Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Всадников он встретил когда те уже проделали примерно три четверти пути до ворот Сент-Горта.

Взволнованный, вспотевший, весь покрасневший от жары и непривычных физических усилий, Альфонсо сорвал с головы шляпу, низко, до самой лошадиной шеи, поклонился, назвал себя и принялся заверять Её Величество в своей преданности и почитании, а также длинно и путанно извиняться за то что не сумел организовать для неё достойную встречу.

Мария-Анна, сдерживая свою беспокойно переступающую лошадь, внимательно смотрела на маркиза и слушала его молча, не перебивая. Маркизу же становилось всё более и более не по себе под пристальным взглядом этих больших, цвета пасмурного неба глаз. Никогда прежде не видевший королеву, сейчас он не мог не отметить про себя насколько же красива и величественна эта женщина. Даже не будь рядом с ней разодетого в парчу и шелка герольда, грозного Верховного командора с огромным орденом на груди и могучих протикторов, он бы всё равно сию же секунду понял кто она такая. И от её, как ему представлялось ледяного взгляда, сердце его сжималось. В душе звенела тревожная мысль, раз уж слухи о красоте королевы оказались столь правдивы, то и слухи о её грозном, взрывном, скором на расправу характере также могут быть верны.

Но Мария-Анна вовсе не сердилась на маркиза, она глядела на него и думала об узнике, на встречу с которым так спешила. И о том как ему жилось все эти годы и может быть на маркиза она глядела даже с некоторым тревожным любопытством, спрашивая себя как обращался этот человек с её, теперь ставшим таким драгоценным, узником.

Наконец утомившись этими бесконечными заверениями и извинениями, королева махнула рукой.

– Перестаньте, маркиз. Вам не за что извиняться. Вы не могли ничего знать о моём визите и потому не имели времени организовать достойную встречу. Сейчас это всё не важно.

Альфонсо ощутил громадное облегчение. Вытерев лоб платком, он даже позволил себе улыбнуться.

– Воистину, Ваше Величество, с вашей красотой может сравнится лишь ваше великодушие.

Мария-Анна усмехнулась.

– Не всегда, маркиз. Не всегда. Иногда с моей красотой ничего не может сравниться. А теперь соблаговолите отвести меня в ваши владения.

За воротами гостей уже ожидал капитан Бруно в сопровождении двух солдат. Маркиз с благосклонностью отметил про себя, что Бруно надел новенький камзол, который правда с трудом сходился у него на животе, а также новую шляпу и даже расшитую серебром перевязь. Двое его солдат также заслужили благосклонность начальника тюрьмы, они были свежи лицом, хорошо сложены, опрятно одеты и в их глазах не было и тени мутной хмельной пелены. Капитан Бруно и все остальные находившиеся поблизости, видимо тщательно проинструктированные капитаном, низко подобострастно кланялись молодой женщине в пурпурном плаще. И в общем и целом Альфонсо Ле-Сади остался весьма доволен своим смышлёным и расторопным заместителем. И даже снизошел до того, что позволил себе представить его:

– Капитан Бруно, мой заместитель.

Королева, едва заметно, мимоходом кивнула розовощекому капитану и тот был на Седьмом небе от счастья, уверенный что еще и дети его детей будут рассказывать своим детям о том как однажды великая Мария-Анна Вальринг кивнула их деду своей прекрасной головкой.

Спешившись, Альфонсно повёл своих высокопоставленных гостей в единственное помещение, которое, по его мнению, хоть как-то соответствовало их рангу – тот самый зал, где он каждое утро, сидя на драгоценном стуле выслушивал нудные доклады капитана. Этот зал, с расписным потолком, большими окнами, декорированными стенами и мраморным полом, являлся предметом его гордости, и он отчасти надеялся что королева поставит ему в заслугу создание такого помещения. Но Мария-Анна, оказавшись в зале, огляделась по сторонам и с удивлением воззрилась на начальника Сент-Горта.

– Это как же понимать, маркиз?

Альфонсо понял что признание его заслуг откладывается.

– Что именно, Ваше Величество?

– Это. – Мария-Анна обвела зал рукой и указала на возвышение и роскошный резной стул.

– Боюсь, я не совсем…

– Это что же ваш личный тронный зал? И в качестве кого вы, интересно, восседаете на этом помпезном стуле?

К этому времени Альфонсо Ле-Сади вполне освоился в обществе королевы и от того холодящего ужаса, что он испытывал, мчась вниз по дороге навстречу всаднице в пурпурном плаще, почти не осталось и следа. Более того, когда королева спустилась с седла, стало очевидно что она не столь уж высокого роста и довольно изящного, если не сказать хрупкого телосложения. И рослый крупный Альфонсо, будучи выше её почти на голову, получается смотрел на неё свысока. И даже сама цель её неожиданного приезда уже не так сильно беспокоила его. Он посчитал что это связано с какими-то личными делами и его вряд ли как-то может коснуться. По крайней мере совершенно определенно королева не имела намерения снимать его с должности и прибыла сюда явно не для инспектирования дел в тюрьме. И потому к этому моменту Альфонсо чувствовал себя вполне уверенно. И отвечал также.

– Ну что вы, Ваше Величество, какой тронный зал. Сие помещение было выстроено мной исключительно с целью подкрепить авторитет государственной власти. Вашей власти, Ваше Величество. Дабы те несчастные, заблудшие души, погрязшие в пороке и осквернившие себя преступными деяниями, попадая сюда, воочию лицезрели силу, крепость и величие вашего мудрого монаршего правления, чтобы они чувствовали и знали что даже здесь, на этом маленьком затерянном в море островке, они под бдительным оком и грозной опекой вашей святой власти, Ваше Величество.

Мария-Анна посмотрела на маркиза взглядом, который тот счел странным. На какой-то миг он даже ощутил неприятный холодок страха, не хватил ли он лишнего, не подумала ли королева что он в какой-то мере потешается над ней. Но это тут же прошло. Эта прелестная изящная светло-русая женщина с чудесными серыми глазами больше не вызывала в нём страха.

Мария-Анна неспешно приблизилась к "трону".

– Что ж, маркиз, вы наверно желаете занять своё место? – Улыбнулась она.

– Ни в коем случае, Ваше Величество. В вашем обществе вы единственная кому позволительно занять его. – И Альфонсо низко поклонился, выставив вперед больную правую ногу.

– Да будет так.

Мария-Анна поднялась на две ступеньки и села на высокий прямой стул из слоновой кости и красного дерева. Ничуть не изогнув стана и гордо подняв голову.

И всё как будто бы сразу же встало на свои места. Всё стало так как должно было быть. Лейтенант Ольмерик и двое его протикторов заняли место подле королевы, за её спиной. Верховный командор встал по её правую руку. Маркиз, капитан Бруно и несколько солдат остались внизу перед королевой. Теперь этот зал воистину стал тронным.

Мария-Анна долго и внимательно смотрела на начальника тюрьмы и пока она молчала, никто не смел издать ни звука.

Могло показаться что Мария-Анна чем-то недовольна и готовится изречь какие-то резкие слова, но на самом деле она просто никак не могла собраться с духом чтобы отдать приказ привести сюда того, ради кого она проделала весь этот путь. Мысль о том что через несколько мнут она увидит перед собой человека, с которым она так чудовищно обошлась, повергала её в смятение и трепет. Как она взглянет ему в глаза, как он взглянет на неё? Захочет ли он вообще говорить с ней или может просто плюнет ей в лицо и отвернется. Она может быть сколь угодно гордой, великой, неприступной, грозной, величественной, надменной, но не для него. Она может одеть себе на голову корону до неба, бросить к своим ногам страны и моря, поставить на колени целые народы, но это ничего не изменит. Для этого человека она всё равно будет той самой смешливой дерзкой вспыльчивой девчонкой, которой он однажды протянул руку и увел за собой, той самой хитрой, расчетливой, подлой женщиной, которой он однажды открыл сердце и от которой принял яд.

– Я приехала на остров чтобы встретиться с одним из ваших узников, маркиз. Его имя Гуго Либер. Прикажите вашим людям привести его сюда.

Марии-Анне вдруг стало страшно: что если начальник Сент-Горта сейчас объявит ей что этот человек мёртв?! Да, проверяющий, заверял её что "интересующий нас человек" находится во вполне добром здравии и судя по всему в положительном рассудке. Но ведь это было почти полтора года назад. Нет, нет, поспешила она успокоить себя, в тайной инструкции для начальника тюрьмы имелось явное требование незамедлительно послать весть в столицу, "буде вышеозначенная персона почувствует себя на пороге смерти, либо же перейдет этот порог". Начальник не мог проигнорировать этот приказ и значит "интересующий нас человек" по-прежнему жив, сказала она себе. Но увидев как посерело лицо маркиза, её страх вспыхнул с новой силой.

Ледяной пот пронзил Альфонсо Ле-Сади до костей. Но в первую секунду маркиз даже не мог понять чего именно он так испугался. И только затем из черных глубин его души стали подниматься скользкие холодные неприятные мысли о "чаепитиях".

– В чем дело? – С тревогой просила Мария-Анна.

Командор Шон Денсалье, до этой минуты не имевший ни малейшего представления зачем они собственно приехали в Сент-Горт, теперь смотрел на королеву с удивлением. "Что это еще за Гуго Либер?", спрашивал он себя и увидев неподдельную тревогу на лице своей повелительницы, он ощутил что-то неприятное, возможно что-то похожее на ревность.

Альфонсо лихорадочно пытался найти какой-то выход. Но мысль о том что этот загадочный Гуго Либер чем-то интересен для королевы и может при личной встречи рассказать ей о том что с ним здесь делали в течении последних шести лет не давала ему сосредоточиться. Он то дрожал от ужаса, то изумлялся, то сердился, ну какое ей может быть дело до этого несчастного, заросшего, опустившегося доходяги с глупым мешком на голове. А затем его почти одолевала ярость: Гуго Либер мой, он принадлежит мне. Он давно уже стал чем-то вроде домашнего питомца, с которым иногда можно поговорить, а иногда и отхлестать плеткой.

– Простите, Ваше Величество, возможно вы не знаете, но мы в Сент-Горте не используем имена, все узники у нас обозначены номерами и я просто не понимаю о ком идет речь. Позвольте мне пройти в мой кабинет, сверится с реестром и затем исполнить вашу волю.

Королева нетерпеливо махнула рукой, мол, идите, делайте что нужно.

Альфонсно еще не знал что он сделает. Либо как-то убедит этого Гуго держать язык за зубами, либо, со злостью вдруг подумал он, вообще отрежу этот самый язык к чертям собачьим. Либо… Мысль о том чтобы по-быстрому умертвить узника и сообщить королеве что тот скончался, допустим от чахотки, пару месяцев назад показалась Альфонсо самой верной. Встретившись глазами с капитаном Бруно, на лицо которого застыло несколько растерянное выражение, уж он-то прекрасно знал кто такой Гуго Либер, а также и то что его начальник также это знает, маркиз постарался дать понять ему взглядом чтобы он пока что молчал и что самое важное он скажет ему сейчас, когда они останутся наедине.

– Следуй за мной, – бросил он капитану.

Но когда до парадных дверей "тронного" зала оставалось несколько метров, Альфонсо услышал за спиной голос королевы:

– Постойте, маркиз.

Маркиз развернулся, изобразил на лице почтение и приблизился к своей повелительнице.

– Да, Ваше Величество?

– Я вдруг подумала, что это как-то странно, что вы не понимаете о ком, идет речь.

– Почему, Ваше Величество?

– Разве в Сент-Горте у вас так много особых узников?

– Особых?

– Как начальник тюрьмы вы должны были быть уведомлены об особых правилах содержания одного из преступников. Ему запрещено вступать в контакт с кем-бы то ни было, он должен быть помещен в одиночное изолированное от всей тюрьмы помещение. И никто никогда не должен видеть его лица. Вы всё еще не понимаете о ком я говорю?

Маркиз несколько секунд молчал, силясь придумать какой-то выход. Скажи он что не понимает и королеве станет ясно что здесь что-то не так, что он ей лжет и что она предпримет дальше неизвестно, но в любом случае для него это не будет сулить ничего хорошего. Она не отпустит его.

– Теперь понимаю, Ваше Величество. Мой предшественник надлежащим образом передал мне все инструкции касательно содержания этого человека. Узник под номером двадцать девять. – Маркиз поклонился. – Я незамедлительно доставлю его сюда. С вашего разрешения.

И он уже почти развернулся чтобы уйти, но Мария-Анна остановила его.

– Нет, маркиз, останьтесь с нами. Пусть ваш бравый капитан приведет его сюда. – И не дав возможность начальнику тюрьмы что-либо сказать, королева посмотрела на Бруно и громко сказал: – Узник номер двадцать девять, капитан. Я хочу его видеть. Отправляйтесь.

Капитан Бруно, снова окрыленный и взволнованный тем что королева не только лично обратилась к нему, но и назвала его "бравым" незамедлительно бросился исполнять поручение.

Альфонсо Ле-Сади, словно окаменевший смотрел куда-то в пол. Он изо всех сил пытался вообразить, как развернуться дальнейшие события и что его ждет. Но его мысли словно упирались в стену, он не знал что и думать.

– Ваше Величество, – медленно проговорил он, – теперь когда я знаю о ком идёт речь, должен вам сообщить, что этот человек последнее время сильно хворал и даже были такие моменты когда мы опасались за его жизнь.

– Это очень скверно, маркиз, – холодно произнесла королева. – Потому что жизнь этого человека принадлежит мне. Вы сделали всё от вас зависящее чтобы он поправился?

– Конечно, Ваше Величество. Но должен вас предупредить что длительное одиночное заключение и продолжительные хвори как мне кажется в некоторой степени повредили рассудок этого несчастного. Он иногда говорит странные вещи.

Королева едва заметно вздрогнула.

– Какие именно?

Маркиз пожал плечами.

– О том как он невыносимо страдает, о том как мучается его душа и тело, о том что кто-то там приходит к нему в образах палачей и нещадно истязает его.

Мария-Анна побледнела.

– Но ведь с ним запрещено разговаривать.

– Да я знаю, Ваше Величество. Но стражники, которые носят ему пищу и выводят на прогулки не раз говорили мне о его жалобах и я позволил себе несколько раз встретиться с ним и выслушать его. Поймите меня правильно мы опасались за его здоровье и даже жизнь. Ведь инструкции о его содержании как раз и требуют от нас чтобы он пребывал в добром здравии и ничто не угрожало его жизни.

Мария-Анна стиснула руки и посмотрела на графа Ливантийского.

Она хотела сказать ему что возможно понадобиться лекарь, лучший лекарь которого они только могут найти, но подумала о сыне и промолчала. За последнее время она возненавидела всех этих лекарей и целителей.

– Вы всё сделали правильно, маркиз. Сейчас, на данный момент, он в состоянии ходить и говорить?

Альфонсо замешкался и затем нехотя ответил:

– Насколько мне известно, да.

7.

Когда главные двери зала снова распахнулись и в них вошли капитан Бруно и двое солдат, ведущих под руки высокого худого узника в истрепанном линялом тюремном балахоне и с мешком на голове, Мария-Анна едва не задрожала. Теперь отступать некуда. Одиннадцать лет она не видела этого человека. Не только не видела, она хорошо постаралась выкинуть его из своих мыслей, из своего сердца, из памяти, из совести. Зачеркнуть его, стереть, растворить во времени. И вот сейчас он вернется. Настоящий призрак из прошлого.

Все молча наблюдали как солдаты вели, едва передвигающего ноги, узника. Метрах в четырех перед королевой стражники отпустили своего подопечного и тот застыл, неуверенно покачиваясь и переступая. Его голова свесилась на грудь и дырки в мешке глядели куда-то в пол.

Желая выказать своё рвение один из солдат, тот что повыше и пошире в плечах, ударил могучей дланью узника по плечу, принуждая его пасть ниц.

– На колени, каналья! – Рыкнул стражник. – Перед тобой твоя королева!

Мария-Анна едва не вскрикнула. Узник свалился как подкошенный и теперь слабо барахтался на полу, пытаясь кое как устроиться на разбитых больных коленях. Смотрел он по-прежнему куда-то вниз и не издавал ни звука.

Сердце Марии-Анны билось как молот, она смотрела на это жалкое вонючее существо у своих ног и не могла поверить что это тот к кому она так сильно стремилась.

Наконец совладав с собой, она подняла взгляд и произнесла ледяным тоном:

– Все вон!

Окружающие её мужчины с удивлением уставились на неё.

– Ваше Величество…, – начал было граф Денсалье.

– Все вон, – повторила Мария-Анна.

– Но Ваше Величество, – возмутился граф, – это недопустимо чтобы вы оставались наедине с этим негодяем. Бог знает на что он способен.

– Ваша забота очень трогательна, командор Шон. Но в данный момент я в ней не нуждаюсь. Идите!

Из-за её спины выступили могучие протикторы, давая понять что разговор окончен и приказ королевы должен быть исполнен.

Все остальные медленно потянулись к выходу.

– Лейтенант, останьтесь.

Командор Шон обернулся и недобро глянул на застывшего рядом с королевой Ольмерика.

Когда в зале осталось только трое человек, Мария-Анна тяжело вздохнула и произнесла:

– Лейтенант, вы сейчас тоже уйдете. Но прежде снимите эту мерзость с его головы. Однако прошу вас не смотрите на его лицо. Вам это ни к чему.

Ольмерик наклонился над узником и некоторое время повозился, расстегивая застежку на его шеи и освобождая его голову от черной мешковины. Затем, не оглянувшись, он также последовал к выходу.

Мария-Анна почти хотела зажмуриться, но не смела. Она во все глаза глядела на узника. Тот всё так же смотрел вниз и под свалявшимися длинными седыми космами разглядеть его лицо было почти невозможно.

Тощий словно иссохший, босой, косматый, заросший, грязный, болезненно бледный, в отвратительном сером балахоне и каких-то нелепых широких портах, этот человек производил гнетущее впечатление. И Марии-Анне невыносимо остро хотелось как можно скорее поглядеть ему в лицо, в его глаза, чтобы узнать безумен он или нет. Но для этого надо было повелеть ему поднять голову и убрать волосы, а найти в себе силы заговорить с ним она не могла. В голове возникла мысль о том что вся эта поездка была напрасной тратой времени, что зря она послушала старую ведьму из Даргобурского леса, которая наверно также безумна как и этот узник. Но нет, дело было не только в этом. Мария-Анна отчетливо поняла что она просто боится посмотреть в глаза этого человека. Что она там увидит?

Она встала со стула, спустилась вниз и подошла к окну. Прекрасный вид на морские просторы немного успокоил её.

Она повернулась к узнику, сделал пару шагов к нему, собралась с духом и спросила:

– Ты можешь говорить?

"Могу ли я говорить? Наверно могу. Но о чем мне говорить? Всё о том же что и двенадцать лет назад?

Всё о том же.

Я люблю тебя, Мария-Анна – Сероглазая королева сиреневых горных долин, сотканная из сладко-терпких ароматов лаванды и чабреца, лазури альпийского неба и морского южного ветра; беспокойная дочь веселого звездочета, жившего на вершине деревянной колокольни; странная девушка, мечтавшая уметь входить в огонь, ступать по битому стеклу и понимать звериный язык. Искал ли я спасения, искал ли я сокровища, искал ли я волшебные края, искал ли я свой путь к счастью – я всё нашел в тебе, Мария-Анна. И когда ты засыпала в моих объятиях, милая и доверчивая, я был властелином Вселенной, я мог зажигать небесные светила, сокрушать горы, усмирять океаны, управлять планидами и спокойно глядеть в лицо любой бездны. Я был бессмертен и вечен. Ты вышла из весеннего полумрака, прелестная и своевольная, и я посвятил тебе жизнь.

Я помню сладкий вкус твоих вишневых губ, я помню влажный свет твоих бездонных глаз, я помню свежий запах горных трав, вплетенный в водопад твоих волос. Я помню нежное сиянье твоей кожи и как сверкает Солнце на волосках пушка твоих ланит. Я помню заповедные изгибы и хмельные тропы твоей плоти и сумрак трепетный твоих бедер и радостный уют твоих ладоней.

И что мог бы я узнать о жизни, если бы не знал тебя, моя Мария-Анна? Что мог бы я понять о сокровенных тайнах бытия, если бы однажды мои глаза не встретились с твоими? Одна лишь ты открыла мне что всех путей земных предназначенье – искать и находить чудесные сокровища любви. Моя Мария-Анна, я люблю тебя. И все минуты что я провел с тобой – бриллианты в памяти души моей. И если бы я мог прожить еще семнадцать жизней, я каждую из них всю без остатка отдал бы тебе. Я окрылен, я освящен, я вдохновлен твоею несравненной красотою. Любой твой жест, твой взгляд, улыбка, грусть во мне рождают музыку творенья. В твоих глазах, губах, руках, движеньях я вижу откровения Небес. Ты целый новый дивный мир, который открываю каждый день и где иду от счастья пьяный заветною дорогой пилигримов. Моя Мария-Анна, моя королева, для тебя бьется моё сердце и дышит моя грудь. И всё будет как ты пожелаешь. Паду ли я во прах земной, смешавшись с придорожной грязью или воссяду на престол Царя царей, всё это будет для тебя и о тебе. И знаю я что я неуязвим пока в твоих глазах я отражаюсь.

О глупый и наивный разве знал я до тебя что есть любовь такое.

Моя Мария-Анна.

"

Так и не дождавшись ответа, Мария-Анна приблизилась к застывшему в жалкой позе узнику. Она остановилась буквально в метре от него, завороженно разглядывая его убогое одеяние, какие-то странные звездообразные сгустки шрамов на его предплечьях и изуродованные ногти. Она просто отказывалась верить что перед ней тот же самый человек, которого она встретила пятнадцать лет назад чудесным весенним вечером в одной из горных долин, напоенных сладким ароматом лаванды. Тот был статный, сильный, гордый, высоколобый, с красивыми тонкими губами, с большими яркими зелеными глазами, в которые казалось нельзя было насмотреться. И он был старше её всего лишь на семь лет. А это какой-то древний изможденный старик.

– Ты можешь говорить? – Звенящим голосом повторила она.

– Могу, – глухо, куда-то в пол ответил Гуго Либер.

Мария-Анна нервно потерла свой лоб.

– Ты… ты знаешь кто я такая?

Узник едва заметно пожал плечами.

– Королева, – равнодушно ответил он.

Она снова захотела приказать ему посмотреть ей в глаза и снова испугалась. "Проклятая ведьма", с тоской подумала она. Но мысль о больном Роберте и о той безумной надежде что вселила в неё старая Риша, заставила её продолжать.

– Я пришла чтобы увидеться с тобой. Я хочу…, – но не в силах вынести эту недосказанность, она почти вскрикнула: – Господи, ты помнишь меня или нет?!

– Я помню тебя, Мария-Анна, – ответил Гуго Либер и, подняв голову, посмотрел ей в глаза.

Мария-Анна отшатнулась. Это был страшный взгляд. Пустой и тяжелый, и только в самой-самой его глубине пылало пронзительное пламя ярости и горечи. Страшный взгляд из-под свалявшихся косм, словно через щели забора, страшный взгляд поблекших словно подернутых пеленой глаз с пожелтевшей склерой, страшный взгляд с изможденного худого грязного заросшего лица с растрескавшимися бесформенными губами, с какими-то красными пятнами на лбу, с засохшими желтыми выделениями вокруг глаз, с маленькими язвочками в уголках губ. Это было невыносимо. И когда мужчина отвернулся и снова уставился в пол, Мария-Анна почувствовала облегчение. Но в тоже время теперь никаких сомнений не осталось – это тот самый человек, на встречу с которым она так спешила. Человек, который, по его словам, без памяти влюбился в неё в том самый весенний вечер. Без памяти и навсегда.

Мария-Анна постаралась взять себя в руки и выкинуть из головы все эти воспоминания о чудесных весенних вечерах, запахах лаванды, больших зеленых глазах и любви навсегда. Любовь навсегда завершилась около одиннадцати лет назад, когда она отправила этого человека в Сент-Горт, где он должен был провести остаток своих дней в каменном подземелье с мешком на голове. Она вернулась на возвышение и медленно опустилась на стул. Она потерла ладони, готовясь к следующей фразе.

– Я решила освободить тебя. Ты получишь полную свободу и определенную сумму денег. Но с одним условием. Ты отправишься в Новый Свет. Ты ведь всегда хотел побывать нам. Ты сядешь на корабль, отплывающий в Новый Свет и покинешь Старый. – Она сделал паузу. – Навсегда. – Еще одна пауза. – И естественно никто никогда не должен узнать кто ты такой. Что скажешь?

Гуго поднял голову и посмотрел на прекрасную женщину, сидящую над ним. Он смотрел долго и пристально. Марии-Анне стало не по себе. Она даже не хотела пытаться представить себе что чувствует этот человек. Ибо сделай она так и она ни за что не поверит, что он сможет когда-нибудь простить её. А только это, как заверила её старая Риша, может принести исцеление Роберту. Искреннее прощение человека, которого она предала и обрекла на непрестанные страдания до конца его дней.

– Что тебе нужно от меня? – Наконец спросил он.