Мишка и волшебный цветок

– Мишенька, я тоже не могу тебе объяснить, о чём говорила Василиса. Это знание придёт к тебе само, и я ничем не могу тебе сейчас помочь.

– Ну ладно, – легко согласился мальчик. – Нет, так нет. Зато теперь я столько интересного могу узнать, не выходя из дома! – И он прикрыл глаза.

Разнообразные запахи вновь обрушились на Мишку, но теперь у него получалось выбирать, какой из них чувствовать, а на какой не обращать внимания. Вот, например, этот карамельно-шоколадный аромат, исходящий из квартиры, где сейчас празднуют чей-то день рождения. Да не чей-то – мальчик сконцентрировался сильнее, – а его одноклассника Егора Малинина, сидящего во главе стола, пунцового и разгорячённого, дующего на свечки торта. А вот и его младшая сестрёнка Ася, от всей души желающая брату, чтобы тот смог сразу погасить все огонёчки – ведь тогда сбудется его желание. Возможно, и её маленькое желание, загаданное ею – так, на всякий случай, – тоже исполнится, и мама купит ей те замечательные разноцветные краски, которые они видели в магазине, выбирая тетрадки Егору.

Мишка открыл глаза.

– Бабуль, значит, я могу не только запахи чувствовать, но ещё и видеть на расстоянии?

Бабушка Соня пожала плечами.

– Тебе, как говорится, видней, – улыбнулась она.

– Попробую ещё раз, – мальчику не терпелось увидеть ещё что-нибудь. – Интересно, а я могу сам выбирать?

Он скользнул взглядом по большой папиной кружке, стоящей на полочке, и решительно зажмурился. Как по приказу, Мишка уловил отчётливый аромат жареного лука, смешанный с чем-то пряным и вкусным, и его мысли перенеслись в огромное кухонное помещение отеля, знакомое мальчику с раннего детства. Он не раз приходил к папе на работу и с удовольствием наблюдал за поварами, колдующими над изысканными блюдами. А вот и шеф-повар Михаил Семёнович, красавец и богатырь, любимец всего женского персонала. Его спокойный вид мог утихомирить любого нервного постояльца. Сейчас дядя Миша пробовал на вкус какое-то блюдо, варившееся в огромной белой кастрюле, а поварята, не сводя с него глаз и практически не дыша, тихо стояли рядом. Причмокивая губами, он закатил глаза к потолку, сделал длинную паузу и, наконец, произнёс: «Годится!» Все тут же задвигались, подхватили кастрюлю и унесли её в другой конец кухни.

Мишка вновь открыл глаза и посмотрел на бабушку Соню, которая стояла, прислонившись к кухонному шкафчику спиной, и молча наблюдала за внуком.

– Я был у папы в отеле, ба.

– Я знаю, – произнесла бабушка. – И вижу, что ты ошарашен своими новыми способностями. Я и сама удивлена, как быстро ты учишься, малыш. Не знаю, что из всего этого выйдет, но обещаю тебе, что, пока позволит моё здоровье, я всегда буду рядом, чтобы помогать тебе. Так получилось, что мне самой пришлось пройти через кучу ошибок, прежде чем я научилась правильно пользоваться своим даром.

– А твоя мама разве не помогала тебе?

– Я старалась не беспокоить маму по пустякам, она и так часто нервничала из-за своих пациентов. К тому же у неё всегда был крутой нрав, как бы она восприняла то, что я, например, однажды в классе подожгла взглядом школьную доску? Я тогда не выучила урок по арифметике и очень боялась, что учитель вызовет меня отвечать. Несколько минут я, не отрываясь, смотрела на чёрную доску, страстно желая, чтобы она сгорела. Она и вспыхнула. Ну и переполох тогда начался! Знаешь, как я испугалась! Но матери так и не сказала. Только через несколько лет после этого случая она догадалась, в чём дело. Так что первые шаги, как видишь, мне пришлось делать самой.

– Ты умеешь поджигать взглядом? Вот это да! А я тоже смогу?

– Нет, дорогой, ты не сможешь.

– Но почему? Это было бы так здорово! Представляешь, говорит мне мама: а включи-ка, сынок, газ под кастрюлей. А я раз – и зажигаю конфорку глазами!

– Совсем ты ещё ребёнок, милый! Огонь – страшная сила, и в детских руках она может превратиться в непоправимое зло. Но могу сказать тебе точно – поджигать глазами или другими частями тела ты точно не сможешь. У тебя другая дорога. И всё, хватит об этом. Иди-ка позанимайся, завтра тебе уже в школу. – Бабушка Соня мягко подтолкнула мальчика к двери.

В школу… Мишка и забыл, что существует школа, и его класс, и ребята, и Лариса Леопольдовна, учительница математики, злая и придирчивая женщина. Эти два дня, в которые уместились такие невероятные события, Мишка совершенно не вспоминал о школе. У него моментально испортилось настроение. С тяжёлым вздохом он направился в свою комнату.

Глава 4. Первая Мишкина ошибка и метель посреди лета

Серое утро не добавило светлых красок к Мишкиному настроению. Нехотя он сполз с кровати, под суровым взглядом бабушки сделал несколько отжиманий, попрыгал на правой ноге, скучающе глядя в окно, потом на левой, пытаясь задеть другой ногой бегающего вокруг пса, вяло умылся, смочив кончиками пальцев глаза, без радости съел один блинчик и вышел из дома. Помахав рукой бабушке, стоящей у окна, он с грохотом распахнул ногой калитку и направился к школе. Идти было недалеко, всего пару кварталов.

Уже издали мальчик увидел своего лучшего друга Костика Зубова, который подходил к школе с другой стороны. Тот, заметив Мишку, заорал: «Мишка-кочерыжка!» и, подбежав, больно стукнул друга по плечу портфелем, радуясь встрече.

– Здоров, Миханя! Ты выздоровел как раз вовремя, сегодня контрольная по математике!

– Что за невезуха! – простонал Мишка и ударил сумкой по железной ограде. Та в ответ звонко тренькнула. – И надо же было мне прийти именно сегодня! А может, я скажу математичке, что болел и не готов?

– Ты что, не знаешь нашу Биссектрису? Она тебя потом всю неделю будет мучить, оставляя после уроков!

– Да, не прокатит. Что же делать? Может, домой вернуться? А что, я ещё не здоров, вот видишь, ноги подгибаются от слабости, – и Мишка прислонился к школьной ограде, вытирая несуществующий пот со лба.

– Никитин, доброе утро! Рада видеть тебя в добром здравии, – голос математички тяжёлым колоколом прогудел в Мишкиных ушах. Её худая фигура преградила дорогу мальчикам, глаза злыми пчёлами впились в ребят. Красный шарфик, свесившийся с правого плеча учительницы, зашипел на мальчиков, изогнувшись хищной змейкой.

– Здрасте, Лариса Леопольдовна! – в один голос сказали мальчишки.

– Я надеюсь, сегодня вы порадуете меня отличными знаниями? – глаза математички не отпускали их ни на секунду.

– Конечно, Лариса Леопольдовна! – вытянулись в струнку друзья.

– Ну, идите в класс, звонок через десять минут.

Освободившись от тяжёлого взгляда, мальчики припустили к школе со всех ног.

– Вот змея, – прошептал Костик другу, когда они сдавали куртки в гардероб. – Она проглотит нас, как беззащитных кроликов, если мы получим двойки!

Мишка только вздохнул в ответ. Математика не давалась ему с первого класса, ещё когда только дети учились считать на пластмассовых палочках. Эти маленькие штучки вечно путались у Мишки в пальцах и в мозгах, доводя до негодования папу Рудика, который проверял у Мишки домашние уроки.

– Ну как можно этого не понимать? Это же элементарно! – восклицал сердито папа. Он, обычно спокойный и уравновешенный человек, совершенно выходил из себя, слыша бэканье и мэканье сына, пытающегося решить простенькую задачку. В такие моменты лишь бабушка Соня могла робко встать на защиту внука.

– У мальчика гуманитарный склад ума, – говорила она, заслоняя своим маленьким телом Мишку.

– Нечего его выгораживать! – гремел папа и вновь сажал сына за стол. – Он просто лентяй, который не желает учиться!

Теперь вы понимаете, почему Мишка так не любил уроки математики? И эта контрольная так некстати!

Сев за свою парту, мальчик положил голову на руки и задумался, глядя рассеянным взглядом на школьную доску. Сейчас на ней белым мелком было выведено: «25 февраля. Контрольная работа». Мишка попытался собрать свой взгляд в один пучок и поджечь эту ненавистную надпись. Увы, бабушка Соня оказалась права, у него ничего не получилось.

Секунда в секунду с прозвеневшим звонком в класс тяжёлым шагом вошла Лариса Леопольдовна. Она с громким стуком бросила на свой стол журнал и сухо поздоровалась с учениками. Мишке показалось, что глаза её сверкнули через стёкла очков каким-то хищным блеском. Его фантазия живо дорисовала акулью пасть с множеством зубов, и от получившейся картинки он содрогнулся.

– Сегодня у нас важная контрольная работа, дети, по итогам которой я буду решать, кто готов к переводным экзаменам в пятый класс, а кому… – она сделала длинную паузу и обвела взглядом притихший класс, – а кому нужно будет усердно заниматься, чтобы к концу учебного года не отстать от остальных. Зина, раздай, пожалуйста, эти листки. У себя на парте всем оставить только шариковую ручку. Горохов, ну-ка вытащи калькулятор из кармана и ко мне на стол. Живо! Если я увижу у кого-нибудь мобильные телефоны, шпаргалки или нательные рисунки, забирать их у меня будут уже ваши родители.

– А рисунки будете снимать вместе с кожей? – пробурчал Егор Малинин еле слышно.

– Ты что-то сказал, Малинин? Повтори громче.

– Вам показалось, Лариса Леопольдовна, я просто закашлялся.

– Ну-ну, – поверх очков взглянула учительница на замерших детей. – Так вот, чтобы мне не казалось, что вы будете списывать, прошу сейчас проверить свои карманы и всё перечисленное положить сразу мне на стол.

– Ну что ж, – через минуту всеобщей тишины произнесла она, – раз все готовы, тогда в путь.

Она развернулась спиной к классу и начала писать на доске примеры и задачи для двух вариантов. Дети заскрипели ручками. Мишка затосковал. Механически переписывая с доски свой вариант, он с ужасом думал, что тем самым, кому придётся заниматься математикой дополнительно, будет, конечно же, именно он. Эх, если бы он смог, применив свои способности, поискать решение задачки в учебнике, не открывая его! Но это дело бесполезное – все задачи для контрольных работ Биссектриса составляет сама. Вот если бы прочитать ответы у неё в голове! Эта мысль подтолкнула мальчика к отчаянному шагу. А что, получилось же у него вчера узнать, о чём думает маленькая сестра Егора?

Мишка прикрыл глаза и настроился.

Сначала он уловил запах булочек с яблочным повидлом. Нет, это из портфеля Зинки Матвеевой. Так, а это что за странный аромат? Мишка чихнул, почувствовав острый запах сгнившего яблока. Ну, Котов, ты даёшь! Как можно быть таким неряхой? Ладно, не отвлекаться, времени нет! Он вновь сконцентрировался, и сквозь обрывки каких-то фраз к нему стали доноситься нужные цифры. Вот оно! Мальчик чуть не подпрыгнул от радости, но вовремя спохватился и принялся судорожно записывать правильные ответы на листке.

– …И особенно меня порадовал Михаил Никитин, который верно решил все задания, – в заключение сказала Лариса Леопольдовна, объявляя результаты контрольной два дня спустя. – И это при том, что Миша не имел возможности полноценно подготовиться из-за болезни. Ты меня удивил, Никитин, – повернулась учительница к Мишке. – У тебя никогда больше тройки по контрольным работам не было!

Покрасневший мальчик не знал, что ответить. К его радостному облегчению примешивалось чувство какой-то неловкости, будто он взял чужое. А может быть, так оно и было?

«Ну а что такого, – оправдывал себя он, – я ведь и правда целую неделю болел. А меня даже никто не предупредил об этой злосчастной контрольной!»

Но чувство вины продолжало мучить его. В понуром состоянии он возвращался в этот день домой и даже не улыбнулся Бонифацию, который счастливым лаем встретил хозяина на пороге.

– Что случилось, дружок? – обеспокоенно спросила бабушка Соня, увидев опущенные плечи мальчика.

– Ничего, ба, просто устал. Я пойду прилягу, хорошо?

– Ну конечно, милый, полежи часок, а я пока пирожки испеку, тесто уж замесила. Специально для тебя, с фасолевой начинкой, как ты любишь!

Мишка расстроился ещё больше. Он чувствовал, что совсем не заслужил эти пирожки и добрую улыбку бабули, которая не знает, как дурно поступил её внук!

«Я очень плохой! – думал он, лёжа на кровати. – Я трусливый негодный мальчишка, и меня совсем не за что любить!»

Слёзы прозрачными капельками разбегались по подушке.

– Никому я теперь не нужен буду такой! – ещё горше зарыдал он, уже от жалости к самому себе.

– Фу, что за сырость тут развели! – из кресла повеяло ароматом сирени.

Мишка чуть повернул голову, чтобы краем глаза посмотреть на нежданную посетительницу, но потом опять уткнулся в подушку.

– Нет на земле такого, что нельзя было бы исправить. Разве что только смерть, да и то вопрос, – прабабка кокетливо поправила большую шляпу, которая была на ней сегодня надета.

– Ну да, тебе легко говорить, – пробурчал Мишка. – А как я бабушке всё расскажу? Стыдно…

– Стыд не дым, глаза не выест! – хохотнуло привидение, взмывая в воздух. – Ладно уж, поднимайся и поведай мне, что такого страшного ты натворил.

Мишка долго собирался с духом, чтобы начать рассказ, а потом слова покатились, словно маленькие горошинки. Когда он закончил своё не такое уж и длинное повествование, прабабка облегчённо вздохнула.

– Эх, Михаил, а я-то уж испугалась! Нет, не буду тебя выгораживать, ты в самом деле поступил нехорошо, воспользовавшись чужими мыслями. Но что меня радует, – и Прасковья Матвеевна ласково улыбнулась мальчику, – что у тебя доброе и совестливое сердце. Ошибки совершают все, но не все могут достойно их исправить. Так что не плачь и не кори себя за проступок, а честно расскажи обо всём бабушке. Уверена, вы с ней что-нибудь придумаете!

– Но как же мне быть с математикой? Я ничего в ней не смыслю! Бабушка говорит, что у меня ум гуманитария, – с важностью повторил взрослые слова Мишка.

– У тебя ум человека, который не верит в свои силы, – усмехнулась прабабка. – Вот послушай, расскажу я тебе одну историю.

Она приземлилась на письменный стол и беззаботно поболтала ногами.

– Была у меня в юности подруга Матильда Карапузова, Мотька. Весёлая была девчонка, рыжая, как огонёк, и такая же горячая. Но при этом жуткая трусиха – она панически боялась высоты. Мотька всегда сидела в сторонке, когда мы прыгали с крыши сарая во дворе или когда гуськом ползли вдоль обрыва над рекой, добираясь до заветной полянки с земляникой. И что ты думаешь? В один из солнечных дней она спрыгнула с крыши самого высокого сарая, куда не решался забираться даже красавчик Лёха, самый бесшабашный из наших ребят. Мы все, конечно, ахнули. А Мотька, встав на ноги после триумфального приземления, повела бровью, откинула назад рыжую чёлку и гордо прохромала к подъезду. Потом, когда я навещала её дома, она, шевеля босыми пальцами правой ноги, выступающими из-под гипса, рассказала мне, как готовилась к победному прыжку. У нас за домом растёт высокая ветвистая липа. Так вот эта девочка, по утрам, когда все соседи ещё досматривали последние сны, пробиралась потихоньку к дереву, расстилала под ним пуховое одеяло, забиралась вверх, с каждым днём увеличивая высоту, и прыгала.

– Ого! Ничего себе девчонка! – восхищённо воскликнул Мишка.

– Я тебе больше скажу. Во время войны Мотька была самым бесстрашным лётчиком в полку. Её так и прозвали «Рыжая бестия». А ты говоришь, математика!

– Я всё понял, пра. Ты не беспокойся, я буду заниматься.

– Вот и хорошо. Оставляю тебя, мой милый, надеюсь, мой рассказ хоть чуточку тебе помог.

– Постой, я у тебя хотел ещё что-то спросить! – торопливо сказал Мишка.

– Ну?

– А ты… какие у тебя способности? Вот бабушка может взглядом поджигать, я запахи и мысли на расстоянии чувствую, Василиса могла ветром управлять, а ты?

– Я-то? – улыбнулась она. – Моя стихия – вода. Могу заморозить до смерти или превратить в пар, наслать дождь с градом или высушить до почернения. Видел бы ты, Михаил, какой я однажды снегопад устроила, когда молодухой была! Самый настоящий, с метелью!

– Расскажи, ба! – умоляюще попросил мальчик.

– Прогуливались мы в тот вечер с Мотькой в парке, – начала рассказывать прабабка. – День стоял очень жаркий, и мы, насобирав с ней мелочь из карманов, купили два эскимо. Как сейчас помню, два замечательных холодных брикета в серебристой фольге. Страсть как люблю мороженое! – облизнулась она. – Так вот, подхватив краешек фольги, я медленно, чтобы оттянуть сладкий момент, начала снимать её с лакомства, как вдруг Мотька толкает меня под руку, и моё мороженое выскальзывает из пальцев и шмякается на асфальт, представляешь?! «Ну ты растяпа!» – кричу я подруге и тут, наконец, вижу, что она показывает рукой куда-то вправо, шепча при этом: «Балда, там твой Костик!» Ничего пока не понимая, я разворачиваюсь в ту сторону, и глаза мои загораются жёлтым огнём – по другой дорожке идёт мой кавалер под ручку с какой-то разукрашенной девицей. Они глупо хихикают, и в руке у этой нелепой девахи подрагивает в такт её смеху вялый цветок.

Жёлтый огонь моего гнева превращается в красный, разгораясь с неимоверной силой. Чтобы поскорее выплеснуть из себя свою злость, я и придумываю этот спектакль. Внезапно ярко-синее небо начинает бледнеть и обрушивается на землю неистовым белым снегопадом. Я добавляю ветра, и снег начинает кидаться на прохожих с яростью диких псов.

Ты даже представить себе не можешь, мальчик мой, что тут началось! Сначала люди просто обалдели, стоя с поднятыми головами и с изумлением всматриваясь в сошедшее с ума небо. Потом, видя, что снегопад не прекращается, они стали разбегаться кто куда, чтобы хоть как-то прикрыться от бушующей стихии. Ватага молодых ребят припустила со всех ног к беседке, надеясь укрыться под её ненадёжной крышей, кто-то поспешил спрятаться под деревьями, приблизившись вплотную к их стволам. Бабули, сидевшие мирно на лавочке, заголосили в один голос: «Конец света!» и заметались по заснеженным дорожкам, пряча лица от холода и закрывая себя руками. Через пять минут снег под ногами заледенел, и растерянные люди, обутые в лёгкие летние сандалии и босоножки, стали потихоньку, скользя и падая, продвигаться к выходу из парка.

Прасковья Матвеевна чуть помолчала, вглядываясь погрустневшими глазами в прошлое, и продолжила:

– Мой гнев прошёл так же внезапно, как и начался. Вместе с ним растаяли и обезумевшие снежные хлопья. Парк стал приходить в себя. Кто-то громко и нервно засмеялся. Ошарашенные люди, ещё десять минут назад незнакомые друг с другом, начали бурно обсуждать невиданное чудо, выдвигая свои версии случившегося.

«А я вам говорю, это инопланетяне! Напустили на нас метель, чтобы незаметно приземлиться на своей летающей тарелочке».

«Какие такие тарелочки, о чём вы, батенька, говорите? Я своими ушами по радио слышал, что нет никаких инопланетян. Зима у нас была тёплая, вот и выпал летом снег. Всё это научно доказуемо. Уж поверьте мне, у меня сын возит самого академика Иванова!»

«Вот люди, несут невесть что! Выдумали каких-то инопланетян! Я уверен, что это французы изобрели тайное оружие, чтобы через сто пятьдесят лет отомстить нам за Наполеона!»

Стараясь не прислушиваться к разговорам, я пыталась унять возникшую внутри меня противную дрожь, которая начиналась, казалось, в горячем мозгу и опускалась в ослабевшие ноги.

«Мотька, пойдём на лавочку присядем», – попросила я свою рыжую подругу, которая в этот момент подавала молодой испуганной мамаше одеяльце, упавшее с коляски.

«Тебе плохо, Проня, да? Ты такая бледная! Испугалась?» – схватила меня за руку Мотька.

Я кивнула, и мы побрели к ближайшей лавочке, на которой ещё оставались мокрые следы недавней стихии. Постелив сверху свой белый шифоновый платочек, Мотька помогла мне сесть и притихла рядом, обняв меня за плечи. Я закрыла глаза. Мне было очень стыдно. Я вспоминала потерянные глаза замерзающих людей, и душный стыд алыми пятнами покрывал моё лицо. Именно в тот момент я поклялась самой страшной клятвой, какую знала, что никогда больше не буду так бездушна к людям.

– И ты решила стать врачом?

– Да, Миша. И никогда об этом не пожалела. Конечно, я была не простым доктором. В самых тяжёлых ситуациях мне помогал мой дар, и это лучшее, что я могла дать людям.

– А я, ба? Что я могу дать?

– Тебе это предстоит выяснить самому, мой мальчик. А сейчас позволь мне тебя оставить. Давно я столько не болтала, притомилась что-то.

Прабабка с нежностью подула на светлую чёлку мальчика, подмигнула ему и растворилась в воздухе, оставив после себя, как обычно, лёгкий аромат сирени.

– Спасибо, пра! – крикнул Мишка в пустоту и с лёгким сердцем направился на кухню. Теперь он знал, что тоже хочет использовать свой дар на благо людям. И от этого понимания с его плеч будто камень свалился.

– Удивительно, как ты смог решить эту сложную задачу, сын? Вот уж не ожидал! – папа одобрительно похлопал Мишку по плечу. – А вы говорили, гуманитарный склад ума, Софья Михайловна!

– И на старуху бывает проруха! – развела бабушка руками.

Мишка улыбнулся, внутренне гордясь собой. Да, если заниматься каждый вечер, можно не только математику освоить, а даже прыжки с самого высокого дерева в городе! Он теперь это знает очень хорошо!

Глава 5. Новые знакомства: девочка Лиза и Серый Волк

Старинное здание школы, где учился Мишка, когда-то принадлежало купцам Тапкиным, именитым гражданам этого города. Трёхэтажное, с резными балкончиками, украшенными витиеватым орнаментом, и с огромными окнами, выходящими на уютный переулок, оно выделялось своими неповторимыми чертами. Уже издали можно было увидеть его стены, покрытые сложным рисунком выпуклой лепнины.

Маврикий Тапкин, глава купеческого рода, в своё время был страстным изобретателем. Он придумывал какие-то невероятно сложные устройства и частенько использовал их в своём доме. До сих пор в здании существует лифт, небольшая кабинка с подъёмным механизмом, который Маврикий создал для удобства своего дедушки, Тихона Матвеевича, доброго и тихого старичка. Сейчас, конечно, лифт был прочно закрыт, чтобы проказливые ученики не сломали старинное устройство.

Был при особняке и отдельный флигель с теплицами, в которых Тапкины не только выращивали овощи для своего стола, но и проводили различные эксперименты с селекцией. Однажды, например, им удалось вырастить невиданный цветок, слава о котором ещё долго гуляла по окрестным городам. Это было высокое растение с широкой красной чашей, испускающей во время цветения такой дивный аромат, что все окрестные коты с бешеными глазами собирались у огромных окон оранжереи и прогнать их оттуда не было никакой возможности.

Эти теплицы и сейчас приносили свои плоды. Благодаря им в школьной столовой всегда были на столах свежая зелень и овощи. В отдельном помещении оранжереи располагались также и грядки с различными цветами, которые были предметом гордости Анны Даниловны, учительницы ботаники. Именно она занималась здешним хозяйством. Аня с детства любила выращивать цветы у себя на подоконнике, и со временем она научилась так чувствовать их, что порой ей даже казалось, что они кивают ей своими головками в ответ на её слова.

Неизменным помощником Анны Даниловны был Василий Прокопьевич, известный всей школе как человек, незаменимый в любых хозяйственных делах. Дядя Вася, небольшого росточка бодрый старик, обладал неистощимой энергией и золотыми руками. Где бы ни требовалась мужская рука – дядя Вася тут как тут. Он и парты, сломанные непоседливыми первоклашками, чинил, и декорации на школьной сцене устанавливал, и за проводкой, неоднократно выходящей из строя, следил. Вот и для Анны Даниловны он старался, оборудуя её теплицы с заботливостью любящего отца. К сожалению, в последнее время Василий Прокопьевич неважно себя чувствовал. То ли годы брали своё, то ли ещё какие-то причины, нам неведомые, но не приходил он уже в школу, а всё больше лежал дома.

– Вы пока без меня как-нибудь справляйтесь, – бодрым голосом говорил он по телефону Анне Даниловне. – А я чуток отдохну, подлечу свой неисправный организм и тогда буду надоедать вам каждый день!

И к концу третьей четверти школе стало совсем тяжело без энергичного дяди Васи. Что уж говорить об Анне, которой и вовсе невмоготу было справляться одной со всеми заботами. А тут и Лиза, её маленькая дочка, приболела. Сама не своя ходила в эти дни молодая учительница, переживая за свою Лизоньку и волнуясь, что же будет с её цветами, пока она так разрывается между уроками и домом.

И в один из таких непростых дней, когда Анна Даниловна, зайдя после уроков в свой четвёртый класс, где она была классным руководителем, объявила, что завтра будет родительское собрание, Мишка сразу уловил подавленное настроение любимой учительницы. Слегка прикрыв глаза, он внимательно вгляделся в беспокойные мысли Анны Даниловны, пытаясь понять причину её невесёлого состояния. Он увидел худенькую девочку, сидевшую в странном кресле с двумя большими колёсами, которая рассеянно наблюдала за ласточками, летающими за окном с громкими резкими криками. Руки её, словно тонкие веточки, переплетались своими пальцами между собой, и Мишка понял, почему они так побелели. Боль, злая боль захватила это маленькое существо. Он будто сам ощутил, как что-то острое вонзилось ему в ноги и начало проникать всё глубже и глубже, причиняя непосильные страдания. Сердце его заколотилось громко и быстро, руки задрожали, и он поспешил вырваться из этого плена чужих мыслей.