От перемены мест… меняется. Из жизни эмигрантов

– А он не один едет? – бросил на родственницу колкий взгляд Эдуард.

– Нет, ещё какая-то женщина, инженер…

– Опасное дело, – лукаво сложил губы Эдуард. – Шучу, конечно. А вообще, что бы тебе не отправиться с ним? Да просто чтобы мхом не зарасти. Любая поездка – это какое-то разнообразие.

– Да съездили мы один раз, в Париж. Давно, когда ещё не так дорого было, – апатично и в то же время жалостливо передёрнула плечом Зося.

– Ну вот видишь, – сказал Эдуард, – приобщились к мировым культурным ценностям. Это же мечта – в Лувре побывать. Джоконда, Венера Милосская…

Зося брезгливо махнула рукой:

– Да ну! К Джоконде близко и подойти не смогли – толпа всё время, а Венера эта Милосская – смотреть не на что, обшарпанная какая-то и вообще без головы.

Супруги недоумённо переглянулись. Родственница же при этом насторожилась, а Эдуард, в упор посмотрев на неё, тихо и с расстановкой проговорил:

– С головой у Венеры Милосской всё в порядке! На месте она. С руками вот беда. Их у неё нет.

– А я что сказала? – деланно удивилась Зося.

По губам Майи скользнула лёгкая ухмылка, а Эдуард, сделав вид, что не заметил этой Зосиной хитрости, с преувеличенной деловитостью, будто ему в голову вдруг пришло что-то очень конструктивное, посоветовал:

– Ну так вы с Люсиком здесь куда-нибудь отправились бы. У нас же уйма интересных мест.

– Да уж, прав, надо бы, – вздохнула Зося. – Мы же с ним никуда не ходим. У него постоянно сверхурочные. Приходит поздно. Хочет подзаработать.

У Эдуарда промелькнуло в голове: «Знала бы ты, какие это сверхурочные», но он ободрительно кивнул Зосе:

– Ну, подзарабатывает же, вот и воспользуйся случаем, отправляйся с мужем.

– Да как я могу? – занегодовала та. – Смеёшься, что ли? Кто же мне оплатит эту поездку? А так мы себе не можем позволить такую роскошь. В трубу вылететь, что ли?

– Не валяй дурака, – ухмыльнулсь Майя. – Не сидите ведь набобах.

– О чём ты говоришь! – появилось крайнее волнение на лице у Зоей. – Потратились мы, приобрели посудомоечную машину.

– Ну, дело хорошее, – похвалил Эдуард. – Вот теперь сможешь больше отдыхать.

– Да уж, купили по случаю. Большая скидка была, и на двенадцать платежей дали, – жалобно сообщила родственница.

Эдуард как бы позавидовал:

– Повезло тебе!

– А на днях опять трата, – не унималась Зося. – Автомобиль застраховали.

– Ну ничего, как-нибудь справитесь, ведь работаете же, – успокоил её Эдуард.

– Да уж, придётся поджаться, – увлажнились глаза у Зоей.

– Чемодан ещё как назло сломался. У нас же всего один был. Это вы – молодцы, всё предусмотрели. Наверно, были уверены, что хорошо устроитесь, по заграницам ездить будете, да?

Эдуард брезгливо сморщился:

– Да не ищи ты тут никакого расчёта. Всё гораздо проще. Один чемодан мы купили, а второй мне на работе как-то к празднику подарили.

– Царские у вас подарки! – задохнулась Зося. – Мне вон к последнему празднику не ахти что, бутылку вина с коробкой конфет вручили. Завернули как что-то стоящее. Я бумагу сорвала – такое разочарование. На, собака, да не гавкай!

– Скажи спасибо, что такое дают, – рубанула Майя.

– Значит, за работу недоплачивают, – рассерженно посмотрела на неё Зося.

– Лыко да мочало, – раздражённо заглотнула воздух Майя.

– Уши вянут. Скажи лучше, как мама?

– Да неважно, – скукожилась Зося. – Возраст берёт своё.

– А что такое? – поднял бровь Эдуард.

– Голова болит…

– Ну так дай ей болеутоляющее.

– Да уж, придётся…

– Может, ещё скажешь, что денег на лекарство нет? – разозлилась Майя. – Я ведь помню, как твой Люсик как-то выдал, что хорошо быть здоровым и лысым. Мол, тогда не надо тратиться на лечение и на парикмахера.

Зося хмуро сморщила нос:

– Ой, Май, да что это с тобой сегодня? Прямо кипишь вся.

Майя не успела среагировать, потому что родственница вдруг оживилась:

– Ой, Май, какой у вас журнальный столик! Прелесть! Это вы ведь здесь покупали? Я помню – такого в Питере у вас не было. Это очень дорогая вещь, итальянская.

– Ты помнишь всё, что у нас было дома в Питере? – удивлённо подняла брови Майя. – Даже я уже многое подзабыла.

– Конечно, помню, – не осталось и следа от слезливых интонаций у Зоей. – У меня глаз намотанный.

– Феноменально, – опять переглянулись Майя и Эдуард.

– А как не помнить? У вас же много импортного было. И всё красивое! – завистливо качнула головой Зося, пожирая взглядом журнальный столик. – Почём брали?

– Задай вопрос полегче, – пожала плечами Майя.

– Ну как можно не помнить такие вещи? – широко раскрыла глаза неутомимая родственница. – Я вот лично помню всё.

– Ая действительно забыла, – твёрдо и холодно проговорила Майя. – Понравился – и купили. Нет у меня таких способностей, как у тебя. Я вот захожу к кому-нибудь, ничего не запоминаю. Пытай меня потом, как там да что – не скажу.

– А мне мама говорит, что с моей памятью я могла бы выступать в цирке, – победоносно заявила Зося.

Эдуард едко прищурился:

– Ну, тогда ты бы тут у нас точно не устроилась. Или для тебя специально нужно было бы цирк построить.

– Ха, и строить незачем! – ухмыльнулась Зося. – У меня цирк на работе. То перед всеми на задних лапках, как дрессированная собачка. А то сама всех по шерстке глажу, как дрессировщица. А бывает, что и по проволоке хожу. Противно. Но выхода нет. Я себя поедом ела раньше, а сейчас уж перестала.

– Вот и правильно, – серьёзно согласился Эдуард. – Не годится есть изо дня в день одно и то же.

– Ха, прав! – обрадовалась Зося. – Но знаешь, есть себя – отличная диета. Худеется классно.

– Лучше быть толстой! – презрительно ухмыльнулась Майя.

– Лучше-то оно лучше! Но как же себя не есть? Очень я обижена на этого Коварского, – зло раздула ноздри Зося. – Ещё родственник называется! У нас ведь недавно нашу начальницу, заведующую аналитической лабораторией, переманили в конкурирующую фирму. Толковая была баба. Ей там такие блага посулили, что, как её Коварский ни уговаривал, она ушла. Ещё бы. Та фирма – не чета нашей. Так я была уверена, что этот родственничек назначит меня вместо неё. Решила даже не ждать у моря погоды и пошла к нему. Сказала, что горы могу свернуть. Так нет!

Для таких, как Зося, у Эдуарда было короткое определение: мало сомнения и много самомнения. Он едва заметно улыбнулся, вспомнив Пушкинские строчки: «Воды глубокие плавно текут. Люди премудрые тихо живут».

– Так почему же он тебя не хочет назначить на должность? – с деланным сочувствием спросил он Зоею.

– Говорит, что у меня проблема с языком, – разозлилась она. – Естественно. Я не то, что эта Эммка, которая сегодня тоже была у Веры, ну помните эту, жизнерадостную? Мой язык мне нужен, чтобы за зубами его держать, а она его, шлюшка, в ход пускает, как надо.

Эдуард удивился:

– Так что, её заведующей лабораторией ставят?

– Как бы не так! – не было предела Зосиному возмущению. – Нос не дорос! До такого маразума наш Коварский ещё не дожил. Что она из себя представляет? Обычная лаборантка. Толку-то, что у неё диплом инженера! Она как-то раскудахталась, при настроении была, её и понесло, не остановить. И проболталась, что институт заочно заканчивала. За душой-то нет ничего. Вот и избрала правильную тактику – со всеми лапонька, всё с улыбочкой, всем услужить готова. И лесть в ход пускает, где надо. Все её жалеют. Что муж объелся груш, что одна с двумя детьми. А она дело туго знает. Шуры-муры водит с Саймоном, замдиректором нашим. В рот ему глядит. Она за ним как за каменной спиной. Но должности ей не видать как своих ушей! Вот! Не по ней Сенька!

Майя от неожиданности раскрыла рот, а потом, глядя в сторону, тихонько пропела на мотив «У меня есть сердце, а у сердца – песня»:

– У меня есть Сенька, а у Сеньки шапка…

– Вот именно, – согласно кивнула Зося.

Эдуард чуть заметно поморщился:

– Зося, да успокойся ты. Каждый выживает, как может.

– Да я что, против? – брезгливо сощурилась та. – Но пусть эта Эммка сидит тихо. А то такие сцены разыгрывает! Влетит иногда в комнату и трезвонит, что стращает её Саймон, будто дела плохи, денег нет, вот-вот уволит. Так если и стращает, то для виду. И всё поёт, что на работе из последних сил выбивается, а он недоволен, до слёз её доводит. Из сил она выбивается! Тьфу! – негодующе сплюнула Зося. – Это я вон как белка в колесе, целый день на ногах, от прибора к прибору, как заведённая. Ступни гудят, пятки шуршавые стали.

Эдик с Майей оторопели, но Зося так вошла в раж, что и не заметила этого, а продолжала возмущённо живописать особое положение Эммы.

– Бывает, полдня её нет, – желчно шипела она, – с Саймоном своим куда-то там сматывается, а когда возвращается, врёт, что он отправился по делам, а её по дороге завёз в библиотеку, научную статью прочитать.

– Возможно, она действительно читает, – нарочито серьёзно произнёс Эдик.

– Не смеши! – появилась ядовитая гримаса на лице у Зоей. – На русском что ли она их там читает, статьи эти? Учёный, в дерьме мочёный. Вот уж пример, как в эмиграции прожить без знания языка. Никчемность. Пустота. А пристроилась как! И культурную ещё из себя строит! Недавно вон на оперу собралась. На «Дон Карлсон».

– Это тот Карлсон, который с малышом? – желчно скривила губы Майя.

– Я эту оперу не видела, – отмахнулась Зося. – Да какая ей опера? Говорить бы сначала научилась. Вон недавно хвалилась мне: «Купила такие вкусные мармалады!» Мармаледы!

Презрев эти всплески, Эдуард внимательно посмотрел на Зоею:

– Ну, а вторая женщина, что с ней сегодня приходила?

– Динка, что ли?

– Да, Дина. Она производит впечатление серьёзного человека.

– Ой, надоела она мне, – брезгливо поморщилась Зося. – Всё хвалится своими знаниями, всё показывает, что она умнее нас, способнее. Всё к Пете подмазывалась. На всякие заумные темы с ним беседовала. Он ей симпатизировал.

– Что? Что ты имеешь в виду? – оцепенела Майя.

– Да не пугайся ты так, – хихикнула Зося. – Он, царство ему небесное, ничего, кроме своей науки, вокруг не видел. И Верку свою боготворил. У них была гармония в отношениях. За ним ничего порочащего замечено не было. У него с этой Динкой, как говорится, были сугубо профессиональные контакты. А что она больно возомнила-то о себе? Такую же, как и я, работу выполняет. Но форсу много. Нос задирает. Корчит из себя. Взяли по случаю, когда анализов поприбавилось. А так видала бы она это место! Ну, ничего, песенка её спета, сама сегодня сказала, что сокращение скоро будет. Её уже предупредили. Змея! Ой, разволновалась я. Можно, закурю?

– С каких это пор ты куришь? – опешила Майя.

– Да только когда надо успокоиться. Или ночью.

– А ночью зачем?

– Да дурманю себя, когда не спится, – жалостливо объяснила Зося. – От бессонницы ведь, я тебе скажу, один вред. Встанешь ночью, включишь свет – тараканы ползают. Расстроишься.

Зося глубоко и удовлетворённо затянулась, жеманно отставив мизинец в сторону.

– И кого, интересно, начальницей над нами поставят?

– закатила она глаза. – Я уверена, что эта работа мне подходит. Но чем-то я руководству не угодила.

– Тут люди радуются не столько тому, что работа им подходит, сколько тому, что они подходят той работе, которая им подвернулась, – раздражённо сказала Майя.

– Да, конечно, но вот вы-то работаете по специальности, – в очередной раз сделала затяжку Зося. – Эдик – в большой серьёзной компании. Ты – медицинским секретарём.

– Эдика не трогай, – не стерпела Майя. – Он достоин того, что получил. Но я-то по образованию лингвист.

– Так ведь не встаёшь же, как я, каждый день в шесть утра? – скорбно поджала губы Зося.

Майя с сердцем хлопнула рукой по столу:

– Ну что ты всё завидуешь?

– Да, боже упаси, – вздрогнула Зося, – какая зависть! Дай Б-г вам здоровья. Просто за себя обидно.

Майя сердито посмотрела на неё, припомнив наболевшее:

– А мне за Эдика было обидно, когда он в частной шарашке пахал. Сейчас же он оценён по достоинству. И помню я, как ты его отговаривала переходить в эту государственную компанию, когда мы с тобой советовались. А сейчас говоришь, что рада за него.

Зося состроила слезливую мину:

– Да я же просто боялась, что он и у частника место потеряет, и здесь не укоренится…

– А-а-а… – в ядовитой ухмылке дрогнули губы у Майи.

– Всё! Закрыли тему, – решительно поднял руку Эдуард.

– О-кей, – подчинилась призыву Зося. – Как съездили-то?

Эдуард был краток:

– Со стариками повидались, встретились кое с кем из старых знакомых, полюбовались питерскими красотами. А ближе к концу уже тянуло обратно.

– Я не могу судить так категорично, – хмуро прищурилась Майя. – У меня там родители остались.

– Майечка, но это же понятно, – сочувственно заявила Зося. – Но я думаю, вам жалеть не о чем. Устроены. По миру вдоволь наездились.

Майя зло хлопнула себя по ноге:

– Старая песня. Сколько можно толочь воду в ступе? Вам-то кто не даёт ездить?

– Сказала же, нет у нас таких возможностей, – фыркнула Зося.

Майя впилась в неё негодующим взглядом:

– Не дают тебе покоя наши возможности. Там не давали и здесь не дают. Всё думаешь, что лопатой мы гребём.

– Да что ты, Майчик, – испугалась родственница, – я же просто так сказала. Рада я за вас.

– По-моему, ты и за себя можешь порадоваться, – вырвался у Майи «кашелёк», заставивший вздрогнуть Эдуарда.

– Ой, как сказать! – не обратила внимания на подавленное Майей негодование Зося. – До сих пор спрашиваю себя, правильно ли мы сделали, что уехали? Вон там жизнь как налаживается. Не хватило нам терпения пересидеть. И квартира была, и работа. Ради чего сломали привычный образ жизни? Попёрлись. У Люсика моего всё чесалось.

– Что ты всё брюзжишь? – оборвал её Эдуард. – Всё же благополучно. Устроены, квартира хорошая.

– Квартира! – подбоченилась Зося. – Вон я недавно у врача местного была на приёме, на его вилле Я уж о самой вилле молчу. Но район какой! Да его с нашим сравнить нельзя! Коммунизм в отдельно взятой стране. Нам и не снилось!

– Да это же всё глянцевые картинки, – раздражённо бросила Майя.

– Зося, ты меня извини, – поддержал жену Эдуард, – но эти сравнения некорректны. Во-первых, мы же с нуля, можно сказать, начали. И то вон чего добились. А во-вторых, ты не задумывалась, какая масса коренных граждан проживает в таких районах, как наш?

Зося с вызовом уставилась на Эдуарда:

– А в третьих?

– А если хочешь – в-третьих, – удивился он её дерзости, – то чем, скажи, наш район тебя не устраивает? Вполне респектабельный, ухоженный, благополучный.

– Всё познаётся в сравнении, – сумничала Зося.

– Безусловно, – изумлённо поднял на неё глаза Эдуард.

– Но я тебя утешу. Не исключено, что наши дети переберутся в облюбованное тобой место.

– Дай-то Б-г, – совсем глубоко затянулась сигаретой Зося.

– А вообще, всё я понимаю, не дурочка. Но такая тоска иногда одолевает! Душа плачет. Это уж я сегодня этой Динке в пику выдала, что уехала из России, чтобы хорошо и правильно питаться. А ведь что изменилось-то? Еду стараемся покупать, к какой в России привыкли. Всё те же борщи да каши варю. И селёдки с картошкой хочется. Вот ведь всё тут есть! Сладости всякие – глаза разбегаются! А хочется открыть банку сгущёнки и ложкой, ложкой её, как там, в Союзе.

– Сейчас расплачусь, – сделал вид, что лезет в карман за носовым платком, Эдуард.

– Издеваешься? – возмутилась Зося. – А всё равно нет ничего вкуснее, чем намазать масла на ломоть ржаного хлеба и сверху попесочить, как в детстве.

– Так в чём проблема? – поднял брови Эдуард.

– А в том, что никак нам не переделаться, – с вызовом посмотрела на него Зося. – Работаю я фактически в русской компании. Общаемся с русскими. И телевизор – по-русски. И в интернете всё в русские сайты лезем. И на гастролёров наших ходим. И к врачу-экстрасенсу к русскому я обращаюсь. И тоскую всё по уюту своей бывшей квартиры. Вон ковёр на стену повесила, да и вы вон, гляжу, тоже, хоть здесь и не принято. Друзей новых не нашли. И сойтись-то не с кем. Конечно, приглашаем по всяким торжественным случаям, тоже русских, а они нас, и всё в русские же рестораны. Но близости-то той нет. Каждый в своём мирке варится. Люсик у меня таких друзей называет застольными. Ой, чем дальше в лес, как говорится… И каким ветром нас сюда занесло? Пути господни настолько неисповедимы!

– Да уж, – едко усмехнулся Эдуард. – Но не береди душу. Представь, как бы ты рассуждала, если бы вы не уехали? Точила бы Люсика своего: «Смотри, как там Майка с Эдькой преуспели! Он в большом концерне работает, она в поликлинике. Дочь – на медицинском факультете. Квартира! По миру разъезжают. И что мы с тобой, дураки, тут сидим?» Ну скажи, что – я не прав?

– Прав, конечно, – в сердцах с силой затушила в пепельнице докуренную сигарету Зося. – Глуп человек.

– Человек так устроен, что всегда чем-то недоволен, – согласился Эдуард. – Так что успокойся ты наконец и не гневи Б-га. И третий ребёнок у тебя здесь родился, и устроены вы с Люсиком. Живи да радуйся.

– Уяснила? – вызывающе прищурилась Майя в сторону Зоей и опять издала знаменитый свой «кашелёк».

Эдуард понял, что близится гроза, и конфронтацию кузин нужно непременно пресечь. Он раскрыл было рот, но Зося опередила его:

– Май, а всё же, что это ты сегодня не в духе? Колючая такая?

– С дороги. Устала, – резко отчеканила Майя.

– Да ладно, я не обижаюсь, – махнула рукой Зося. – Мы же с тобой всё же родная кровь.

– Ну, если не обижаешься, так я тебе и скажу, что именно близкие нам и не прощают успехов и благополучия. Чужим-то и дела до нас нет, – гневно притопнула Майя.

Эдуард совсем напрягся в предчувствии непредсказуемого развития событий, но тут у Зоей неожиданно зазвонил телефон.

Посмотрев на экран аппарата, она недоумённо сообщила родственникам:

– Эммка, та самая с моей работы, бляха медная. Легка на помине. Что ей нужно? И здесь достала!

Зося включила телефон и умильно произнесла:

– Эммулька? Привет, киска. Что стряслось? Новости? Ну, если хорошие, выкладывай. Что значит, если плохие? Ты уж так не пугай.

Зося какое-то время слушала Эмму, а потом показушно рассмеялась:

– Ой, какая же ты умница, Эммульчик.

Она повернулась к Майе и Эдуарду и умильно прощебетала в микрофон так, чтобы позвонившей было понятно, что предназначается это чириканье тем, кто находится рядом с ней:

– На ходу стишок про новости придумала: «Хорошие – выкладывай, а нет – в штаны накладывай». Да тебе ж, Эммулька, дорога в союз писателей!

Зося с фальшивой улыбкой выслушала реакцию Эммы и вдруг напряглась:

– Что, такие новости, что сесть на всякий случай? Села.

Зося действительно плюхнулась в кресло, и тут лицо её стало вытягиваться.

– Что-о-о-о? – сжала она подлокотник. – Динка? Не может быть! Да ты что? Этого только не хватало! Как снег на голову! Такая срочность, что аж на мобильник позвонил и уже к себе вызвал? Вот дрянь! Сумела влезть в доверие! Теперь поднимет голову! Будет над нами командовать! А ещё пела: сокращение, увольнение! Я уж обрадовалась. А она в гору пошла. Помяни моё слово – жизни не будет. Задолбает этой своей сущностью процессов. Поедом есть будет. Все соки выжмет. Со свету сживёт! Нет, я не понимаю, а что же её в таком случае предупредили об увольнении? На понт нас брала, что ли? Проверить реакцию хотела? Что-о? Для неё для самой был сюрприз? Давно её хотели? A-а, были претенденты со стороны! Такты всё заранее знала? И молчала? Вы все против меня! Да ладно уж! Ладно, не оправдывайся, проехали. Нет, самолёт у Люсика завтра. Вечером. На работу? Конечно, приду. Ладно. Ба-а-а-ай!

Зося отключила мобильник, в сердцах швырнула его на стол и разъярённо затараторила:

– Нет, вы представляете? Не успела с вами поговорить, на тебе! Эту суку Динку ставят начальницей надо мной, а эта потаскушка Эммка, оказывается, знала, от этого Саймона своего, куда ветер дует, и как в рот воды набрала. Я же там, когда вы ушли, маху дала – с этой дрянью, с Динкой, цапнулась. И внутренний голос мне ничего не подсказал! Нет, чтобы пораскинуть умом, пропустить мимо ушей! Влипла в историю! То-то эта шалава, Эммка, перед ней расшаркивалась и мирить нас стала. В душе, небось, потешалась надо мной.

Эдуард попытался унять родственницу:

– Зося, успокойся. В нашем возрасте такие стрессы ни к чему.

– К чему, ни к чему! – вскочила она с кресла. – Так, Зоська, не вешать голову!

Плохо слушающимися её пальцами она набрала номер на телефоне.

– Динулька! – умильно прошелестела она в трубку. – Поздравляю тебя. Я так рада! Ну вот видишь, правда всегда торжествует. Хорошего специалиста ценят. А что такого я тебе наговорила? Я уж и не помню. Да? Да что ты, я же шутя. Ну конечно! Ах, так ты на работе? Уже дали ключи от кабинета? Дай Б-г тебе здоровья. И сама ничего не таскай. Мы завтра с Эммулькой всё с утречке перенесём. Поняла? Не вздумай надрываться. Здоровье превыше всего. А почему бы и нет? И костьми ляжем. Ну да ладно, ещё раз тебе поздравления самые искренние. Ба-а-а-ай!

Зося выключила телефон, мгновенно стёрла с лица гримасу угодливости и зло гаркнула:

– Вот зараза! Уже и ключи от кабинета получила. Ещё и издевается! «Что, – говорит, – и костьми ляжете?». Сволочь! Где взять силы, чтобы это всё пережить? Так, ладно. Как ни противно, а придётся изображать любовь и дружбу.

Зося трясущимися пальцами выхватила из пачки очередную сигарету, зло закурила и стала нервно вышагивать по комнате. Наконец она снова бросила себя в кресло и, тяжело вздохнув, спросила:

– Ну, где там наш чемоданчик?

– Сейчас принесу, – встал Эдуард.

Он вышел из гостиной и вскоре вынес чемодан.

– Вот, пользуйтесь на здоровье.

– Ой, какой красавец, – вытаращила глаза Зося. – Это тот, что на работе подарили?

– Да.

– Ничего себе подарочек!

– Ну, начинай сначала! – разозлилась Майя.

– Ладно. Не злись. Свои люди. Замолкаю. Убегаю. Счастливо оставаться. Будьте здоровы, – забалабонила Зося. – Ой, чуть не забыла. Олечки дома нет, что ли, ещё?

– Приходила, – желчно скривила губы Майя. – Ушла в университет.

– А что, – сделала хитрые глаза родственница, – у неё с этим Петиным сыном, того?

– Чего того? Мы просто навестили Веру все вместе. Вот и всё, – прочеканила каждое слово Майя.

– Ладно, не хочешь – не говори, – как бы обиделась Зося.

– Моё дело маленькое. А могла бы и сказать сестре. Я не сглажу. Проверено. Ну да Б-г с тобой. Петин сын – классный парень. Золото. Нам Петя про него много рассказывал. И способный, и благородный, и характер чудный. И перспективный – его же уже во всякие там хай-теки на работу приглашают. Так что не упустите. Молодёжь-то сегодня, знаете ведь, какая? Ветер в голове бродит. Это моя вон старшая ни хрена в жизни не понимает. Я уж было удочку закинула, хотела её с этим Маратом свести. Так она на дыбы встала, потому что вскружил ей тут один голову. Никак не могу дурь из неё выбить. Чего только не делала, чтобы его отвадить.

– Зачем же отваживать? – пришёл в недоумение Эдуард.

– Чем он тебя не устраивает? Что, балбес какой-то?

– Да нет, – разочарованно сообщила Зося. – Так-то он паренёк умный, даже чересчур. И самостоятельный. Но неперспективный, голь перекатная. По специальности – медбрат. Это что, профессия? Зарплата – минимум. Я Аллочке говорю, что нечего нищету плодить. А она дерзит, говорит, что сыновья миллионеров все заняты. Я её спрашиваю, как это так, что все заняты? Так она в ответ умничает, что заняты они тем, что ищут дочерей миллионеров. Ну, так где это видано, чтоб такую голову иметь и с младшим медицинским персоналом свою жизнь связать!? А ещё она так ехидно у меня спрашивает: «А что, мама, ты считаешь, что избыток денег у жениха может заменить недостаток ума?»

– Логика безупречная, – одобрил Эдик. – Правильно она мыслит.

– А что правильного-то? – вскипела Зося. – Я ей объяснила, что к чему. Говорю, избыток денег у жениха должен заменить недостаток денег у невесты, а ума, говорю, нам с тобой и своего хватает. Куй, говорю, своё счастье, как мать учит.

– Ужас какой, – вытаращил глаза Эдуард.

– Ужас – это не то, что я ей говорю, а то, как она мне в ответ дерзит, – в сердцах возопила Зося. – Заявляет, что когда счастье куёшь, главное – не переусердствовать, а то, говорит, можно так ударить, что всё и разлетится. Так я ей и ответила, что легко рассуждать пока ты на всём готовом, а как начнёшь с милым своим отдельно от мамы с папой жить да нужду испытывать, так оно и начнёт разлетаться безо всякого усердствования. Схватишься за голову, да поздно будет! Не понимает, что я ей добра желаю.

– Удивляюсь я тебе, – пожал плечами Эдуард. – Ты забыла, как вы с Люсиком жить начинали?