Времена забытых лет

– Мужик подкованный попался, датами и именами так и сыплет, играет первоклассно. Чем бы его подловить? – Андрей посмотрел на Николая.

– Сейчас денег ему дам, он роль сразу сменит. Учись.

Николай достал из кошелька пятисотрублевую банкноту и протянул мужику:

– Гаврилка, или как там тебя по жизни, довези нас до Вологды, кончай ломать комедию, ты и так нас немало удивил, просто уже не до шуток, полдня на ногах и без еды.

Мужик с любопытством взял банкноту, повертел ее в руках, даже понюхал. Было ощущение, что деньги он видит в первый раз.

– Чудная вещица, баская4, на кой ляд она мне, – и протянул обратно.

Друзья вновь отступили на пару шагов посоветоваться.

– Что-то я совсем запутался, какие-то странные вещи происходят. Эта яма, старинная копейка, подкова ручной работы, телеги, дома под дранкой без труб, воеводы, Гаврилка этот в образе своем… Понимаешь, к чему я? – напряженно говорил Андрей, близко наклонившись к Николаю, чтоб их никто не услышал.

– Ну, так сыграть сложно. Ведь этого не может быть, это только в фантастических книгах и в фильмах – перемещения во времени или в измерении, не знаю как правильно. Кстати, какой это год, если он говорит, что сейчас 7121? – спросил Николай.

– Похоже, он по Византийскому календарю считает, Юлианский с Григорианским еще, видать, не вступил. Как раз недавно с дочкой писали школьную работу, там разница, дай Бог памяти, то ли пять тысяч пятьсот, то ли чуть больше, не помню точно. То есть сейчас 1605 – 1620 по нашему календарю. Что у нас было в это время, вспоминай.

– Смута была точно, что еще-то? Пойдем обратно, а то приведет еще мужиков, – кивая на Гаврилку, сказал Николай.

Они вернулись обратно, мужичек по-прежнему смотрел на них с недоверием. Начал Андрей:

– Гаврил, ты знаешь, брат, мы тут долго плутали, шли с Новгорода, потом на нас напали лихие люди, забрали коней, пожитки, бумаги наши, деньги. Все, что на нас – это только и осталось. Нам бы переночевать где, да одеженки какой, а утром мы бы в Вологду тронулись. Новостей никаких не знаем, ты, вроде мужик грамотный, расскажи, кто в Москве сейчас царствует, уж больно долго плутали.

На лице Гаврилки появилась добрая улыбка, видно было, что слова ему понравились:

– Грамоте немного учен, считать могу, читать немного, с письмами туго, да и комусь мне писать-то. Учился у батюшки в нашей церкви Преображение Спасово. Женка моя их обстирывает. Слыхал в Вологде на праздник новолетия от ярославских торговых людей, чтой собралси в городе Ярославле Совет всея земли русской, а созвали Кузьма Минин и князь Пожарский. Архиепископ наш, Сильвестр, благословил ратников вологодских да тотемских, устюжских с ними же, и ушли они в ополчение. Вота такие дела у нас, погонют наши литовцев с поляками из Москвы, победили ужо гетмана Ходкевича, будь он неладным.

– Ну, вот, стало проясняться, значит все-таки 1612 год, второе ополчение Минина и Пожарского, – тихо проговорил Андрей, – все-то он знает, и имена, вроде, сходятся. Угости-ка его сигаретой, посмотрим, как справится, этого добра в таком виде долго еще не будет в этих местах.

Николай подошел к Гаврилу, достал из пачки две сигареты, прикурил свою от зажигалки, вторую протянул мужичку.

– Хороший ты мужик, Гаврил, на, покури табачка.

– Церковь не велит, грешно это.

– Ну, так, и в кабак грешно ходить, а ведь ходишь, – Николай хитро подмигнул.

Прикурив вторую сигарету от зажигалки, Гаврил затянулся и закашлял.

– Чей-то за штуковина у тебя этакая, огненная?

– Это огниво заморское, – ответил Николай.

– А вас как звать-то, люди добрые? – уже с явной симпатией спросил Гаврил.

– Меня Андрей.

– А меня Никола.

– Ни кола, ни двора, значит, – пошутил Гаврилка, – а что это за кузовки у вас такие и собираете в них красюки да гнутые подковы, а, вона, в туды еще и поганцев, – показал пальцем на ведро Николая.

– Это тоже заморские кузовки, у английских купцов в Новгороде купили за большие деньги. Давай, друг, Гаврилка, так: ты нас размести на ночь, покорми, одеженки какой раздобудь, а мы тебе кузовки подарим и табачка еще подбросим, лады? – и Андрей протянул руку.

– Лады, паря, – радостно сказал Гаврил, пожимая руку Андрея, – в избе у меня места нетути, переночуете в сеннике, пока по ночам еще не стынет.

Непонятный скрип и цоканье на улице заставили друзей обернуться.

К калитке Гаврила подъехала телега, правил лошадью батюшка в черной рясе:

– Гаврилка! – зычно крикнул он, – чей-то в церкви давнось тебя не видко, Авдотья ходить, а ты чей-то носу не кажешь, – батюшка внимательно посмотрел на гостей.

– Завтрась приду и курочек прихвачу, отец Емельян.

Батюшка еще раз посмотрел на всех, цокнул языком и не спеша покатил вверх по улице в сторону церкви.

– Наш батюшка, ох и строгий. Порой кажись, дай ему хворостину – он с ней по дворам пойдет в церковь людей загонять.

– Видел на чем у них батюшки ездят? – тихонько спросил Андрей товарища. – Наши-то давно на представительский класс пересели.

– Пошли, ребятки, а то еще кто завалится, не уйдешь.

Друзья пошли за хозяином через небольшой двор и, обогнув избу, подошли к сараю, который оказался почти под крышу набит душистым сеном. Тем временем короткий осенний день клонился к концу, солнце уже село, оставалась самая малость до темноты.

– Ну, прошу, паря, чем говорится богаты. Пойду у Авдотьи пошукаю чей-нибудь похарчеваться вам. Живем мы небогато, да и урожаю несколько лет не было.

Путешественники залезли повыше на сено, пахло пряной травой, дикой мятой и клевером. Хотелось просто лечь и ни о чем не думать. Вскоре вернулся Гаврил, принес две старые сильно поношенные овчины, деревянную лохань, которую назвал кашником, две деревянные ложки и крынку с молоком. Посуда была старая и не отличалась чистотой, но этот факт уже никого не сдерживал. В кашнике было немного каши, напоминавшей ячневую, и два несвежих куска ржаного хлеба. От свежего молока Николай отказался, сославшись на возможное несварение желудка, зато Андрей пил с большим удовольствием.

– Держи в подарок английскую крынку, вещь дорогая, от всего сердца на память, – и Николай протянул Гаврилу бывалую эмалированную кружку с изображением горного козла и надписью «ОблТур».

Гаврилка повертел в руках кружку, взял за ручку и сделал вид, как-будто пьет из нее:

– Эки немцы молодцы, докумекали.

– Почему немцы, у английских торговых людей выменял на трех соболей, видишь, роспись какая.

– А для меня все немцы, раз по-нашему не говорят. Пойду ночевать, спите.

Друзья остались в темноте и тишине, каждый думал о своем.

– Дома, точно, все с ума сошли, везде нас ищут. МЧС, наверное, подняли. Надо как-то выбираться отсюда, – сказал вслух Николай. – Может этот Гаврилка – дурачок местный, застрял в своем мире, и чудятся ему повсюду старые времена.

– Ну, тогда их тут целая деревня, вернее, село Брусничное. Название-то какое, может, хиппи-коммуна прижилась под Вологдой, а мы с тобой уши развесили. Обсмеют нас дома, как вернемся, но приключение запоминающееся.

– Ну, а если все взаправду, что тогда делать?

– Вернуться к яме, так ее еще найти надо, и не факт, что сработает. Завтра доберемся до Вологды, посмотрим как там, все понятно станет. Давай повспоминаем, что было в 1612 году в Вологде. По-моему, осенью того года поляки и литовцы захватили и разорили город. Тогда надо быть осторожнее, чтоб не попасть в эту мясорубку.

– Ты, я вижу, уже и не сомневаешься, что мы провалились на четыре века назад, хотя я сам в это верю все больше и больше. Смешно завтра будет, если мы выйдем на асфальтную дорогу.

– Сейчас надо отдохнуть, силы по-любому нам еще понадобятся.

Глава 3. Необычная Вологда

1

С непривычки спали плохо, в голове вертелись события прошедшего дня. Разум не хотел верить в возможность случившегося, все еще оставалась надежда, что это чей-то розыгрыш. Внизу в сене копошились мыши, временами задувал ветер, единственное, что было неизменным – это звезды на небосклоне и луна в небе, они были точно такие же, как дома. Несколько раз во дворе что-то стучало, приближаясь к сеннику, поэтому приходилось включать фонари на смартфонах и всматриваться в тень, куда не проникало лунное свечение, после этого все утихало.

Когда утром, успокоившись, оба уснули, в округе истошно начали орать петухи. Судя по тому, как они откликались друг дружке с разных сторон, их здесь было много. Непривычные деревенские звуки сразу вернули наших путешественников из приятных снов про прежнюю жизнь в действительность.

– Просыпайся, Коля, – Андрей потряс товарища за плечо, – утро во всю, петухи уже не по одному разу прокукарекали. Гаврилка с женой, вон, скотину обряжают.

– Я просыпался с мыслями, что все это сон, а тут ты в сене, со своими петухами. Такое ощущение, что я дня три не ел, а моему организму необходимо горячее дробное питание.

– Ага, сейчас, подаст тебе Гаврилка на подносике кофейник с горячими круассанами. Но то, что ты не грустишь, уже хорошо.

– Да тут грустить некогда, выживать надо, Андрюша, приспосабливаться, а там, глядишь, и яму поищем, может, она в две стороны работает. А может, закончится сегодня это кино, и мы с тобой дома будем к обеду. Ладно, давай пока посмотрим, что у нас с собой есть, что можно обменять, а то мы так с голоду помрем. Деньги наши тут, похоже, не котируются. Гаврилка вчера повертел пятисотрублевку как фантик и вернул совсем не впечатленный.

Друзья начали доставать все из карманов и рюкзаков и складывать на овчине. Два складных ножа с короткими лезвиями, которыми тут не напугать даже курицу, были признаны не годными для самообороны и вполне могли пойти для продажи или обмена. Двое наручных часов: один хронометр был из разряда бюджетной Швейцарии, что, видимо, никак не возвышало его над добротной отечественной «Ракетой» с руки Николая. Документы и ключи от машины, не имеющие практического применения и дорогие для хозяина, договорились не пускать в оборот. Два смартфона, заряды на которых были от 70 до 75%, решено было отключить для сохранения аккумуляторов. Дополнительный аккумулятор, термос, хоть и послуживший, но исправно выполняющий свою функцию, несколько пустых пакетов, баллончик со спреем от клещей и комаров, зажигалка и пачка сигарет иностранной марки с восьмью сигаретами, на пару из которых уже претендовал Гаврилка, две карамельки и обрывок блистера с тремя таблетками от головной боли. Коробок спичек, заполненный наполовину, нашелся в кармане на рукаве у Андрея.

– Коля, а твоя увесистая золотая цепь на шее? Еще неизвестно, как к ней тут отнесутся. Но золото ценится во все времена. Давай на нее тоже рассчитывать.

– Тогда давай в актив положим твои золотые коронки.

– Коронок у меня нет, а золотые фиксы в лес не надел, – улыбаясь, сказал Андрей, а вот, обручальные кольца тоже бы подошли. Да, дома, сейчас, наверное, кошмар, не знают, что и думать. Я дочку обещал сегодня в Ярославль отвезти.

Оба товарища загрустили, каждый думал о близких. В это время снизу раздался голос Гаврила:

– Ну, чего, паря, проснулись? Пошли харчеваться, да я вас на подводу-то пристрою, доедите позапутно до Вологды.

Собрав вещи и прихватив овчину, друзья спустились и пошли в избу вслед за хозяином. Дом был не новый, дальний угол заметно просел, и от этого пол имел порядочный уклон. В скромной избе стоял полумрак из-за холстов, натянутых вместо стекол и пропускающих мало света. Комната была примерно четыре на четыре метра, треть ее занимала массивная закопченная печь с лежанкой. Вдоль стен стояли длинные деревянные лавки, накрытые ткаными половиками. Возле окна расположился большой стол из грубо обработанного дерева. В верхнем правом углу за полотняными занавесками виднелись иконы, и горела маленькая свечка. На лавке возле печи была разложена различная кухонная утварь, рядом на полке отдельно стояла подаренная эмалированная кружка. У печки возилась полноватая женщина в длинном сером зипуне, волосы были убраны под цветной платок. Она повернулась и с любопытством поглядела на вошедших гостей.

– Здравствуй, хозяюшка, – первым начал Андрей, – прости нас за беспокойство, мы ненадолго.

– Здрасьте, – поддержал Николай.

– Это женка моя, Авдотья, а это ль странники, про чьих я тебе сказывал, Андрей и Николай. Ну-с, седайте на лавку в красный угол.

Друзья сели на лавку под образа. Авдотья накрыла стол новой чистой льняной скатертью, принесла кувшин с парным молоком, деревянную миску с несколькими яйцами, миску с кусками ржаного хлеба, крынку со сметаной, две деревянные ложки и две крынки под молоко. С голодухи все выглядело очень аппетитно. Гости торопливо начали завтракать, а хозяева с любопытством на них поглядывали.

– А скажи-ка, Николай, чаво вам в Вологде-то надобно? Времена ведь сейчас лихие, того и гляди не разберутся – прибьют, везде лазутчиков ищут. Я и сам вчерась вас за их принял.

– Весть у меня для воеводы вашего, очень важная, какая не скажу, то дело государево, – уплетая очередной кусок хлеба со сметаной, ответил Николай.

– Вона как, ну, тогдысь понятно все, – раздумывая промолвил хозяин.

– То, что могут не разобраться, это ты точно, Гаврил, подметил, бумаги-то наши все у лихих людей теперь, да и одежда у нас заморская, как ты назвал, малохольная, – улыбнулся Андрей.

– Дык я не обиды ради. А с одеженкой туго, уж больно наша простетска для тебя, в такой к воеводе точно не пустют.

– Гаврил, а чьи там черные одежды висят на улице, сушатся? – спросил Николай.

– Этак рясы монастырские, батюшка велел Авдотье настирать к завтра.

– Дай нам их до Вологды доехать, мы до воеводы доберемся, а потом обратно отдадим, – продолжал Николай.

– А берите, чаво хорошим людям не жалко. Авдотья, принеси-ко со двора.

Авдотья неодобряюще посмотрела на мужа и вышла из избы.

– Ругаться будет? – спросил Андрей.

– На то она и баба, чтоб ругаться. Сбрехнет, что течением реки унесло, своим ходом в Вологду отправились, – засмеялся Гаврил.

Гости тоже засмеялись, а Андрей даже похлопал хозяина по плечу.

– Рад я, Гаврил, что свиделись мы с тобой, и мужик ты настоящий, вот тебе штука такая в подарок, называется «термос». Тоже заморская и очень дорогая, – сказал Андрей, доставая подарок из рюкзака.

– Ты сейчас все наши заначки передаришь, а завтра мы с тобой сами в холопы пойдем ради еды. Будь порасчетливее, Андрюша, – наклоняясь, негромко произнес Николай.

Андрей вкратце пояснил Гаврилу принципы работы термоса, чем очень удивил того. Тем временем вернулась Авдотья и принесла рясы. Мужчины надели их поверх своей одежды, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Авдотья перекрестилась и вышла из избы.

– А кресты где на цепях? – полушутливо спросил Андрей.

– Наперсных крестов обычные священнослужители сейчас не носят, их начнут надевать только при Николае II, – негромко пояснил товарищу Николай.

– Тем лучше, а то пришлось бы цепь твою отливать в кресты.

Рясы скрыли одежду, обувь еле виднелась из-под подола, рюкзаки на плечи надевать не стали.

– Скажи, Гаврил, а стекол в окна избы у вас никто еще не ставит? – спросил Николай.

– Стекляшки ставят в очень богатых домах Вологды. У нас в деревне либо промасленный льняной холст, иль рыбий пузырь, но он быстро рвется, хотя свету от него поболее. Волосы у вас острижены, паря, совсем не как у монахов, найду вам чавой-нибудь, – с этими словами Гаврилка выволок из сундука две серые войлочные шапки. Гости натянули их и опять улыбнулись:

– Гаврил, а зеркало у тебя есть?

– Чегось ты, добрый человек, церковь не дает вешать, говорят, зеркала и картины – все бесовское, только образа за застенком, – и Гаврилка показал пальцем на красный угол. – Сейчас подвода покатит на монастырский двор в Вологду, вас прихватит, вы только лишнего ничего не сболтните, пошли.

Хозяин, а следом за ним и гости вышли наружу, перешли небольшой двор и пошагали вдоль домов и заборов по улице. Утро было в полном разгаре, соседние крестьяне оказались заняты во дворах и на огородах, поэтому на них никто не обращал внимания. У третьего по счету дома стояла телега с запряженной рыжей лошадью. Возле ходил мужик и грузил мешки. Выглядел он моложе, ростом был выше Гаврила, одет примерно также, вместо бороды носил усы.

– Здорово, Дорошка. В Вологду запрягаешь-то, овес повезешь? – приветливо спросил Гаврил.

– И тебе здорово жить, Гаврилка, в нее самую, – не отвлекаясь от работы, отвечал Дорофей.

– Довезешь до Вологды-то двух людей монастырских? У них важное дело до самого воеводы, из Новгорода идуть, – почтенно произнес Гаврилка.

Дорофей посмотрел на путников в рясах и сказал:

– Ну, почто не отвезти-то, льзя, если дело такое, – показал на задний край телеги, где осталось свободное место, – седайте.

Андрей с Николаем уселись на телегу, нагруженную наполовину мешками, неумело подобрав под себя подолы ряс.

– Про табачок-то забыли, – терзаясь все это время, как бы невзначай, сказал Гаврилка.

– И точно забыли, – Николай запустил руку под рясу и достал из кармана полупустую пачку, две сигареты передал Гаврилке.

Дорофей с удивлением наблюдал за странными путниками. Пожав руку Гаврилке, Николай, не выходя из образа, окрестил того, а мужичек приложился губами к рукаву рясы, при этом счастливо улыбаясь. Телега медленно тронулась и покатила вдоль улицы.

– Батюшка раздает табачок пастве, как это знакомо из наших девяностых, прям картина через века, – грустно сказал Андрей.

Подвода поравнялась с сельской церковью, и оба новоиспеченных монаха перекрестились.

– Главное крестись правильно, тремя пальцами и справа налево, а то еще в раскольничестве обвинят, – напутственно сказал Николай.

– Так, вроде, раскол в середине XVII века произошел, если я правильно помню.

– Ну, может, и так. Крестись правильно, на всякий случай.

Село кончилось, и дорога пошла по прямой среди сжатых полей и небольших березовых рощиц, пожелтевших и готовых вот-вот сбросить отживший летний наряд. Телега ехала жестко, то и дело подскакивала на попадавшихся на дороге булыжниках. Один раз их обогнал конный, не обративший на них внимания.

– Дорофей, а скажи-ка, какой по счету сегодня день? – поинтересовался Николай.

– 21 день от новолетия, завтра у сынка маво младшенького именины.

– 21 сентября 1612 года. Плохо дело, Андрюша, если все сходится, то сегодня ночью польско-литовские банды, гонимые из Москвы или откуда там, войдут в Вологду, разорят и сожгут ее. Много людей погибнет, нам нельзя там оставаться, – озабоченно сообщил свои воспоминания из курса истории Николай.

– Надо попробовать что-то сделать, может как-то изменить ход событий?

– А думаешь, мы имеем право менять ход истории? Это не приведет к каким-то глобальным переменам?

– Ход чьей истории мы можем поменять, в какое время или измерение мы попали… Та наша жизнь уже останется той, а может, она будет меняться от того, что мы с тобой тут будем делать. У меня мозг не может этого осознать, но я знаю одно – нам нужно выжить здесь и лучше жить с комфортом, насколько позволяет XVII век, – оптимистически завершил свою фразу Андрей.

Меж тем подвода с друзьями переехала небольшую речку по деревянным мосткам, за узким вытянувшимся полем показалась деревня.

– Дорофей, что это за деревня, там за полем?

– Это Непотяговская, до Вологды недалече осталось.

От Непотяговской на дорогу свернуло две телеги груженные мешками с мукой, Дорофей пристроился следом.

– Это мужики князя Волконского, повезли муку на княжий двор, – обернувшись, сказал Дорофей новообращенным монахам, – через пять верст застава и Вологда.

Теплые шапки на головах и черные рясы жадно ловили теплые лучи сентябрьского солнца, становилось жарко. Николай снял шапку и обтер сырое от пота лицо.

– Ты бы шапку-то накинул обратно, а то твоя прическа, ну, никак не этой эпохи, этакий поп расстрига.

– У расстриг обстригали бороду, а не волосы, будет тебе известно. Ходу бы прибавить, чтоб обдувало. Надо было белым духовенством прикинуться. Ну что, служитель культа, как действовать в городе будем? – спросил Николай своего товарища.

– Давай подожжем и разграбим, поляки ночью придут, а ничего уже и нет. И напишут в учебниках истории о самом большом историческом обломе.

– А ты знаешь, так раньше и было, когда враг подходил, население пряталось за крепостными стенами, а городские посады сжигались. Захватчикам доставалась выжженная земля без фуража и пропитания, поэтому долгой осады не получалось.

– Значит, пробуем пробраться к воеводе, мол, мы от князя Пожарского хотим предупредить тебя, закрывай на ночь двери. Давно не ели, подбрось немного денежек, а в подарок – заморское огниво. Главное – из Вологды вовремя убраться, и не в сторону Москвы, видимо, оттуда пойдут.

План был одобрен, несерьезность и непродуманность никого не смущала. Вдоль дороги начали появляться строения – в основном небольшие полуразвалившиеся лачуги. Дорофей предупредил, что дозорные стрельцы с середины лета проверяют все телеги, ищут лазутчиков. Однако, поравнявшись со сторожкой, «недремлющие ока воеводы» были обнаружены спящими после вчерашней попойки.

– Так и Вологду пропьют, – выругался Дорофей.

По мере приближения к городу дома становились основательнее, большинство из них – рубленные из еловых бревен. Деревянные крыши были покрыты землей, которая местами поросла травой и мхом. Во дворах стояло много скотины, копошились люди. Почти на каждой улице виднелись большие и маленькие церкви. Центральная часть города была окружена деревянной крепостной стеной с множеством каменных башен с надстройками. Она начиналась по левому берегу небольшой речки и под неправильным углом уходила вглубь. Вдоль стен виднелись остатки частокола с заостренными вверх бревнами.

– Смотри, какие глубокие рвы. А какая полноводная Золотуха, это ведь она, кажется, – удивлялся Андрей, – а, вон, Софийский собор виднеется, он, правда, не белый, и купола не блестящие, и звонница деревянная.

Оба товарища озирались по сторонам, с большим удивлением распознавали знакомые архитектурные сооружения, сильно преобразившиеся через века. Сомнений, что они покинули XXI век, больше ни у кого не осталось.

– Большинство этих домов и этих людей, получается, прекратят свое существование в ближайшие несколько дней. Мне кажется, что мы должны попытаться что-то сделать, – с грустью сказал Андрей.

– Вот Благовещенские ворота, тама идите в покои воеводы, нужные люди покажут, а мне дальше в Кирилловскую слободку в Еремине враге за реку, – сказал Дорофей и притормозил телегу.

– Ну, спасибо тебе, Дорофей, помог, поезжай с Богом, – напутствовал Николай, слезая с телеги, – и еще, не задерживайся сегодня в Вологде, береги семью.

Через ворота медленно тянулась вереница из телег с разнообразной поклажей. Порой в мешках кудахтало и даже хрюкало. Все это не вызывало ни малейшего удивления. Проверяющих в воротах не было.

– Теперь понятно, как в город зайдут банды разбойников.

– Думаешь, хрюкая в мешках по двое, этакий вологодский троянский конь, – пошутил Андрей, – смотри прямо, похоже, это кабак. Давай зайдем, осмотримся, пропьем, так сказать, последнюю копейку.

– Ну, пойдем, много не нальют, но, может, что услышим, – оба друга с легкостью зашагали к заведению с покосившейся вывеской.

Отворив истерзанную дверь со следами повреждений как изнутри, так и снаружи, друзья зашли в полумрак питейного зала. В углу избы стояла большая старая наклонившаяся печь, слева располагался небольшой прилавок, по бокам и в середине находились грубые деревянные столы с лавками. Чувствовался неприятный запах браги, пота и тошноты. Несколько человек сидели за столами и громко разговаривали, один без движения лежал под столом.

– Чудесное место, пить мне уже не хочется, может, покормят чем, и то, лучше с собой взять, – остановившись на входе, произнес Николай.

– Пойдем к человеку, вон, за прилавком.

Проходя мимо крайнего стола, Николай случайно задел за локоть полусонного мужика, тот повернул голову и недовольно выругался:

– Чернецы́ питу́хи опять пришли, рясы пропивать, – он хрипло засмеялся, тряся грязной бородой.

– Не обращайте на него внимания, это Антипка, со вчерась не может отойти, – сказал работник, успевший подойти к ним из-за прилавка. – Пойдемте тудось, там почище, – и он показал на свободный стол.

– Как тебя звать-то? – спросил Николай.

– Яков Алтынев, целовальник5 государева питейного заведения.

Яков был высокого роста, худощавый с жиденькой бородой, волосы были разложены на пробор, поверх одежды был надет холщевый фартук, а на ногах сапоги.

– Сядайте тута, я вижу-то, вы люди неместные, незнакомые, приличные, что наливать? Есть виногорелка отменная, медовуха, пиво хмельное, все из своих винокурен.