История античной философии

Протоиерей Владимир Мустафин

История античной философии

Санкт-Петербургская духовная академия кафедра богословия

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р18-809-0347

Рекомендовано к публикации Ученым советом Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви Выписка из Журнала № 5 (967) п. 2 от 25.05.2018 г.

Рекомендовано к публикации кафедрой богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви Выписка из Протокола № 12 от 23.05.2018 г.

Рецензенты:

Роман Викторович Светлов – доктор философских наук, профессор Русской христианской гуманитарной академии, профессор Санкт-Петербургской духовной академии.

Игорь Борисович Гаврилов – кандидат философских наук, доцент кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии.

Издание осуществлено при поддержке храма Сретения Господня на Гражданском проспекте г. Санкт-Петербурга.

Издательство Санкт-Петербургской духовной академии благодарит настоятеля храма иерея Димитрия Лушникова и почетного настоятеля того же храма протоиерея Георгия Полякова за помощь в подготовке данной книги.

© Издательство Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии, 2018

Введение. Происхождение и начало древнегреческой философии

Европейская философия возникла в Древней Греции в VI веке до Р. Х. Это общепризнано. Но о причинах и обстоятельствах её происхождения единого мнения нет. Один из первых исследователей, разбиравший специально этот вопрос, Диоген Лаэртский (конец II – начало III века по Р. Х.) предложил два ответа.

Первый ответ состоит в том, что философия впервые возникла у иноплеменников, а греки её у них переняли и соответствующим образом видоизменили. Основанием такого мнения указывается факт наличия у разных культурных народов, более древних чем греки, своей интеллигенции, т.е. сословия образованных людей. У персов это были «маги», т.е. священнослужители зороастрийской религии; у вавилонян и ассирийцев – «халдеи»; у египтян – их жрецы; у индийцев – «гимнософисты» (брахманы); у кельтов и галлов – «друиды»; упоминаются ещё финикийцы, фракийцы, ливийцы. Умозаключение прозрачно по смыслу: священнослужители в любой религии являются хранителями той духовной культуры, основанием которой эта религия и является; философия, как выразительница теоретического знания, является неотъемлемым элементом религиозной культуры; следовательно, священнослужители в любой религии, кроме своих религиозных обязанностей, являются и носителями философского знания.

Сам Диоген Лаэртский держался другого мнения о происхождении своей национальной философии (он был греком), а именно – философия есть оригинальное изобретение (открытие) эллинов. Единственный аргумент для этого утверждения тот, что эллины (так греки сами себя называли) есть самый древний из народов: «Не только философы, но и весь род людей берет начало от эллинов» (Кн. 1, 3)[1]. Диоген Лаэртский следующим образом излагал свое понимание происхождения греческой философии. Вспоминая некоторых легендарных своих предков, он вспоминает и их некоторые мысли, сохранившиеся в историческом предании, которые, по его мнению, содержали в себе зачатки будущих чисто философских суждений. Мусей, например, «учил, что все на свете рождается из Единого и разрешается в Едином» (Там же). Лин же «учил, о происхождении мира, о путях солнца и луны, о рождении животных и растений» (Кн. 1, 4). Эти учения эллинской древности и были предварительной стадией будущей эллинской философии. Именно таким образом (из до-философских умствований) и произошла эллинская философия, по мнению Диогена Лаэртского.

В этом мнении слабое место не в самом тезисе об оригинальности греческой философии, а в его недостаточном обосновании (в указании лишь на древность эллинов). Но что греки не есть самый древний народ в истории человечества, это знали уже сами греки, жившие ещё за 800 лет до времени Диогена Лаэртского (жившего во второй половине II века – начале III века по Р. Х.), и бывшие свидетелями возникновения самой эллинской философии. А без обоснования это мнение теряет научную серьезность и представляет собою, скорее всего, выражение национального самолюбия. Да и высказано это мнение Диогеном Лаэртским в его сочинении как-то невнятно: не как спокойное изложение строго определенной точки зрения, с приведением серьезных аргументов и с неизбежными подробностями, а, скорее, как отговорка, за неимением что сказать по существу, как реплика, имеющая не логическое значение, а психологическое.

Заканчивает Диоген Лаэртский свое высказывание характерным образом: «Вот таким образом началась у эллинов философия, самое имя которой чуждо варварской речи» (Кн. 1, 4). Весь смысл этого восклицания именно во фразе после запятой: так как слово «философия» эллинского происхождения, то не варварам о ней говорить и не им, варварам, претендовать на её создание. Это уже очевидная и даже запальчивая аффектация, заменяющая обстоятельно-спокойное рациональное изложение мыслей, потому что этих мыслей просто нет.

Обозначив таким образом, скороговоркой, как бы невзначай, рационально невнятно, но эмоционально горячо свою точку зрения на происхождение философии, Диоген далее, как ни в чём не бывало, возвращается к изложению точки зрения приверженцев именно «варварского» происхождения философии и делает это уже спокойно, обстоятельно, с надлежащими подробностями. На напрашивающийся вопрос, в чем состоит содержание «варварской» философии, которая предполагается быть предшественницей эллинской философии, Диоген воспроизводит в качестве ответа следующие выводы. У гимнософистов и друидов философия состояла в учении о необходимости почитания богов (т.е. необходимости религиозного мировоззрения), о презрении к смерти (естественное следствие религиозного понимания жизни), необходимости не делать самому зла (естественное этическое следствие религиозного мировоззрения) и необходимости упражняться в мужестве (естественное следствие из необходимости противостояния злу как религиозного долга). Философия халдеев состояла в астрономии и предсказаниях будущего на её основе (предсказаниях затмений, например, и астрологических предсказаниях будущих индивидуальных судеб). Философия магов состоит в их религиозном учении. Они признают двух верховных богов – доброго Ормузда и злого Аримана, борьба которых и составляет подоплеку истории, которая должна закончиться победой добра. Люди, помогавшие в своей жизни победе добра, воскреснут из мертвых и таким образом обретут бессмертие. Земная жизнь верующего должна подчиняться правилам справедливости, требованиям нравственной чистоты и долгу религиозного служения путем молитв и жертвоприношений. Философия египтян тоже, в сущности своей есть рассуждения о богах, т.е. религиозная метафизика, и рассуждение о справедливости, т.е. основанная на религиозной метафизике нравственность.

Некоторые подробности египетской философии следующие. Среди богов выделяются Озирис и Изида, с которыми связываются большое количество событий их драматических судеб. Озирис, кроме всего прочего, прочно ассоциируется с солнцем, Изида – с луной. Символами их и других египетских богов являются разные животные – жук, змей, коршун и др. Рациональным оправданием такого символизма является убеждение египтян в принципиальной непознаваемости божественной реальности. Обозначать богов, поэтому, можно только образно-условно, отдавая при этом себе отчет в этой образности и условности. Антропология египтян естественно вытекает из их религиозного мировоззрения – она утверждает наличие в человеке бессмертной души. Причем души связаны не только с человеческими телами, они могут внедряться и в тела других живых существ, в животных и, даже, растения. Вообще, египетское учение о переселении душ из тел в другие тела, метемпсихоз, было специфической особенностью их религии, которая оказала сильнейшее влияние и на религиозные взгляды древних греков и было даже перенято ими как позитивный элемент их религиозного мировоззрения (в орфико-пифагорейском варианте). Космологические представления египтян привлекали внимание древних греков с особенной силой (из-за интереса греков вообще к астрономии). Египтяне утверждали, что видимая земля не вечна (следовательно, она имела начало и будет иметь конец); что она шарообразна; что небесные тела (в первую очередь, конечно, солнце и луна) насыщены огнем, т.е. теплом, и этот огонь, тепло, дает жизнь всему, что есть на земле; что затмение луны бывает от того, что луна попадает в тень земли; что дождь происходит от превращений воздуха, т.е. от конденсации влаги в воздухе и многое другое.

Естественное следствие религиозного мировоззрения – этика, т.е. регулирование общественной жизни на основе категории справедливости. Этика в собственном смысле слова есть именно такое регулирование, но которое осуществляется при помощи методологического принципа, признанного религиозным мировоззрением в качестве непременного условия осуществления этики вообще, – не делай другому того, чего не хочешь себе.

Этика в широком смысле включает в себя и правовое регулирование общественной жизни. Отношение между этикой и правом, которое иногда искусственно усложняется и тем самым нередко затемняется, на самом деле очень просто: этика определяет право. Понять это нетрудно, ибо каждый хорошо знает, что всякий поступок определяется мотивом. Очевидно, что нравственная ценность поступка зависит от нравственной ценности мотива. Следовательно, и право, которое предлагает для общества нормы должного поведения, прямо зависит от этики. А так как сама этика определяется религией, то и право, в сущности, определяется религией.

Правовая структура египетского общества, детально проработанная, была предметом внимания греков, которые отметили эту связь египетского права и египетской религии. «Египтяне в своей философии рассуждали о богах и справедливости. … А в своей заботе о справедливости они установили у себя законы и приписали их самому Гермесу[2]» (Кн. 1, 10-11)[3]. К содержанию египетской философии относили и геометрию, арифметику и астрономию, которые, по мнению греков, были оригинальными изобретениями египтян.

Подробно изложенный Диогеном Лаэртским взгляд на происхождение эллинской философии (через влияние окружавших Древнюю Грецию цивилизаций), в сущности, не есть объяснение происхождения собственно древнегреческой философии, а есть объяснение происхождения вообще философии, где бы она ни зародилась. Объяснение это состоит в том, что философия есть произведение предшествовавшего её возникновению культурного состояния общества, основная характеристика которого состоит в религиозном мировоззрении, точнее – в теоретической части этого мировоззрения, в метафизике. А так как философия есть – если сузить её объём до предела – тоже метафизика, то можно заключить, что философская метафизика может возникнуть только как модификация религиозной метафизики. Такая модификация религиозной метафизики может произойти или не произойти, но если она все же произойдет, то лишь именно таким образом – из наличия самой религиозной метафизики как материала для модификации. Естественно возникает вопрос, что такое философско-метафизическое знание и в чем его ценность?

В древнегреческой философии на этот вопрос ответ дал Аристотель. Строго научное знание, в отличие от ремесленного (профессионального) знания, имеющего прикладной и утилитарный характер, и от шатких обывательских «мнений», которыми пользуются поневоле, за неимением более обоснованных суждений, состоит из двух частей. Большую по объему часть составляют собственно научные суждения. Критерием научности этих суждений является их доказанность. Каждая научная истина должна быть доказана. Однако в сфере науки есть набор суждений, которые признаются за истину, но вместе с тем эти суждения не доказываются, и даже сама процедура доказательства считается к ним неприложимой. Эта часть научного знания с формальной точки зрения оказывается не научной (ибо недоказанной), но при этом неотъемлемой от всей сферы научного знания по чрезвычайно важной причине – она содержит принципы, которыми обосновывают (= доказывают) всю остальную массу научных суждений. Эта часть научного знания, содержащая принципы доказательства, и есть метафизическая часть научного знания. Примерами такого обособления метафизической части науки от основной части науки являются геометрия (планиметрия) и логика. В геометрии всё доказывается на основании аксиом Эвклида, но сами эти аксиомы в геометрии не доказываются. В логике всё доказывается на основании аксиом тождества, противоречия и исключенного третьего, но сами эти аксиомы в логике не доказываются.

И во всех других конкретных науках есть такая метафизическая часть. Получается, что науку наукой делает именно метафизика. Естественно возникает вопрос, каким образом возникает убежденность в истине этих метафизических положений, которыми доказываются все собственно научные истины. В религии истина метафизических положений обосновывается апелляцией к божественному откровению, которое считается верховной инстанцией в решении таких вопросов. Что решила эта инстанция, то и надо принимать в качестве истины. Принятие в качестве истины метафизических положений в религии называется верой в истину этих положений.

Вера с психологической точки зрения означает исключение сомнений, в данном случае – исключение сомнений в истинности религиозных метафизических положений. Но это в религии. А как быть с принятием метафизических положений в качестве истины в философии? Ведь ясно, что философия должна быть каким-то видом оппозиции по отношению к религии (точнее – к религиозной метафизике), потому что если не было бы оппозиции, то не было бы и надобности в философии. Но как можно обозначить оппозиционность в столь узкоспециальном деле, как в подыскании альтернативы вере в утверждении истины метафизических положений? Кажется, что и сделать-то это невозможно.

Аристотель, например, считал, что в утверждении истинности метафизических принципов в философии надо прибегать, опять-таки, к … вере. Рассуждая о характере научности знания, утверждая, что научное знание должно быть непременно доказанным, указывая на силлогизм как на механизм доказывания, он пришел к выводу, что не всё можно доказать, ибо высшие обобщения (а это и есть метафизические принципы) не могут быть доказанными по определению (ибо при попытке их доказать надо предположить ещё более общие положения, что абсурдно). Что же делать? Надо именно поверить в истинность принципов, «ибо человек обладает научным знанием, когда он в каком-то смысле обладает верой и принципы ему известны»[4]. Понятно: верой усваиваем метафизические принципы научного знания, все остальные научные суждения (а это весь объем научного знания) доказываем и только потом принимаем их в качестве истины. Получается, что и в религиозной метафизике, и в философской метафизике средство для убеждения в истинности принципов одно и то же – вера.

Возникает вопрос, как понять веру гносеологически? Прямого ответа на этот вопрос никто никогда не мог дать. Все попытки представляют собой, чаще всего, растянутые рассуждения, на самом деле на вопрос не отвечающие, но еще более этот вопрос запутывающие. Обычно сравнивали веру с «особым чувством, напоминающим ум», и с «интуицией». Но эти понятия толком никогда не определялись. Что такое, например, вера как чувство, да ещё чувство, напоминающее ум? Где искать этот полный перечень чувств, одним из пунктов которого было бы чувство, напоминающее ум? Да и как можно установить подобие между чувством и умом? Каждому, знакомому с элементарными понятиями из школьного курса психологии, хорошо известно, что любое чувство в принципе иррационально (хотя бы потому, что не подвергается адекватному выражению словами), а ум – это рациональная способность человека. Подобия между ними в принципе быть не может. Есть и вариант этого толкования веры в философии: она, вера, «опирается» на особое чувство, подобное уму. Новая категория «опоры» ясности не прибавляет. Вера опирается, но не объясняется (а объяснение здесь необходимо, если понимать опору как обоснованность) – в какой степени она опирается, достаточна ли эта опора. Да и, к тому же, опирается на нечто, в принципе непонятное, ибо чувство, не надо забывать, не подвергается рационализации. При этом сама она, вера, вообще не определяется. Именование веры интуицией несмотря на то, что оно часто производится, сущности вопроса не выявляет. Дело в том, что категория «интуиция» относится к способу осуществления какой-то познавательной способности (в данном случае – веры), но не к определению самой этой способности. Интуитивно действует что-то, но вопрос относится к определению сущности этого чего-то, что действует пусть бы даже и интуитивно. Речь ведь идет о вере, о её сущности, а то, как она действует – это уже другой вопрос.

Высказывание Аристотеля о вере как о средстве убеждения в истинности метафизических принципов, процитированное выше, не есть его основное мнение по данному вопросу. Это высказывание, кстати, зафиксировано даже не в его важнейших теоретических текстах, относящихся к гносеологии (например, в «Метафизике»), а в сочинении, посвященном практической философии, в «Никомаховой этике», и просто высказано, без объяснений и подробностей. Вся же гносеология Аристотеля как раз и имеет в виду ту важнейшую для философии цель, чтобы доказать наличие у человека особого рода познания, чисто философского, которое и позволяет постичь именно в качестве несомненного знания метафизические принципы. Почему он и называл философию (= метафизику) наукой о принципах.

Так что весь замысел древнегреческой философии (точнее – главного её русла, рационалистического) и состоял именно в этом – открыть этот философский способ приобретения истинного знания, противопоставляемого, само собой разумеется, обыденному знанию (сенсуалистическому) и, самое главное, традиционно-религиозному. Гносеологическая особенность, позволяющая это знание приобрести, или, что то же самое, способ утверждения несомненности метафизических принципов, состоял в предполагаемом рационалистами (Платоном и Аристотелем прежде всего) наличии именно в уме человека интуитивной способности эти принципы воспринимать, в способности (внимание: аналогия!), напоминающей чувственное зрение, в умозрении. В этом предположении наличия умозрения и в подразумеваемом предположении, что это умозрение дает истинное знание, и состоит вся несомненная оригинальность древнегреческой философии, выраженная её главным руслом – рационалистическим. При помощи умозрения и можно достичь истинного метафизического знания, которое может заменить прежнюю метафизику, религиозную, обосновываемую традицией и верой.

Если философская метафизика есть модификация религиозной метафизики, то почему эта модификация произошла именно в Греции? Основная причина та, что Древняя Греция в культурном отношении не являлась оригинальной. Она соседствовала, непосредственно или опосредовано, с великими культурами (крито-микенской, египетской, хеттской, персидской, месопотамской, индийской и др.) и была их производным. Одним из следствий этой культурной несамостоятельности Греции было то, что у неё не было богословской систематизации религии. Не было и профессионалов-богословов, делом которых и была бы эта систематизация. В Древней Греции не было сословия священнослужителей, не было жречества. Каким-то подобием богословской систематизации было творчество Гомера и Гезиода, но это была не строго богословская работа, а скорее поэтическая обработка устных мифологических сказаний. Поэзия, а не богословие. Сами греки той поры жаловались на «поэтов», которые, по устойчивому общественному мнению, много измыслили вздорного о жизни богов. Но потребность в мыслительной работе, предназначенной для жрецов, сохранялась. Дело требовало своего осуществления, а профессионалов делателей не было.

Их и заменили философы, т.е. интеллектуалы, чьи умствования на метафизические темы не были их основным занятием, а были эти умствования занятием на досуге. Наличие досуга вообще является непременным условием осуществления умственной работы, не имеющей прикладного значения. Именно тогда, когда у людей появилась возможность для досуга, появилась и философская умственная работа. «Поэтому математические искусства были созданы прежде всего в Египте, ибо там было предоставлено жрецам время для досуга»[5]. В отличие от египетских жрецов, чей досуг был обеспечен, кроме всего прочего, законами Египта, досуг первых греческих философов был обусловлен отсутствием у них необходимости зарабатывать себе на жизнь ремесленным или земледельческим трудом из-за наличия собственности или, как у Сократа, скромным образом жизни, не требующим ежедневного труда ради заработка.

Встает на очередь другой вопрос: досуг есть, но чем же могли заполнить этот досуг первые греческие философы, если исходного материала для философствования, т.е. систематизированной метафизики, в национальной религии не было? Национальная религия – повествования о жизни олимпийских богов – такого материала, конечно, не могла дать, но материал был взят из другого источника – из религии египетской. В два этапа проникла египетская религия к древним грекам. Сначала окольным путем, через Фракию, пришла религиозная система, связанная с полумифической личностью Орфея. А затем, уже во времена перед самым возникновением философии в Греции и даже будучи одним из начальных звеньев этого возникновения – напрямую из Египта. Прямое культурное влияние Египта на Грецию, в том числе и влияние религиозное, усилилось в VII веке до Р. Х. и имело вполне определенную причину. Именно в VII веке Египет прервал свою многовековую традицию сознательной изоляции от окружающего мира и открыл свои границы перед иностранцами прежде всего для торговли, что, естественно, подразумевало – для непосредственных контактов с ними, иностранцами. Греки даже имели некоторое преимущество перед другими иностранцами в глазах египтян. Дело в том, что именно греки (в основном – ионийцы, жители ионийского побережья Малой Азии, т.е. ближайшей к Египту территории) приняли в качестве наемников участие во внутренней военно-политической борьбе, происходившей в это время в Египте. При помощи этих греческих наемников Псаметтих (664-610) стал единовластным правителем Египта и осуществлял свое правление, продолжая опираться на их помощь. Эта традиция продолжалась и при приемниках Псаметтиха. Особенно фараон Амасис (570-526) покровительствовал грекам. Именно он предоставил грекам что-то вроде торговой монополии в специально для этой цели основанной греческой торговой колонии Навкратис, о чем свидетельствует Геродот.

Не только торговые и политические интересы сблизили Грецию с Египтом, но и умственно-духовные. Наиболее образованные греки устремились в Египет, чтобы приобщиться к сокровищнице глубоко древней культуры, важнейшим элементом которой была религиозно-философская система египтян. Одним из них был Ферекид (598-512). Это ключевая фигура. Он с начала изучил финикийские жреческие книги, сознавая, что финикийская религия есть филиация религии египетской, а затем непосредственно в самом Египте изучил египетскую религию, и результаты этого изучения изложил письменно в сочинении, которое сам называл «теогонией» и «теологией».

Содержание сочинения Ферекида очень богато. В нем надо обратить прежде всего внимание на изложение космологии религиозно-философской системы египтян. Космологическая картина следующая. Мир состоит из семи ярусов: 1) бесконечное пространство, 2) сфера неподвижных звезд, 3) сфера планет (т.е. подвижных звезд), 4) сфера солнца, 5) сфера луны, 6) земля, 7) подземный мир. Ещё более значима онтология египтян, религиозная, потому что высшей ступенью онтологической лестницы был Бог, отождествляемый Ферекидом с Зевсом. Причем, Бог толковался именно как дух (через посредство технического термина «эфир»). Онтология египтян чрезвычайно замысловатая и поэтому изложение её очень трудно для понимания (почему всё сочинение Ферекида современниками оценивалось как «темное»). Но по существу онтология египтян представляет собою стройную систему.

Наряду с духовно-божественной реальностью фиксируется и реальность материальная, необходимыми условиями существования которой признаются «пространство» и «время». Особенно большое значение придается времени. Именно под воздействием времени материальная реальность дифференцируется в четыре онтологических элемента – огонь, воздух, воду и землю. Эти элементы сами по себе представляют беспорядочную онтологическую смесь, из которой возникает гармоничный, проникнутый целесообразностью мир под упорядочивающим воздействием Бога, отождествляемого со Вселенским Разумом. Антропология египтян, о чем уже говорилось выше, ассоциируется с их учением о переселении душ, метемпсихозом. По единодушному убеждению, сформировавшемуся ещё в древности, это учение проникло в Грецию именно через посредство Ферекида. Перенесение Ферекидом существенных элементов египетской религиозно-философской системы в умственный мир Греции пополнило содержание орфического комплекса религиозно-этических верований, тоже египетского по происхождению, который сформировался и стал уже глубокой традицией для древних греков задолго до времени жизни Ферекида. Следует добавить, что эта религиозная традиция постоянно обогащалась и из других источников, не только египетского, хотя египетского прежде всего. Во всяком случае, влияние вавилонской религии и зороастрийской (персидской) религии несомненно, о чем свидетельствуют исследования специалистов-историков. Вот эта религиозная система взглядов и стала отправной точкой уже для собственно философского осмысления первыми греческими философами. Они, первые греческие философы, все были ионийцами, почему и их философия называется «ионийской».