Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая

Итак, дальность полёта «Аэрокобры» составляла девятьсот девяносто три километра. А нашли её в тысяче двухстах от ближайшего аэродрома. И это было не первой странностью. На фотографиях – а было их много и подробных – самолёт больше походил не на тот истребитель, что поставлялся в Советский Союз, а на другой – более раннюю модель, ту, что сражалась в небе над Британией. Откуда и как она могла появиться над Восточной Сибирью?

– У меня есть кое-что, из той же серии, что и самолёт ваш… Не могли бы мы встретиться?

Мне в своё время не хватило предпосылок или обстоятельств, или какого-нибудь Ганнибала в роду – есть профессия, а есть призвание. Профессия – это то, чем зарабатываешь на хлеб, и для меня это – электротехника. Именно «электротехника», а не «электрика», как сейчас принято выражаться. Раз принято – значит, нормально. Но я, когда слышу слово «электрика», всегда поправляю: «электрика» – это девушка-электрик, а я работаю с электротехникой.

Но по призванию я, наверное, больше всё-таки журналист. Во всём нормальном мире – престижная и оплачиваемая профессия. Как врач, учитель. Но в России это не профессии – это призвания, если судить по уровню зарплат.

И вот он я – сижу в кафе, а точнее, в забегаловке под вывеской «кафе», где всё дорого и невкусно, поэтому и людей тут мало. Именно поэтому для встречи выбрано именно оно. Я сижу и жду Константина – Эргрегора, пью мерзкий кофе, согреваясь после минус тридцати градусов за окном, да поглядываю в ноутбук на коленках, который брал с собой на радио, где работал приходящим режиссёром звукозаписи. Делал рекламу с оплатой за готовые аудиоролики, да вёл свою передачу о рок-музыке – ноутбук потому и при себе, на нём тексты передач. Призвание, чтоб его, оплачиваемое занятие параллельно основной работе электромехаником.

Звонок. Жена. Сейчас будет ругаться. Она ждёт меня с работы, приготовила ужин. Она старалась сделать всё к моему приходу, который откладывается. Я потом извинюсь, и она, конечно, всё поймёт. Но она ревнует меня к работе. Она не понимает, что это – призвание. Наверное, просто ещё не нашла своё. Или нашла, и это – муж с работы вовремя, сытый, довольный, играющий с детьми…

Как ей объяснить, что эта картина – не про меня?

Константин опоздал, но появился, когда я уже собрался на выход. Я ожидал увидеть что угодно, но не милиционера. Под пуховиком, что он повесил на спинку стула напротив меня, оказались погоны старлея.

Мы знакомимся, начинаем разговор, переходим на «ты», пьём кофе. Говорим о музыке, о моей передаче, обсуждаем разные рок-команды. Чего угодно можно ожидать от милиции, кроме одного:

– Как насчёт чего покрепче?

Я пересчитываю деньги в бумажнике. Последняя тысяча и три дня до аванса – если не задержат. Надо бы отложить, сэкономить – но в этом весь я, важность момента намного значимее туманного завтра. Что-нибудь придумаем… потом.

Я согласился, ничего не понимая. Его телефон, мой ноутбук, общий коньяк и лимоны в сахаре, безвкусная обстановка, болтает радио у стойки, беспроводная передача данных и вот я уже смотрю запись с видеокамеры с ночным видением, а Костя поясняет, что я там вижу.

– Прислали в область, – поясняет он, имея в виду Областное Управление МВД, – Типичный «висяк», его закроют, скорее всего. Это – плотина, камера на крыше поста охраны. Смотри, вот сейчас, – показывает на дисплей.

В кадре – парень. Пролезает через колючку ограждения, цепляется, рвёт пуховик, но даже не обращает внимания. Спустя пару минут я понимаю, почему: увязая в сугробах по колено, подходит к краю плотины, перелезает через перила, стоит там пару минут, а затем….

Наклоняется вперёд, держась за спиной за поручни, задерживается на мгновение, и – разжимает пальцы, падает. А – следом, вдруг! – ослепительная вспышка, словно внизу кто-то работает электросваркой – и наступает темнота, словно ничего и не было. Видео обрывается.

Я поднимаю на Костю недоумевающие глаза.

– Дело веду я, – сообщает он, – Похоже на самоубийство, правда?

– Да, – отвечаю я, – Насколько могу судить.

– А вспышка на что похожа?

– Короткое замыкание, видимо. Либо сварка.

– В три часа ночи? Сварка? И потом, что можно сваривать за пару секунд? Нужно ведь больше времени. Вот ты, как электромеханик, что скажешь?

– Тогда короткое замыкание, – отвечаю я, – Плотина же, высоковольтка.

Костя кивает.

– Ну да. Похоже, что парень упал на высоковольтные провода и те замкнули. Там и вправду внизу подстанции, высота, с которой парень падал, сорок два метра. А теперь скажи: может ли тело в одежде, попав под высокое напряжение, испариться?

Я чуть не поперхнулся.

– Нет, конечно.

– Ну, а если там дуга какая?

– Однозначно нет. Понимаешь, физика – тело, ведь это, по сути своей, сопротивление на проводах. Чтобы испарить, нужны значения тока в …, – и, видя, что он ничего не понимает, говорю попроще: – А почему ты спрашиваешь?

– Потому, – Эргрегор наклоняется вперёд и переходит на полушёпот, – Что тела нет. И следов внизу – тоже нет. Вообще. Ровные сугробы. Если бы даже тело кто-то забрал, остались бы следы, понимаешь?

Я молча наливаю коньяк, предлагаю помянуть парня – но на самом деле мне это нужно, чтоб хоть как-то привести мысли в порядок.

– Это прикол какой-то? – уточняю я.

– В том-то и дело, что нет. У тебя на страничке в соцсети полно таких случаев. Тут явная чертовщина – парень шагнул с плотины на камеру, но до земли не долетел. Кроме тебя, я даже не знаю, с кем об этом говорить. Это всё между нами, хорошо?

Я смотрю на молодого старлея и понимаю – не врёт. Переношу взгляд на дисплей, отматываю видео, пускаю замедленно, смотрю на таймер внизу проигрывателя. Вот ноги парня срываются с края. А вот – вспышка. Одна целая и тридцать три сотых секунды.

Ускорение свободного падения – девять целых и восемь десятых метра в секунду. Это значит, что за первую секунду парень преодолел десять метров до подстанций. На вторую секунду скорость должна была удвоиться, выходит, что вспышка имела место быть, когда тот не долетел до проводов метров двадцать пять.

Я открываю файл видео одним редактором. Вторым. Нет, в видеомонтаже я не смыслю совершенно, но вот звуковая дорожка… Если там есть места, где она разорвана и склеена, где в неё что-то вставлено – я их увижу. Но ничего подобного нет. Видео – подлинник.

– Вспышку видело несколько человек. Понятно, что первым делом подумали, что авария, – сказал Костя, – Но оборудование работало в штатном режиме, в журнале никаких записей о коротких замыканиях, пробоях и что там ещё? Тебе виднее, в общем. Парень оставил друзьям предсмертную записку. Вёл дневник. Там на целое уголовное дело по доведению до самоубийства можно нарыть, при том, что местная «братва» постаралась. Друзья его такого порассказали, что…

– Послушай, – перебиваю я, – На дворе у нас две тысячи шестой год. Двадцать первый век и нанотехнологии в каждый дом, сотовая связь в каждый угол. Какая, к чёрту, «братва»?

– Это у всего нормального мира двадцать первый век. А в таких городишках до сих пор девяностые, бандиты и крышевание, Бандитский Петербург и Бригада верхом на Чёрных «Бумерах».

– Чего ты от меня хочешь? – не выдерживаю я.

– Объяснения. Куда делось тело.

Я откидываюсь на спинку стула, закуриваю сигарету.

– Твоему начальству моя версия не подойдёт, – предупреждаю я его.

– Для начальства я и сам придумаю, – Костя, оказывается, тоже курит.

Я собираюсь с мыслями.

– Что ты слышал о Вилюйской Аномальной Зоне? – спрашиваю я его.

– Ничего. Погоди… Вилюй – приток Лены, так?

– Так, а у него есть боковые притоки. Значит, смотри. Вот она, на западе, Тунгуска. Восточнее – Лена. А вот, горизонтально, Вилюй. Получается этакий квадрат. Так вот, всё это место – от Тунгуски до Лены – почище лесов Амазонки, такое же малоисследованное и безлюдное, а интересного тут происходит очень много. Возьмём самолёт, о котором ты у меня прочитал. Вспомним Тунгусский Метеорит – знаешь, что там странного? Деревья повалены не от, а к эпицентру взрыва от падения метеорного тела. То есть, никакой это не взрыв, понимаешь? Дальше. К северу от Вилюйского водохранилища есть «Долина Смерти» – слышал, может? Куча свидетельств, первое – аж в тысяча восемьсот пятьдесят третьем, речка «Алгый Тимирбить», что означает «большой котёл утонул», где действительно находятся гигантские «котлы» из «меди». О нём упоминает один путешественник, имя не помню. В тысяча девятьсот семьдесят первом, когда строили Вилюйскую ГЭС, действительно нашли сферу из жёлтого металла – но это была вовсе не медь, потому что медь мягкая, и стальной молоток оставил бы на ней следы. И даже не сталь, потому что молоток – он из стали инструментальной, с высоким содержанием углерода, а потому – твёрдой. На обычной конструкционной стали он тоже оставил бы след. А на этом жёлтом металле – ничего. В архиве национальной библиотеки Республики Якутия тоже нашлось свидетельство о странных металлических «котлах», от некоего Корецкого из Владивостока. Он ещё упоминает об аномальной растительности вокруг них, не похожей на остальную, окружающую природу. Папоротники ростом с человека – и это в тайге! Было несколько экспедиций, все подтверждают, вот только места, где видели «котлы» – разные. Стало быть, это не одна аномальная зона, их несколько, пятачками. Понимаешь? И вот ещё странность – электроника в таких местах всегда «глючит».

– На плотине вышли из строя все рации охраны, наручные часы, некоторые персональные компьютеры. Камера, с которой мы видео смотрели сейчас с тобой, тоже накрылась.

– А откуда видео тогда?

– С сервера.

Ну да, сервер же обязательно заземлён. А вот компьютеры могли повключать, как попало: есть розетка с заземлением – хорошо, нет – не страшно!

– Ты хочешь сказать, что у нас тут типа Бермудского Треугольника? – спросил Костя, – Зона 51, зелёные человечки, или как там? Росвилль?

– Розуэлл, – поправляю, – И человечки были серыми. Но тут не обязательно они. Возможно, что и «человечков» от нас с тобой не отличить. Вот смотри – у всех животных Земли есть мех – у нас нет. Терморегуляция у нас – испарением влаги. Диапазон «рабочих» температур от 20-ти до 26-ти градусов, ниже – холодно, выше – жарко. Про перепады температур просто от сезона, думаю, говорить не нужно? Далее – солнечный ультрафиолет, вызывающий рак кожи, возрастные болезни позвоночника. Есть мнение, что мы – человечество – не отсюда вовсе, слишком уж для нас среда неблагоприятная. Это вкратце если. А про Бермуды… Скорее, у нас тут Клинтон-Роуд. Бермудский треугольник – это Карибы, Флорида. Море. Половину того, что там пропало, следует искать на дне. Хотя есть и случаи иного рода. Мария Целеста, например. Корабль есть, экипаж исчез. Или похожий случай в тысяча девятьсот девяносто шестом – недалеко от Коста-Рики видели «СС Котопакси» – а корабль исчез аж в тысяча девятьсот двадцать пятом. Очевидцы говорят, что корабль выглядел «старомодно», но не «старо». То есть, представляешь, как бы его изъела коррозия за семьдесят лет? А тут – даже краска не облезла. И случилось это неподалёку от того места, где пропало «Звено 19» в 45-м. А через два десятка лет – точно так же пропал другой самолёт, с-119. У нас здесь, на станции Половина, в девяносто четвёртом видели паровоз с надписью латинскими буквами, по описанию свидетеля, он видел кондуктора в странной одежде. И вот то, что рассказал свидетель, напоминает ту форму, в которую одевались в начале прошлого века кондукторы в Италии. Поезд этот состоял из трёх вагонов – точно такой же пропал в тысяча девятьсот одиннадцатом при въезде в тоннель, в нём было сто четыре пассажира. Может, это, конечно, и байка, но вот тоннель этот замуровали на полном серьёзе. А уже потом всплыла информация, что в Мексике в тысяча восемьсот сороковом году объявилось как раз сто четыре человека, говорящих по-итальянски, и все они утверждали, что прибыли на поезде из Италии.

– В Мексику? Через Атлантический Океан? – уточнил Костя.

– Да. А что у нас на восток от Мексики?

– Карибы, вроде?

– Они самые, а на северо-востоке как раз Бермуды, – сказал я, глядя, как он разливает коньяк, и продолжил: – тысяча восемьсот пятидесятый, парусник «Морская Птица» с грузом кофе из Гондураса – на камбузе кипел чайник, все предметы на месте, людей нет. Спустя двадцать два года то же самое – «Мария Целеста». Версия – галлюциноген из какой-то рыбы – притянута за уши, потому как долгое время ничего, что подтверждало бы «рыбное отравление» не упоминалось. Да и химические анализы на галлюциногены научились делать гораздо позже. Потом – тысяча девятьсот второй, другой корабль, «Фрея», вышел из Мексики третьего октября, обнаружен двадцатого, с сильным креном и изрядно потрёпанный, словно после шторма – но штормов в это время в том районе не было. Элементы мачт поломаны, команда исчезла. В тысяча девятьсот двадцать первом – ещё один корабль, «Кэрролл Диринг». Навигационные приборы разбиты, команды нет, припасы и личные вещи на месте. Февраль сорок восьмого года – «Оранг Медан». В проливе около Суматры торговыми судами был принят радиосигнал SOS: «Теплоход „Оранг Медан“. Судно продолжает следовать своим курсом. Может быть, уже умерли все члены нашего экипажа». Потом набор бессвязных точек и тире, а в конце: «Я умираю». Когда англичане нашли корабль, вся команда «Оранг Медан» была мертва. На лицах членов экипажа застыло выражение ужаса. В тысяча девятьсот пятьдесят третьем случай из серии, когда всё на месте, экипажа нет – корабль «Холчу». А недавно, уже в две тысячи третьем, ещё один похожий случай – судно «Хай Эм 6». Достаточно? И везде – нет подтверждения. Потому что «подтверждением» у нас, у прессы то есть, принято считать опубликованное мнение какого-нибудь эксперта, причастного к официальной науке. Вот только «официальная» наука от таких случаев шарахается.

Есть свидетельства случаев телекинеза, есть видео полтергейстов, есть случаи управления огнём усилием воли – всё есть, кроме официальных подтверждений. Имеются даже случаи пропажи людей и их появления спустя десятки лет такими, будто для них времени прошло меньше, а есть – наоборот, когда через пару часов возвращались стариками. И это не говоря об исчезновении целых групп людей. Например, берег озера Ангикуни, деревня эскимосов – все жители исчезли, на огне осталась готовящаяся еда, из подшитых вещей торчали нити и иголки – это тысяча девятьсот тридцатый. Что тут ещё вспомнить могу… А, вот – тысяча девятьсот семьдесят пятый. Супруги Райт – остановились в тоннеле, муж вышел из машины протереть стекло, а когда вернулся – жена исчезла. Тщательное расследование не дало никаких результатов. Остров Роанок, что так нежно любим Стивеном Кингом, находится в Северной Каролине – все жители исчезли без видимых причин, побросав ценности и вещи первой необходимости. На стволе дерева вырезано латинскими буквами – «Кроатон». Вот только нет такого слова ни в одном из языков. Ещё задокументированный случай – в тысяча девятьсот пятнадцатом году в Турции генерал Гамильтон послал на помощь союзникам – в наступление – части британского Норфолкского полка. На дороге перед походной колонной сгустилось странное облако. Несколько сотен солдат вошли в него и их больше никто никогда не видел. Тысяча девятьсот тридцать шестой, Красноярский район, деревня Елизавета. Геологи прошли через вполне себе жилую деревню, а когда возвращались – никого, на дороге брошено два велосипеда. Двери были заперты или забаррикадированы мебелью изнутри, вот только в домах – ни души. Франция, Париж, тысяча девятьсот восемьдесят пятый – некий Франк Фонтен исчез после того, как его машину накрыло туманным шаром – появился ровно на том же месте через неделю, считая, что прошло пять минут. Группа Дятлова, во главе – опытный турист, выражение ужаса на лицах, люди замёрзли насмерть, покинув палатку без тёплых вещей. В случаях с исчезновениями людей при свидетелях всегда упоминается липкий густой туман и яркое свечение, в точности, как в «филадельфийском эксперименте» Эйнштейна. Продолжать?

– То есть, ты хочешь сказать, что здесь – то же самое?

– Ты просил объяснения. Твоя версия?

– Инсценировка самоубийства, – сказал Костя, – Единственное, что можно дать официально. Понимаешь, обстоятельства дела такие.

– А сам что думаешь?

– На видео видно только одно – это не инсценировка. Это действительно прыжок. И вспышка, чтоб её… Ну или свечение. Кратковременное.

– Хорошо, а что с туманом?

– Это же ГЭС. Минус тридцать за окном, вода падает с высоты метров двадцать пять. Там всегда туман.

Выпили, и Костя продолжил.

– Его звали Серёга. Серёга Дементьев. Мы дружили. Я уехал, в Иркутск, а он там остался. Ну и родня у меня, понятное дело, там вся… Приезжаю, навещаю. Познакомились через общих друзей. Он хоть и младше меня, но какой-то… Не по годам взрослый. И друзья у него все старше него. Понимаешь… Парня довели до суицида. Виновных наказать не получится – нет тела…

– …Нет дела, – закончил я за него, – Понимаю.

– Значит, вот, – сказал Костя, открывая папку, лежавшую у него на коленях, – Ты ведь журналист?

– Я звукореж, – поправил я.

– Я читал твои статьи в сети, – сказал Костя, протягивая мне листок, – Так что не надо мне тут. Материалы дела, я тебе, сам понимаешь, дать не могу. Но – вот контакты его друзей. А вот эта стопка – ксерокопия его дневника. Хоть в статьях своих или рассказах напиши про парня. Пусть знают, кто его и как.

Я прекрасно понял тогда Костю. Он хотел справедливости, хоть какой-то – и сделать ничего не мог. Поэтому и доверился человеку – нет, не человеку даже – знакомому голосу по радио, интернет-образу… Знал бы он настоящего меня – ничего бы этого не было.

Он поставил ещё условия. Я согласился.

Наверное, это и есть – начало?

Пожалуй, да. История началась с этого. А книга началась с другого звонка, очень похожего на первый, спустя шесть лет:

– Алё? Кхм… Мне нужен Майндер. Егор Майндер.

– Да, это я, мы знакомы?

– Можно сказать, что заочно – да. Видишь ли, я тут прочёл твою статью обо мне. Ты написал её несколько лет назад. Не вспомнишь уже, наверное. Я – Сергей. Дементьев. Тебе ещё интересно? Тогда можем встретиться.

И, наверное, получилась бы очередная история «попаданца» в прошлое-будущее-параллельный мир – нужное подчеркнуть. От «Янки при дворе Короля Артура» до «Обитаемого Острова» тема исчерпана и закрыта, и вряд ли тут есть, что рассказать нового – остаётся лишь лепить с нуля миры, прошедшие совсем иной путь становления цивилизации. Вот только, почему-то, действующие лица таких миров поступают просто и понятно, так, будто они жили среди нас всё время, прежде чем стать героями историй – а вернее, сначала участниками, а потом – героями.

Но что, если бы не пала Римская Империя, что, если бы вместо «а всё-таки она вертится» мы бы услышали покаяние в ереси? Что, если бы вода в Мировом Океане была пресной, что, если бы Крестовые Походы закончились полной победой крестоносцев, что, если бы Русь приняла католичество, а что, если?… А если не только история другая, что, если окружающая среда чуть иная – как бы развивалась наука, культура, искусство, техника? Ведь у каждой построенной цивилизации есть начало и предпосылки, и у каждого научного открытия они есть – и есть причины гибели Империй, смены эпох, у каждой войны есть поводы, у которых, в свою очередь, есть глубоко идущие корни.

У всего вокруг есть некий основополагающий фактор, предпосылки причин, и есть начало и у этих предпосылок. Может, неизведанное потому и остаётся неизведанным, что не было причин для запуска некоего процесса познания?

Что, если пропавшие в «необъяснимых» случаях люди где-то всё это время находились?

Задумываетесь ли вы об этом, глядя вокруг?

Или есть мысли поважнее?

У Сергея Дементьева они были, как у любого из нас. Тогда, поздним зимним вечером, прежде, чем оставить последнюю запись в своём дневнике, он смотрел на деревья вокруг, слегка освещённые фонарями на центральной аллее занесённого снегом парка. Смотрел и шёл, думая о своём.

Он неспешно шагал по тропинкам, протоптанным на месте дорожек – никто их не подметал сибирской зимой, где за ночь снега может навалить по колено. Похрустывал стоптанный снег, утрамбованный тысячами шагов. Нет, не тех, что оставляли прогуливающиеся горожане – зимой парки теряли свою основную функцию, превращаясь вот в такую паутинку тропинок, только и нужных, чтобы срезать путь.

Мимо, мимо, сквозь тени, бросаемые голыми и чёрными ветками тополей. Мимо поворотов и пересечений тропинок, мимо столбов и пятен света от ртутных ламп, прочь – туда, где свет сменяется отсветами, где тени перемешиваются с отражённым снежинками свечением ртути. Дальше, дальше – в полутень, в которой огни города отражаются от нависших туч, ударяются об искрящийся бархат сугробов, чтобы вновь бросить слабый отсвет в небо.

Мимо знакомой скамейки. Нет, ничего особенного в ней не было – даже одной из любимых скамья не была. Наоборот. Единственное место в парке, подходить к которому Дементьев столько раз не решался. Просто там, в тени нависающей акации, в летней прохладе, сидела девушка с крашеными в чёрный и стрижеными под «каре» волосами, которая всегда, когда он её видел, читала. Даже лицо её Дементьев разглядел не сразу, а, наверное, только на десятый раз, проходя мимо. Неизменные очки – разной формы, чаще тёмные, но оттенками различаются. То наклонена к книге – и не разглядишь черт лица за упавшими волосами, то, наоборот – книга перед глазами, и тогда оставалось только читать надписи на обложке.

Лоуренс. Фитцджеральд. Булгаков. Хемингуэй. Были и другие, не классика – Ирвин Уоллес, Андрей Белянин. Были Блок и Цветаева, а ещё – Байрон. Это всё, что запомнилось, но всегда – лето, прохлада, скамейка – и девушка с книгой.

Дементьев тоже любил читать. Но его книги были другими – Лем и Брэдбери, Асприн и Желязны, Хайнлайн и Шекли. Фантастика и фэнтези, всё, что уносило от серой обыденности туда, где горели спирали непознанных галактик и где, пронзая флюиды невиданной магии, в небесах носились драконы.

Сколько раз он собирался подойти и к этой скамье, сколько раз замедлял шаг, чувствуя, как начинает рваться сквозь рёбра от волнения сердце, и… И столько же раз не решался.

Мимо, мимо этой скамьи, оставляя воспоминания и обещания себе, что в следующий-то раз, как только возможность, то обязательно…

Прочь эти обещания. Девушка с книгой так и остались там, в тени памяти, в тени этой нерешительности. Решился он подойти к другой. И место было другое – квартира друга, вечеринка…

То ли алкоголь, то ли и правда – но возникло чувство, что вот она – взаимность. И, переселив себя, подсел рядом, поздоровался, заговорил… Ника. Точнее, Вероника, почему-то не любившая имя «Вера» и предпочитавшая в качестве сокращения имени вторую её часть. Да, она не была так загадочно притягательна, да и не читала почти ничего. Но она была красива и женственна – этого хватило, чтобы впервые для Дементьева мир сжался изо всей своей ширины в один только образ.

И было, было – и поцелуи, и ночь, проведённая вместе, и чувство счастья, и казалось, что так будет всегда. И были взгляды, полные обожания с его стороны, а она в ответ смеялась, проказничала, капризничала – но, казалось, платила взаимностью. И не было больше нужно ничего. И хотелось всю свою жизнь посвятить этому счастью, отбросив всё остальное как ненужное, второстепенное.

Дневник был исписан словами о Нике, переполнен эмоциями и переживаниями. Влюблённость ли, или самая настоящая любовь – поди теперь разбери. Ожидание встреч, восторг от проведённого вместе времени, эйфория от близости. Это люди постарше со шрамами на сердце хмыкнут – влюблённость, бывает. И будут объяснять отличия этого состояния от любви. Но для Дементьева различий не было.

Да и есть ли она вообще, эта разница?

Хлопает по бедру небольшая сумка через плечо в такт шагам. В ней – дневник, на случай, если срочно потребуется записать какую-то мысль, сигареты с запасом, бумажник. Это всё, что было с собой, да ещё и надежда – что вдруг здесь, на выходе из парка, он всё-таки увидит, встретит Её, свою Нику, которая пропала невесть куда.

Пока был на сессии, она вдруг перестала отвечать на сообщения. Позвонил – трубку сняла другая девушка. И слова, слова на целый лист дневника:

– Я не знаю никакой Ники. Не звони сюда больше.

Он и не звонил. Но не верил, не думал, что всё – это конец. Волновался, не случилось ли чего. Придумывал разные версии для себя.

Глянул на часы – такие уже почти не найти, механические, водонепроницаемые, со стеклом, выдерживающим даже достаточно ощутимый удар. «Командирские». Подарок от отца – как оказалось, на вечную память. На часах – половина девятого вечера. На памяти – уже скоро пять лет. Пять лет, как его не стало.

В «жигулях» седьмой модели не было подушек безопасности, как во встречной «тойоте», которая, несмотря на правый руль, пошла на обгон грузовика с выездом на встречную полосу. Любой другой водитель поостерегся бы и проявил бы осторожность, но – не сын замначальника городского ОВД, который привык к отцу, решающему любую проблему, и к курению травки, как средству скрасить свою скудную на интересные события жизнь.