Городские легенды

Мариэтта Роз

Городские легенды

Смерти нет

Смерти нет. Есть только страх.

Эту истину я узнала еще в далеком детстве, от своей бабушки Василины. Вернее, она была моей прапрабабушкой.

Я хорошо ее помню. Это была маленькая сухонькая старушка. Говорила она странно, незнакомо и смешно, а еще она любила пить чай с домовым Яшкой, раскладывать пасьянс и вязала множество носков.

Конечно же, я ходила в детский сад, в ясельную группу – мать не сильно доверяла столетней старухе, тем более что она уже не могла выходить из дома. Но поскольку я то и дело таскала из садика самые разные болячки, то в итоге проводила много времени с бабушкой Василиной.

Я любила ее, не сильно шалила, всегда помогала сматывать шерсть в клубок и наливала чай маленькому мохнатому домовому, который жил в стенном шкафу и выходил только тогда, когда родителей не было дома.

Это случилось, когда мне было уже три года, даже три с половиной, почти четыре.

Бабушка Василина вдруг позвала меня. Я вошла в ее комнату и увидела, что она лежит в кровати в своем любимом платье, а рядом стоит домовой Яшка и кто-то незнакомый, высокий в черном развивающемся балахоне.

– Ты не бойся, внученька, – сказала мне бабушка. – Это всего лишь дух, он побудет у нас немного и уйдет.

Я покосилась на высокую фигуру в балахоне, фигура покосилась на меня.

– Смерти нет, – сказала бабушка. – Есть только страх. Запомнила?

– Да, – ответила я.

– Хорошо. А теперь я лягу и усну, а ты поиграй немного. Не шуми. Твои родители скоро придут.

– Хорошо, бабушка, – ответила я и убежала в свою комнату.

Родители, действительно, пришли вскоре. И выяснилось, что бабушка Василина умерла.

– Ты не испугалась? – спросила меня потом мать.

– Нет, – ответила я. – Бабушка мне все объяснила: смерти нет.

Когда мне исполнилось восемь лет, мать отвела меня к врачу.

– Вы знаете, – сказала она, – моя дочь совершенно не боится смерти!

– Не боишься? – поинтересовался у меня врач.

– Нет, – ответила я, – смерти нет.

В кабинете мне было интересно – он был совершенно не похож на прочие медицинские кабинеты. Вместо страшных плакатов с больными детьми и разрезами кишечника висели солнечные картинки с улыбающимися людьми.

– Вы знаете, – мать достала из сумки носовой платок, – моя дочь в детстве пережила страшную травму – у нее на глазах умерла прабабушка моего мужа. Глупо, конечно, было оставлять трехлетнего ребенка со столетней старухой. Но вы знаете… – мать томно вздохнула всей грудью, как бы говоря: ну уж вы-то точно меня понимаете! – И после этого она стала говорить, что смерти нет. Наверное, у нее шизофрения.

– Почему нет смерти? – опять поинтересовался у меня врач.

– Есть только страх, – ответила я. – Бабушка мне все объяснила тогда. В то утро.

А потом меня выставили за дверь.

Врач о чем-то долго говорил с матерью, та потом выскочила из кабинета вся пунцовая, сердитая. Схватила меня за руку и потащила домой.

– Больше мы не пойдем к этому врачу! Он ужасный специалист. Он ничего не понимает в детской психике.

Вечером домовой Яшка, как обычно, закутал меня в одеяло и неспешно устроился на краю постели.

– Линочка, – сказал он, – не надо всем говорить про духа в балахоне.

– Почему?

– И про смерть тоже не надо. И про меня.

– Ну, почемуу?

– Видишь ли, – Яшка покачал кудлатой головой, – не все люди могут видеть нас. Лишь некоторые, вроде тебя. И твоей бабушки, покойницы Василины Григорьевны. И те люди, которые не могут видеть нас, они… они, знаешь ли, нас боятся.

– Почему?

– Поймешь, когда вырастешь. – Конечно, я тут же надулась. – А пока пообещай мне, что никому никогда не будешь говорить ни про меня, ни про духа в балахоне, ни про других духов. И тем более про то, что смерти нет.

Я подумала немного. Решила схитрить.

– А когда я вырасту?

Яшка задумался.

– Когда тебе будет тринадцать лет, я тебе все расскажу. А теперь спи.

Спустя еще пять лет я усиленно стучалась в стенной шкаф, где за старыми шубами и пальто жил Яшка. Яшка упорно не желал выходить.

– Ты обещал, – гундосила я и даже подпрыгивала от собственного гундоса. – Ты обещал!! Ну, Яшка, не честно!!

– Честно – не честно, села бабка в кресло, – проворчала дверца шкафа. – Спать не даешь.

– А нефиг спать. Я уже из школы пришла.

– Уроки сделала? – оживилась дверца шкафа.

– Яшка!! Успею. Мне вчера тринадцать исполнилось? Исполнилось. А ты обещал? Обещал. Выходи давай!!

Дверца шкафа некоторое время думала. Наконец, Яшкин голос пробасил:

– Ну, раз обещал, то скажу. Ты лучше чаю завари покрепче, я тока рубаху одену и выйду.

Вскоре мы уже сидели на кухне. Яшка пил чай, как обычно, из большой цветастой кружки, громко причмокивая, закусывая кусками сахара. Я терпеливо ждала. Знала, что пока Яшка чаю не напьется, толку мало будет.

Наконец, домовой вытер губы и сказал:

– Знаешь, Линочка, в мире полно всяких разных духов. И все они для чего-то нужны. А тот дух, ну тот, который в балахоне, он вроде как смерть. Вернее, не смерть. Не совсем… – Яшка задумался, зачмокал губами. – Он появляется там, где кто-то может умереть.

– Что значит, может?

– Может, умрет, а может, и нет.

– Как так? – не понимала я.

– Ты ж его чаще всего на перекрестках видишь, да? – Я кивнула. – Значит, кто-то из людей может там погибнуть. Вероятность есть такая. Машина собьет, например. Но если этот кто-то случайно задержится, отвлечется, ну мало ли! Если он опоздает, и машина проедет мимо – значит, он не умрет. Понимаешь?

Я задумалась.

Кажется, поняла…

– То есть духа можно обойти? И не умереть?

– Можно, Линочка, всегда можно.

– Всегда-всегда? – не поверила я.

– Просто люди его боятся, а он тогда власть над человеком получает. И все, конец! – Домовой красочно взмахнул руками.

– Значит, и бабушка… Яша, и бабушка его испугалась?

– Нет, Линочка, просто она уже старенькая была, устала. От жизни тоже иногда устают.

Позже я много думала о том, что сказал мне Яшка. О бабушке Василине, о жизни, о смерти. Вообще о многом. Все это было так странно! Необычно. И, честно говоря, пугающе.

Я решила узнать, правду ли мне сказал мне Яшка или нет? Можно ли обойти духа?

Искала его долго. Каждый день после школы я отправлялась бродить по улицам, всматривалась – не мелькнет ли где черный балахон? Наконец, я его нашла.

Он стоял посреди сложного перекрестка. Мимо него мчались машины, шли люди, а он просто стоял и смотрел куда-то вдаль, выжидал.

Я встала тоже. Стала всматриваться в ту же сторону, что и он.

Мы то и дело косились друг на друга.

Зачем ты здесь?

За тем же, что и ты.

Мы ждали. То ли вечность, то ли мгновенье. Я ужасно боялась, что не замечу того, кого так ждет дух. Но я заметила.

Это была девушка. Совсем молоденькая, чуть старше меня. В коротеньком белом платье, с волнистыми черными волосами. Она шла по тротуару, ела мороженое.

Увидев ее, дух покачнулся, а я тут же кинулась к ней:

– Скажите!.. а как… – Что ей сказать?! Не про духа же говорить! Не про смерть! И я выпалила первый же адрес, который только пришел мне в голову.

Девушка задумалась.

– Это там, – наконец, махнула она рукой. – Дойди до угла и направо. Спросишь, если что.

– Спасибо!

Я обернулась – духа на перекрестке уже не было.

С тех пор он всегда на меня косился. Каждый раз. И каждый раз, когда я замечала его, то начинала глазами выискать его жертву. Иногда мне удавалось, иногда нет. Дух злился, но мне было все равно.

Смерти нет. Есть только страх.

Когда я стала уже совсем взрослой, то так получилось, что я забеременела.

Дома к этой новости отнеслись по-разному. Мать округлила глаза, отец прошамкал что-то невнятное. Обрадовался только Яшка.

– Младенец это хорошо! Я его нянькать буду. У меня вот вещички твои кой-какие сохранились. Показать?

– Покажи, – согласилась я, вытирая слезы после долгого неприятного разговора с родителями.

Беременность переносила тяжело. Сильно отекали ноги. Порой так, что было даже больно ходить. И на тридцать шестой неделе меня из консультации на «скорой» увезли в больницу.

Врач сперва долго ощупывал мой опухший живот и не менее опухшие ноги, затем спрятался за бумажками – анализ мочи, крови, данные УЗИ.

– Скажите, – наконец пролепетал он, – Вы ведь болели ангиной или там гриппом?

Конечно, все в свое время болели гриппом или ангиной.

– На ногах переносили? – продолжил врач.

Еще и плохо залечивала. Времени нет: то учеба, то работа.

– Видите ли, – мямлит врач, и я начинаю озираться. Мне неприятно, что он так тянет – сказал бы уж сразу, чего тянут? Да и потом… мне, откровенно говоря, плохо, прилечь бы. И вдруг я замечаю в углу знакомую высокую фигуру.

– Видите ли, – продолжает тянуть врач, – возможно инфекция опустилась в почки…

Причем тут почки? Я смотрю на фигуру в балахоне. Фигура смотрит на меня, покачивает головой.

– Образовались спайки. И… отечность… В общем… – Врач умолкает – понимает, что я его не слушаю.

– У меня есть время? – спрашиваю я, а сама не свожу глаз с фигуры в углу.

– Ну… – опять мнется врач.

– Время, доктор, – уже твердо говорю я. – Сколько у меня времени? Мне нужно… – я умолкаю, стараясь подобрать нужное слово. Но врачу достаточно и этого моего столь странного молчания. А мне будет достаточно одной ночи.

– Хорошо, я завтра зайду к Вам. – И он уходит. А фигура в углу остается. Смотрит на меня.

Смерти нет. Есть только страх.

В палате я одна. Это хорошо.

Медсестра боязливо косится на меня, а я кошусь на фигуру в углу.

– Вы будете в порядке? – спрашивает она. На самом деле ей это не интересно, ей хочется пойти посмотреть телевизор.

– Да, – отвечаю я. Стараюсь говорить спокойно, уверенно. Нельзя дать страху завладеть мной.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга.

– Смерти нет, – наконец говорю я.

Говорить трудно. Слюна закончилась, и язык едва шевелится. Но все-таки повторяю:

– Смерти нет.

– Есть, – отвечает мне высокая фигура в балахоне. Он все еще стоит в углу. – Вспомни, свою бабушку.

– Она была стара и просто устала.

– Но она умерла.

– Да, она умерла, – соглашаюсь я, и фигура делает шаг в мою сторону. – Она прожила долгую жизнь, больше ста лет! Она просто устала.

– Были и другие. Они тоже умерли.

– Смерти нет, – упрямо твержу я. – Человек просто переходит в другое состояние.

– Но его больше нет, – возражает фигура в балахоне. Он бесшумно движется ко мне по кафелю палаты. – Его тело застыло, его жрут черви.

– Это всего лишь круг жизни. Как круговорот воды в природе. Сперва одно состояние, потом другое, а потом третье – вода, пар, лед.

– Нет, это совсем другое! – Он уже близко. Если я протяну руку, то, наверное, даже коснусь его.

– Нет! Смерти нет. Есть только страх. А ты всего лишь дух, и я не боюсь тебя.

– Боишься, – уверенно возражает фигура. – Все боятся.

– Я – не все.

Продолжаю упрямиться, но чувствую, как страх завладевает мной.

Ребенок в моем животе забарахтался.

Мое дитя.

Я обнимаю живот похолодевшими руками и продолжаю твердить:

– Смерти нет. Есть только страх. А ты… ты… – я запинаюсь и вдруг громко выкрикиваю: У тебя нет власти надо мной!

И все закончилось.

Когда сестра вбежала в палату, я, скрючившись, сидела на своей койке, живот судорожно содрогался.

– Что случилось?

– Схватки. У меня начались схватки.

Меня везут по больничному коридору. Боль просто дикая. Над головой мелькают лампочки. Я то и дело пытаюсь приподняться и оглянуться: нет ли фигуры в балахоне?

– Успокойтесь! – твердят мне тут же люди в белых халатах. – Это всего лишь схватки.

Ничего себе «всего лишь»!

Наконец, меня привозят в родильное отделение, и врач-акушер судорожно пихает мне какую-то бумажку.

– Умоляю Вас! – В его голосе слезы. – Соглашайтесь на кесарево. Только не в мою смену! Только не в мою!

Я оглядываюсь: фигуры в балахоне нет, – и подписываю бумагу.

Через несколько часов я снова в реанимации, но уже в другой палате. На соседних койках лежат другие женщины, сестры тихо переговариваются. Все спокойно, никаких подозрительных черных пятен.

Утром приходит врач, который так мямлил накануне. Он берет меня за руку, щупает пульс.

– Вы молодец, – говорит он. Говорит уже спокойно. – Честно говоря, я не думал, что все хорошо закончится.

– Смерти нет, доктор. Есть только страх.

04.03.2009

Тайна сердца

Он просыпается. Встает. Утро обволакивает его тело пушистым солнечным покрывалом.

Он идет в ванную. Шумит вода, но не заперто. Он приоткрывает дверь и видит ее.

Она стоит в смешных розовых шортиках в клеточку, такой же майке, смотрится в зеркало, висящее над раковиной. Пытается по-новому закрутить свои длинные черные волосы.

В зеркале замечает его, поворачивается. Она улыбается, обнажая острые выпирающие клыки.

Она протягивает к нему свои ладони, сложенные лодочкой, в них вода.

– Проснулся, – смеется она и подбрасывает ладошки.

Вода выплескивается, рассыпается сверкающими шариками…

* * *

Борис открыл глаза.

Еще мгновение кажется, что он слышит ее смех…

Всё исчезло.

– Проснулся? – Ленка прижалась к его боку, горячая, потная. Борису это почему-то неприятно.

– Да.

– Хорошо. – Ленка крепко поцеловала Бориса в губы. – Сегодня у нас особенный день.

– Разве? – Борис взял с тумбочки телефон – это сейчас ему гораздо интереснее!

Все как обычно – куча новых сообщений, блокнот подмигивает. С работы пока не звонили. Все идет своим чередом.

– Ну и шуточки у тебя, Борька!

Ленка то ли сердится, то ли нет – ее не поймешь! Да Борис и не пытается – своих проблем хватает. Он уже весь в телефоне. Сперва смс, затем – блокнот. Вот черт! Они же сегодня заявление в ЗАГС подают. Как он мог забыть?

Но Ленка уже ускакала. Вроде не обижается.

Шеф по такому случаю разрешил прийти на пару часиков позже – это значит, что ему наверняка достанется вечерняя съемка. Если, конечно, редактор Иван не пощадит новоиспеченного жениха. Шанс хоть и маленький, но все-таки есть.

Все равно – лучше сильно не задерживаться.

* * *

День не задался.

Борис поругался с подругой, та слишком долго, по его мнению, вертелась перед зеркалом, прихорашивалась. Ну, как она не понимает, что редактор не обрадуется, если он явится на работу только к обеду! Ленка в ответ надулась. Ну, как он не понимает, что заявление в ЗАГС не каждый день подают!

По дороге в машине Борис страшно ругался на пешеходов, других водителей, костил пробки.

В общем, приехали они не в самом хорошем настроении.

Правда, на пороге ЗАГСа Ленка расцвела – то ли обстановка помещения подействовала, то ли сам факт свершения, то ли еще что. Борис, наоборот, помрачнел еще больше.

Служащая равнодушно зарегистрировала бланк заявления, уточнила дату – 21 августа, затем кисло поздравило жениха и невесту.

Все! Теперь можно ехать на работу.

* * *

Борис работал журналистом на кабельном телевидении в Новосибирске. Может и не Москва, зато какая никакая, а столица Сибири! В общем, понты почти те же, правда, без засилья гламурного лоска. Хотя даже и такого Борис уже нахлебался. Редакция-то ведь маленькая, вот и шлют на все подряд: криминал, пикет у областной администрации, паркет1, заседание ТОСа, молодежные фестивали, светские рауты.

Впрочем, Борис последнее время от всего устал! Даже от работы. Хотя журналистику он всегда любил. Особенно то чувство, когда за спиной вдруг расправляются крылья, и с губ сами собой срываются едкие вопросы, прожигающие до самой сути.

Еще эта свадьба свалилась! – злился Борис. Он сам уже не понимал, зачем ввязался в столь глупую авантюру, но отказаться почему-то не мог. Их брак окружающие считают таким правильным, таким ожидаемым. С Ленкой он, действительно, уже давно, еще в институте познакомились. Он к ней привык. Она скучная, обычная. Привычная.

Это все из-за аварии, – подумал Борис. Не так давно, в апреле, на полной скорости он врезался в дерево. Машина всмятку, чудо, что сам жив остался! Да, все дело именно в ней! – обрадовался Борис, ухватившись за спасительную мысль, даже вздохнул свободнее. Вот почему он так устает последнее время, стал раздражительным, да еще эти дурацкие сны! Конечно, за уши несколько притянуто. А может, и нет. Кто его знает? У меня ведь даже была эта… как ее? Амнезия. В общем, отдохнуть мне нужно – вот что, – решил Борис и окончательно успокоился.

* * *

На работе, естественно, уже все всё знают! Коллеги по цеху дружно поздравили жениха, операторы отмочили несколько сальных шуточек на тему первой брачной ночи. Ну, что еще ждать от операторов?

В редакции Борис первым делом посмотрел расписание – ну вот тебе, пожалуйста! вечерняя съемка. Да еще такая, что ого-го-го! Ехать в тьму-таракань, на самую окраину!

– Я все понимаю, – Иван сочувственного похлопал Бориса по плечу. – Но лето, отпуска, а материал заказной.

– Что будет? – Борис уже смирился и даже представил, какой у него выйдет разговор с Ленкой. Она-то хотела отметить событие! Тортик там, шампанское.

– Да фиг его знает! – сказал Иван. – Открывают что-то. То ли вечернюю школу, то ли реабилитационный центр. В общем, ты уже на месте разберешься. Только аккуратнее! Я тебя умоляю! Боренька, довожу до твоего сведения, что в поселке живут цыгане, они твоих шуточек могут и не понять, а нам техника целая нужна.

Помпезное здание из красного кирпича – то ли вечерняя школа, то ли реабилитационный центр, Борис так и не удосужился разобраться! – на фоне одноэтажных почерневших домишек выглядело просто ужасно. А еще эти флаги, шары, дети из Дома творчества! Конечно же, море журналистов. В основном газетчики. Всем весело. Им-то чего не веселиться? Они – газетчики, им картинка не нужна. Вон оператор Ромка аж взмок пытаясь придумать, с какого бы ракурса снять кирпичную громадину, чтобы не так убого выглядело.

Поглазеть на представление сбежался весь поселок. Бабы в цветастых юбках охотно что-то наговаривают журналистам. Под ногами все время шмыгают ребятишки, норовя попасть под прицел камер. А вот мужики ведут себя спокойнее, курят, поглядывают с хитрой усмешкой.

Наконец, все закончилось.

Собрались уезжать. Борис делал пометки в блокноте, Ромка упаковывал камеру. Как вдруг к ним подскочила девчонка лет так десяти, бойкая, пестрая.

– Вы журналист, да? – без страха спросила она Бориса.

– Журналист. Будешь хорошо учиться, тоже станешь.

– Неа, – девчонка громко рассмеялась, вскинув чернявую голову и оскалив выпирающие клыки (Борис аж вздрогнул). – А Вас бабушка хочет видеть, – вдруг сказала она совершенно спокойно.

– Мне ничего не нужно!

– Неправда! – девчонка широко улыбнулась в очередной раз, продемонстрировав клыки (Борис снова вздрогнул). – Вам бабушка очень даже нужна! Она сказала, что Вы можете прийти в любой день, когда только пожелаете! Только не тяните, а то бабушка может и передумать.

– Хорошо, – сказал Борис. Ромка уже упаковал камеру, можно было ехать, и он хотел как можно скорее отделаться от навязчивой девчонки, но та совершенно не смущалась!

Она приподнялась на цыпочках и ткнула Бориса пальчиком в грудь.

– У Вас вот здесь замочек, а бабушка знает, как его открыть. Бабушка говорит, что она не хотела этого делать. Она просто испугалась.

– Кто?

– Ну, она, – таинственный шепотом проговорила девчонка, прикрывая рот ладошкой. – Вы ведь из-за нее в аварию попали…

* * *

Странная девчонка, – думал Борис в машине. – Откуда она про аварию знает? А зубы-то какие! Как у вампира. Челюсть, наверное, узкая. И почему ей прикус не исправят? Ой, да дались мне ее зубы! – тут же разозлился он и уставился в окно, стараясь не думать.

Ни о чем.

Но думалось.

Даже сон приснился.

Сон вообще был какой-то странный. С чертовщиной. Ему снилась маленькая цыганочка – она пританцовывала и в смехе скалила свои острые зубы, что-то говорила про бабушку, про тайну сердца. Затем Борис почему-то оказался перед дверью, показавшейся ему смутно знакомой. Он откуда-то знал, что ее не нужно открывать, но все равно открыл.

И проснулся…

Проснулся Борис липкий, холодный. Что его так напугало – понять он не мог, сон вроде бы хорошо запомнился. Но все равно было в нем что-то такое

по-настоящему

ужасное…

* * *

В субботу Борис повез Ленку к родителям.

Заранее он ничего родственникам не говорил, что они назначили дату свадьбы, но был неприятно удивлен, увидев, что мать собрала праздничный стол.

Первые полчаса сидели, как истуканы.

Наконец, Борис не выдержал – рассказал.

Мать тут же притворно заохала, как будто только что узнала, полезла за фужерами, достала из холодильника шампанское. Отец прослезился, обнял сына, сказал нечто глупое на тему, что давно пора становится мужчиной и определиться в своей жизни, как будто Борису уже не тридцать лет! Одна лишь сестра Светка ехидно хмыкнула.

Воспользовавшись суетой, она схватила брата за рукав и потащила в свою комнату:

– Раз пришел, посмотри технику!

Светкина комната была когда-то комнатой Бориса и с тех пор почти не изменилась. Разве что появилось большое зеркало и множество шкатулок, коробочек, флакончиков.

Компьютер стоял на старом столе, купленном еще в полузабытое советское время.

Борис сел, включил технику.

– Ну-с! Что у тебя тут случилось?

Компьютеры Борис любит! Знает о них всё. Даже подумывал получить диплом программиста, но другая страсть все-таки одержала вверх – выучился на журналиста.

– Ты знаешь, – Светка села на стол, – тут кое у кого проблемы есть с памятью.

– Так! – Борис сложил руки на груди. – Будешь мораль читать?

Почитать мораль Светка любила. Хоть и разница у них в возрасте была приличная – больше десяти лет – сестра считала, что понимает в жизни гораздо больше своего старшего брата.

– Ты ее не любишь, – безапелляционно заявила Светка. – Ты не можешь любить такую дуру!

– Ты просто ревнуешь.

– Я читала. – Светка кликнула мышью одну из иконок на рабочем столе. – Доктор говорил, что ты тогда просто головой неплохо приложился, но я думаю, что у тебя все-таки фуговая амнезия.

– Какая?

– Ну вот! – Светка ткнула пальцем в дисплей, в иконку вордовского файла. – Читай же!

И Борис прочел: «Фуговая амнезия – амнезия, имеющая диссоциативную природу. Этот вид психогенной амнезии возникает при диссоциативной фуге – реакции бегства в ситуации психической травмы или экстремального стресса».

– Чего? Что за бред!

– Да не мог ты так просто ее забыть! – вдруг закричала Светка. – Ладно, ударился – забыл про аварию, про весь тот день забыл – бывает. Но её ты почему забыл?

– Кого ее?

– Магду! Ты ведь с ума сходил! Ты ее обожал! Ты даже Ленку бросил!

– Я бросил Ленку? Да не было такого! – возмутился Борис.

– Было! – Светка нахохлилась. – Ты когда в больницу попал, мать сразу Ленке позвонила. Та прибежала, заохала. А когда стало ясно… В общем, доктор тогда сказал, что явление это временное, что пройдет само, а рассказать тебе никто не поспешил. Просто Ленка маме больше нравится. Она вся такая обычная, а Магда… она, знаешь, как цыганочка. Красивая. Не веришь, да? – Светка достала из кармана телефон. – Смотри.

Это была она.

Борис смотрел на фотографию в Светкином телефоне и ничего не понимал!

Это была она, та самая девушка из его снов. На снимке она улыбалась, обнимала Бориса, он тоже улыбался.

– Я вас в парке встретила. Вот и щелкнула. Она красивая, правда? – Борис кивнул. – У тебя ведь дома на компе куча ей фоток, я сама видела. Ну, некоторые, – Светка почему-то смутилась.

– Да? – сказал Борис. Папки с фотографиями в его компьютере не было – это точно! Хотя Ленка могла удалить. Из ревности или просто из вредности.

– Ты прости мамку. И батю. Они знаешь, как испугались, когда ты в аварию попал. Да и потом… Борь, не женись. Память ведь вернется, я читала.

Сразу вернуться за праздничный стол Борис не смог. Сославшись на то, что закончились сигареты, он выскочил на улицу.