И снова о любви

– Дим, можешь подойти? Нам твоя помощь нужна.

– Чего там?

– Да с матешей. Наша назадавала… непонятно.

– Иду.

Он вышел из комнаты и подошел к девчонкам.

– Ну, че тут?

– Да вот, задача.

Димка подсел рядом с Женькой.

– Так… из пункта «а» в пункт… понятно… скорость первого… ага… место встречи в пятидесяти километрах… понятно. И че?

– Непонятно. – Женька подсела к Димке, так, что он оказался между ними обеими.

– Рассказывайте, откуда непонятно.

И Женька сбивчиво начала повторять условие.

Задача была простая, и Димка стал объяснять ее, но, неожиданно, Настя склонилась над учебником, и Димка боковым зрением увидел ее снова. Почувствовал ее. Как женщину. Уже почти совсем оформившуюся. Мысли его спутались.

– Ну, и тогда тут… система уравнений. Учили ведь, как решать? – сбивчиво закончил он.

– Ага… – сказала Настя, и стала записывать в тетрадку решение, подперев рукой подбородок.

– Хорошо… – сказал Димка. Делать ему тут было, в принципе, больше нечего. Но уходить не хотелось. Хотелось побыть тут еще, продолжать глядеть и ощущать Настю рядом. Он слегка склонился, как будто над учебником и тихонько, так чтоб никто не заметил вдохнул запах ее волос. Она, наверное, почувствовала его приближение и обернулась, оказавшись с ним нос к носу. Димка отпрянул. Настя улыбнулась. Он снова смутился, но сдержался, взгляда не отвел.

– Ну, если остальное понятно, то я пойду.

– Вроде все, – сказала Женька, выводя в тетрадке ответ. – Пока все.

Она и не заметила, как Димка с Настей чуть не столкнулись. И слава богу.

Вечером, уже ложась спать, Димка вспоминал запах Настиных волос и думал, что было бы неплохо… как бы так сделать, чтобы можно было видеться… и что делать? Цветы подарить? Дык она в восьмом классе только… да и где? Стихи? А поймет?.. Что-то надо такое, чтобы… может, в кино? А ее отпустят? И Женька засмеет… что же делать?

За окном изредка проезжали машины, скользя светом фар по стенам и потолку и рисуя на них отпечаток штор. В доме все спали.

* * *

Целый день Алексей сломя голову носился по рабочим делам. Заседания, проекты, планы, сверки… то начальство бодается, то ты пинаешь какого-нибудь нерадивого работника. Так и жизнь проходит. То ты, а то тебя. Такое уж оно, среднее звено в производстве. И где та романтика, крутизна и достижения, которые представлялись ему в университете? Где полет мысли и ошеломляющие, головокружительные проекты? И повезло еще, что люди, хоть частенько и вредные, но, все же с головой дружат. В других местах буйным цветом цвело подсиживание и подковерная борьба, но не у Алексея на работе. Казалось бы – замечательно. Но и там то и дело происходили конфликты, суть которых выеденного яйца не стоила. «Детский сад, да и только…» – думал Алексей, не находя ответа на вопрос, почему Василий Палыч вусмерть разобиделся на Пал Васильича. Наверное, все же на почве последней победы Спартака над ЦСКА. Не могли же они драть друг другу волосья из-за разницы во взглядах на собственные векторы в какой-нибудь хитрой технической задаче, которая была на повестке дня.

Алексея такие конфликты очень утомляли. Ему необходимо было работать с обоими. Надев маску абсолютной беспристрастности и не вдаваясь в причину происходящего, он пытался продвигать проекты далее. Иначе становилось несладко всем, когда начальственный праведный гнев обрушивался без разбору на всех сразу и на каждого по отдельности.

Он возвращался домой. Снова как выжатый лимон. Уже смеркалось. Около дома он присел на скамейку немного передохнуть. Помедитировать. Дать вечернему холодному ветру выветрить усталость из головы. Уже совсем стемнело. Полная луна, как будто подглядывая из-за набегающих рваных облаков, добавляла серебряной краски двору, освещаемому окнами квартир.

Алексей не слышал ее шагов. Сквозь полудрему он почувствовал за спиной что-то теплое и маняще уютное. Ее руки коснулись его плеч, и мягкий голос спросил:

– Вам нехорошо?

Осознав, что это не игра воображения и ему это не снится, Алексей подскочил и увидел перед собой высокую блондинку в длинном, почти до самых пят, плаще. Ее прямые, собранные в пучок волосы отсвечивали в лучах луны. «Не задетая… в лунный свет одетая» – снова всплыла в мыслях строка из песни. Из-за густых ресниц почти не было видно цвета глаз, а на губах ее была едва заметная улыбка.

«Чего смешного?» – подумал он. – «ну, задремал человек… че с того?»

– Вам помочь? Мне показалось, что вам нехорошо.

– Нет… Спасибо, все в порядке. Я, похоже… тяжелый был день. Спасибо еще раз.

– Вы уверены, что вам не нужна помощь?

Он хотел отрицательно помахать головой, но тут ветер распахнул подол плаща, и взгляду Алексея предстала абсолютно голая нога до самого бедра. Сильное желание, невесть откуда взявшееся, пробудилось и горячей волной поднялось к горлу. Джинсы стали тесными, а шея и грудь взмокли. Усталость как рукой сняло. Он отшатнулся.

– Все же я провожу вас. – блондинка оглядела его и взяла под руку.

Он не мог высвободить руку. Не хотел. А хотел он совсем другого, о чем не смел себе признаться. Послушно шагая к подъезду, он чувствовал, что не может сопротивляться возрастающему желанию. Девушка нажала кнопку вызова лифта. На удивление он откликнулся гулким шумом мотора, хотя еще вчера не подавал признаков жизни. Войдя в лифт, она спросила:

– Какой этаж?

– Третий, – хрипло от волнения приговорил он.

Двери закрылись, и лифт со скрипом начал медленно подниматься. Алексей встретился с ней глазами и сделал шаг.

* * *

– Дим, смотри, что там?

Васька показал рукой куда-то в сторону, туда, где в свете луны виднелся горный хребет. Он возвышался, как невесть откуда взявшийся посреди пустыни авианосец. Вдалеке над хребтом появилась яркая звезда осветительного снаряда.

– А… это наши стреляют. Вторая батарея. Может Санек. Для разведки. Им так все как на ладони видно.

Ранний месяц тусклым серпом светил, как приглушенный ночник. Звезды – и те давали больше света. В этом мягком освещении все вокруг выглядело тихо, спокойно. Умиротворенно. Но тишина эта была обманчива. В любой момент пехота, которая была где-то впереди, могла наткнуться на противника, и тогда тишина ночи разорвется в клочья автоматными очередями, рация прорвет эфир криками донесений, их батарея начнет огонь на прикрытие отхода наших, и тихо не будет долго. А утром – в самый холодный и темный предрассветный час – все будут снова сидеть и лежать по своим окопам вокруг базы, тревожно всматриваясь в темноту и вслушиваясь. Любой шорох может означать приближение противника, и можно открывать огонь на поражение. Без разбору. Свои в такой час не вертятся без оповещения. А сегодня вот ребята, пехота из соседнего форпоста, в засаде. Разведка донесла, что ночью планируется диверсия. Патрули еще засветло прочесали все вокруг на предмет мин и ловушек. А теперь вот Димка, Васек, еще пара ребят из их расчёта и Виталя, командир орудия, сидели в самоходке, с приглушенными огнями, с наведенной на цель пушкой, прикрывая передвижения пехоты на местности. Изредка передавали новые данные наводки, и Васек наводил пушку на новую цель. Судя по всему, пехота не сидела на месте.

– А хорошо, однако, так… сидишь себе, а сверху звезды… прям до дембеля бы так, – вздохнул Васек, вылезая через люк на башню. – Че, Димон? Ждет тебя твоя?

– Пишет, что ждет. – Димка смотрел на фотку Насти, которую вытащил из кармана. Недавно он нарисовал по этой фотографии ее портрет, как она сидит вполоборота на скамейке и смотрит куда-то вдаль. Этот портрет он собирался отправить ей сразу, как только вернется в часть.

– Моя тоже пишет. – продолжил Васек, – Спрашивает, когда меня в увал отошлют. Я, дай бог, когда поеду, куплю ей бусы из агата. Очень она любит из агата всякую фигню. А я в толк не возьму: не камень, а так – размазня серая. Вида никакого. мне горный хрусталь нравится. Вот это камень так камень!

Васек продолжал тихонько рассказывать, изредка по телефону передавали короткие сводки из БТР-а комбата, а Димка вспоминал…

* * *

…Они сидели рядом в темном зале кинотеатра. Настина ладонь лежала на Димкиной. Он тихонько дышал, боясь спугнуть это ощущение тепла, доверия и нежности. Большим пальцем он чуть поглаживал тыльную сторону Настиной ладони. Насте было приятно и немного щекотно одновременно. От ощущения такой необычной близости она чуть-чуть стеснялась. Но это было так нежно, наивно и приятно, что ладони она не убрала. Димка не обращал внимание на то, что происходило на экране, хотя со стороны могло так показаться – он не отводил взгляд от экрана, хотя видел при этом мало что. Все его внимание было приковано к дыханию Насти. Он ловил мельчайшие вздохи, чуть слышные стоны, которые невольно вырывались у нее, когда он касался большим пальцем чувствительных мест ее ладони.