". Когда поздравления и поминки закончились, смотрящий начал разбирать последний конфликт, возникший между арестантами.

С сильным грузинским акцентом смотрящий обратился к длинному зэку по фамилии Суслов. "То, что тебя обозвали сусликом – это ерунда. “Суслик” – это не шерсть. “Суслик” – это просто суслик. А вот ты в ответ обозвал человека козлом. “Козел” – это шерсть. “Козел” – это оскорбление. Вот за это ты и получил по морде". Конфликт был улажен и смотрящий перешел к следующему вопросу.

"Завтра, сказал он, – в вашу хату заедет наш лагерный Барыга. Трогать его запрещено, обманывать тоже нельзя. Пусть барыжит, приносит благо, это его работа".

“Жиган” вновь заорал "Жизнь ворам". Зэки ответили "Вечно". Смотрящий ушел. Прикол закончился.

На следующий день Барыга перетащил свои сумки, наполненные насущным товаром и началась движуха. Со всего лагеря потянулись покупатели. Они усаживались на кровать за занавеской из простыни и устраивали торг. Барыга брал номера телефонных карточек и одежду в виде оплаты. Взамен давал чай, сигареты, конфеты и бисквитные рулеты.

Кому нечем было платить, брали в долг под запись. За несколько лет у Барыги скопилось много должников. В толстой тетради были записаны сотни имен и прозвищ. Сам себя он гордо называл предпринимателем, ни в чем не нуждался и даже не заметил, как срок его командировки закончился.

Выйдя из лагеря на волю, Барыга зашел в ближайший магазинчик. Там он купил большой пластмассовый пистолет и, перейдя в соседний магазин, заорал "Это ограбление. Вызывайте ментов".

Через десять минут Барыгу в наручниках вернули в лагерь и поместили в штрафной изолятор. А через две недели, после заседания выездного суда, счастливый Барыга снова занял свое место в нашей хате. Получив дополнительно пять лет, он продолжил свою предпринимательскую деятельность.

Видимо, с точки зрения Барыги, лагерная шконка была лучшим местом на свете.

Самосуд

Полуподвальная дверь в кочегарку с шумом открылась и клубы пара вырвались на мороз. Из тумана на снег вышли два чёрта. В черных руках они держали большие черные носилки.

Не поднимая глаз и опустив свои черные лица, черти медленно двинулись к большой куче угля. Снежинки падали на их абсолютно черную одежду и брезгливо испарялись, растворяясь в свежем воздухе. Бросив носилки, черти принялись ковырять замерзший уголь тяжелым ломом и большой лопатой.

Мы готовились к вечернему просчету. Площадка перед нашим бараком медленно заполнялась злыми на мороз зэками.

Я смотрел на неприкасаемых на куче угля и перекатывал на языке "Барбариску".

Подошел Сергей Степанов, по прозвищу "Цыган", закурил сигарету, кивнул на чертей и спросил "Жалко, да?". Не дожидаясь ответа, он продолжил "Вон тот, что пониже – жестокий насильник и педофил. Задушил бы его голыми руками, попадись он мне на воле. Из-за таких вот пидоров сижу здесь. Не терплю несправедливость, никого не боюсь, так жил, так и буду жить дальше. Ты видел таких уродов когда-нибудь раньше?".

Свою речь Цыган украшал неповторимым лагерным жаргоном, заставляя улыбнуться, несмотря на обстоятельства места. Мы встали в строй для просчета, и я вспомнил свой первый день в карантине Пятигорской тюрьмы.

Среди ночи двери камеры открылись, и надзиратель вызвал смотрящего в коридор. Зэки продолжали пить чифирь, играть в нарды, валяться на нарах.

Через пол часа смотрящий за карантином вернулся. За ним в камеру вошел молодой паренек. В руках у него была почти пустая большая сумка. Усадив пацана на свободное место на нижних нарах, смотрящий громко произнес "Никаких вопросов ему не задавайте. Ничего не спрашивайте. Ни о чем не просите". Смотрящий ушел за занавеску досматривать нарушенный надзирателем свой наркотический сон, а мы уставились на новенького.

Неприметный пацан с правильными чертами лица сидел на нарах и дрожал от страха. Глядя себе под ноги он без устали повторял "Моя жизнь закончилась".

Бывалые арестанты принялись отпаивать его чифирем, угощать конфетами, дали закурить. Любопытные зэки хотели знать с кем они общаются. Парень сквозь слёзы криво улыбался в ответ и твердил снова "Жизнь моя закончилась".

Все же мы выяснили, что он из Буденновска, а его подельник в соседней камере, в другом карантине. Вскоре оттуда настойчиво постучали.

Смотрящий моментально проснулся, закричал нам "Поймали тишину", схватил большую алюминиевую кружку и с грохотом приложил к стене. Потом он прижался ухом к дну кружки и стал слушать сообщение через метровую толщу тюремной стены. В полнейшей тишине нам были слышны лишь отдельные неясные звуки.

Стукнув два раза кружкой по стене в знак того, что он все понял, смотрящий обратился к сидящим за столом зэкам. "В соседнюю камеру заехал насильник, зверски надругавшийся над старушкой и её внучкой. Это взрослый подельник вот этого урода,– он указал на дрожащего новенького,– мужики интересуются, что с педофилом сделать? Вы не против, если его побьют?"

Все дружно поддержали эту идею. Смотрящий снова со стуком приложил кружку к стене и закричал "Делайте, что хотите. Только без переломов костей и без синяков на лице". Услышав в ответ два удара в стену, смотрящий улегся досматривать свой сон.

Долго спать ему не пришлось. Через двадцать минут его снова вызвали на связь из-за стены. Выслушав сообщение, смотрящий произнес "Все. Все отбили внутри. До суда доживет". Потом он вручил новенькому зубную щетку и пасту, и отправил его чистить умывальник и унитаз.

Интерес к насильнику пропал. Никто его больше не жалел и разговаривать с ним даже не пытался.

Вечерний просчет в лагере заканчивался. Задубевшие зэки мечтали поскорее вернуться в свои бараки, согреться чаем, закурить.

Я сгрыз очередную "Барбариску", чтобы не теряя времени залезть под одеяло на втором ярусе. Начинались мои двенадцать часов владения кроватью.

Проваливаясь в сон, я вдруг вспомнил слова Станислава Ежи Леца "Я думал, что опустился на самое дно, как вдруг снизу постучали".

Чётки от Анчутки

"Ласковое солнце моё…Просто подари мне один только взгляд…"

Радиоприемник на стене нашей камеры пел голосом Киркорова нежную лирическую песню. Арестанты молча слушали концерт, стараясь не мешать друг другу получать удовольствие от музыки.

Солнце никогда не заглядывало в наше окно. Снаружи, недалеко от решетки, был намертво приварен железный намордник.

Когда песня закончилась, Камиль из Дагестана снял с верхней кровати большой бумажный мешок и вытащил изнутри солёный бараний курдюк. Маленьким лезвием от бритвенного станка он принялся отрезать длинные полоски жира.

Затем Камиль распотрошил чистую тетрадь, завернул каждый кусочек в отдельный лист бумаги и плотно скрутил концы для надежности. Уложив свертки на полу посреди камеры в виде пионерского костра, он зажег спичку и поджег бумагу.

Мы в недоумении уставились на огонь. Вскоре пламя сожрало всю бумагу и запахло жареным. Сняв обугленные остатки обертки, Камиль выложил на свою тарелку аппетитные куски копченого бараньего сала.

Как по команде, мы один за другим потянулись за общим хатовским провиантом на верхней кровати, выбирая себе на ужин все, что захочется. Благодаря сердобольным родственникам, наш общак превратился в гигантскую продуктовую кучу.

Дождавшись когда последний сиделец доест и вытрет стол, Камиль объявил "А сейчас мы будем делать ружье". Он аккуратно разрезал бумажный мешок и разложил на столе прямоугольники плотной серой бумаги.

Уверенными движениями Камиль принялся скручивать листы в трубочку, прижимая к столу и наматывая их друг на друга. Смазав клейстером края, он провел пальцами по стволу и довольный посмотрел сквозь дырочку на нас.

Пулю сделали из черного хлеба. Небольшой мякиш хорошо размяли и вставили в трубку. Глубоко вздохнув, Камиль резко дунул и пуля, пролетев через всю комнату, врезалась в кормушку. Зэки восторженно загоготали. Ружье спрятали до ночи. Снова заварили чай. Закурили.

В замочной скважине залязгали ключи, отворилась дверь, за ней распахнулась решетка и на пороге нарисовался очередной страдалец. Парень в нерешительности топтался на месте. В одной руке он держал дырявый матрас, а в другой – клетчатую сумку.

Встретили его доброжелательно, показали свободную кровать, пригласили к столу, заварили чифирь. С большим волнением, он рассказал, что зовут его Валера и работал он сварщиком на стройке. Дома остались жена с ребенком.

Валера обмывал первую зарплату и в суматохе сорвал с полицейского погон. Адвокат обещал добиться колонию поселение, но суда еще не было и Валера сильно нервничал. Попив чифиря и немного освоившись, Валера стал приставать с вопросами.

Я дал ему ручку и лист бумаги, чтобы он записал и выучил наизусть своё последнее слово на предстоящем суде. Когда мы закончили придумывать речь, я добавил "Главное, обращайся к судье "Ваша честь", бери всю ответственность на себя, молись и кайся".

Спрятав шпаргалку в карман, Валера спросил, что надо ещё, чтобы круто заехать на колонию. Камиль посоветовал ему придумать себе мощную кликуху и приобрести четки.

Ближе к ночи зэки принялись налаживать тюремную связь. Из тайника достали несколько мотков веревок различной толщины. Самую тонкую нить из легкого пропилена вдавили в пулю. Ружье согнули так, чтобы пуля полетела к соседнему окну, просунули в небольшое отверстие в решетке и постучали в стену.

Соседи ответили на стук и приготовились ловить пулю. После нескольких неудачных попыток пуля была поймана и мы услышали радостный крик "Дома – дома". Соседи привязали свою веревочку и мы её затянули к себе.

Самую толстую веревку, называемую "Конём", мы также переправили в соседнюю камеру. Когда дорога была налажена с соседями с другой стороны, заработала тюремная почта. На приходящих записках, свертках и бандяках были написаны номера камер. Каждый прием и отправление регистрировались нами в специальной тетради для жесткого контроля.

Валера перебирал в уме варианты кличек и не мог сделать выбор. Когда он снова надоел, мы предложили ему поступить по старой тюремной традиции – вынести вопрос на всеобщее обсуждение.

Камиль объяснил ему, что надо делать и уступил место возле окна. Валера забрался наверх и со всей дури заорал "Тюрьма, старушка, дай мне погремушку". Мы покатились от смеха, а со всех окон тюрьмы посыпались варианты один другого круче. Валера обрадовался и довольный уселся за стол принимать ответственное решение.

Посреди ночи, когда дорожники в поте лица принимали и отправляли почту, за окном раздался истошный крик "Мужики, пидор на трассе коней режет". Длинной палкой с крючком на конце арестант из опущенных ходил под окнами и старался оборвать веревки. Даже охранники не делали таких подлостей, а отправляли вместо себя нечисть.

С разных сторон тюремного дворика, из многих окон, имитируя выстрелы, застрочили пулеметы "Та-та-та-та-та-та-та". Послышались крики "Убил гада. Ложись, сука". Вся тюрьма содрогнулась от хохота.

Порезав несколько веревок, неприкасаемый ушел. Связь была нарушена. Дорожники смотали коней до следующего вечера. Все умолкли.

В предрассветной тишине раздался мелодичный голос тюремного муллы, проникновенно призывающего правоверных к утренней молитве. Я моментально уснул.

На следующий день я сидел за столом и изучал тюремный "Глобус". На небольшой картонке от книжки была изображена схема тюремных корпусов и квадратики камер с номерами. В трех квадратах красной пастой было написано "Куры".

Четыре квадрата были обведены красным цветом. В них было написано "Козлы". Еще два квадратика были сильно замазаны красной краской без надписей.

Валера присел рядом и поинтересовался, что это такое. Арестанты наперебой принялись просвещать его местной географии. Когда он указал на красные квадраты, ему объяснили, что в них живут "Петухи". Писать это слово не стали, чтобы не пачкаться. И так все ясно.

Валера сильно заинтересовался, кто эти люди, как они живут и почему их так называют. Оказалось, что никто с ними не сталкивался, ничего про них не знает и ему посоветовали держаться от них подальше, чтобы не законтачиться.

Я рассказал Валере, что когда курица снесет яйцо, то вылупляется цыпленок, а когда яйцо снесет петух, то вылупляется "Анчутка" – мелкий чёртик с невероятно злым и подлым нравом. Все дружно засмеялись, но спорить не стали.

Валера посмотрел на глобус и произнес "А ведь они прямо над нами". В самом деле, этажом выше была камера, где сидели обиженные. Дорогу к ним не протягивали и тюремной почтой они никогда не пользовались. Иногда они топали ногами, но мы не обращали внимания.

После обеда, когда сверху послышался стук, Валера встрепенулся. Со словами "А что они шумят" забрался на верхнюю койку и стукнул два раза башмаком в потолок. Все стихло.

Через полчаса за окном замаячила записка на ниточке. Теперь уже всем стало интересно. Зэки достали письмо и начали читать вслух.

Неизвестный автор жаловался на ужасный мороз в хате, на нехватку всего насущного. Он обещал сделать великолепные четки в виде черепов или маковых головок, если ему пришлют чай и сигареты.

Валера загорелся. Он суетился, спрашивал совета, не мог успокоиться. Когда всем надоело, на Валеру махнули рукой "Решай сам. Распоряжайся своим".

Валера привязал к ниточке записку со своими желаниями и постучал в потолок. Вскоре он отправил наверх несколько пачек сигарет, чай и конфеты.

Следующие два дня Валера глядел в потолок, иногда бил каблуком, но ответа не было. На третий день сверху спустилась записка. В ней говорилось о том, что почти готовые четки отобрали контролеры во время шмона. "Петух" клялся выполнить заказ и просил еще чай и сигареты.

Валера снова отправил наверх то, что просили. Когда через три дня он получил сообщение, мы примерно знали, что там будет написано. Другим почерком Валеру известили, что тот с кем он договаривался, уехал на этап. Но, если Валера хочет красивые четки, то другой мастер сделает их для него за чай и сигареты.

Вся камера потешалась над наивным пацаном. Его подкалывали, язвили и советовали отправить наверх еще что-нибудь ценное.

Вскоре мы провожали Валеру на суд. Он вернулся счастливый. Получил год колонии поселения. Но самое главное, Валеру вызвал к себе начальник тюрьмы и предложил ему остаться здесь работать сварщиком.

Начальник рассказал, что в соответствии с Европейским стандартом придется срезать все намордники с окон. И для Валеры есть работа по специальности.

Мы с большим энтузиазмом его поддержали и попросили убрать намордник с нашей камеры в первую очередь.

Утром Валера забрал свой матрас и в сопровождении конвоира покинул нашу камеру насовсем.

А еще через день тяжелая железяка отвалилась, солнце осветило комнату и я увидел вдалеке белые деревья цветущей черешни.

Минное поле

Весенний лес благоухал цветочными ароматами. Восхитительные фиалки, желтые тюльпаны и синие подснежники бесконечным ковром расстилались под нашими ногами. Чудесные птичьи голоса наперебой исполняли для нас лучшие трели своего репертуара.

Мы с Виталиком, как обычно, бродили по лесу. В тот день мы вышли к танкодрому. Спрятавшись за деревьями, мы с интересом наблюдали воинские учения. Бойцы выпрыгивали из окопов, метали гранаты и закапывали противотанковые мины. Дождавшись, когда солдаты строем уйдут в сторону своей казармы, мы пошли на разведку.

На самом краю танкодрома под навесом были складированы зеленые ящики в которых лежали круглые противотанковые мины. Отдельно в оберточной бумаге находились удивительно красивые часовые механизмы со взрывателями.

На минах яркой краской было написано "Учебная". Убедившись, что во всех ящиках были только учебные мины, мы сильно разочаровались, но решили не уходить без трофеев. Виталик взял одну, а я две, в обе руки. Рассовав по карманам часовые механизмы, мы двинулись в направлении дома.

Когда половина пути была пройдена, мне пришлось проститься с одной миной. Такую тяжесть мне было не осилить, к тому же идти приходилось вверх. Мы все еще надеялись, что внутри мины есть порох.

С огромным трудом мы дотащили мины до дома, нашли топор и просто разрубили металлическую оболочку. Внутри был обычный песок. Зато часовые механизмы были настоящие. Нажав на большую круглую кнопку, мы довольные слушали, как тикали часики и после щелчка выскакивал стальной стержень символизирующий взрыв.

В этот момент я переключил внимание и прислушался. В камере стало подозрительно тихо. Обычный галдеж и болтовня вдруг сменились на странный шепот. Интуиция подсказывала, что пока я спал, против меня затевалась новая интрига.

Спрыгнув с верхней кровати, я сел за стол и налил себе кружку крепкого чая. Безухий Данька по прозвищу "Гламурный подонок" многозначительно улыбался. Другие зэки с нескрываемой злобой смотрели на меня и молчали.

Я понимал, что "Подонок" что-то скрывает, поэтому систематически строит против меня козни, переводит стрелки и пытается отправить меня под танк. Как мастер интриги он бросил наживку, а кровожадные пираньи не задумываясь проглотили.

Первым нарушил молчание прямолинейный Камиль. Он посмотрел в мою сторону и задал странный вопрос. Указав пальцем на мою ногу он спросил "Скажи нам Учитель, а почему у тебя такой ноготь на большом пальце правой ноги".

Когда-то ноготь врезался в мякоть и мне пришлось его выковыривать наружу. С тех пор я не стриг его коротко, а оставлял несколько миллиметров длиннее. Рассказывать про боль я не хотел, поэтому серьезно заявил "Это для того, чтобы я мог сломать берцовую кость любому негодяю".

Я встал и, со словами "Смотрите", с размаху врезал большим пальцем ноги в железную стойку стола. Стукнув еще несколько раз ногой по железяке, я снова сел за стол допивать свой чай.