bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5

Ирина Сергеевна Молчанова

Искушение ароматом

Предисловие


Мир благоухает ароматами. Но и воспоминания наделены своими запахами. Какой угодно аромат может напомнить о фрагментах детства, любви, заставить тосковать о чем-то, что кануло в лету либо вовсе не исполнилось. Запахи. Они присущи всему. И даже тени. А тень представляет собой образ того, от кого отражается свет.

В своем романе я соединила парфюм, наделенный мистической тайной, с тенью. В этой композиции нашли отражение мысли об одиночестве, поиске смысла жизни и отношения к смерти. Несколько грустная композиция, но она раскрывается своими гранями. Также в романе уделяется внимание композиции личности, состоящей из гордости, пережитых страданий и чувств.

И, конечно, не обошелся роман без некоторых исторических и медицинских фактов, а также информации, относящейся к парфюмерному искусству. В романе имеется и ольфакторная пирамида, выдуманная мною, но один из компонентов так и останется загадкой.

Часть 1

Глава 1


Достаточно капли. Во всем и всего, чтобы прочувствовать. И в этом заключается вся суть. Волшебство. Тайна. Но чувствовать нужно уметь, в противном случае терпеливо обучаться столь полезному навыку. А чтобы начать, достаточно капли.

В женской руке красовался флакон, изысканно обрамленный металлической паутинкой с поблескивающими камнями, что указывало на дорогостоящее содержимое в виде ароматической композиции. Редкая женщина удержалась бы от соблазна вдохнуть аромат подаренного ей парфюма, только не она. Ей не был интересен даритель, а, следовательно, и его дар. На поклонника, демонстрировавшего тяжелый характер, она не стала примерять роль своего спутника. Впрочем, такового она не искала, опасаясь, что придется платить утратой размеренности. Кроме того, жаждала сохранить себя, а другой человек не позволил бы этого сделать. Он бы потребовал, осознанно или нет, что не меняло сути, раствориться в их тандеме. Уничтожать образ, создаваемый по крупицам, выглядело верхом нелепости. Время и силы, затраченные на формирование личности, не признавали расточительства. Она собиралась оставаться собой. И, хоть человек в огромном океане жизни был подобен капле, зато целостной. А с капли начинается целый океан.

Глава 2


Очередной день поспешил скрыться. Она безучастно смотрела ему вслед, переключив внимание на нечто незначительное, но забавное. Едва заметные тени перемещались по дому, погруженному в тишину. Она следила за ними, играя приглушенным светом, испытывая едва ли не детский восторг, когда удавалось их выхватить взором. Ночь определенно умела забавлять. Особенным образом. Она никогда не была настолько внимательна к теням, как в последнее время, причем причину такой вовлеченности в их игру не определила.

Дополнив освещение комнаты ещё одной лампой, она прервала танец теней. Ночь обостряла потребность в отдыхе либо же в стоящем развлечении. Она вернула внимание к коробке с флаконом духов, но только для того, чтобы извлечь одну из записок, идущих в комплекте. По непонятным причинам она считала, что аккуратные записи на неизвестном языке содержали нечто важное, может даже тайну, а та в свою очередь вполне могла оказаться опасной. В силу своей профессии она располагала представлением о существовании эдаких мистических явлений, но скепсис брал вверх. Возможно, наступало время, когда следовало менять убеждения. Не все, лишь их малую часть.

Глава 3


Улица благоухала ароматом цветущих деревьев. Наиболее приятным запахом пространство, украшенное высокими домами, обеспечивала акация. Аромат и ранее присутствовал в городе, изо дня в день встречавшем её привычными видами, но он стал меняться. И запах, и город. Острее становились нотки аромата. Одни кружили голову эйфорией, другие истязали ностальгией. И город перестал стесняться и принялся раскрывать себя с разных ракурсов. Возможно, он совершал подобное и раньше, но она не удосуживалась этого замечать. Теперь она хотела знать, что так влияло на гиганта, каким воспринимался город, и не могла поверить, что такой силой воздействия были наделены запахи. Они были слишком мизерными на фоне города, как молекулы, но в этом и заключалась их сила. Молекулы умели встраиваться в чужую структуру. Аромат в свою очередь, показывал, как высвобождать молекулы собственного естества, не утрачивая их, при этом отдаваясь пространству. В такие моменты и она сливалась с миром, оставаясь собой. Удавалось это редко, поскольку человеку непросто тактично взаимодействовать с тем, кто несхож с ним самим. Пространству это удавалось. Оно было собой и позволяло это и тем, с кем соприкасалось. И даже ароматы человека и пространства смешивались. Причем каждый раз по-своему. В одном случае получалась гармоничная композиция, в другом бездарная какофония.

И она находила в этом взаимодействии смысл. Невидимый, но ощутимый. Обонянием. Подсознанием. Не исключено, что и телом.

Глава 4


Охваченный сумерками густой лес виделся бескрайним. Он и не противился этому ввиду новых обстоятельств и покорно продвигался вперед. Так он поступал и ранее – двигался, будто на ощупь, попирая неведение, страх и даже усталость.

Ныне двигаться навстречу неизвестности становилось несравненно легче. Он стал другим внешне, что неизменно повлекло кардинальные перемены внутри его сознания. Он старался зафиксировать внимание на возникавших ощущениях, полагая, что сумеет сформировать представление о самом себе.

Усмехнувшись наивности собственных размышлений, он сконцентрировался на том, с какой легкостью удавалось дышать, а ведь данное действие было излишним. Возможно, воздух требовался всему, что заполняло пространство. С каждым шагом доводилось совершать открытия. Раньше он думал, что такое доступно лишь в одном состоянии. В состоянии бытия. Он продолжал существовать. Он был таким же, что и прежде, и вместе с тем изменился.

Глава 5


Вид благородной старины отрывал от современности и погружал в особую атмосферу, обладавшую собственным ароматом. Ей не приходилось задумываться о том, что запах обладает определенным воздействием на сознание. Жизнь наполнялась новизной, и для этого оказалось достаточно лишь аромата весны, усиливавшегося с каждым днем.

Поднимаясь по ступеням, возраст которых исчислялся практически столетием, она испытывала благодарность за полученную возможность ступать по невидимым следам легендарных личностей, дававших на территории старинного здания лекции и беседовавших с почитателями их таланта. Ныне в архитектурном строении размещалась частная библиотека книжных и электронных изданий, как художественных жанров, так и научно-популярных.

– Здравствуйте.

Бросившая приветствие особа, поспешила побыстрее скрыться из виду строгой директрисы. А ведь она того не требовала от подчиненных, и напротив, стремилась уничтожить в себе высокомерие. Но в этой борьбе доводилось терпеть поражение. И каждый раз, когда она поддавалась искушению тщеславия, напоминала себе о практически равноценном значении каждого отдельно-взятого человека в соотношении с планетой. Но не с социумом.

Широкая лестница, казавшаяся нескончаемой, привела на второй этаж, и она направилась в свой небольшой, но уютный кабинет. Он был сплошь заполнен предметами, не позволявшими избавиться от ощущения прикосновения к вековому наследию. На стенах в массивных рамах висели портреты людей, причастных к строительству здания и создавших частные коллекции книг, пополнивших фонд раритетных и ценных изданий. Их нарисованные взоры обязывали держаться чинно, как надлежит особе, которой доверили сохранность легко-уничтожаемых носителей информации. Не простой информации, а обработанной в особые формы мыслителями.

Каждый рабочий день начинался и проходил под присмотром изображенных на полотнах людей, ушедших, но не исчезнувших.

Глава 6


Ему не приходилось гнаться за новыми ощущениями, и вероятнее всего, он попросту не оценил в положенное время всей прелести обладания ими. Оглядываться назад не имело смысла. В его положении следовало продвигаться исключительно к нечеткой линии горизонта. В неизведанном им мире мало что обладало четкими силуэтами и надлежало понять, почему. Впрочем, начинать процесс познания следовало с самого себя. И данная задача виделась наиболее сложной.

Он как никогда нуждался в помощнике. Но вокруг не было ни души, ни тени, у которой бы он отчаянно попросил бы помощи. Переступив гордость и, не опасаясь показаться слабым, он воззвал бы к тому, кто хотя бы промелькнул рядом с ним. Пространство пустовало. В нем виделись очертания чего-то неживого, и среди них перемещался он. Как тень. Когда-то это сравнение могло привести в исступление, ибо за плечами имелись достижения, порождавшие закономерную гордость.

И он продолжил идти вперед. В нескончаемые сумерки, составленные из черного, синего и серого цветов.

Он любил эти цвета. Раньше. И сейчас это не изменилось.

Глава 7


Невидимое не значило, что его не существует, впрочем, не следовало несуществующее искать в том, что было видно и в том, что укрывалось от взора. И он изрядно устал искать незримое, в том числе и суть. Она всегда от него ускользала притом, что ему казалось, будто бы перемещалась где-то поблизости. Как тень. Но тень была видна, когда появлялся источник света. Суть также само существовала, просто ему не удалось направить на неё нужное освещение. А ведь пытался. Столько лет было положено им на поиски самого значимого ответа для большинства людей. Суть. Смысл. Истина. И он, как и большая часть живших и живущих не имел точного представления о том, что скрывалось за этими словами.

Прилагая усилия, он поднялся со своей скрипевшей от времени кровати и направился в небольшую комнатку, отведенную под коллекцию книг, незаменимых в его профессии, причем дополненных собственными трудами. А их было немало. Несколько книг, над которыми он корпел не одно десятилетие, расположились на самом видном месте. Он каялся, поддавшись соблазну гордыни, но полагал, что обладал на неё правом владения. Он мог собой гордиться.

Дверь в домашнюю библиотеку скрипнула, что ничуть его не удивило: дом старел вместе с ним, может даже чуток быстрее. На пороге комнатки появилась сиделка, которую он сам едва терпел. И виной всему был лишь единственный изъян преданной своей работе особы – безграмотность. Не какая-то дислексия, которую он бы точно мог простить, а парадоксальное безразличие к написанию слов и тому, что за ними скрывалось. А скрывалась суть. Он видел её во всем. Многие не замечали.

– Аристарх Эммануилович, вам что-то нужно?

– Конечно, мне всегда что-то нужно, но точно не то, что вы думаете.

– Ищите лекарства?

– Если считать, что чтение лечит, то – да, я уже нашел и не одно лекарство, но я зашел сюда не за этим.

– Так что мне делать? – стоявшая в дверях женщина не скрывала растерянности.

– Лучшее, что можно сделать, когда нет понимания, что именно, ничего.

– Ой, вы такой мудрёный.

– И да, внимите моему совету – молчите, особенно, когда, нечего сказать. Бездействие лучше неправильных действий.

Аристарх тяжело вздохнул и направился к выходу, всем своим видом давая понять, что сиделке следует убраться с его пути.

Глава 8


Окончание любого процесса обязано увенчаться хотя бы облегчением. И оно не выступает блажью изнеженной персоны, а представляет собой заслуженную передышку. Она ей требовалась. И вовсе не из-за работы: последнее время та совершенно не утомляла, в отличие от однообразия несущихся вереницей дней. Будни вяло двигались вперед, а вот выходные оживленно норовили обойти её стороной. Раньше она не ощущала, насколько сильно может выматывать бездействие.

Внутри явственно ощущалась пустота и она бы заполнила её, но подручные средства не обладали нужным свойством. И даже книги, ранее способные одним только запахом своих страниц обволакивать безмятежностью, сдались. Они уступили бессмысленности. Она ощущала и себя почти поверженной.

Не торопясь, белокурая женщина вышла из кабинета и направилась к лестнице, не уставая восхищаться красотой старины.

– Вероника, домой уже собрались? – голос дежурного прозвучал без эффекта неожиданности и особа, которой предназначался вопрос, без слов кивнула, стараясь не задерживаться.

Она знала, что последует за этим вступлением. И всякий раз не переставала поражаться беспардонности посторонних лиц.

– Ног под собой не чувствует, куда там, – пробубнила женщина, в обязанности которой входило мытье полов.

– Несет себя, – дежурный ухмыльнулся и добавил, – молодая ещё, что с неё взять-то.

– Моих она лет, – уборщица швырнула швабру и выпрямив спину, уставилась на собеседника, – живет-то для себя, эгоистка, ни о ком сердце не болит.

Дежурный внимательно посмотрел на негодующую женщину и мысленно сравнил с изящной блондинкой, одевавшейся так, будто в её гардеробе отсутствовали вещи простого стиля.

– Выглядит она несуразно, – он покачал головой.

– Вот именно, все молодится, а что толку? Ни семьи, ни детей. Так и пробегает остаток жизни одинокой и несчастной.

– Что-то непохожа она несчастную.

– А какое там у неё счастье? У меня муж хоть и не идеал, зато вместе уже сколько лет и дети школу заканчивают. А эта?

– Несчастная, ты права, – дежурный снова представил образ директрисы библиотеки, особенно тот, когда она явилась на работу в приталенном брючном костюме светлых тонов. Он долго тогда вспоминал её.

Глава 9


Познание сопряжено со страхом. Его будто сотрясала дрожь при попытке осмыслить собственное новое состояние. Он трусил. Наверное, впервые за всю свою жизнь он испытывал чувство, вызывавшее в нем неприязнь. Ему приходилось открывать новые грани собственной сути, причем не самые достойные. Все это указывало на то, что он перестал быть прежним. В один момент стал другим. И это было вполне закономерно, но не желанно.

Остановившись, он счел вполне допустимым потратить время на отдых. Усталости в привычном понимании этого слова не возникало, но он помнил, как это происходило ранее. Когда он не предполагал, что жизнь простенька для восприятия лишь для тех, кто желал обманываться. Заглядывать за ширму видимого мира не возникало веских оснований. Те, кто верили в существование сокрытого от посторонних глаз, не нуждались в доказательствах, те, кто это отрицали, не задумывались об обратном. Он не относился ни к тем, ни к другим. Не верил, не отрицал.

Ныне попросту не понимал, что происходит. Вокруг и внутри него.

Глава 10


Каждый год старости мог стать последним. И этот факт не выступал признаком хандры. Это был итог трезвого осмысления неизбежности. И он не пытался от неё уклониться, что было бы попросту смешно до противоестественности. Он любил и умел шутить, но тонко и уместно. С жизнью шутки не обладали таковыми качествами.

Расположившись максимально удобно в постели, он устроил поднос и распахнул ноутбук. Операционная система довольно шустро загрузилась, вызвав у старика восхищение. Раскрыв электронную таблицу, Аристарх принялся изучать перечень литературы, судьба которой обладала важностью, и он боялся представить, что сделают с его книгами, когда он покинет и свой дом, и собственно жизнь.

Внушительный список книг был закрыт, а на лбу пожилого профессора обозначились глубокие морщины. На протяжении двух месяцев он искал выход из положения, видевшегося не столько тупиковым, сколько неясным. Он до последнего не желал расставаться с книгами: они были его детищами. Теми самыми, которые одними рождаются, другими создаются.

Он знал место, в котором его особенным созданиям будут рады.

Глава 11


День, проходивший под лозунгом безделья, если бы мог разговаривать, точно не смолчал бы при виде недовольства на миловидном женском лице.

Она предпочитала заполнять временные пустоты незначительными занятиями, лишь бы не бездействовать: опасалась остановиться и стать беззащитной перед потоком мыслей. С детства эти непонятные элементы сознания задавали ей повод для волнений и даже явных страданий. Ничто не могло их унять, кроме работы. Когда-то ею был получен грамотный совет от знатока человеческой души, и она приняла его к сведению. Работа библиотекарем не сильно-то и вытесняла мысли из головы, но, по крайней мере, сокращала их объем. Выходные дни отдавались в их безграничное пользование. Изредка она с ними сражалась.

Извлекши из тумбочки фотоаппарат, подходивший больше профессиональному фотографу, нежели любителю, Вероника покинула свою крошечную, но уютную квартирку и направилась в парк, претендовавший восприниматься фрагментом леса по причине безразличия коммунального хозяйства. А она любила деревья, за которыми ухаживала природа, а не рука человека. Не все удавалось людям совершать на высочайшем уровне мастерства.

Солнечный день позволил делать один кадр за другим. Стараясь грамотно сфокусироваться, она внимательно смотрела в окошечко фотоаппарата, спеша нажать на кнопку спуска до того, как в кадр попадет человек, силуэт которого выхватила боковым зрением. Довольная быстротой собственной реакции, она огляделась по сторонам, но случайный прохожий будто испарился, что лишь порадовало Веронику, несклонную к установлению непринужденных контактов с людьми.

И эта черта характера озадачивала не меньше, чем мысли. Обособленность от общества предотвращала получение в чрезмерном объеме разочарования. В то же время в персональном пространстве Вероники недоставало человеческих силуэтов. Их дефицит восполняли воспоминания.

Глава 12


– Вам не кажется, что это не лучшая затея? – в женском голосе даже не скрывалось возмущение, оно заглушало её же слова.

– Не нахожу ни единой причины для такого поведения с вашей стороны, – мужской голос сохранял спокойствие и содержал в себе едва заметные нотки иронии.

– В вашем состоянии совершать поездки тяжело.

– Конечно.

– Значит, остаетесь дома?

– Ни в коем случае.

– Я вас не могу понять, – сиделка нервно хлопнула ладонью по своему бедру.

– И не нужно, в ваши обязанности это не входит, – Аристарх Эммануилович усмехнулся, осознавая, что попросту играет с нервной системой человека, призванного заботиться о его комфорте.

– Куда вы направляетесь?

– В библиотеку.

– Зачем, у вас же полно книг?

– Из-за них самых и еду в библиотеку.

Профессор застегнул последнюю пуговицу пиджака, рассматривая в зеркале, как на нем сидит костюм, и ощутив собственное одобрение, направился к входной двери.

Глава 13


Обнаружение посредственности угнетало. Её очертания угадывались в каждом кадре, что был сделан Вероникой в парке. Она и не ждала внезапного проявления таланта, просто не расставалась с надеждой. Без иллюзий полностью не обойтись, и она оставляла для чуда не большое, но свободное место в своей жизни.

Дверь кабинета распахнулась без предваряющего стука, и напоминать об этом сотруднице Вероника не захотела. Не тактичность помешала осечь особу, пренебрегавшую элементарными правилами этикета, а банальная усталость. Люди стремительно менялись, отбрасывая устаревавшие церемонии, как ящерицы свои хвосты.

– Тут пришел, какой-то старик, – молодая особа не поленилась скривить губы в презрительной насмешке.

– Не сметь.

По кабинету разносился звук, создаваемый хлопком ладони об столешницу. Вероника встала из-за стола и направилась к выходу, одним только взглядом дав понять нахалке убраться с её пути.

– Приятно видеть столь изысканную даму, – пожилой мужчина, без сомнений слышавший разговор, произошедший в кабинете директрисы библиотеки, счел нужным обратить внимание лишь на, что заслуживало оного.

– Здравствуйте, прошу вас, проходите, – Вероника приблизилась к посетителю и жестом указала ему на двери своего кабинета.

Подчиненная с недоумением на лице отправилась прочь, прикидывая, что так взбесило Веронику, о чудачестве которой её неоднократно предупреждали коллеги.

Две незнакомые персоны, предпочитавшие сложности в виде соблюдения правил поведения, предвкушали начало интересной беседы.

– Прошу меня извинить за внезапное появление, – пожилой мужчина едва не расшаркался, оставшись наедине с молодой женщиной, воплощавшей идеал благородства не только наряда, но и речи.

– Что вы, просить прощения надлежит мне за недостойное поведение сотрудницы.

– Полно вам, молодежь, что с неё взять-то, но смею заметить, что вам удается не идти в ногу со временем.

– Вы правы, и я не представляю, как сопротивляться сложившейся тенденции.

– Вам и не нужно, ибо каждый человек ответственен за собственное развитие. Полагаю, пришло время нам с вами обсудить суть моего визита.

– С превеликим удовольствием, – зеленоглазая блондинка позволила себе улыбнуться, придавая собственному облику радушие.

– Зовут меня Аристарх Эммануилович. Я профессор семантики. И одинокий человек, приблизившийся к той черте, когда следует позаботиться о судьбе того, что дорого.

– Мне приятно познакомиться с такой личностью. А я Вероника и на сегодняшний день являюсь директором частной библиотеки.

– И именно по этой причине я к вам пожаловал, – пожилой человек продолжал улыбаться, тем самым обрамляя цель своего визита в интригу, пусть даже обреченную на кратковременность.

– И я готова выслушать вас.

– У меня собралась приличная коллекция книг, а также тех, что были написаны мною лично. Я желаю передать их в фонд вашей библиотеки. Если, конечно, это возможно.

Аристарх Эммануилович ощутил волнение, поскольку помнил отказы в библиотеках, в которые обращался несколько лет тому назад. Рассчитывать на кафедру университета, в котором трудился длительный период времени, не следовало ввиду её недавнего расформирования.

– С огромной благодарностью я приму ваши книги. – Вероника не стала уточнять жанровую направленность предлагаемых изданий, полагая, что не смеет поступить иным образом с человеком, признавшимся в сокровенном желании.

– Вы только что сделали меня счастливцем, – профессор приблизился к изящной особе, чтобы поцеловать руку.

– В любой рабочий день недели я буду ждать вас, возьмите мою визитку с контактным номером, – Вероника приняла знак признательности со стороны хоть и довольно возрастного, но остававшегося верным этикету, мужчины.

Вероника давно сделала вывод, что человек в любом возрасте желает сохранять и собственную личность, и присущие своему полу черты образа. Пусть даже просто образа.

Глава 14


Дорога, будто насмехалась над ним, стелившись бесконечным узким полотном, скрывавшимся за невероятно высокими деревьями. Такие он часто видел во время поездок по Америке. Секвойями невозможно не восхищаться. Гигантские деревья и на фоне высоченной горы, тяготевшей коснуться неба, не терялись. И только себя он ощущал устрашающе незначительным, словно был крупинкой, что отделилась от чего-то целого и непомерно большого.

Не испытывая усталости, он устремился вдаль, позволяя себе думать, что секвойи и гора провожали его взглядом, несуществующих глаз. Он наделял деревья и камни особыми свойствами, учитывая, что те, как и живые создания, отбрасывают тень. И опасался, что желает видеть нечто несуществующее в том, что не наделено такими качествами. Он принялся припоминать, видел ли тень от машины или от зданий. Оказалось, что ранее ему не приходило в голову задаваться подобными вопросами. И также само он поймал себя на мысли, что задумываться удается тогда, когда казалось, что стало поздно. Стыд за неведение приобрел продуктивное воплощение – он проникался жаждой познать нечто недоступное. Ради этого следовало идти дальше.

Глава 15


Удовольствие, даже в незначительном количестве, обязано присутствовать, дабы придавать действительности недостающих деталей. А повседневность зачастую лишена отличительных особенностей. То ли дело праздник. Или просто особенный день. И если праздник приурочен к определенной дате, то выбивающийся из общего порядка день имеет право наступить, когда угодно.

Вероника ждала наступление этого самого дня. Тридцать девять лет. Но каждый день отличался от предыдущего незначительными чертами. Даже выходной чем-то походил на будни. И все эти дни на удивление для окружающих не превращались в бесцветные фрагменты жизни. Каждый день ей нравился. У неё попросту не имелось причины тяготиться буднями, выходными и праздниками. А вот особенный день ждала. Она не представляла, каким он должен быть и чем обязан отличаться от своих предшественников, но знала, что способен попрать привычность, а та нравилась Веронике. Кроме того, если что-то нравилось, оно должно было стать защищенным от перемен.

На страницу:
1 из 5