Полная версия
…и кажется, что вот-вот выйдешь к морю. Рассказы о путешествиях вдаль и вглубь
…и кажется, что вот-вот выйдешь к морю
Рассказы о путешествиях вдаль и вглубь
Анна Тугаринова
© Анна Тугаринова, 2021
ISBN 978-5-0053-9664-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Когда я пошла в школу, одновременно с зеркалом и письменным столом мне купили большую политическую карту мира. Карту и зеркало повесили рядом. Чтобы карта не деформировалась, к верхнему и нижнему краю плотного глянцевого листа прибили деревянные планочки. Выглядело это очень солидно.
Если со столом и зеркалом всё понятно – стол нужен для учёбы, а без зеркала в комнате женщины, пусть и маленькой, вообще невозможно, – то смысл покупки карты от меня ускользает. А спросить уже некого.
Эта карта жила в моей комнате все 10 школьных лет. А может, и дольше. В детстве я часто её рассматривала, и потом взгляд постоянно упирался в неё. Но она была для меня некой вещью в себе, совершенно самостоятельной и никак с моей жизнью не связанной. Она не пробуждала во мне желания куда-то поехать – в соседнюю страну или на другой материк. Ни приключенческие романы, которые я обожала и поглощала один за другим, ни скучные уроки географии не наводили меня на мысль о том, что я тоже могу путешествовать. Всё это было слишком абстрактно для меня, слишком далеко и нереально.
Мы никогда никуда не ездили. Может, поэтому я подсознательно запретила себе об этом мечтать, а карта так и осталось просто картинкой на стене, мозаикой из ярких квадратов-стран.
Но детство, слава Богу, конечно: начав работать, я стала и путешествовать. Сейчас, когда я пишу этот текст, мой багаж – 17 стран. Не очень много. На то были причины.
По дороге из Нижнего Новгорода в Болдино, осень 2020.
Герои рассказов, собранных в этой книге, тоже куда-нибудь едут, откуда-нибудь возвращаются, переезжают, или что-нибудь важное происходит с ними не дома. Но, как бы я ни любила путешествия, для меня и моих героев они – фон жизни, а не её суть.
А в чём же суть?
В отношениях. Мои рассказы больше всего об этом. Именно тема отношений кажется мне самой интересной. Я не запускаю своих героев в космос, не отправляю в прошлое, будущее или в магические миры. Отношения моих героев с собой и другими порой настолько запутаны, драматичны и сложны, что пусть уж разбираются с ними в реальности. Для начала. Когда разберутся, может, я придумаю им задание посложнее.
Здесь 15 рассказов, написанных в 2018—2021 годах. Если вы читаете эту книгу, потому что знакомы со мной, то в каждом или почти в каждом рассказе увидите меня. И чем ближе мы знакомы, тем яснее вы увидите.
Меня это немного смущает. Раньше больше смущало, но потом я прочла у Алексея Сальникова в романе «Опосредованно», как
«его герои тащили всё в койку и в стихи»
и аж рассмеялась от облегчения. Ну, конечно! О ком же ещё писать, как не о себе? Но не волнуйтесь, это не автобиография. И нет, не все рассказы грустные.
Если мы незнакомы, и вы взяли эту книгу случайно или по совету кого-нибудь из друзей, то предлагаю вам такую игру: попытайтесь узнать не меня, но себя в героях. Представьте, что всё это случилось с вами. Что бы вы делали, как повели себя? Писатель – хитрец и провокатор, не даёт ответы, а только ставит вопросы. Ответ у каждого будет свой.
Пятница
Купить билет в Киев и всю неделю мысленно напевать: «Пятница, 12 – поезд, пятница, 12 – поезд!». В четверг вечером завести будильник на 9.00.
Утром в пятницу выключить будильник и проснуться в 10.50.
Пописать, впрыгнуть в сарафан, лихорадочно глотнуть воды. Возблагодарить мужа за нудные уговоры – мол, собери всё заранее. Нестись две трамвайные остановки, обгоняя пробки. Мчаться по эскалатору вниз. Нервно притопывать в вагоне метро. Взвиться молнией наверх. Выскочить к тупикам, пытаясь понять, куда дальше. Изумиться пустоте.
И осознать: пятница – завтра!
Ночь в поезде
Как и на чём куда-то доехать – этим всегда занимался муж. В этот раз я тоже не вмешивалась и только на платформе узнала, что поезд у нас проходящий. Долгая, минут сорок, стоянка, пассажиров немного, наше купе ближайшее к проводникам и туалету. Но я всё равно была недовольна.
Полночь. Два места в купе заняты. Почему-то я сразу поняла, что эти люди вместе. С верхней полки на меня смотрел волосатый живот, нависающий над брючным ремнём. Внизу кто-то тихонько возился, то и дело подтягивая сползающее одеяло.
Муж включил ночник и начал пристраивать под нижней полкой наши чемоданы. Он двигал их туда-сюда, менял местами, как будто играл в гигантские пятнашки с всего-то двумя фишками. Почему он так долго копается? Мне казалось, мы разбудили того, кто спал на нижней полке, и хотелось быстрее устроиться. Не было никакого шанса вести себя бесшумно с двумя чемоданами в узком пространстве купе, но с каждым движением мужа я всё больше раздражалась.
Наконец чемоданы удалось уместить. Я взялась за пакет с постельным бельём, который оглушительно шуршал, но муж сказал: «Подожди, зай. Тут что-то с полкой не так. Она слишком узкая». Он давил на полку с разных сторон, дёргать её, а я шипела ему в ухо: «Что ты делаешь? Зачем это? Объясни мне! Оставь всё как было!» Он молчал, я злилась, а на соседней нижней полке по-прежнему кто-то возился.
В итоге муж нашёл какой-то рычаг и опустил мягкую спинку. Полка перестала выглядеть уютным диваном, зато теперь её ширины было достаточно для моего немаленького тела. Это ведь только муж не замечает 20 килограммов, набранных за годы жизни с ним.
Мы быстро справились с бельём, по очереди сходили в туалет и улеглись, пожелав друг другу спокойной ночи. Я погасила свет.
Не прошло и двух минут, как с нижней полки вскочила – теперь это стало очевидно – женщина. По той ярости, с которой она метала наверх свои вещи, я поняла, что она уже несколько часов пыталась уснуть на узкой неразобранной полке. Поэтому у неё всё время сползало одеяло – ему просто не было места.
Чтобы помочь ей, я включила свет.
Моя ровесница. Длинные чёрные волосы, тонкие руки, узкие щиколотки и мягкое, рыхлое тело, которое эти тонкие птичьи косточки защищает. Тело, которое и обнимать-то страшно: ещё сломаешь что-нибудь.
– Как вы это сделали? – она тут же обернулась ко мне. – Я так мучаюсь! Я не знала, что…
Мой муж свесил ноги с верхней полки.
– Нет, не вставайте! Только скажите, как сделать.
– Вон там кулачок, поверните.
Она проследила за рукой мужа, нашла механизм, мгновение – и её полка стала такой же широкой, как моя.
– Ну всё, выключайте, – повернулась она ко мне. – Спасибо вам огромное!
Только тут я заметила, что мы всё время говорили шёпотом. По инерции, наверное: ночь, темнота. Её мужа мы трое не побеспокоили: всё происходило под аккомпанемент его храпа.
В половине седьмого я проснулась и решила, пока все спят, почистить зубы и умыться. А вернувшись, почувствовала, как душно у нас в купе. Вышла в коридор, поскреблась к проводникам и попросила чаю, пообещав заплатить попозже. Пристроилась у окна, поставила стакан в фирменном подстаканнике на перила, но держала его – перила-то круглые.
Пожалела, что оставила телефон в купе: хорошее фото можно было сделать на фоне лугов за окном. Ведь что нас привлекает в чае в поезде? Антураж! Муж бы надо мной опять поржал. Ой, ну что всё муж да муж!
Тут из купе вышла наша соседка. В длинной юбке и трикотажной майке – похоже, она в них и спала; непричёсанная. Встала рядом.
– У вас такой заботливый муж! А мой даже не проснулся. Никакой помощи, никогда.
Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь подобающее. Например, что мужа можно и попросить. Но она продолжала:
– Двадцать лет вместе, и каждый сам по себе. У нас очень интересная жизнь! Но у каждого своя.
– Ну, сейчас-то вы вместе.
– Вместе? Что вы! Мы просто едем в одном купе.
Она что-то ещё говорила. Я поняла, что мне необязательно отвечать: ей нужен был слушатель, а не собеседник. Под её щебетание я погрузилась в собственные мысли и вынырнула, только услышав:
– … а ваш такой молодец, сначала о вас подумал!
Сказать ей, что в этой поездке мы приняли решение развестись?
Чудо
С самого утра Сергей засобирался на родительскую дачу. Надо, мол, забор достраивать. «Много вы сделаете в такой дождь!» – проворчала Нина, но муж только буркнул что-то в ответ и почти выбежал из квартиры.
Сергей почти все летние выходные проторчал на даче – ставил новый забор. Так бывало и раньше – стоило матери позвонить и с трагическим придыханием попросить его приехать, он тут же всё бросал и мчался к ним: помогать по хозяйству, что-то или кого-то перевозить, разрешать её споры с отцом. Раньше Нина из-за этого злилась на мужа. Отчаянно злилась, но молчала. Потом ей стало всё равно: уехал, и ладно. А потом появилось желание больше его не видеть. Пусть бы уже уехал и не возвращался. Исчез куда-нибудь. И опять она молчала, и опять злилась.
В какой момент это случилось? Когда их отношения, дружеские, весёлые и нежные, растворились? Не вспомнить. Все говорили Нине, что пора завести детей. Раньше Нина не торопилась, а теперь не верила, что дети что-то изменят. Может, всё-таки стоило попробовать?
К обеду весь дождь вылился, тучи растащило, вышло солнце. Нина распахнуло окно – как тихо! И такой тёплый воздух, но почему-то тревожно. Позвонила Сергею узнать, когда будет дома. Не берёт трубку. Подождала, позвонила ещё раз. Молчит. Позвонила матери Сергея, отцу – никто не отвечает.
Нечего паниковать: они, когда работают, на телефон не реагируют. Такое случалось постоянно. И всё-таки странно, могли уже перезвонить, хоть кто-то. Тревога росла. Через два часа Нина села в машину и поехала на дачу.
Уже темнело. Нина сосредоточилась на дороге, чтобы страшные предположения не лезли в голову. Но они всё равно её атаковали. А вдруг с Сергеем что-то случилось? Вдруг это она накликала беду? Хотела же, чтобы он исчез.
Калитка была заперта, на даче – ни звука. Непохоже, чтобы сегодня сюда кто-нибудь приезжал. Нина давила и давила на звонок, а по спине текла холодная струйка пота. Что происходит? Где Сергей? Все телефоны по-прежнему молчали. Нина вернулась в машину и поехала к свёкрам домой.
«Господи, – думала Нина, не отводя стекленеющего взгляда от дороги, – сотвори чудо. Пусть с ним ничего не случится. Я же не всерьёз говорила об исчезновении! Пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, пусть всё будет хорошо, Господи!»
На полдороге, наконец, завибрировал телефон. Звонила Маша, младшая сестра Сергея: «Тебе уже сообщили? Сергей попал в аварию, он в больнице. Я еду, сейчас скину тебе адрес. Нет, не знаю, как он. Мать рыдает, я ничего не добилась».
К зданию больницы Нина и Маша подъехали одновременно. Поднялись по обшарпанной лестнице на второй этаж. В коридоре их встретила врач – высокая, сухая и тонкогубая женщина лет 60. «Вы кто? Сестра. А вы? Жена? Если вы жена, то кто в палате? Только не верещите, ради Бога. Сотрясение мозга и перелом левой руки. Перелом несложный. Но из-за сотрясения…»
Но Нина уже вошла в палату. Рядом с Сергеем на кровати сидела какая-то девушка и держала его за руку. Маленькая, бесцветная, с жидкими прядками волос. Пухленькая, или… Беременная? Она одна смотрела на Нину – смело, с вызовом. Муж и свёкры, которые перешёптывались у окна, старались не встречаться с ней глазами.
А на даче ведь нет никакого нового забора, поняла вдруг Нина.
В больничном дворе её догнала Маша. «Я хотела тебе рассказать! Но как такое расскажешь?» Она что-то ещё говорила, а Нина вспоминала, как делала Маше причёску на выпускной, как пекла вместе со свекровью «Наполеон», а со свёкром ходила за грибами…
В машине на неё навалилась усталость. Вроде ей полагалось рыдать, причитать, возмущаться. Но сил не было. И никак не получалось обозначить чувства словами. Потом и слова появились: боль и свобода. Как будто ей удалили зуб, который не поддавался лечению, и растревоженная десна болит, ноет. Но скоро всё пройдёт.
Нина потихоньку вырулила на шоссе. Полились слёзы – тихие, без рыданий. Спасибо, Господи, за два чуда подряд!
У окна
– Горь-ко! Горь-ко!
Он прижал свои сомкнутые губы к ее губам и досчитал до десяти. Чокнулись, выпили. Он переждал аплодисменты и пьяные крики гостей, коснулся её плеча: «Выйду, покурю».
Эта серебряная свадьба ему была не нужна. Но жена очень хотела. Именно так: в ресторане, чтобы гостей много, музыканты. Вечернее платье купила – длинное, а на спине глубокий вырез. Разве вырез не должен быть спереди? Неважно, её фигура позволяет и не такое. На неё до сих пор заглядываются.
Вообще она молодец, двух сыновей вырастила. Она, она! Пока он дело своё растил. Только с институтом сыновьям помог. А детские сады, поликлиники, кружки эти, репетиторы – всем она занималась, он ни к чему не касался. И она его ни разу не упрекнула. И детям объясняла: папа работает. Они его до сих пор уважают. Советуются.
А познакомились-то случайно, в компании одной. За пару часов до Нового года он приятеля на улице встретил, тот и позвал его. Сначала отнекивался: настроение на нуле. А потом пошёл.
У него была тогда девушка. Соня. Из армии его ждала. Ему отпуск дали на неделю. Дома как всегда – отец пьёт, мать плачет. Он у Лёхи чирик занял, купил бутылку шампанского и поехал к Соне. У самого её дома поскользнулся, грохнулся, бутылку разбил. Единственные джинсы все в сладкой жиже, руки липкие. В таком виде да без подарка нельзя идти к любимой девушке. Сунул руки в карманы поглубже и домой. Телефонов не было, да и не позвонил бы – стыдно такое рассказывать.
Перед отпуском Соня написала ему, что любит. Он так подпрыгнул, что головой чуть не вышиб верхнюю койку. В армии другой радости не было, кроме этих весточек от неё. После случая с бутылкой он много раз садился за письмо: то хотел ей во всём признаться, то сочинить какую-нибудь историю, лишь бы прервать молчание, прорваться сквозь этот туман. Не получалось. Ну, а потом… Потом ему стало казаться, что это судьба.
Соня, Соня… Было бы здесь окно, взял бы и вышел.
– Горь-ко! Горь-ко!
Всё! Дочь замужем, можно, наконец, полностью собой заняться. Собой – значит, новой книгой. Хватит перебиваться рассказами, у неё на полке уже пять сборников стоит. Пора написать что-то большое. Роман! И сюжет уже есть.
Хорошо-хорошо, не весь сюжет, но начало точно есть: перед Новым годом парень едет к невесте, но поскальзывается на льду у подъезда, падает, разбивает бутылку шампанского. Как в таком виде ей на глаза показаться? Он уходит. И больше не пишет ей – не знает, как оправдаться, что не пришёл, как объясниться. Не знает, что она в окно всё видела.
Она видела, как Саша упал и облился. Как застыл на несколько секунд. И не позвала – не хотела ставить его в неловкое положение. Ждала, что он вернётся. Потом ждала, что напишет. А потом с другим познакомилась, и вдруг так быстро всё – вот она и замужем, а вот и беременна. И всё у неё есть, наконец-то о деньгах думать не надо. Диплом кое-как написала, пока няня в соседней комнате с дочкой. А потом и книжки пошли. Стало казаться, что это судьба.
Сейчас бы к тому окну! Взять да и выйти. А то какой-то скучный у неё роман.
Венец безбрачия
– Тань, представляешь, Светка сбежала из дома! Удрала от мужа своего ненормального. Босиком, в одной ночнушке. Таксист её пожалел, бесплатно ко мне привёз. Пусть она у тебя поживёт, а? А то у меня даже спать негде, а у тебя всё-таки две комнаты.
У меня две комнаты и телефон со слишком громким динамиком. Я вижу, как Лёня открывает рот, словно собирается задать вопрос, и тут же его закрывает. Как он подходит к двери в мамину комнату, толкает её. Как я подлетаю, захлопываю дверь, приваливаюсь к ней спиной. Как будто в этой комнате с нами что-то может случиться.
И случается: Лёня срывается с места, не прощаясь. Секунда, и я уже слышу его быстрый топот на лестнице.
Он знал, что я живу одна с тех пор, как умерла мама. Но о том, что мамина комната закрыта, не знал никто. Лёня думал, это дверь в кладовку. Когда-нибудь я бы ему рассказала.
Мы как раз обсуждали совместную жизнь. Он предлагал варианты, я в ответ мычала невнятицу, рассчитывая, что если не очень поддерживать разговор, то он скорее закончится. Обычно так и бывало, но в этот раз Лёня, видимо, решил обязательно добиться ответа. Любого. Не помню его таким настойчивым. Мы планировали съехаться, но решили, что вдвоём в однушке тесно, невозможно уединиться. А вот если каждый сдаст свою квартиру, говорил он, мы сможем снять двушку. В этот момент и позвонила Ирка.
А следующим вечером я получаю сообщение в личку Фейсбука.
Он читал, что некоторых людей накануне дня рождения, как говорит молодёжь, «колбасит», и теперь сразу узнал это ощущение: тоску о том, чего уже не получить, перемешанную с надеждой на то немногое, что ещё возможно. 60 лет – не старость, бодрился он, я здоров, могу работать, могу ещё многое создать!
Работать – вот что ему всегда удавалось. А ещё?
Эти пейзажи за окном и в юности нагоняли тоску, а уж теперь… Электричка пустела, с каждой станцией в вагоне становилось тише. Ноябрь не подходит для поездок на дачу, но он не собирался ждать лета и возиться с ней – сдавать, как ему советовали. Хотелось быстрее разделаться с этой частью жизни. Избавиться от дачи, продать хоть по цене земли. Он не чувствовал тяги к природе. Ему нужен был город!
Он не был здесь больше 30 лет. В Москву приезжал, конечно, на научные конференции, но редко оказывался за пределами кольца. Давно обосновался в Питере – тогда ещё Ленинграде, туда же перевёз родителей. До этого пожил в Киеве, до Киева – в Ярославле. Он любил Москву, но всё больше её забывал.
Он похоронил отца, через год – мать. У него не было ни сестёр, ни братьев, а стало быть, и племянников. Первая жена не смогла иметь детей, вторая не захотела. У неё уже были две дочери. Эти девочки не стали ему родными, и с женой он вскоре разошёлся.
Возможно, он плохо старался? Он часто об этом размышлял и не находил ответа. И не находил ни одного шанса попробовать снова. 60 лет! Нет, это не время создавать семью. Оставалось работать.
– Лёша? – Ему в лицо заглядывала какая-то женщина. Он повернул голову в её сторону, выпрямился, подобрался. Кто она? Память ничего не подсказывала.
– Не узнаёшь? А я тебя сразу узнала! Ты совсем не изменился, только поседел. Я Оля, подруга Марианны. Помнишь её?
Он помнил. Он ещё жил в Москве, встречался с ней несколько месяцев, и ему даже казалось, что это любовь. Потом его перевели в Ярославль, Марианна не отвечала на письма, и постепенно всё забылось.
Женщина устроилась напротив.
– А с Таней ты общаешься?
– С кем?
– С Таней, – повторила женщина. – С дочерью.
Хорошо, что это сообщение. Что это не визит ко мне домой и не звонок по телефону. Бумажное письмо ещё лучше – разорвать его, спустить в унитаз и сделать вид, что ничего не было. А теперь видно: сообщение прочитали. Теперь придётся ответить.
Он пишет, что узнал обо мне только сегодня – встретил мамину подругу. Что, исходя из даты моего рождения, которую я сама же и указала в профиле Фейсбука, мама уже была мной беременна, когда он уехал из Москвы. Почему-то я сразу верю. И сразу вижу, от кого мне достался такой высокий лоб. Почему же отчество мне досталось не от него?
Мам, почему? Почему ты не сказала ему?! У нас могла бы быть нормальная семья. Ты хоть знаешь, сколько раз меня в саду и в школе спрашивали об отце? А я только по чужим рассказам и знала, как это – жить с отцом. Как помогают с математикой, ходят вместе на лыжах в лес, берут с собой в гараж чинить машину. Я всё детство мечтала, что он когда-нибудь приедет, найдёт меня. Только я рассчитывала, что это случится раньше. Да, раньше! Лет на двадцать.
Ты что, ты тоже верила в этот дурацкий венец безбрачия? Как бабушка и прабабушка? Что судьбу не изменить, на мужа рассчитывать не стоит? А ребёнок да, это можно. Поэтому отцу ничего не сказала? Но это же глупо! Это же просто совпадение!
Или он тебе совсем не нравился? Тогда зачем ты с ним встречалась? Как у вас там всё было? И спросить-то мне некого, мам. Где мне подругу твою встретить?
Мам, посмотри на меня! Ты же видишь оттуда, правда? Мне уже 35. Когда тебе было 35, я оканчивала школу. А я? Единственный человек, который захотел быть со мной, вот-вот меня бросит, потому что я ни на что не могу решиться. Это ты виновата, мама! Ты, ты, это из-за тебя у меня такие проблемы!
Приехала Светка. Я выдаю ей подушку, одеяло и два полотенца и исподтишка наблюдаю за тем, как она раскладывает мамин диван. Не знаю, чего я жду. Что сложится диван и съест её? Что её унесёт на улицу через открытую створку окна? Что комната захлопнется, как ловушка? Похоже, на Светку всё это не действует.
Зато она долго рассматривает фотографии в рамках над маминым столом. Я уже забыла, как много их, цветных и чёрно-белых. Вот бабушка, мама и я между ними. Мы сидим в фотомастерской, я вцепилась в своего игрушечного медведя и так глаза раскрыла, вот-вот выскочат. На всех остальных фотографиях мы с мамой вдвоём. Перед торжественной линейкой в первом классе, в зоопарке, в ГУМе у фонтана, по колено в Средиземном море… А вот выпускной, а рядом – вручение дипломов. Мама не меняется – не полнеет, носит одну и ту же короткую стрижку. Светка знала мою маму. Она поворачивается ко мне, что-то хочет спросить, но у меня вдруг очень горячо становится в глазах, и я прячусь в кухне. Здесь всегда есть что помыть.
Я пишу отцу, что буду рада познакомиться, и приглашаю приходить завтра к 20.00. Пишу сообщение Лёне: «Случилось удивительное: меня нашёл мой отец. Завтра он придёт в гости к 20.00. Пожалуйста, тоже приходи». Через несколько минут высвечивается ответ: «А твоя квартира не маловата для всех? Подруга, которая поссорилась с мужем, отец, который знать тебя не хотел… Зачем ещё и я?»
Я не знаю, как реагировать. У меня нет опыта в таких разговорах, и трудно понять, что он имеет в виду. Он обижен? Расстроен? Может, он уже расстался со мной? Кажется, я должна бороться за своё счастье. Я бы и хотела бороться, но с кем?
Хорошо, что пару дней назад я постирала и погладила все шесть комплектов постельного белья. Я меняю простыню, пододеяльник и наволочку, стою под горячим душем, вытираюсь и заворачиваюсь в одеяло, подоткнув его со всех сторон и наслаждаясь тем, как прохладная ткань прикасается к коже. На несколько минут кажется, что у меня всё как раньше. Даже мама.
Следующим вечером я знакомлюсь с отцом. У Светки аж лицо вытягивается, когда она его видит. Приходится пригласить к столу, чтобы её не разорвало от любопытства. Отец принёс шампанское, и пока он аккуратно его разливает, я представляю их друг другу: Алексей – Светлана.
Мы не успеваем опустить бокалы на стол, как дверной звонок начинает биться в истерике. Муж Светки. Я не хочу пускать его в квартиру, но он видит Светку и бухается на колени прямо на пороге. В разгар этой нелепой сцены в дверях показывается Лёня. Он открывает рот, закрывает, так ничего и не сказав, швыряет букет, резко разворачивается и уходит.
Я выбегаю в подъезд и, прыгая в шлёпанцах через ступеньки, пытаюсь его догнать и объяснить, что происходит, но на площадке между 4 и 3 этажом правый шлёпанец соскальзывает, я спотыкаюсь и падаю. Сдираю кожу на ладонях и больно ушибаю коленку, но рыдаю не из-за этого.
Не знаю, сколько я сижу на ступеньках. Я хочу, чтобы за мной кто-нибудь пришёл. Кто-нибудь из тех людей, которые, кажется, у меня есть. Иначе зачем они?
Когда я поднимаюсь в квартиру, Светки и её ненормального мужа уже нет. Отец стоит у раковины и, закатав до локтя рукава белоснежной рубашки и перекинув галстук через плечо, обрезает под струёй воды длинные стебли роз. Его пиджак висит на спинке стула. Вазу он тоже уже приготовил – достал с верхней полки. Он оборачивается ко мне, улыбается:
– Я подумал: цветы-то причём. А парней вокруг полно, другой найдётся.
Так вот почему, да, мам?
Свадьба