Комедия масок

Я вздохнул, смиряясь с неизбежным. А потом заставил себя повернуться к окну.

Покрытое густым белоснежным мехом существо сидело на подоконнике и таращилось на меня своими пустыми водянистыми глазами. Тварь подняла длинную тонкую лапу и еще раз царапнула по стеклу когтем, словно желая напомнить о своем присутствии.

Я не знаю, зачем я сделал то, что сделал: подошел к окну и открыл его. В помещение сразу же ворвался свежий ночной воздух, запах осени и дождя.

Снежно-белая тварь протянула лапу. Повинуясь внезапному порыву, я коснулся ее влажного, промокшего под дождем меха.

Существо внимательно смотрело на меня. Я вспомнил о Наде, о загадочном доброжелателе, приславшем ей образцы крови таинственного существа. Возможно, что именно оно сейчас глядело на меня из темноты осенней ночи.

Кем бы ни был этот «доброжелатель», он видел истинный мир и существ, обитавших в нем. Он хотел донести до Нади мысль, что биологических видов в мире гораздо больше, чем она привыкла считать…

Оставался единственный вопрос: «зачем»?

Белоснежное создание моргнуло, а потом, сорвавшись с места, скользнуло обратно во тьму.

Intermezzo, parte prima

Нефас говорит с ним.

Свет, просачиваясь сквозь витражные окна, заливает огромный зал радужным сиянием, рассыпается по стенам Дворца дожей мерцающими бликами.

Нефас говорит с ним.

Чумной Доктор слышит голос своего творения: огромной установки из черного металла, напоминающей пушку с тысячей жерл, орган из застывшего пламени; монстра, рожденного от слияния науки и магии.

Доктор стоит, упираясь лбом в холодную поверхность машины и пытается различить последние слова запертой в Нефасе сущности.

У него есть пара минут, пока карнавал не начнется. Созданное Доктором оружие положит конец войне, но у него так мало времени, чтобы просто…

Попрощаться.

– Хартлин, прости меня, – шепчет Доктор Чумы, – у меня не было выбора, ты же знаешь.

Какая теперь разница?

Доктор Чумы осознает, что слова Хартлин будут преследовать его до самой смерти. Поэтому он просто слушает, и ее почти неразличимый голос рассказывает историю.

Завтра я проснусь, и все исчезнет. Не будет игл, что вгоняли мне под кожу, не давая спать и не давая умереть, не будет слепящего света ущербной луны, холода летней ночи и мрачной красоты осенних вечеров. Когда над мертвыми дворцами Мар ди Силенцио взойдет бледно-золотое солнце, все закончится.

Я проснусь, и вместо черно-белого сна, когда-то бывшего моей жизнью, я наконец-то увижу янтарное пламя рассвета.

Несуществующие красные линии на моих запястьях, с пальцев капает прозрачная кровь.

Я все еще жива и я буду жить, пока в Монохромном мире тикают часы. Я буду жить еще целую вечность, пока они мерно тикают…

…с обеих сторон.

Каждые по-своему

Тик-так

Так-тик

Я знаю, что никто не придет за мной.

Никто не разбудит меня поцелуем.

Я проснусь сама. Я уже проснулась.

Терновник рвала голыми руками, продираясь сквозь заросли, что скрыли мой дом от обманчивой пустоты внешнего мира.

Где ты, мой мертвый принц, где ты был, когда Королева проиграла партию в шахматы своему Шуту, и он, примерив терновый венец Королевы, стал олицетворением мудрости?

О, где же ты был, когда я так нуждалась в твоем исцеляющем поцелуе?

Я сильнее тебя, видишь?

Я сильнее всех тех, кто приходил в мою комнату над бездной, желая насладиться видом на Бесконечность и сыграть в карты со спящей актрисой театра Дель Арте, заточенной в башне из ее же иллюзий и несбывшихся желаний.

Кто я?

Коломбина, Арлекин, Пьеро?

Ни одна из них.

Из чьих костюмов сшито мое давно истлевшее платье, чьи глаза равнодушно смотрят на мир из-под длинных ресниц? И чье сердце бьется в груди, истерзанной старческим кашлем?

Я – Многоликая Чума, и это ты меня создал.

Докажи мне, что ты сильнее меня – и я встречу тебя у входа в зачарованный замок. Я пройду сквозь терновник, изорвавший мое платье, изрезавший мое тело.

Видишь, сколько шрамов? Ты будешь любить их все… Каждый из их.

Я буду твоей

Когда выберусь отсюда.

Мне кажется, что я заново учусь дышать. Глотая отравленный воздух Монохромного мира, я чувствую себя бесконечно живой и бесконечно свободной.

Робкое солнце осторожно покрывает позолотой шпили соборов, башен, крыши домов и брусчатку мостовых, придавая городу непривычную яркость.

Я наблюдаю за тем, как медленно по улицам ступает утро, и понимаю, что когда-нибудь мне удастся осуществить задуманное.

Однажды я смогу проснуться.

Доктор Чумы отходит от Нефаса, с горечью понимая одну вещь – нет, она не сможет. Она уже никогда не проснется и не станет Хартлин.

Теперь это Нефас. Идеальная машина для убийства, и именно он сделал ее такой.

6. Иван

– Хватит отдыхать. Начинается, – Дима ткнул меня в плечо и быстрым шагом направился к выходу. Я вздрогнул, пытаясь стряхнуть с себя сонное оцепенение. Поднялся со стула, схватил камеру и последовал за ним. Истертые половицы горестно скрипнули. Я вышел на крыльцо и окинул взглядом поляну. Нас окружал лес: высокие корабельные сосны, чьи косматые верхушки терялись в туманном мареве. Видимость была почти нулевая – туман, ничего, кроме тумана. Я поежился. Такая погода была характерна для поздней осени, но никак не для сентября. Впрочем, теперь погодные аномалии стали нормой и никого не удивляли – особенно нас, сотрудников Клементинума.

– Рано еще, – пробурчал я, кутаясь в потрепанную джинсовку, – минут через пятнадцать выползут.

Дима, переминавшийся с ноги на ногу, обернулся и бросил на меня раздраженный взгляд:

– Не хочу нарваться на сюрпризы. Как ты вообще можешь спать, не понимаю, – прибавил он.

Я пожал плечами. Из памяти все еще не выветрился сон о Докторе Чумы, как две капли воды похожем на меня самого. Мне часто снились подобные сны. Они напоминали эпизоды фантастического сериала, записанные на пленку воспоминаний, хроники жизни моего загадочного двойника. Сны были всегда о Монохромном мире (что, в общем-то, неудивительно, учитывая специфику моей работы).

Дима занял наблюдательный пост на полу веранды; включил ноутбук и установленные там приборы для замера колебаний геомагнитного фона и атмосферы. Я расположился напротив него, достал камеру и приготовился фотографировать.

Представление должно было вот-вот начаться.

На кончике языка появился неприятный привкус металла и гари. Воздух загустел, став тяжелым и влажным. Потянуло запахом озона.

– Поехали, – выдохнул Дима и уставился в монитор компьютера.

Я, не отрываясь, смотрел на кромку леса. Среди деревьев вспыхнул огонек, похожий на шаровую молнию. Он начал разрастаться, постепенно принимая очертания человекообразного существа… За ним последовали еще и еще.

Вереница светящихся существ потянулась из леса к поляне: они легко ступали по пожухлой траве, приближаясь к дому, на веранде которого мы устроили свой наблюдательный пост.

Существа создавали хоровод, сплетаясь тонкими серебристыми ручками; скользили в танце, поддаваясь магии музыки, недоступной слуху людей…

Зрелище было завораживающим и в то же время жутким.

Облизав пересохшие губы, я начал снимать. Пленка покажет многое: и существ, и края Пограничной зоны. В штабе они сравнят их со старыми фотографиями и поймут, насколько границы раздвинулись, как далеко зона проникла в лес. Увидят еще несколько слоев фотографии и тварей, которые пришли вместе со светящимися феями, но остались невидимыми.

Они танцевали под серым сентябрьским небом и его тяжелыми грозовыми тучами. Купались в утреннем тумане, рассеянном солнечном свете. С какой целью? Я столько раз задавался этим вопросом. Но никто бы мне не ответил: ни Дима со своими сверхмощными приборами, ни Сорренто, ни штатные предсказатели.

Через пару минут светящиеся создания устремились обратно в лес. Существа повторяли свой странный ритуал раз в три месяца; сотрудники Клементинума обязаны были присутствовать и проверять динамику развития Пограничной зоны.

– Скоро заползут в дом. Как думаешь, почему они до сих пор сюда не влезли? – спросил Дима, сохраняя показания приборов.

– Здесь обитает нечто жуткое, – отозвался я, – оно не пускает фей на свою территорию. Какой-то дух леса или еще что… Именно поэтому мы всегда наблюдаем с веранды. К людям эта тварь привыкла, а вот фей из другого мира не жалует.

Дима хмыкнул.

– Чудесно. На сегодня с меня хватит, пожалуй.

Сложно поспорить. Я вернулся в стылую гостиную, собрал рюкзак. В кармане завибрировал мобильный, и я замер, чтобы прочитать смс.

– Шеф приехал, – громко сообщил я, – на одиннадцать назначили совещание во фронт-офисе.

– Окей. Помоги-ка мне загрузить барахло в машину, а?

Я набросил на плечо рюкзак и двинулся обратно на террасу. Вдвоем с Димой мы быстро отнесли приборы в казенный джип. Дима закрыл сторожку на замок, сел за руль. Я устроился на переднем сиденье.

– Завтракать? – Дима взглянул на меня, попытался изобразить на лице улыбку. Темные круги под глазами выдавали усталость и недосып, в уголках глаз уже появились морщинки.

– Поехали. Лишь бы подальше отсюда, – мне не хотелось ничего говорить, но нужно было заполнить тишину, разбавить жутковатое безмолвие этого места. Я потянулся к приемнику и включил радио.

Заиграла квиновская «Show must go on». Мы вырулили на проселочную дорогу и покатили вниз, к трассе Ялта-Севастополь. Я открыл окно. Начался дождь; крупные капли разбивались о лобовое стекло, пока мы мчались по трассе. Я миллионы раз видел эти пейзажи. Спокойное море, очертания гор, густой лес.

Я жил в стране фей, изолированный от остального мира, без возможности выбраться отсюда или сбежать. Вечный страж границ рассыпавшегося на осколки мира.

В девять утра мы уже сидели в кафе с видом на море и пытались съесть завтрак. Работа в Пограничной зоне выматывала, лишала сил – как моральных, так и физических. Я пил кофе, мечтая о долгом сне без сновидений. Дима с кем-то переписывался в смартфоне, отстранившись и уйдя в собственные мысли.

Я проверил инстаграм. Пару фотографий в моем сообществе subway_angels завалили «лайками». Всегда казалось странным, как можно нажимать сердечко под фотографиями Безликих, Тысячеглазых или ангелов подземки. Кому-то они кажутся милыми? Или люди просто восхищаются работой неведомых мастеров фотошопа? Ох, если бы все было так просто.

– Как думаешь, зачем приехал Сорренто? – мне надоело молчать. Хотелось добиться от Димы реакции, но коллега словно отгородился от меня стеной. Не сказать, что я сам был душой компании, но тишина уже начинала напрягать.

– Ммм? – оторвавшись от смартфона, Дима вопросительно вскинул бровь, задумчиво поскреб светлую бороду. – Сорренто? Не знаю, чего ему в Праге не сидится. Может, опять решил попробовать разобрать Нефас на винтики. Или наконец-то внял нашим мольбам о расширении штата. В поля давно пора отправлять новичков.

– Как будто много желающих работать с этим дерьмом, – я уныло подпер щеку рукой и поболтал кофе в стакане. – А я в том лесу с ребятами ролевки устраивал. Переодевались в хоббитов и эльфов, сражались на деревянных мечах, а вечером напивались у костра под баллады менестрелей.

Дима смерил меня ехидным взглядом.

– Да, сейчас-то все серьезно. Даже эльфы настоящие.

– Увы, – я закатил глаза, – верните мне мой 2005-й.

Дима бросил взгляд на часы.

– Пора выдвигаться. Нужно еще набросать отчет для Орлова.

Мы расплатились и поехали во фронт-офис, расположенный на Большой Морской улице.

В офисе царила паника – директор Клементинума уже прибыл, и сотрудники в срочном порядке пытались закрыть текущие дела. Я проскользнул к рабочему месту, Дима ленивой походкой устремился к своему.

Почти сразу же мне позвонили.

– Сеньор Маркин, пройдите, пожалуйста, в кабинет сеньора Сорренто. Он хотел бы поговорить с вами лично, – я узнал голос ассистентки Александра Сорренто, Фьяметты. Девушка говорила по-английски с заметным итальянским акцентом.

– Сейчас подойду, – отозвался я, мысленно приготовившись к самому худшему.

Я снял потрепанную куртку, кое-как пригладил непослушные волосы, надел очки и, взяв папку с документами, направился в кабинет шефа. Бесполезно даже стараться принять приличный вид – в простой белой рубашке навыпуск и джинсах я напоминал студента, а не сотрудника влиятельного секретного университета.

Дверь мне открыла Фьяметта – очень высокая и мрачная, в строгом брючном костюме.

– Прошу вас, – ассистентка пригласила меня войти, – будете кофе?

– Приветствую. Ага, если можно, – кивнул я. Александр Сорренто стоял у окна, сложив руки на груди.

Фьяметта вышла, а директор Клементинума наконец обернулся ко мне.

– Привет, Иван, – Сорренто улыбнулся мне тепло и искренне. Я приблизился, пожал начальнику руку.

– Здравствуйте, сеньор. Удачно долетели?

– Неплохо, – кивнул Сорренто, – садись, пожалуйста.

Сорренто уселся в кресло, я занял стул напротив. Я чувствовал себя как на экзамене – тревожно и беспокойно.

Директор Клементинума казался обаятельным, дружелюбным джентльменом лет шестидесяти, в элегантном костюме и в очках. Однако в глазах его не читалось ничего, кроме холодной решимости и непоколебимой уверенности в себе. За улыбкой прятались насмешка и снисходительность. А еще от него исходило легкое, почти неразличимое ощущение опасности.

– Иван, на фоне сложившейся ситуации нам в ближайшее время придется запускать проект «Монохром». Потребуются люди с самым сильным потенциалом.

Я напрягся, неуверенно покрутил в руках папку.

– Вы про группу Масок? Самые сомнительные кандидаты, – возразил я. – Мы, конечно, можем подобрать кого-нибудь из базы для экспедиции в Монохромный мир, но, сами понимаете, эта перспектива никого не обрадует.

– Нам нужны именно Маски, – отрезал Сорренто, – остальные не смогут перейти границу, их сил будет недостаточно. Вот, взгляни, – он протянул мне папку.

Я принял ее, начал листать представленные досье.

– Вы уверены, что это хорошая идея? – я не смог сдержать скептического тона. – У Эридана зависимость от его способности, он относится к дару, как наркоман к героину. Мареш еще не открыла полностью свою силу. Про Флауэрса ничего сказать не могу: вроде бы показатели у него самые средние.

– Скоро все изменится, – туманно отозвался Сорренто, – у них не останется выбора. К тому же, я уверен, ты сможешь уговорить молодых людей сотрудничать с нами и заняться оперативной работой.

– Я?! С какой стати. Моя роль здесь – сторожить границы Крымской зоны и Нефас заодно. Я плохо работаю с людьми, только с монстрами Пограничья, – я криво улыбнулся. – И какими аргументами я должен убеждать Эридана, Мареш и Флауэрса? Клементинум им никак не помог. Оставался в стороне, когда мир сдвинулся с места; бездействовал, пока они пытались с этим смириться. Мы ничего не сделали, чтобы предотвратить смерти… – мне давно хотелось высказаться, и я воспользовался этой возможностью. – К тому же вы хотите, чтобы ребята приняли участие в самоубийственном проекте.

Александр Сорренто спокойно выслушал мою речь. Потом, сцепив пальцы в замок, произнес:

– Количество Пограничных зон увеличивается с каждым днем. Происходит все больше инцидентов. В Штабе уверены, что скоро произойдет еще несколько… На высшем уровне было принято решение собрать экспедицию, пока мир окончательно не погрузился в хаос и не коллапсировал к черту, – услышав в спокойном голосе Сорренто эмоции, я удивился, – ты сам прекрасно об этом знаешь. Сейчас нет времени обсуждать, почему политики не заявили о работе Клементинума… Мы можем только действовать. Вспомни Стамбул. Часть города просто погрузилась во тьму, исчезла! Вместе с тысячами людей! Сколько еще подобных катастроф произойдет из-за влияния Пограничных зон?

Я откинулся на стуле, посмотрел на Сорренто, склонив голову набок.

– Да без понятия. Мне интересно, почему об этом не подумали раньше. Как вообще мы дошли до жизни такой? – я грустно усмехнулся. – Семьдесят лет абсолютно бессмысленной работы.

– Мы делали все, что могли, – Сорренто не стал спорить, – все, что требовала от нас ситуация.

Я рассеянно кивнул. Ну да, конечно.

Университет Клементинум основали семьдесят лет назад, когда были найдены первые зоны Пограничья. Ученые не могли с точностью сказать, существовали места с ярко выраженными геомагнитными аномалиями испокон веков или начали появляться сразу после Второй мировой войны. Зоны находили по всему миру, и, что самое странное, их количество увеличивалось с каждым годом. Современная наука объяснения этому феномену найти не могла, зато различные экстрасенсы, маги, эзотерики и прочие «просветленные» личности в один голос твердили: зоны Пограничья находились на стыке двух миров, где ткань между реальностями была особенно тонкой. Эта теория объясняла, откуда в зонах Пограничья появлялись артефакты: загадочные механизмы, питавшиеся человеческой энергией, обломки летательных аппаратов из неведомых материалов, амулеты с проклятьями, книги и карты неизвестных планет и миров, рассыпавшиеся в прах при малейшем прикосновении, загадочные приборы. Все эти сокровища хранились в зонах Пограничья, ожидая часа, когда ученые возьмутся за их изучение.

Факт существования Пограничных зон был засекречен правительствами всех стран (так же, как инцидент с падением летающей тарелки в Роузвелле), чтобы избежать паники и оградить умы людей от шокирующей информации.

Первый в своем роде Университет для изучения Пограничных зон организовали в одной из стран ОВД – Чехословакии. Разумеется, при благословении Москвы. В Праге находилась одна из самых мощных Пограничных зон в Восточной Европе, поэтому выбор места основания дискуссий не вызвал. Клементинум получил свое название в честь старинной иезуитской библиотеки в центре Праги.

До Перестройки Клементинум оставался закрытым и засекреченным объектом, где трудились археологи, историки, лингвисты, физики, этнологи и многие другие ученые, пытавшиеся разгадать тайны зон Пограничья. Но во время Перестройки Клементинум вдруг преобразовался в тайную общественную организацию, в какой-то степени объединявшую Восток и Запад. Лишь в начале девяностых ученые смогли объяснить сложившуюся в мире ситуацию. Правда испугала правящую элиту больше, чем угроза ядерной войны.

Реальность разрушалась. Реальность трещала по швам, и в зонах Пограничья швы почти разошлись. Сквозь эти прорехи из мира утекала энергия и жизненная сила…

И утекала она в Монохромный мир.

Найденные в Пограничье артефакты помогли ученым составить описание Монохромного мира. Очень приблизительное, ведь попасть в Монохромный мир и узнать всю правду никому до сих пор не удавалось. Монохромный мир находился ближе всего к современной Земле, и его можно было бы назвать «параллельным» – только вот время там шло совсем по другому направлению, и ученые постоянно фиксировали парадоксы. Мир был крайне нестабилен и то исчезал с радаров, то вновь появлялся черно-белой рябью – именно поэтому его и назвали Монохромным. Ученые принимали радио- и видеосигналы, в зонах Пограничья техника становилась особенно чувствительной и регистрировала различные аномалии.

Ученые собирали кусочки головоломки, пытаясь выстроить их в логичное и понятное объяснение, но фактов катастрофически не хватало.

Все, что показывали приборы – умирающий мир, разрушенный войнами, разоренный, заброшенный, затянутый ядовитым туманом.

– Значит, вы хотите, чтобы я уговорил группу Масок сотрудничать с Клементинумом и нанял их на работу, – я постарался подвести итог нашей беседы.

Сорренто кивнул.

– Ты должен убедить их хотя бы прийти к нам в офис. Все они живут в Великобритании, это будет несложно. Отправишься в Шотландское отделение Клементинума. Я тебя познакомлю с руководителем, Амина Сингх – потрясающая женщина и великолепный специалист! Она давно наблюдает за Масками, именно она направила мне досье…

– С каждым придется проводить мотивационную беседу, – я перебил шефа и внимательно уставился на него.

– Если наши предсказатели не ошиблись, скоро к нам придет Мареш, – пожал плечами Сорренто. Я подумал, что начальник в этот момент напоминал злодея из комиксов, – просто будь начеку. Уже полдела. Ее ты легко убедишь.

– Придет? – переспросил я. – Она воспользуется своей способностью?

– Подробностей я не знаю, – пожал плечами Сорренто. – Сам понимаешь, предсказатели – ненадежный источник информации. Но они полагают, что да, сила девушки активируется в ближайшее время.

– Понятно, – кивнул я, хотя, конечно, ни черта я не понял.

Вошла Фьяметта с двумя чашками кофе. Мне хотелось поскорее покинуть кабинет шефа, но пришлось остаться – пить кофе и отвечать на никому не интересные вопросы о буднях Севастопольского отделения, здоровье моих родителей и количестве случаев, когда я использовал свою способность.

Кажется, Сорренто остался доволен услышанным. Через двадцать мучительных минут он наконец отпустил меня, пообещав в ближайшем будущем обсудить детали проекта.

Я с облегчением выскочил за дверь.

– Ну, как прошло? – без особого интереса спросил Дима, когда я вернулся.

Я взглянул на коллегу и, улыбнувшись, ответил:

– Никак. Заставил заниматься подбором персонала, представляешь?

Дима закатил глаза.

– Надеюсь, тебе за это доплатят?

Я еле сдержался, чтобы не засмеяться ему в лицо.

Домой я вернулся только к обеду. Тучи разошлись, и снова стало припекать солнце. Я принял душ, выпил прохладного пива и устроился на диване с книгой, надеясь отвлечься от мыслей о работе и великих планах Сорренто. Я второй раз перечитывал «Облачный атлас» Дэвида Митчелла. Эта книга будто возвращала меня к жизни.

Никогда не думал, что магия может настолько утомлять.

Я успел прочитать пару глав. За это время раздалось несколько звонков и пришла пара смс, но я упорно их игнорировал. Когда зазвонил домашний, ответить все-таки пришлось.

– Ваня, привет! Нужна твоя помощь… Подежуришь в бастионе до вечерней смены? Мне нужно Сашку из садика забрать, она заболела, – Татьяна выпалила всю тираду единым потоком, пока я не успел опомниться, – там еще Антон будет, так что не заскучаешь…

– Привет. Ну, я сам только с дежурства вернулся, – попробовал возразить я.

– Все оперативники заняты. У Сашки температура под 39, в такую погоду! Выручишь? – Таня была непреклонна.

Делать нечего: в бастионе полагалось дежурить двум оперативникам.

– Ладно, не вопрос. Через час буду.

– Спасибо, друг. С меня пончики. И проверь смс, – радостно ответила Татьяна.

– Ага, – я выключил трубку и с трагическим видом прикрыл глаза рукой.

Отличный вечер отличного дня.

Пришлось собираться. Я бросил в рюкзак «Облачный атлас», планшет, переоделся в удобную одежду и, не теряя времени, отправился в Михайловский бастион.

По дороге мне вспомнились слова Сорренто: «Скоро Мареш сама придет к нам». Что бы это могло означать? Судя по досье, Андела Мареш обладала силой Проводника, но способности ее до сего дня не проявлялись. Бедная девочка. И ведь никак не поможешь ей, не предупредишь… Я решил добраться до Бастиона и поискать в социальных сетях ее профиль.

Оставалось надеяться, что она уже нашла мой инстаграм, и он хоть немного помог ей разглядеть реальный мир…

7. Андела

Закрывшись в номере, мы с Тейтом пили. Я не могла плакать, зато могла поглощать виски с колой – и мне становилось легче. Я рассказывала Тейту о Пограничной зоне: запинаясь, сбиваясь, перескакивая с одного на другое. Показывала фотографии из инстаграма и пыталась убедить мужа, что не схожу с ума.

Кажется, он верил мне, делал все, чтобы меня успокоить, но я видела – Тейт до смерти перепуган моим состоянием. На его месте я бы тоже была в шоке.

Тот день я помню очень смутно: все слилось в бесконечный круговорот ужаса и отчаяния. От меня ничего не осталось. Только страх. Я больше не чувствовала себя собой.

Наверное, в такой ситуации логичнее всего было собраться и приступить к поискам ответов на вопросы, но… Меня с головой накрыло паникой и страхом перед действительностью. Я тонула, задыхалась и не хотела возвращаться обратно. Кажется, мне нравилось тонуть.

Тейт хотел позвонить моей маме. Я наотрез отказалась. Часам к шести вечера меня немного отпустило, я, не раздеваясь, заползла под одеяло и моментально заснула.

Что за этим последовало, сложно назвать приятным опытом. Казалось бы, куда уж хуже? Но фотография в Нилс Ярде запустила чудовищную цепную реакцию, и вот моя жизнь рассыпалась и разваливалась на куски в ничтожно короткие сроки.