Междумирье. Врата Междумирья. Книга первая

– Ладно, я позвоню, – сказала Евгения Александровна, воспитатель Севы. Но она вспомнила, что их предупреждали об ответственности за выдачу информации, которая может навредить ребёнку. Но это же мать! Но, кажется, именно к матери Департамент имеет какие-то претензии… Нет, мать это мать!

Евгения Александровна набрала номер Елены Лебедевой.

– Елена Викторовна, это из детского сада, Евгения Александровна, воспитатель. Елена Викторовна, ваших детей только что забрал Департамент соцзащиты.

Детей везли в Дубовскую городскую больницу, для обследования в инфекционном отделении. Так положено, для размещения в детском доме, куда их собирались определить до решения суда. Когда машина полиции остановилась возле хорошо всем знакомого здания горбольницы, дети заволновались.

– У меня ничего не болит! – испугано сказала Людмилка.

– Ничего, деточка, – сказала одна из социалок, – просто посмотрят ваши животики. Если ничего не болит, то и хорошо.

Их отвели на второй этаж, в дальнее крыло, где была инфекционка. Двери этого отделения охранялись охранником. Детей передали врачам, и социалки вернулись назад. Ещё по пути к машине одна другой сказала:

– Ты обратила внимание на девочку? Если её внешность от матери, то я представляю себе её мать – женщины с такой внешностью от мужиков отбоя не имеют, и она, точно, ведёт бурную жизнь. Куда уж тут до детей!

Елена примчалась с работы в детский сад сразу после звонка воспитательницы.

– Умоляю, – просила её Евгения Александровна, – не говорите заведующей, что это я вас вызвала! Скажите, что вам понадобилось забрать детей среди дня, и вы сами пришли!

Заведующая уже была готова к разговору. Ей надо было только спровадить мать из детсада в Департамент, и всё, они умывают руки. Конечно, она догадалась, что Елену кто-то вызвал, но пока не стала разбираться с этим. Она спокойно объяснила Елене, что с детьми всё в порядке, а в Департаменте ей всё объяснят и скажут, что делать, поэтому им, администрации детсада, ничего больше и не сообщали.

– Но зачем их могли забрать? – удивилась Елена.

– Ваш мальчик пожаловался, что он промок во время прогулки.

– Что? Пожаловался? Да он был в восторге! Это я могла бы пожаловаться, если бы о них сразу не позаботились. И позаботились хорошо! Да и кому какое дело? И что, это причина, по которой их забрали?

– Да.

– Но зачем? Куда?

– Я ничего не знаю, Елена Викторовна. Отделение Департамента находится в Горадминистрации.

Елена приехала в Горадминистрацию. Меньше всего она ожидала, что в Департаменте соцзащиты её сразу не примут. Там же оказались только какие-то ничего незнающие клерки. Они сказали, что Елене надо ждать явления волонтёров или других уполномоченных служащих Департамента. Кем-чем уполномоченных? Почему ждать? Они забрали её детей, а она мать, и вот она пришла – чего ждать? Это они должны её ждать!

Наконец, спустя час, появился такой социальный работник – женщина предпенсионного возраста, на лице которой из косметики была только помада, но в таком количестве и качестве, словно она заменяла и собрала в себе весь тот макияж, что отсутствовал на лице.

– Вы мать Лебедевых? – спросила она, – Начальник отделения будет позже, может быть завтра. Но я вам объясню. Поступила информация, непосредственно от ваших детей, что вы оставляете их без присмотра.

– Я уже знаю, – возмущённо сказала Елена, – мой сын рассказал про прогулку в лес на выходных! С чего вы взяли, что они были без присмотра? Они же не сами пошли в лес, а с моей сестрой и нашим другом!

– По-нашему это называется: без присмотра, – ответила социалка, – Каков уровень ответственности вашей сестры, неизвестно.

– Она вполне ответственная и опытная в обращении с детьми девушка, – ответила Елена, – Я ей вполне доверяю!

– Это вы доверяете, а дети попали под дождь!

– Да тысячи детей регулярно попадают под дождь, лазят по лужам!

– Вы это приветствуете?

– Нет, конечно, но дети есть дети.

– Да, дети есть дети, но присутствие взрослых должно оберегать их от таких ситуаций, которые вредны для их здоровья. А в вашем случае присутствие взрослых привело их под дождь. Мы обязаны, по закону обязаны, реагировать на подобные случаи.

– Первый раз слышу о таких законах. Повторяю ещё раз: да, дети попали под дождь, но о них позаботились и привели в порядок. И с ними всё в порядке.

– Вот это сейчас и выясняют наши социальные работники. Если всё в порядке, то дальше суд оценит вашу родительскую состоятельность, и отдаст детей вам.

– Что!? – Елена даже поперхнулась, – Суд!? Причём здесь суд? Я же требую своих собственных детей! Я что, не получу своих детей?

– Извините, но отдать детей из учреждений службы соцзащиты можно только по решению суда. Никто не имеет права их вам отдать из спецучреждений без решения суда, если уж они сюда попали. Ведь их же не просто так забрали.

– Простите, их забрали у меня по решению суда? – её голос начал дрожать.

– Ещё нет. Но предварительно забрать их могут по сигналу в любом случае.

– По какому сигналу?

– О нарушении прав ребёнка или его безопасности.

– Что за бред? Откуда такие законы?

– Они приняты у нас недавно, но и не вчера, могли бы и знать. Во всей Европе действуют законы о преимущественном праве ребёнка на абсолютно любую защиту.

– О, Господи! А мне-то что делать?

– Теперь уже ждать решения суда.

– А где же дети? С кем они? Кто их кормить будет?

– За это не беспокойтесь. Накормлены и ухожены они будут хорошо. Ведь теперь ими занята служба соцзащиты, волонтёры которой занимаются детьми круглосуточно, в отличие от родителей, которые большей частью отсутствуют, на работе, например, и прочие другие причины бывают. Ведь так, гражданка?

– Я не увижу своих детей? – спросила Елена, с дрожью в голосе.

– Нет, – ответила социалка, – Пока нет.

– Они же маленькие, они же плакать будут! – и Елена зарыдала сама, – Я должна с ними встретиться!

– Успокойтесь, с ними опытные психологи, они всё детям объяснят и успокоят.

– Вы не имели права их забирать без меня! – закричала Елена, – Вы должны были прийти и разбираться со мной! Я бы всё объяснила, если так уже нужно, и всё бы стало понятно, а не хватать детей!

– Мы действовали по инструкции, – мягко ответила социалка, – Поступил сигнал – мы обязаны немедленно отреагировать.

Тем временем за спиной Елены уже появился полицейский, из охраны Горадминистрации.

– Гражданка, – сказал он, – Покиньте помещение. Вы начинаете себя вести неадекватно, а это не в вашу пользу.

– Сотрудники не знали, что это родитель ребёнка, – виновато сказала социалка полицейскому, – поэтому пропустили.

Потрясённая Елена даже не осознала, как её вывели на улицу.

К окошку аптечной стойки подошёл молодой парень, и, очень низко склонившись, почти засунул туда лицо.

– Девушка, – робко позвал он, – простите, у вас есть, э… успокоительные средства? Мне все, какие есть! Я, понимаете ли, того… взволнован очень. Как увижу, так и волнуюсь…

Василиса засмеялась и так же низко наклонилась к окошку, и приблизила к нему лицо.

– Молодой человек, – сказала она успокоительно, – не переживайте. Я сама об этом позабочусь.

И она, нырнув головой в окошко, звонко поцеловала Руслана.

– Сейчас, Русь, меня сменит Валентин Петрович, и мы пойдём.

Они вышли из аптеки и, не спеша, пошли по городу, обняв друг друга за плечи.

В окнах квартиры Василисы горел свет. Неужели дети ещё не спят? Наверное, Елена сделала им какую-то поблажку.

Когда они вошли и увидели Елену со следами слёз на глазах, сидящую в прихожей на пуфике, с телефонной трубкой в руке, то сразу поняли: что-то случилось. Елена заплакала, увидев их, и Василиса бросилась к сестре.

Елена выпила принесённый ей стакан, и всё рассказала. Уже несколько раз она звонила в прокуратуру. Там сказали, что займутся вопросом на следующий день. Она звонила в Гороно, детей ведь забрали из их учреждения – из детсада. Там ответили, что на органы соцзащиты они не влияют. Куда ещё звонить, и в такое время?

Руслан и Василиса были поражены случившимся: неужели их прогулка в лес могла привести к таким последствиям!?

Руслан опомнился первый.

– Так, девочки, сейчас мы ни до кого не дозвонимся – нас все отфутболят спать, – сказал он, – Займёмся, не теряя времени, тем, чем можем. Неси ноутбук, Лена, сейчас пороемся в законах, и всё выясним. Просто мы многое не знаем, и в этом сейчас наш минус.

Елена включила ноутбук, а Василиса свой планшет. Они начали выискивать в Интернете, в бушующем море законодательства, интересующие их законы. К полуночи нарисовалась некая связная картина. Раньше детей изымали у родителей социально опасных – у алкоголиков, наркоманов, сектантов и ведущих безобразный образ жизни. А сейчас детей могут забирать по причине физического или морального наказания ребёнка (насилие над личностью называется), недостаточно высокого уровня жизни в семье, недостаточного количества внимания к ребёнку, или же просто по подозрению во всём вышеперечисленном. Они нашли множество комментариев людей, которые сталкивались с этим, и узнали, что детей из нормальных семей сейчас забирают тысячами. Беда в том, что именно эти дети будут очень востребованы на усыновление, и тогда произойдёт необратимое – ребёнка вполне могут увезти и за границу. Дети пьяниц и наркоманом не вызовут интерес усыновителей, а дети, взятые из благополучной семьи – вполне. Отсюда следует, что надо как можно скорее установить контакт с Севой и Людмилкой. Место положения отобранных детей – святая тайна «ювенальной юстиции». Знающие люди писали, что детей сразу отправляют на обследование в больницу, а уже потом в места содержания, которые тоже утаиваются от родителей. Прошло ещё немного времени, значит, Сева и Людмилка вполне могут быть в больнице.

Они выгнали из гаража Ниву, Руслан сел за руль, и они поехали в единственную в городе больницу. Там они сразу направились в отдельное детское подразделение, но там им сказали, что указанные дети не поступали. Однако, объяснили им, дети могут поступать не обязательно в детское, но и в другие специализированные подразделения – ожоговое, инфекционное и травматологию – это всё в общей больнице.

Ожоговое отделение и травматология отпадают, дети не пострадавшие, остаётся только инфекционное. Дежурный сказал, что в инфекционное отделение поступало несколько детей, но у него на столе на них нет данных. Эти данные не всегда оставляют. Если исходить из того, что они узнали об образе действий соцзащиты, то это похоже на сокрытие детей. Наверняка, они! Так же дежурный сказал, что в инфекционное они не попадут ни под каким предлогом. Запрещено!

– Сидите в машине! – сказал Руслан сёстрам, когда они вышли из больницы, – Я сейчас обойду вокруг корпуса и посмотрю их ходы-выходы.

Он нашёл открытым задний подъезд и прошёл в коридор второго этажа дальнего корпуса другим путём, минуя дежурного. Всё благодаря тому, что он предварительно изучил план-схему больницы на первом этаже. Он сразу увидел, в конце коридора, у дверей инфекционного отделения, бодрствующего на стуле охранника. Это был единственный проход в инфекционку. Есть ещё только лифт. Его двери он видел на первом этаже, и там, кажется, тоже охранник или дежурный медработник. Он решил спуститься и посмотреть ещё раз. Да, у лифта на первом этаже человек в белом халате. Доктор какой-то. Что же делать? Он опять поднялся выше и услышал с третьего этажа какие-то голоса. Голоса были тихие, мужской и женский, и иногда они обрывались тихим смехом. Руслан поднялся по лестничному пролёту выше и увидел в боковом коридоре аварийного выхода две фигуры. Это была молодая медсестра в белом халате, и парень в уличной одежде. Они обнимались и шептались. Руслан ещё немного постоял, слушая пошлости, которыми парень смешил медсестру, и вскоре сообразил, что можно сделать.

Он стал подниматься, уже не особо скрываясь, и застал милующуюся пару, что называется, врасплох. Они оба, враз, замерли.

– Ой, извините, – сказал Руслан, – Девушка, вы здесь работаете, да?

– Да, здесь, – испугано охнула медсестричка.

– Понимаете… Мне надо попасть в инфекционное, – и он изобразил на лице извинительную полуулыбку.

– Что вы, не положено! – ответила медсестра.

– Да мне, вот, к вашей там медсестричке надо… – и Руслан скромно потупился, глядя в пол.

– Это к какой-же? – живо заинтересовалась девушка.

– Извините… Можно, я без подробностей?

– А-а-а! – и медсестра растянулась в полнозубой улыбке, – Я, кажется, дога-а-адываюсь! Ну-ну!

«Вот повезло, – подумал Руслан, – Угадал!»

– Ну, так как… к медсестричке попасть можно?

– Так, а кого позвать? А ну, да, секрет. Ну, что ж… Проведу! А назад пусть сама выводит. И меня не палить! Дима, подожди тут.

Парень хмыкнул и присел на подоконник.

– Пошли, – сказала медсестра и повела Руслана в ординаторскую.

– Снимай обувь и одевай вот это, – сказала она, и дала ему мягкие коричневые тапочки для персонала, – это обязательно! Кроссовки здесь оставь. Теперь одевай халат, и застёгивайся, как положено, а не как посетитель. На, вот, папку возьми, типа ты умный и можешь лечить. Это тебе всё на выход потребуется – ну, типа, доктор уходит, чао! Хотя, какой из тебя доктор на вид! Скажешь, студент-практикант. Интерн! Во! Засиделся! А я проведу тебя за спиной охранника. Попробую. Готов? Идём!

Они вышли, и она завела его в проход к уборной.

– Как охранник за мной пройдёт, проскакивай в отделение, понял?

– Ага.

– Как зовут-то?

– Василий. Вася.

– Ну, удачи, Вася.

Медсестра ушла, и Руслан вскоре услышал:

– …помогите, пожалуйста! Фрамуга эта тяжеленая в ординаторской опять отпала, а я её не подниму, что бы закрыть. Сквозняк же будет страшный опять. Когда нам окна поменяют, а? В онкологии, вот, уже поменяли…

Через десять секунд мимо быстро прошли медсестра и охранник. Руслан осторожно выглянул, и увидел, как они скрылись в ординаторской. Он сразу выбежал и мягко промчался до дверей инфекционки. Тапочки делали его безшумным. Дверь открылась легко. Он проскочил внутрь и аккуратно закрыл дверь за собой.

Вдаль уходил тёмный коридор. В конце виден свет из-под последних дверей. Руслан быстро прошёл туда, узнать, что там. Он услышал звук работающего телевизора. Понятно, дежурка какая-то. Это хорошо, что они телевизор смотрят. Теперь надо тихо обследовать палаты. Если что – он доктор. Палат по шесть с каждой стороны коридора. Он открыл дверь первой, от дежурки, палаты. Там темно, стоит четыре койки. Он вошёл и остановился посредине. Глаза привыкли к полумраку. На кроватях лежат взрослые, это сразу видно. Он быстро ушёл. Теперь палата напротив. Там две койки пустые, а на двух лежат взрослые. Третья палата – на койке лежит ребёнок! И двое взрослых на других койках. Руслан склонился над ребёнком. Это мальчик, совершенно незнакомый мальчик. В четвёртой опять взрослые. Пятая по счёту палата. Сначала Руслану показалось, что она пустая, но потом он понял, что одна койка занята, потому что рядом стоят большие мягкие игрушки. Он подошёл и увидел девочку. Людмилка!

– Людмилка, Людмилка! – зашептал он.

Девочка вздрогнула и медленно поднялась. На ней была больничная пижама.

– Людмилка, тихо, это я, Руслан!

И Людмилка, вдруг, обхватила его за шею и прижалась.

– Мы уже идём домой! – чуть не крикнула она.

– Тихо, тихо! Где Сева, Людмилка?

– Он в другой палате, нам вместе не разрешают.

– В какой?

– Я покажу.

Севу они нашли в предпоследней, от входа, палате. И здесь он был не один, рядом спал другой мальчик, приблизительно его возраста. Сева тоже очень обрадовался, увидев и Руслана и Людмилку.

– Мы не сможем пойти домой, – тихо сказал им Руслан, собрав их в тесный круг, – Вас охраняют, я с вами выйти не смогу. Но теперь мы знаем, где вы! Никому не проболтайтесь, что мы вас нашли – иначе вас так спрячут, что мы долго искать будем. Но мы вас всегда найдём! Что с вами было?

Сева рассказал, что у них взяли анализы, и забрали всю одежду. Их с Людмилкой держат порознь, сказали, что будут разрешать им видеться, если они не будут сами бегать друг к другу, а иначе вообще будут держать в разных местах. А этот мальчик рядом – бомж с улицы. Руслан был поражён: к родной сестре подойти нельзя, а рядом с бомжом жить можно!

– Как кормят? – спросил Руслан.

– Много и невкусно, – ответил Сева, – Вот он всё съедает, – и Сева показал на спящего мальчика.

– Руслан, а когда можно будет домой? – с надеждой спросила Людмилка.

– Скоро. Только, самое главное, ведите себя спокойно, чтобы вас не разлучили.

– А мама придёт?

– Когда-нибудь и мама придёт. Сюда так просто нельзя, это же больница. А теперь давайте по палатам, мне надолго задерживаться нельзя.

Севу Руслан оставил на прежнем месте, а Людмилку повёл в её палату. Он уложил её в кровать, и тут услышал шаги в коридоре. Он быстро подбежал к двери и стал возле неё – дверь открывалась внутрь и могла прикрыть его. Он успел вовремя. Дверь открылась, и кто-то заглянул в палату, не заходя в неё. Людмилка лежала тихо, как мышь. Руслан услышал шаги прямо рядом с собой и увидел толстую женскую фигуру в белом халате, которая прошла к Людмилкиной кровати и склонилась над ней. Как они вовремя вернулись! Но сейчас она повернётся назад и увидит его возле двери! Он осторожно взял дверную ручку и медленно прикрыл себя дверью.

– Эй, – услышал он, и обмер.

Увидела!

– Эй, девочка. В туалет хочешь?

Он услышал отрицательное мычание Людмилки.

– Нет, давай, вставай! В туалет сходить надо. И спи потом себе дальше.

Он услышал, как санитарка и Людмилка вышли. Прошло несколько минут, и он снова услышал шаги. Дверь приоткрылась, и в палату проскользнула одна Людмилка. Он услышал, как санитарка что-то буркнула и дверь закрылась. Людмилка прошла к своей кровати и оглянулась на Руслана. Он сделал ей знак молчать и спать. Она легла в кровать.

Ещё минут десять Руслан слышал хождения санитарки по коридору, от палаты к палате, а потом наступила тишина. Он осторожно выглянул из палаты. В коридоре никого не было, и только из-под дверей дежурки светился голубоватый свет и бубнил телевизор. Самое время уходить.

Он быстро вышел из палаты и мягко пробежал к выходу. Здесь он остановился, сунул папку под мышку, сделал вдох-выдох и решительно открыл дверь. Охранник сидел на стуле, уставившись в телефон, но он тут же бодро поднял голову. Руслан, не особо торопясь, вышел, и, закрывая дверь, кивнул охраннику, устало проговорив:

– Добрый вечер…

– Добрый… – ответил охранник, глядя на него.

Руслан деловито переложил папку из одной руки в другую, и не спеша двинулся по коридору.

– Засиделся…

За спиной тишина. Охранник недолго смотрел ему вслед, а потом снова занялся своим телефоном.

Руслан добрался до ординаторской и никого там не застал. Он снял с себя больничное и надел всё своё. Папку он положил на стол и сунул в неё пятьдесят рублей. Потом он спустился вниз. Медсестра, которая провела его, в тёмном углу лестничной клетки целовалась с Димой, и они его не заметили. Руслан благополучно вышел из больницы.

Елена и Василиса ждали его в машине. Он рассказал им, как нашёл детей, и в каком положении они находятся. Было решено завтра с утра дежурить у больницы, чтобы отследить перемещение Севы и Людмилки

Норвежца из Барневарн звали Бьёрк. Он уже нашёл усыновителей для детей Лебедевых в Швеции. Его не волновало, что суд ещё не состоялся; из опыта работы Барневарн он знал, что можно доказать преступную нерадивость любых родителей.

В больнице уже оформили документы, удостоверяющие хорошее состояние здоровья детей, и детей перевезли в Дубовский детский дом. Руслан и Василиса на Ниве проследили за микроавтобусом, в котором их увезли Бьёрк и два соцработника.

Елена в это время была в Прокуратуре. Там она написала заявление о пропаже и похищении детей, и обвинила в этом воспитателей и заведующую детским садом. Заявление было принято.

Василиса позвонила Елене и сообщила, что дети в детском доме. Елена решила немедленно ехать туда. Её привезли на Ниве, и она сразу направилась к директору детдома.

Директор детского дома Артур Гусич был очень недоволен тем, что господин Бьёрк Инвик берётся распоряжаться воспитанниками, словно директор он. Но Гусичу от вышестоящего начальства было спущено распоряжение «перенимать опыт», и Бьёрк, по определению, был опытнее, и его предложения – это решения. Гусича смущало, что он именно «перенимает опыт», а не сотрудничает. Вот его коллега из Макаровского детдома, директор Л. А. Зуева, сотрудничает с международными попечителями детей, а не перенимает опыт, поэтому имеет некие премиальные проценты за каждого устроенного сироту. Гусич, конечно, тоже когда-то «дорастёт» до этого, но сначала надо, неизвестно как долго, «перенимать опыт». А пока он будет «перенимать», этот Бьёрк успеет, исключительно от своего имени, пристроить за бугром несколько детишек. Вот сейчас в детдом поступила парочка здоровеньких ребят с благополучными документами, и их уже готовы забрать. Это Бьёрк их привёз, он и отправит. А Гусич тут чисто технический функционер, который их здесь содержит и приводит в чувство (дети только из семьи).

Что? Кто там пришёл? Мать этих Лебедевых? Ничего себе! Как она здесь оказалась!?

Гусич был вынужден разрешить, и в его кабинет вошла молодая женщина. Директор уже был нервно напряжён и готов был принимать скандал, но, увидев вошедшую женщину, он не смог не заметить, как она красива. Такое Артур Гусич подмечал всегда, при любых обстоятельствах. Перед его глазами пролистались лица и личики всех воспитательниц и учительниц, которые работали в детдоме, и он нашёл, что вошедшая дама намного превосходит их всех по привлекательности. Чёрт, и вот с ним-то она любезничать и не собирается!

– Здравствуйте! Я Елена Лебедева! – поспешно представилась женщина, – В вашем детском доме мои дети – Всеволод и Людмила!

– Здравствуйте… С чего вы это взяли? – растеряно ответил директор, – Да, кстати, Артур… Гусич.

– Я знаю, что их перевезли сюда!

– Кто вам мог такое сказать? Присаживайтесь.

Елена понимала, что нельзя выдавать свои источники информации.

– Работники соцслужбы рассказали! – не моргнув глазом ответила она.

– Они не могли рассказать!

– Но я же здесь!

Пусть теперь этим работникам дадут чертей! Может быть, уволят – они того заслуживают, детокрады!

Гусич озадачено замолчал. Очень неприятно пререкаться с такой красивой женщиной.

– Ну, ладно, а что вы хотите, э, госпожа Лебедева?

– Я хочу увидеть своих детей.

– Это невозможно. Вы не имеете права контактировать с ними, без дозволения органов опеки.

– Как это? Я мать!

– Гм. Ваша роль матери может давать вам преимущество при определённых условиях, но вы сами, своими действиями, усугубляете своё положение, и ваша роль матери, в данном случае, становится именно вашим минусом.

– Не поняла?

Так, словесная казуистика начинает действовать. И Гусич продолжил:

– Да вы присядьте, Елена. Понимаете, ребёнок ценен для общества. А вы думаете, что только для вас. Вы – биологическая мать, только и всего. Вы получили право владеть ребёнком, по сути, просто так, природа такая. А вот общество получило это право своим трудом и заботой. Таким образом, общество, через спецорганы, действующие от имени общества, имеет преимущественное право на определение судьбы ребёнка. Ваше право матери общество не отрицает, но не ставит выше права общества, и если вы биологическая мать, то вам придётся просто показать обществу, что вы правильно обращаетесь с детьми этого общества, и всё – живите себе вместе.

Елена перевела дух и села на стул.

– И когда это произойдёт? – спросила она.

– Хм, дело в том, что вы сами уже усугубили своё положение, как я уже сказал. Вы появились здесь. Вас не вызывали. И вам не сообщали о местоположении детей, и это запрещено делать. Но вы узнали, где они. Знаете, как это называется? Преследование. Вы их преследуете.

– Что!?

– Суд именно так расценит ваши действия – если узнает о вашем визите. Я обязан сообщить об этом. Я буду привлечён к ответственности, если не сообщу об этом.

У Елены всё затряслось внутри. В груди начал сжиматься комок, готовый вырваться рыданием. Гусич догадывался об этом.

– Елена, – сказал он доверительно, – давайте встретимся за пределами этого кабинета, и обсудим, как мне безопасно НЕ доложить о вашем визите. Мы поговорим и обсудим, что мы с вами будем говорить, когда меня будут допрашивать на этот счёт, чтобы наши показания потом совпадали. И тогда я уверено промолчу о вас. Повторяю, ваше появление здесь будет расцениваться, как некий экстремизм, а это совсем не в вашу пользу, и лучше, чтобы об этом не знали. Но вас здесь уже видели сотрудники. И теперь нам надо придумать согласованное объяснение.