1610. Рассказы и зарисовки

15.

Какой эпизод? Что вы часто вспоминаете? Фуф… как же трудно… Хорошо, начнем сначала. Когда вы видели вашего жениха последний раз.

16.

Позвольте, вчера была среда. Вашего жениха не стало в субботу. Вы не могли быть с ним вчера. Вчера вы уже были у нас тут. И никак, повторяю, никак не могли проводить время со своим женихом. Или к вам приходил его призрак? Вы что, верите в призраков?

17.

Хорошо. Вы понимаете, что ваш жених умер?! И вы это понимаете?! … Простите, я не должен был выходить из себя. … В каких отношениях вы были с погибшим? Вы его любили?

18.

Вы не уверены? Вы собирались за человека замуж, его находят мертвым при странных обстоятельствах, а вы ведете себя неадекватно! Представляете, как это выглядит со стороны! Вы же главная подозреваемая? Это разве непонятно?

19.

Хорошо, попробуем снова. Суббота вечер, вы сажали цветы? Верно? Что было потом? …Не молчите…

(2013)

Короткая фаза

Мартин закрыл глаза. Притвориться спящим казалось единственным правильным выходом. Я как будто сплю и ничего не вижу. Ничего не знаю, ничего не чувствую. Пасую. Ход переходит к ней. За ней теперь последнее слово, следующий шаг. То, как произойдет это неизбежное расставание, теперь зависит только от нее. Интересно, как она поступит? Может, просто оставит записку на кухне? Или тихо поцелует меня в щеку? Или в лоб? Может, в губы? Тихо поцелует и на цыпочках выйдет из комнаты, квартиры и моей жизни? А может, просто оденется и уйдет, не оглядываясь. Я для нее уже в глубоком прошлом. Далеко позади. Надо не выдать себя, я сплю, как спал раньше. Этой ночью, правда, я не спал ни минуты, но об этом ей знать не надо. Она давно уже все для себя решила. Кто я, чтобы мешать ее планам? Вмешиваться в судьбу? Никто. Нет, я не могу никак повлиять на ее решение. Не могу и точка. И не должен был бы, даже если б мог. Что я могу ей предложить? Мог предложить? Или еще не поздно? Вскочить, обнять, пообещать золотые горы? Только не уходи! Не бросай меня! Нет, этого не будет. У меня есть гордость, в конце концов. Я мужчина. Что ж, придется быть мужчиной до конца. Сегодня. Но, черт возьми, как же трудно! Даже больно, боль почти физическая, дышать тяжело. Да. Она и есть физическая, самая настоящая физическая боль. Но я ничего не могу сделать! Где-то у меня была бутылка.

Мартин перевернулся на другой бок. Что ж, так даже правдоподобнее. Я, когда сплю, всегда верчусь туда-сюда. Я сплю. Ничего не вижу и не слышу. Гм, в ванной что-то упало. Или она специально уронила, чтоб я проснулся… но нет, я сплю. Может, я зря притворяюсь? Сокращаю время, которое мы могли бы провести вместе. Но, с другой стороны, все же решено. Зачем тянуть. По-хорошему, надо было расстаться вчера. Но… Последняя ночь вместе – в этом было что-то трагичное и романтичное одновременно. Какая-то готика.

Мартин снова перевернулся. Теперь он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Подушка приятно холодила. Под одеялом было тепло и уютно. Сейчас только десять часов утра. Ужасно рано для субботы. Но ей надо было встать, многое успеть. Интересно, она нормально спала? Да, кажется. Ей даже что-то снилось, а я вот – не сомкнул глаз. Она спала. Почему все так складывается неудачно. Это, конечно, не первое расставание в моей жизни. Но первое – без явной причины. Все было так хорошо. Но недолго. Может, именно поэтому так хорошо. Я же изначально знал, что это долго не продлится. Но именно в этот раз хотелось бы дольше. Закон подлости. Ирония.

Я справлюсь с этим. Никто даже и не заподозрит, что со мной что-то не так. А со мной и на самом деле все так. Все в порядке. Все? Почти все. Обманывать себя нельзя, я же понимаю. Да, трудно, но будет легче. Уже завтра. Или послезавтра.

Шум воды стих. Так, еще какое-то время она будет в ванной, я могу лежать спокойно. А потом настанет самый трудный момент. Но пока еще ничего, нормально, есть еще время. Черт! Я не хочу, чтоб она уходила. Не хочу. Черт. Черт. Черт!

Она может уйти, так и не зайдя ко мне в комнату. Хотя нет, тут же одежда. Мартин открыл глаза и оглядел комнату. Забрала одежду. Значит, и правда вполне может уйти, так и взглянув на меня на прощание. Но она так не сделает. Не сможет.

Она меня любит. Я знаю. Хотя она никогда не говорила об этом прямо, но я уверен, что любит. А если любит, то не бросит. Что-нибудь ее остановит, обязательно. Мартин закрыл глаза и снова лег на спину. Она выйдет, вся одетая, накрашенная, готовая к выходу и заглянет ко мне. Так и будет, я знаю. Мартин снова перевернулся на спину.

– Ты такая красивая. Господи, какая же ты красивая, я тебе не говорил?

– Говорил, и не раз, – она посмотрела на Мартина взглядом, полным нежности.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, ты должна знать. Но это твое решение. Я не в праве….

– Что же мне делать?

– Остаться!

– Мартин, ты же понимаешь…

– Ну ты же можешь остаться? Просто тут со мной. Рядом.

– Ох, Мартин… мы же говорили об этом, уже поздно….

– Я, наконец, понял, что не смогу без тебя. Нет, я могу, но не хочу…

– И ты мне говоришь это сейчас, когда я уже опаздываю на самолет? Как-то нереально это…

– Да, но тем не менее… останься… Я никогда не думал, что попрошу тебя об этом, не думал, что решусь… Но я постараюсь…

– Мартин, я тебя не узнаю…

– Я сам себя не узнаю…

– Мне теперь еще сложнее стало….

– А мне, как ни странно – легче. Я сказал то, что давно хотел, но не решался… мой последний шанс, чтобы тебя удержать…

– Эгоист!

– Да, зато я буду знать, что сделал, что мог. Я люблю тебя! Не уезжай! Это, оказывается, было так легко сказать…

– Любишь?

– Да.

– Я, кажется, уже опоздала на поезд в аэропорт.

– Так и должно было быть! – сказал Мартин, стягивая с нее шарфик.

***

Мартин перевернулся на бок и открыл глаза. Привычным жестом он потянулся к соседней подушке, но там никого не было. Часы на столике у кровати показывали десять двадцать. В квартире было тихо. Она ушла, не оставив записки.

(2013)

Что-то важное

«Сколько раз вам приходилось слышать о том, как трагедии и крупные жизненные потрясения помогали людям понять смысл жизнь, научиться выявлять важное и это важное ценить. Я слушал об этом всю свою жизнь – сначала от деда, в его рассказах о военном времени, от тетки, потерявшей в аварии всю семью и нашедшей себя в религии, от сестры своего приятеля, половину своей жизни героически боровшейся с раком. И это, не считая множества книг и фильмов.

Думая об этом, я, бережно оберегаемый судьбой и матерью от всего, что может случиться со мной трагичного, мог прийти только к одному выводу. Мне пока еще не открылась великая истина о смысле жизни и не откроется, пока со мной не случится что-то ужасное, которое и поднимет занавес, отделяющий меня нынешнего от меня просветленного.

Не думайте, что я пришел к этому выводу сразу. Все разумное во мне сопротивлялось такому подходу. «Как же так, – думал я, – неужели люди настолько глупы, и без трагедии никак не обойтись. Неужели понять, что по-настоящему любил, можно только тогда, когда уже навсегда потерял? Неужели оценить любовь, дружбу или родство душ можно, только оказавшись на необитаемом острове или полумёртвым на поле брани? Не может такого быть! Я же ценю это и без жизненной катастрофы! Может, это я такой уникальный и умею ценить то, что имею сейчас? Вряд ли! В конце концов, все смотрят одни и те же фильмы и должны учиться на чужих ошибках». Наверное, я был слишком наивен.

Нет, я вовсе не жил в тепличных условиях. На мою долю выпадали страдания, довольно сильные, но, видимо, не настолько, чтобы изменить восприятие жизни. Когда уехала Лори, я очень страдал. Но не потому, что вдруг понял, что любил ее. Я это и так знал и ценил каждое мгновение, проведенное с ней рядом. Но ей надо было уехать, и я страдал объективно – от разлуки с любимой. Когда умерла мама, жизнь, казалось, остановилась. Я долго не мог оправиться и сейчас еще не вполне смирился с этим фактом. Я очень грустил, но мое мировоззрение, как ни странно, и от этой потери не изменилось ни на каплю.

В общем, я всегда думал о том, что я просто хороший, хотя и одинокий человек.

А потом я кое-что сделал. Кое-что не хорошее и не очень мне свойственное. Нечто, совершенно не укладывающееся в мою натуру и образ мыслей. Я кое-кого убил. Не могу сказать, что это было запланировано. Просто так получилось – вышел из себя на минуту, и вот результат. Передо мной труп и окровавленная лопата.

Не могу сказать, что со мной произошло что-то трагическое или катастрофическое. Но, тем не менее, это было для меня сильным эмоциональным потрясением, в результате которого моя картина мира действительно пошатнулась. Не буду утверждать, что я сразу стал все видеть в другом свете или перестал ценить все, что ценил раньше. Нет. Но что-то изменилось, я не мог понять что, хотя ощущал это совершенно определенно.

Я спрятал тело в лесу недалеко от своего дома. Помню, когда возвращался ночью домой с лопатой, той самой лопатой, меня немного знобило, но я чувствовал странное возбуждение. Во рту даже было немного сладковато. «Адреналин», – подумал я тогда.

Следующие три недели, пока никто не спохватился о пропаже, и не началось расследование, я жил как на иголках. Но каждый укол этой иголки, каждая случайная полицейская машина или встреченный общий знакомый приводили мое тело и мозг в приятное трепетание – как будто на первом свидании. Страх быть разоблаченным и пойманным, чувство опасности добавляли мне остроты жизни и незнакомое прежде ощущение собственного превосходства над окружающими.

Но я не думал о том, чтоб убить еще кого-то. Я по-прежнему ценил и уважал чужое право на жизнь. Так что, маньяк из меня бы не вышел. По крайней мере, не сразу. Хотя признаюсь, я подумывал о том, чтоб избавить мир еще от какого-нибудь придурка.

В общем, к чему я все это. Сильные эмоции действительно могут помочь переосмыслить ценности. Но только возникает вопрос – все ли ценности стоит переосмысливать? И если сильный стресс может помочь грешнику стать праведником, то что он сделает с праведником? Правильно….

Д. перечитал свое письмо к адвокату. Тот просил изложить позицию в письменном виде. «Расскажите мне о себе, о своем отношении к жизни вообще и к этому делу. Я должен узнать вас лучше, – просил адвокат, – это необходимо для проработки линии защиты. Напишите что-нибудь личное, что-нибудь важное, о том, что любите, что цените, в свободной форме».

Д. прочитал письмо еще раз. Два листа крупного понятного почерка. Неплохо получилось – хоть в газету отправляй. Д. усмехнулся: «Но, если отдать письмо адвокату в таком виде, мне вряд ли светит что-то кроме электрического стула. Жаль, но ничего не поделаешь, – Д. разорвал вторую страницу на мелкие кусочки». Первая страница кончалась фразой «одинокий человек».

Д. снова сел за стол и склонился над чистым листом бумаги. Немного подумав, он написал:

«Моя жизнь текла бы так и дальше, если б меня не обвинили в этом кошмарном убийстве. Зачем только я пошел на то барбекю к соседям? Там какой-то подвыпивший десантник из числа гостей прицепился ко мне и стал доказывать, что я не видел жизни, поскольку никого в жизни не убил, «не почувствовал запах смерти» и «не ощущал власть». Меня это утверждение взбесило. Я пытался объяснить, что у меня другие взгляды на жизнь. И что жизнь вообще есть величайший дар, который надо ценить. И нам не дано право решать… Но десантник твердил и твердил свое, а я все больше злился на себя за то, что вообще ввязался в этот разговор. Мы чуть не подрались, это правда. Но это он полез на меня с кулаками.

Вам я могу сказать честно, что уж не знаю почему, но его дурацкие слова засели в моей голове. «Какие же бывают идиоты, – думал я, – Как они могут мыслить так нецивилизованно. Власть на чужой жизнью! Какой ужас! Вот бы кому-нибудь дать власть над его жизнью, я бы тогда посмотрел, как он запоет! И сколько таких идиотов! И если у них в руках оружие, то во что превратится мир! Честное слово, без таких людей на этой планете и правда, стало бы лучше! Это была бы небольшая жертва».

И если бы не страх наказания, я бы возможно попробовал. Но как я уже говорил, я умею ценить то, что имею. И имеющаяся у меня свобода во всех смыслах этого слова бесконечно ценима мною даже без угрозы ее потерять.

Поэтому, господин адвокат, я заявляю, что никак не причастен к смерти гражданина М., бывшего десантника. Даже несмотря на мои отпечатки пальцев на орудии убийства и том факте, что он был убит этой лопатой рядом с моим домом. Ее, в конце концов, мог взять кто угодно, она всегда стоит около сарая, а ворота у меня никогда не заперты. Вы можете браться за мое дело с чистой совестью».

***

Адвокат вышел из своего кабинета. Дело выглядело не сложным. Кажется, обвиняемый и правда невиновен. То, что орудие убийства – лопата – принадлежала обвиняемому, говорило в его пользу. Естественно, на ней его отпечатки, чьи же еще! Пара свидетельств с того пикника у соседей – про конфликт с пьяным десантником – это можно преподнести как обычный бытовой конфликт. Бывшие военные – народ взбалмошный и непредсказуемый. Обвиняемый же, судя по письму, кажется вполне спокойным и внушает доверие. Да, дело выгорит. Был теплый осенний день. Адвокат перешел улицу и зашел в кафе за булочками.

(2014)

Загадка

– Добрый день! Меня зовут профессор Нил. Я буду вести у вас предмет, раньше о котором вам слышать не приходилось. Или вы слышали? Слышали. Какие хитрые! От кого? А от старших курсов! Мои бывшие ученики… Конечно… разболтали…

Ну, хорошо, что именно вы слышали о моем предмете? Что, в конце концов, заставило вас выбрать именно этот курс среди прочих?

Я отвечу за вас, друзья. Интрига. Ну и, конечно, увлекательнейшая личность профессора. Меня зовут профеесор Нил. Как я уже сказал.

Мы с вами будем встречаться раз в неделю по четвергам, с пяти до половины седьмого. В середине небольшой перерыв. Курс рассчитан на полгода. В конце – экзамен.

Вопросы?

Да, спрашивайте-спрашивайте, не смущайтесь! Что вас интересует? Какая странная и загадочная у вас улыбка! Вас что-то очень интересует! Как вас зовут? Дэвид! Очень приятно, Дэвид!

Так что же, Дэвид, вы хотели спросить, но застеснялись?

Загадку? Про загадку? Какую загадку? В конце семестра? Ох уж эти старшекурсники! Хотят испортить мне всю интригу. Да, есть загадка, если ее отгадаете, то поставлю сразу высший балл за экзамен. Но ее еще никто не отгадал, так что, если надеетесь не посещать лекции и легко отделаться, то вы ошибаетесь, дорогие мои.

Сложность загадки в том, что она субъективная. Очень-очень! И вы должны поверить в мою честность, когда я буду говорить вам о том, правильное ли было ваше предположение. Мало кто готов доверять настолько сильно. Более того, у каждого есть только одна попытка.

Вы все еще хотите поиграть в эту игру, Дэвид? Кто еще хочет? Да, конечно, отказаться можно всегда. Все хотят. Что ж отлично.

Итак, загадка: что я вижу, когда вижу это. Я напишу на доске:

5327468

Вот и все. Очень просто. Да-да, ничего не понятно. И очень субъективно, как я и предупреждал. Но я клянусь сказать честно, если кто-то отгадает.

О, я вижу возмущение в ваших глазах. Вы ждали детективную историю? Нет, друзья мои. Все гораздо проще, но и сложнее одновременно. Субъективность – трудная штука. Вы можете пытаться понять меня, можете попытаться просто угадать, в любом случае – если ответ будет верным, я честно признаюсь в этом угадавшему. Обещаю.

Смотрю, вы хотите версию прямо сейчас? Как вас зовут? Дин? Давайте, Дин! Дерзните!

Думаете, это номер телефона? Ну, угадали вы или нет, я скажу вам лично. Вас это удивляет? Ну право же, если вы угадали, то все воспользуются вашей удачливостью, а это нечестно. А если нет, то вы просто повысите шанс остальных на правильный ответ. Поэтому потерпите до конца занятия.

Кто-нибудь еще? А, испугались. Всего одна попытка. Но любопытство уже растравлено. Вроде глупость, а любопытно. Так ведь?

В общем, ответить на поставленный вопрос можно, если внимательно наблюдать, слушать, анализировать… ну или просто может повезти угадать, конечно. Но, замечу, что первое умение вам в жизни и работе пригодится сильно. Второе, впрочем, тоже. Но везучести научиться ещё никому не удавалось. Вот так, дорогие мои. На сегодня все.

Дин, погодите, вы же хотите узнать ответ? А, вы уже поняли, что не отгадали! Что ж! Это хорошо вас характеризует, дорогой мой. До встречи на следующей неделе.

***

– Нил, как тебе это удается? Что ни год, у тебя не меньше сорока человек на твой факультатив. Чем ты их заманиваешь?

– Брось, Карл. У тебя тоже всегда полно народу.

– Да, но у меня обязательный курс, без которого никуда…

– А у меня тогда, считай, просто интересно…

– Кто-нибудь отгадал уже?

– Пока никто…

– Я вот тоже уже лет десять гадаю, и все никак…

– А ты бы мог, даже обидно! Ты бы мог, Карл…

– Это не математика, мы уже это сто раз обсудили… не последовательность, не прогрессия. Ни код, ни шифр… Черт, Нил, я – технарь, я логически мыслю. Нет у этих цифр смысла.

– Есть, но субъективный.