Пацаны до пандемии. Повесть и рассказы разных лет

Пацаны до пандемии

Повесть и рассказы разных лет

Игорь Николаевич Бабаян

© Игорь Николаевич Бабаян, 2021

ISBN 978-5-0053-9732-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПАЦАНЫ ДО ПАНДЕМИИ

ТЕХНООПТИМИСТ

Робкое апрельское солнышко заглянуло в окно, дотянувшись лучиком до дивана под окном. Виктор Николаевич, дремавший под любимым клетчатым пледом на любимом диване в гостиной в непоздний утренний час, поморщился от света и проснулся.

Сережка, юзер с чубчиком желто-зеленого цвета и огромными серыми глазами под стильными очками, а также энергетическим напитком в алюминиевой банке, уж был на боевом посту, у компа. Старик протер глаза, пригладил растрепанную за ночь под поздних битлов прическу, и с грустью взглянул на внука-шестиклассника: -Сергун, день-деньской от компьютера не отходишь! Выключи уже эту бесовскую машину! Сколько можно резаться в этот треклятый Контр Страйк?!

– Ну, дедуль! Интересно ведь!

– Интересно битлов лабать или с пацанами во дворе в футбол гонять! Интересно ему… Что там может быть интересного?

– Какой футбол, дедуль?! Стремно… Во двор? Карантин!

– Опять заложников спасаешь?

Внук лишь кивнул, не отрывая глаз от дисплея.

Виктор Николаевич укоризненно взглянул на внука, заценил ультрамодную челку и посадку: «Ну просто вылитый подрастающий геймер эпохи коронавируса! Киберспортсмен и все тут. За уши от компа не оттащишь …Ох-хо-хо… И откуда он взялся вирус-то?! Откуда… из Китая вестимо… Первая волна.. Стало быть надо ждать и вторую?! Занятия на удаленке… Целый месяц уж дома… На улицу без пропуска и носа не высунешь: только в магазин или прогуляться с собакой. Теперь у детишек (Что по этому поводу думает великий и всемогущий СанПин?) есть узаконенная возможность сутки напролет гробить время и здоровье. И это вместо того, чтобы побегать с мальчишками во дворе, в войнушку ту же поиграть, только офлайн, пообщаться. Пообщаться… Смешно сказать, даже забыл когда и сам с внуком общался толком, хотя весь день дома, рядом».

– Уроки сделал? – вдруг вырвалось у него, хотя спросить ему хотелось совсем о другом.

– Какие уроки? Выходной! Суббота! Завтра сделаю! Ладно, дедуль, не мешай…

– Почитал бы. Я ведь тебе еще до карантина «Алые паруса» купил. Настоящую книжку, не электронную! А знаешь, писатель Александр Грин – в детстве еще тем сорванцом был. У него даже прозвище соответствующее в школе было – Грин-Блин 33 несчастья»!

Нет ответа.

– А может, поговорим, Сереж, а?

– О чем?

– О чем. О друзьях хотя бы. С друзьями-то общаешься?

– Чатимся.

– Ох-хо-хо… А на улице, с Люсьенкой когда гуляешь, вместе как-то бываете? Собаки-то у многих.

– Да нет. Они тоже играют или домашку делают, времени нет.

– На дружбу времени не находится?! – всплеснул руками дед, а затем запустил обе ладони в густую седую чупрыну. -Ох, и далеко же мы зашли со всеми этими инновациями, будь они неладны!.. На днях статью прочитал в газете. «Техника – это новый бог», называется. Технооптимизм, пишут, это новая идеология, способная вести в новое будущее. И в церковь не ходи…

– А что это за «технооптимизм»? – заинтересовался Сережа, и тряхнув желто-зеленой челкой, развернул геймерское кресло в сторону деда.

– Как бы попонятнее выразиться… Давай ка, я тебе коротенько зачитаю: «Люди с одной стороны восторгаются техникой, говорят, что она – новый мир, отличный от всего, что мы знаем. А с другой – они в этот как бы радикально новый мир вкладывают какие-то собственные переживания, нагружают образ машины свойственными человеку представлениями, желаниями…». Что-нибудь понял?

– Тогда я – технооптимист.

– Ну да… А я – пенсионер-онлайн… Елки-палки!.. Новый мир… Я вот тебе говорил об Александре Гриневском. Он и был создателем нового мира и в этом его мире не было места автомашинам и самолетам. Вместо них – парусные корабли и русалки воздуха. И знаешь, он не понимал людей, которые радовались пришествию научно-технического прогресса и ненавидел самолеты. Полагал, что человек когда-нибудь сможет летать сам. Зачем же обожествлять технику? Разве не пугают тебя эти слова – вдумайся только! – «торжество машин»?.. Мы, я свое поколение имею в виду, были другие…

Сережа быстренько загуглил: «Старикан ворчит», и, мгновенно получив кэш, протранслировал подсказку: «Раньше, дедуль, и небо было голубее, и деревья повыше…».

– Тьфу ты, да разве я ворчу! – расстроился дед. -Елки-палки! Я в твоем возрасте и в страшном сне не видел, что пробьет час, когда родной внук меня в беседе с помощью компа будет подкалывать! Вот только…

Виктор Николаевич в раздумье уставился в окно. Отсюда, с десятого этажа их старой двенадцатиэтажки, все видно как на ладони. Карантинная жизнь на улицах города, который никогда не спит, брала свое и в их спальном районе. Москвичи и москвички в масках: голубых, белых, черных, синих, уже спешили в магазин на углу, выгуливали четвероногих питомцев. А парковку для инвалидов как обычно занял чей-то навороченный джип…

Внук, воспользовавшись паузой, вернулся было к спасению заложников и любимому «Red Bull», но вдруг резко отвернулся от дисплея: -Что вот только, дедуль?

– Плохо все это, – перевел взгляд на внука дед. – Скверно. Неровен час придатком машины стать. А человек человеком должен оставаться. Че-ло-ве-ком! Плакать, смеяться, озорничать!

Он помолчал, погладил бородку и добавил, лукаво прищурившись: -А ведь, мы с пацанами когда-то, выходит, чуть ли не технический прогресс тормозили…

– Тормозили?

– Ну, я это так, фигурально выражаюсь. Хотя дрались, бывало, и кое-кого из нас даже из школы выгоняли. И вообще, озорничали, конечно, по своему, по-мальчишески. Случалось, и с уроков сбегали. Тогда ведь пацанский кодекс был в чести.

– Ух ты! Пацанский кодекс? Дедуль, расскажи! – заинтересовавшись, Сережка перевел комп в спящий режим, новым взглядом окинув старика, который (и это его дед, который только и знает, что: «Уроки сделал?») и с уроков сбегал, и в школе дрался…

– История эта давняя, ей уже больше пятидесяти лет. Жили мы тогда не в столицах, а на юге нашей страны. СССР страна называлась, слышать приходилось?

– Еще бы, – отозвался внук. —У Битлов сингл есть такой, хочешь, послушаем, – зная большую любовь деда к ливерпульской четверке, указал Сережа на комп…

– Точно, «Back in the USSR». Нет, не включай, – отмахнулся дед. -Так вот, есть такой красивый город на берегу Каспийского моря, Баку – столица Азербайджана, в те времена – столица союзной советской республики. Школа, в которую я ходил, была в центре, недалеко от старинной Ичери Шехер (Крепости – здесь и далее азерб.), Гыз Галасы (Девичьей башни) и Приморского бульвара и считалась одной из самых престижных. В шестом я перешел в другой класс, в «б» – из прежнего «а».

– О, я бы в другой класс не ушел. Ребята все другие…

– В «а», Сережка, я как-то ни с кем не дружил. Маменькины сынки, сплошь сыновья высокопоставленных родителей. А мои отец с матерью были, как тогда говаривали, простыми инженерами. Как и я до пенсии. И потом с учителем математики у меня проблемы были. Перестал учить предмет, домой двойку за двойкой приносил.

Учитель был вроде бы хороший, даже знаменитый, известный всему городу. Заниматься частным образом к Антону Израильевичу с сентября выстраивалась целая очередь школяров. Он ориентировался на самых способных учеников, а также готовил старшеклассников к поступлению в институт, гарантируя высокую оценку и загодя формируя группу.

Ходили слухи о его баснословных гонорарах за репетиторство на дому. Злые языки утверждали, что деньги и немалые он переводил в Израиль через синагогу, на счет дочери, к тому времени отбывшей в края обетованные из СССР с первой послевоенной волной эмигрантов. Школьный же труд он рассматривал как необременительную работенку, обеспечивающую небольшую денежную добавку («зряплату», как он выражался) к его завидным гонорарам. Плюс – желающие из числа будущих абитуриентов, чьи родители имели возможность оплатить услуги дорогого репетитора. Минус – двоечники-троечники. Какой с них навар? С этими он не церемонился: не понял объяснения на уроке, готовься сам.

Вот мама меня и перевела. А в «б» все у меня заладилось и с пацанами я быстро общий язык нашел, когда впервые рванули на «шатал» и сыграли в футбол…

«ШАТАЛ»

Серьезным футболом пацаны из 6-го «б» называли целую церемонию. Предварительно нужно было «соскочить» с урока с избранной компанией, в которую входили Вало, Рамиз, Кямал, Роберт, Юра, я и еще несколько ребят. Ватагой мы сперва отправлялись к спикулю дяде Мише, у которого за школой была каморка. Здесь седой с изможденным лицом сапожник, передвигавшийся на скрипучих кожаных протезах, постукивал день и ночь, чиня не особо модную (люди при деньгах имели возможность доставать «фирменные» сапоги и ботинки у спекулянтов рангом повыше, чем он, и не ремонтировать их) обувь.

У дяди Миши, которого гроза спекулянтов – ОБХСС особо не донимал в силу его фронтового прошлого, была своя лазейка в мире спекулянтов: приторговывал поштучно и пачками фирменной жвачкой, которую ему поставляли «коллеги», имевшие отношения с Ираном, а также жареными семечками.

Жвачка и семечки – это в ту пору было по-пацански. Жвачка «Wrigley» – контрабандный товар, в СССР в ту пору жевательную резинку не производили – покупались поштучно, 10 копеек за пластинку. Крупные белые и поменьше, черные семена подсолнечника, отмеряемые грязноватыми непрозрачными стакашками, шли по 15 копеек и также приобретались школярами охотно. А чтобы добраться до этих лакомств, надо было ускользнуть от бдительной Любани, директора школы.

Да, с нашей Любаней, Любовью Яковлевной, ленинградкой-блокадницей, отчаянной женщиной, без раздумий бросавшейся разнимать в школьном дворе, который дислоцировался на стыке двух старых блатных районов, драки «советских» с «крепостными», а сражались, бывало, не на жизнь, а на смерть – цепями и палками с вбитыми гвоздями, даже самым хулиганистым пацанам встречаться с глазу на глаз не хотелось. Она была не только смелой, главное – справедливой и «нахалку» никогда не позволяла. Ребятня школьная знала (легенды о Любане передавались из уст в уста), что за всю долгую свою директорскую историю она лишь раз вынесла на педсовет вопрос об исключении учеников из школы, да и то – на неделю. Одним из пострадавших был наш одноклассник – Рамиз. Вот об этом случае я тебе и расскажу.

В честь Любови Яковлевны школу нашу с чьей-то легкой руки в городе прозвали заведением Святой Любани. Впрочем, прозвище это историю имеет интереснейшую.

На фото: заведение святой Любани

Основана была школа до октябрьской революции, в далеком 1888 году. Проект здания исполнил занимавший в то время должность производителя работ Губернского правления гражданский инженер Д. Д. Буйнов.

В связи с ожидавшимся в Баку в октябре 1888 года визитом императора Российского Александра III и монаршим его желанием осмотреть новое помещение заведения Святой Нины, в сентябре некоторые из воспитанниц заведения были переведены на две недели в новое, еще не полностью законченное трехэтажное здание на Николаевской улице. Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. После визита Александра III, а также императрицы Марии Федоровны, наследника престола цесаревича Николая и Великого князя Георгия Николаевича никто из здания уже не съезжал. А на балконе здания была увековечена дата – «1888». И уже на следующий год будущая наша школа вошла в Бакинский справочный календарь, где указывалось, что Учебное заведение Святой Нины имело собственное прекрасное помещение, актовый и рекреационный залы, а также домовую церковь.

После Октября в здании школы чего только не было. В 1928 году сюда была переведена Закавказская военно-подготовительная школа Рабоче-Крестьянской Красной Армии – прообраз суворовских училищ. Здесь и классы, и общежитие, и все другие помещения были сосредоточены в едином комплексе. Ну а заведение Святой Нины кочевало с одного места на другое. Знаю, например, что в 1933 году школу перенесли в военный городок и называлась она уже школой №14.

С 1937 года наша школа вернулась домой, только улица называлась теперь уже Коммунистической, а не Николаевской. Ну а расцвета своего школа достигла при Любови Яковлевне в 60-е.

Даже к самому последнему двоечнику и лоботрясу, шалопаю, на которого и дома-то уже рукой махнули, Святая Любаня, не разделяя того взгляда, что историю вершат хулиганы, тем не менее относилась как к маленькому человеку, который скоро повзрослеет и сам поймет, насколько было плохо все то, что он вытворял.

Первый совместный футбол…

– Витек! Сегодня – «шатал». На третьем и четвертом уроках. Пойдешь?

Слова, брошенные мне Рамизом с последней парты в конце второго урока, перед большой переменой, были вызовом. Пропиской в новом классе, среди пацанов. Для меня это было внове, так как в прежнем моем классе «а» такого понятия и не было.

– Да, – кивнул я, обернувшись к Рамизу, не совсем еще понимая, каковы могут быть последствия пропуска уроков без уважительной причины.

В оставшееся до конца 45-минутки время, делая вид, что внимательно слушаю историка Марка Абрамовича, чья лысина и острая бородка под Ильича вполне оправдывала его школьное прозвище – «Вождь», я дозревал по поводу принятого решения. Мысли одолевали примерно следующие: «Вызов предков к Любане. Весело!», – ухмыльнулся я нерадостной перспективе. Но решения не изменил.

Рванули на «шатал» с физры (кеды пригодились!) и НВП. Играли в старом Губернаторском саду, который после Октябрьской революции был назван Садом пионеров (до него от школы рукой подать), на большой асфальтовой площадке возле библиотеки им. В. Г. Белинского, число разбитых стекол которой за долгие годы сосуществования источников знаний и футбола, зашкаливало. Играли на «общие ворота», при этом в «рамку» становился тот, кто больше уставал.

На фото: старый сад в 60-е

Удалось сразу, с места в карьер, заслужить уважение всех пацанов, кроме, пожалуй, Вало, который занимался в футбольной секции, цену себе знал и был скуп на похвалу. Сам он уже успел, под взмах своей пшеничной прядки обмотав сразу двух соперников, забить гол.

Длинноволосый и долговязый Вало был в 6-м «б» главным не только в «шатальном» футболе, он был заводилой и одним из блюстителей пацанского кодекса. Случись вдруг драка одноклассника с чужаком, он налетал на обидчика первым. А потому когда я отвернулся, испугавшись летящего, словно снаряд, в лицо кожаного мяча, тут же с хохотком раздалась реплика Вало: -Ты, Витек, пока еще не 6-й «б», а 6-й «а»!

После этих слов мне долго никто не пасовал, хотя я и старался, буквально из кожи лез, чтобы ребята из команды меня заметили. Тщетно. Наконец, последовал первый пас. От Рамиза.

Сделали перерыв, чтобы попить водички.

Рамиз, вытирая платком взмокший лоб, вполголоса бросил Вало: -Вовчик, кончай ерундой заниматься. Пацан как пацан.

– Пусть еще докажет, что он уже наш, шестой «бэ»!

Вот я по возобновлении игры и кинулся доказывать. Пластался в подкатах, обдирая кожу на асфальте, старался точнее отдавать мяч, вспоминая как это делали два легендарных Эдуарда из сборной СССР – Стрельцов и Маркаров. Раз, возомнив себя чуть ли не Анатолием Банишевским, забившим самой Бразилии во главе с королем футбола Пеле, даже ухитрился ударить по воротам, в роли которых выступала сооруженная рядом с библиотекой беседка, но промазал. Однако своего добился. Вало в один из моментов, когда я выбил у него мяч в подкате, при этом ободрав в кровь локти, зато уронив футбольного корифея на асфальт, одобрительно хмыкнул: -Ну, ну…

На фото: один из самых талантливых советских футболистов, нападающий сборной СССР и московского «Торпедо» Эдуард Стрельцов

На фото: блистательный нападающий сборной СССР и бакинского «Нефтяника» Эдуард Маркаров

На фото: выдающийся нападающий сборной СССР и бакинского «Нефтяника» Анатолий Банишевский

Это означало, что «шатальщики», а значит и весь остальной класс меня приняли. Потом мы присели отдохнуть и настало время семечек и жвачки.

– Кайф! – закинув в рот жвачку, довольно зажмурился коротковласый, словно призывник, Юрка. -Хиппуем! И напел: «Love, love me do…» (Сингл группы The Beatles – композиция Джона Леннона и Пола Маккартни – занявший в хит-параде в 1964 г. в США первое место) … -Витя, подпева-а-а-й! – зычно выкрикнул Вало. —Бескозырка белая-а-а, в полоску воротни-и-и-к…

Пора было возвращаться. Поднимались к школе через сад, перекидываясь лежащими под деревьями маклюры плодами, прозванными в городе «обезьяним хлебом» – увесистыми зелеными в пупырышках бомбочками, разлетавшимися при попадании, будто гранаты.

В школу проникли через двор, этот вход, в отличие от парадного, смотрящего на здание горисполкома с величественной башней и часами, охранялся не столь бдительно.

Повезло. У входа не было ни Любани, ни завуча. А после уроков (из-за отсутствия «шатальщиков» сразу на двух уроках никто из учителей тревогу бить не стал) мы всей компанией завалились домой к Рамизу, который жил в двух шагах от школы. Его мама, как водится, была на работе – приходилось поднимать четверых подраставших сыновей. Ромка отвел нас в просторную кухню, где пили ароматный чай из стаканчиков-армуды (тогда в центре города из кранов текла изумительная шалларская вода, потому и чай был необычайно вкусным) и слушали битлов, синглы которых воспроизводились видавшим виды магнитофоном.

На фото: легендарные ливерпульцы в 60-е

«Can’t buy me love, love

Can’t buy me love

I’ll buy you a diamond ring my friend

if it makes you feel alright

I’ll get you anything my friend

if it makes you feel all right

I don’t care too much for money,

money can’t buy me love…»

(«За звон монет, нет,

За звон монет…

Куплю кольцо тебе, мой друг,

Если хочешь ты того,

Достану всё тебе, мой друг,

Если хочешь ты того.

И всё же всё равно – и с кучей денег

Я не куплю любовь…»)

Что и говорить, далеко не у каждого школяра в ту пору дома имелся хоть какой-нибудь «Маяк» или «Комета», поскольку стоило это чудо техники немалых денег. Ну а обладать записями битлов считалось верхом успешности молодого человека. Ливерпульцев у нас в СССР долгое время не издавали, так как партия и правительство полагали, что будущим строителям коммунизма незачем слушать чуждую для нас музыку, песни столь же далекие от какого-нибудь партийного гимна, типа: «Ленин всегда живой», как Levi’s от школьной формы.

Приходилось на свой страх и риск (арестовать могли не только нелегального продавца, но и нелегального покупателя) доставать у спекулянтов, кучковавшихся по обыкновению возле городского магазина «Мелодия» (в СССР в каждом большом городе непременно был магазин «Мелодия», где продавались пластинки с «правильной» музыкой), бобинные кассеты с «Love me do», занявшим в хит-параде в Европе и в Соединенных Штатах первое место. Или доставать у них же синглы, записанные на «костях», то есть на рентгеновских снимках.

Среди наших школьных шалопаев ходила байка про некого шустрого пацана, который вознамерился утереть нос сверстникам и достать настоящую, виниловую пластинку с песнями битлов. Пацанчик заказал такой диск одному из спекулянтов, отиравшихся возле «Мелодии», долго ждал обещанного и, наконец, дождался. Сунув спикулю вспотевщую в кулаке «десятку» (цена фирменной пластинки, привезенной из Америки, доходила до 40—50 рублей – почти ползарплаты нашего брата-инженера), он сунул газетный сверток в портфель и рванул домой, где его с нетерпением ждали друзья. Быстренько включил проигрыватель и после характерного шипения услышал мерзейший голосок: «Битлз хочешь? А… не хочешь?»…

Был у нас и более надежный и не столь дорогой способ – переписывали друг у друга. Правда, для этого нужно было иметь все тот же недешевый «Маяк» или «Комету», чистые кассеты, а также друзей, у которых можно было Битлов записать.

У Ромки имелось и то, и другое, а потому наведаться к нему в гости не мечтал только абсолютно далекий от современной музыки пацан.

Мы с Юркой не были исключением. И вот под звуки «Can’t buy me love» (один из популярнейших в 1960-е г.г. синглов группы The Beatles) Юрка, как был в форме – светлая рубашка, темные брюки (ни джинсов, ни длинных волос) – не удержавшись, вскочил из-за стола и с протяжным воплем кинулся в пляс.

Хотя, каким еще мог быть ученик 60-х? Владельцам джинсов практически нельзя было просочиться в школу в идеологически вредных штанах из денима, поскольку Святая Любаня за полчаса до начала занятий уже занимала свой пост в школьных дверях. Парней, приходивших в джинсах, которые спикули пихали по 120—130 рублей – The Beatles forever! – она отправляла домой переодеваться. Парней, заявлявшихся с длинными – The Beatles forever! – волосами, она отправляла в ближайшую парикмахерскую.

УРАВНЕНИЕ С ТРЕМЯ НЕИЗВЕСТНЫМИ

или

БЕЙ, РЕБЯТА ПРОГРАММИСТОВ!

На большой перемене за столиком в школьном буфете, вкушая бутерброды (весь буфетный фаст-фуд стоил 10—15 копеек), «шатальщики» обсуждали нешуточную проблему.

– Не-а, контрошку нам самим не написать, – вздохнул Кямал (обладатель самой большой в классе дудушки и густейшей иссиня-черной шевелюры, от которой отскакивала даже металлическая расческа) и надкусил вкуснейшую сардельку, отозвавшуюся фонтанчиком сока, намочившего его рубашку.

Он достал из кармана красивый и дорогой китайский (в то время китайские товары отличались завидным качеством) платок, промокнул и продолжил: -Надо какие-то варианты придумать.

– Робик и Игнат в математике шарят, – со значением произнес Рамиз, хмуря лоб и пытаясь пригладить непослушные вихры.

– Э-э-э… Это – не вариант!.. Робик и Игнат сидят по одному варианту. Тебе что? Сидишь один. Сел за ними и списал. А со вторым вариантом что делать? Э, алгебра алгебраическая! Мян олюм («Клянусь!»), кто ее придумал?! Зачем мне математика? Я что, математиком буду?

– Пригодится в любом случае, – улыбнулся Рамиз. —Деньги считать. Бир манат, он манат, алли манат, юз … (Один рубль, десять рублей, пятьдесят рублей, сто …)

– Озюмюлюм, кутар! («Кончай, прошу!»). Юз манат! Деньги считать я и так умею, – не согласился Кямал и назидательно, словно слова из пионерского Устава, произнес: -Видишь деньги, братишка, не теряй времени!

Отец Кямала руководил не последним в городе предприятием и, наверняка, имел виды на светлое будущее сына, собираясь его пристроить на тепленькое местечко, что давало наследнику повод особо не заморачиваться по поводу всякой математики и прочей ерунды. Но вот за плохие оценки отец мог влепить шалла (оплеуху), тогда как за четверки и пятерки папа-директор выдавал сыну пятирублевую премию.

– Можно так. Робику и Юре сказать, чтобы они пересели на разные варианты. Если сяду за ними, Эмма просечет, – покачал головой Рамиз.

– Сян олюм, нашел вариант! – возмутился Кямал. —Эмма – тетка хитрая, сразу просечет.

– А зачем им пересаживаться? – с просветленным видом сказал я, отставив в сторону надкусанный бутерброд с докторской колбасой. —Есть другой вариант!

– Какой? – в один голос вопросили Рамиз с Кямалом.

– Все просто. Юрка пишет алгебру на «четверку», Робка – на «пять»…

– Да, Игнат хуже шарит, чем Робик, – согласился Рамиз.

– А значит, нужно договориться с ребятами и все будет хоккей!

– В смысле? – не понял Кямал. —Мян олюм, кутар! Ребята – нормальные пацаны, это тебе не 6-й «а», списать всегда дадут…

– Да нет, я не об этом. Зырь, я сижу с Робиком. Списываю у него и отдаю Юрке. А он, не теряя времени, решает контрошку по нашему варианту и отдает нам. Ему же «пятерка» лишняя не помешает?

– Не голова, а Дом советов, да! Витёк, молодчик! – одобрил Рамиз, доедая бутерброд с любительской колбасой. -Только надо с пацанами договориться.

Взглянув на большие электрические часы на буфетной стене, он добавил: -Пять минут еще есть. Пошли! Догрызайте бутерброды!