Зайди ко мне, когда уснёшь

– Осторожно, там кто-то есть, – Леонид горячо зашептал, указывая на тёмный проём подсобки.

– Стой здесь, – Палыч смело пошёл туда и через некоторое время вынырнул, пожимая плечами. – Никого. Боишься темноты? Это нормально.

Он молча потянул Лёню на площадку запасного выхода. Там они вышли на освещённый тусклым светом лестничный марш, спустились двумя пролётами ниже и очутились на первом этаже, возле квадратного ящика с красной трафаретной надписью: «ПК-1». Глеб Палыч по-деловому открыл его. Под пожарным краном стоял пакет и белая эмалированная кастрюля, пахнущая чем-то вкусным. Палыч не без гордости взглянул на приятеля.

– На кухню сделал вылазку. Одному не унести. Хватай посуду.

Палыч взял пакет и направился вверх по лестнице. Кастрюля была тёплая, Лёня схватил её и на цыпочках бросился вслед.

Проходя мимо палаты, где только что слышалась беседа супругов, Лёня сбавил шаги. Ему очень хотелось взглянуть на ту дамочку, которая так мудрёно общалась с мужем алкоголиком.

«Есть же ещё женщины, которые ухаживают и ценят своих мужиков, какими бы они ни были» – мечтательно подумал он. Может оттого, что за ним самим никто в жизни так не ухаживал, кроме мамы. Даже бывшая жена в первые дни знакомства, не говоря про последующие, не утруждала себя знаками внимания к супругу. А тут нате вам, сигару!

В палате было тихо, и только слабый аромат экзотического табака доносился из-за двери.

«Уже ушла» – сделал вывод Лёня.

Приятели без приключений добрались до места дислокации. Именно так Палыч и называл свою палату. Тут они позволили себе расслабиться. В кастрюльке оказались котлеты с картофельным пюре и подливой. Из пакета был изъят нарезанный хлеб, кусок пирога, литровая банка с чаем и две ложки.

Мужчины с аппетитом принялись за позднюю трапезу. Котлета на ложке Лёни всё так же прыгала от дрожания рук, пытаясь ускользнуть, но голод заставлял неимоверным трудом удерживать её и прикончить, кусок за куском. Возвращались силы и заметно улучшилось настроение. Глеб Палыч, расположившись на своей кровати, как индусский бог, медленно жевал, словно медитируя. Вся обстановка напомнила Лёне что-то далёкое и давно забытое.

– Чувствую себя как в пионерском лагере. Даже еда по вкусу такая же…

– Ага. В тихий час обычно делали набеги. За пазуху наберёшь печенья, и в руки алюминиевую кастрюлю с горячим киселём, и бежишь, босой вместе с пацанами, в отряд, делить добычу, – Палыч зажмурился в своих воспоминаниях.

– Брось, Палыч, откуда тебе быть в пионерском лагере? Ты ребёнком-то хоть был?

– Я-то был, – нашёлся с ответом Глеб. – А ты сам на себя в зеркало давно смотрел? Весь помятый как бабай!

Мужчины рассмеялись. Распаковали банку с чаем и пустили по кругу. Их чаепитие нарушил только единожды бледный старик в ночной рубахе, который призраком прошаркал в открытом дверном проёме, до туалета и обратно. На верхних этажах, словно в дивном зверинце, продолжали разноситься крики, урчания, визги и топот.

Неожиданно совсем рядом, за дверью, раздался пронзительный собачий лай.

– Тут ещё собак держат? – удивлённо спросил Леонид. Глеб не успел ответить, как к ним в палату проскользнул молодой парень. Весь взъерошенный, с выпученными от испуга глазами. Больничная пижама, висевшая мешком на худом теле, выдавала в нём пациента. Он захлопнул за собой дверь и настороженно прислонил ухо к скважине. Потом навалился со всей силы и залаял по-собачьи, так громко, что кажется, поднял на ноги всё здание. Откуда-то издали, с верхних этажей отозвались другие одиночные собачьи завывания, словно это был питомник для животных, а не больница. Иногда его старательный лай переходил в озлобленный рык, чем окончательно озадачил мужчин, наблюдавших за этим сумасшедшим представлением.

– Эй, парень, ты чего? – спросил странного визитёра Глеб. Тот обернулся, выпучив на него глаза, и возбуждённо, заикаясь, едва внятно зашептал:

– Там, в коридоре, волки! Если они подумают, что здесь собаки, то испугаются и уйдут. Давайте вместе…

И парень зарычал с удвоенной силой. Действительно, сильный аргумент, в какой-нибудь глухой деревне, но очевидно неуместный здесь. Вдруг с той стороны кто-то не сильно толкнул дверь. Парень отчаянно упёрся в неё и залаял так ожесточённо, что не на шутку испугал Лёню с Палычем. Оба в тревоге приподнялись с кроватей. А что если и в самом деле сюда ворвутся звери?!

С той стороны налегли на дверь сильнее, и через мгновение в палату ввалились двое крепких мужчин в белых халатах, и за ними медсестра со шприцем наизготове. Парень сопротивлялся, как мог, и даже пару раз, извернувшись, пытался зубами вцепиться в руку одному из них, но тот был явно подготовлен к такой встрече и разом скрутил озверевшего пациента. Его щуплое тело быстро обмякло в крепких руках санитаров, и они торопливо унесли его куда-то прочь. Крики и топот ещё долго разносились в стенах учреждения.

– Вот и этот, туда же, волков увидел. Странно всё это, – тревожно сказал Лёня и прислушался к стихающему шуму в коридоре.

– Вечерние обострения. Под ночь здесь с некоторыми бывает. Белочка, – пояснил Палыч.

– Ничего себе представления.

– Тут таких навалом. Обычно их колют препаратами, после которых они становятся просто овощами.

– Ты-то, видно, уже специалист, разбираешься, что да как?

– Уж я-то знаю. Это нам со стороны кажется, что их поступки дурацкие и бессмысленные. А на самом деле хоть и спонтанные, но логичные. Всё объяснимо. Некоторые, допустим, на ужине масло прячут и выносят. Думаешь, зачем?

Лёня пожал плечами:

– Зачем?

– Ножки кровати натирать. Чтоб всякие гады, типа змей и ящериц, к ним в постель не забирались. По смазанным ножкам не залезть, соскальзывают, – Палыч, кажется, знал, о чём говорил. – А тот парень лаял, чтоб отпугнуть хищников. Хотя так не отогнать.

– Ты же говорил, что их нет!

– Я так не говорил. Кто знает, может, и есть, – загадочно произнёс Палыч, почёсывая затылок.

Мужчины допили чай. Рассовали посуду под кроватями, и развалились по своим местам.

– Палыч, а ты где живёшь?

– Здесь недалеко. Дом на шоссе…

– Дети есть?

Палыч вдруг переменился в лице. Взгляд его стал хмурым и озабоченным. Он резко сел и, уставившись в пол, осипшим голосом проронил:

– Были…

Лёня тревожно всматривался в его глаза. В них было много боли и печали. Палыч молча подошёл к стойке с лекарством, снял оттуда бутылку, затем, отлив половину в порожнюю кастрюлю, вернул на место и сосредоточенно поставил катетер в иглу, торчащую из руки Леонида. Потом вернулся, тихо лёг в свою постель и, уткнувшись лицом в стену, замер. Лёня не знал даже, что сказать. Он понимал, что задел какие-то личные мотивы Палыча, но как теперь поступить, что сказать и при этом не навредить, не знал. Так они и пролежали, в тишине, пока не явилась медсестра, чтобы убрать использованную капельницу.

Ночь прошла спокойно. На Леонида, видимо, подействовали лекарства, которыми, не скупясь, его накачали светила наркологии. Он буквально провалился в сон и пребывал в нём до самого утра, без всяких видений и кошмаров. Проснулся от громких разговоров и шума за дверями, как будто там что-то передвигали тяжёлое. Голоса всё время перемещались по коридору, пропадали и снова появлялись, кто-то причитал.

От противного липкого пота вся простыня стала влажной. Постоянно хотелось пить, и Леонид первым делом нырнул рукой под кровать, пытаясь найти бутылку с водой. Утолив жажду, он присел. Палыч сопел на своей кровати и, кажется, даже не собирался просыпаться. Лёня встал, одел тапки и не спеша направился в туалет. Проходя мимо знакомой палаты, где подслушал поздний разговор, обратил внимание на резкий запах хлорки. Дверь была распахнута настежь, на обе створки, будто специально для проветривания. Бабушка в халате уборщицы гремела тазиком и выносила из палаты в коридор пакеты и коробочки от сока. Она что-то постоянно бормотала себе под нос, из чего можно было выловить только одно вразумительное слово – «батюшки».

– Что случилось, бабусь? – Лёня вяло наблюдал за её вознёй.

Бабулька на секунду остановилась, чтобы взглянуть на него, и снова заохала:

– Так что же? Преставился… Господи помилуй! Этой ночью ваш брат и преставился. Прямо в палате… Бедняжка.

Лёня, недоверчиво косясь на женщину, протиснулся внутрь. Койка, на которой вчера лежал пациент, была уже без постели. Железный остов, просвечивая сеткой, одиноко стоял, отодвинутый от стены. Небрежно собранные белье и матрац валялись на полу.

– А что жена его, уже в курсе?

– Да какая жена? Он всегда один жил. Раз пять к нам попадал, ни разу никто его не навещал. Племянник сдавал на лечение и не появлялся. Вот и отмаялся… Денег никогда не было, ишь, а сигареты импортные курил… – Бабка веником смела от плинтуса половину сигары. Лёня смотрел на катящийся окурок и вспоминал, насколько дорога была эта сигара кому-то накануне. Жаль, конечно, мужика. От всего увиденного у Леонида на душе стало муторно и тоскливо.

– А сколько ему лет было?

– Да бог его знает… На вид в аккурат, как и тебе, батенька.

«Тьфу ты, ведьма старая… Лучше бы не спрашивал», – подумал Лёня и поплёлся дальше по коридору.

Этот случай никак не выходил из головы. Он вспоминал последние слова бедолаги и пытался понять, что тот чувствовал перед самой смертью.

«Предвидел он её или нет? И что должна ощущать та женщина, которая держала его за руку в последние часы жизни? Сочувствием, она, кажется, не страдала. Получается, она обвинила его во всех проблемах и отвернулась от умирающего. Интересно, насколько сильно она расстроится при печальной новости, всплакнёт ли на могилке у близкого человека? Да и кто же она такая ему? Ну, то, что родственница, непременно. Посмотрел бы я сейчас ей в глаза. Прибежит ещё как миленькая. Поплачет».

Некоторое злорадство закралось в подсознание. Стало даже как-то легче. В конце концов, у него было не всё так плохо.

На обратном пути кто-то сзади схватил его за руку, прервав течение его печальных мыслей. Это была медсестра.

– Скобелев, как Вы себя чувствуете?

– Спасибо, ничего вроде.

Она затащила его в свой кабинет и усадила на кушетку. Достала какие-то бумаги и начала заполнять.

– Сейчас придёт доктор, осмотрит Вас, спросит о состоянии…

– Нормальное состояние… Скажите, а вот мужчина сегодня, отчего умер?

Женщина оторвалась от стола и, задумчиво глядя в окно, произнесла:

– Ещё нет заключения. В анатомичку увезли… Но, похоже, самый распространённый диагноз в этой ситуации, сердечная недостаточность. Разве можно так пить?

– А родственники, что же, уже знают?

– У него, кроме племянника, никого не было. Уже позвонили.

– А что за женщина навещала его вчера? Родственница?

– Во сколько?

– Часов в десять вечера.

Врач странно посмотрела на Леонида и ладошкой тихонько прихлопнула бумаги на столе:

– Вот что… Вам бы не мешало хорошенько отдохнуть. Посетителей мы не пускаем в палаты. А в десять вечера стационар давно закрыт на все замки. Так что…

Лёня опешил, ну не прислышались ведь ему вчерашние голоса! Что же это такое? А вдруг прислышались?! Тогда он болен, и кажется, серьёзно.

Тут в кабинет ворвался солидный дядечка в очках, в сияющем от белизны халате. Поздоровавшись, он схватил ближайший стул и поставил его напротив Леонида. Уселся, подбоченившись, и оценивающе оглядел пациента с ног до головы, словно ваятель на бесформенный камень, из которого ещё предстоит вылепить скульптуру.

– Слушаю Вас, – наконец произнёс доктор таким тоном, как будто тому было, что говорить. Лёня пожал плечами.

– Что, совсем нечего сказать? Ничего не болит? Вы уже здоровы?

Лёня поморщился от такого врачебного сарказма.

– Всё болит, – вывалил он эскулапу в лицо, отчего у того брови полезли на лоб, якобы от удивления.

– Вот как? Ну, значит, всё проходит по плану, как и должно быть. Бессонница? Голова кружится? Тошнота?

Вопросы летели как из пулемёта. На них Лёня утвердительно кивал, лишь бы этот любопытный дядя скорее отстал. Женщина-врач сосредоточенно делала какие-то пометки в своих бумагах.

– Ну, что, продолжим капать. Очистим организм. Укольчики поставим… – доктор так и сыпал дальнейшими планами по поводу спасения Леонида. Похоже, для него это не составляло труда. Пациенты были примерно с одинаковым диагнозом, и поэтому лечение выписывалось легко и непринуждённо, по накатанной схеме. Дело было в руках профессионала. Но тут пациент встрепенулся и неожиданно прервал стройное течение его мыслей:

– Доктор, а может, я домой пойду?

Наступила тишина, во время которой слышно было, как тикают часы на стене. Доктор сдвинул очки на кончик носа и внимательно посмотрел на Леонида. Тот, воспользовавшись паузой, начал развивать наступление:

– Честное слово, я уже чувствую себя гораздо лучше. Приду домой, отлежусь. Помоюсь… Да и дел столько накопилось.

– Ну, вы понимаете, что ещё только начали курс? Алкоголь полностью не вышел из вашего организма. Вдруг потянет опять выпить?

– Нет, не потянет. Я уже не хочу. Самому противно, – соврал Лёня и сделал самые правдивые глаза на свете, какие только мог сделать алкоголик, после недельного запоя.

– Ну-у-у-у, хорошо, – как бы неохотно стал соглашаться врач, хотя даже толстые стекла очков не скрыли радостной искорки в его глазах. Видимо, он тоже не горел желанием иметь у себя в отделении лишних больных. – Вам надо будет дома пропить курс таблеток, получите их у Тамары Ивановны. Подпишите бумагу о том, что отказываетесь от дальнейшей госпитализации. Потом Вам выдадут выписку, одежду…

– Спасибо, доктор! – Лёня не верил своему счастью. Врач раскланялся и с чувством выполненного долга и явным облегчением поспешил прочь. Ему не было резона задерживаться около одного, из массы похожих друг на друга пациентов. Женщина за столом, видимо, та самая Тамара Ивановна, убрала одни бумаги и достала другие. Заполнила их неразборчивым почерком и дала подписать Леониду. Затем извлекла из шкафа горсть цветных таблеток и вручила ему.

– Вот эти розовые пейте три раза в день после еды. Эти маленькие принимайте перед сном…

Она ещё что-то говорила, но Лёня уже не слушал её. Он смотрел в окно, на свободу. Скоро явился санитар и пригласил за собой. Лёня уже было пошёл к выходу, но задержался в дверях и, немного помявшись, спросил:

– Тамара Ивановна, а вот пациент, который со мной в палате лежит, Глеб Павлович… надолго здесь?

– А куда ему торопиться? Тоже одинокий. Лечим потихоньку.

– Что, и тоже родственников нет?

– Был сын. Погиб в автокатастрофе. Вместе с невестой… После этого и запил по-чёрному. Очень сильно переживал. Говорят, умом уже, кажется, тронулся на этой почве. Пристроили сюда по большому знакомству. Что поделать? А раньше вроде как важным человеком был, учёный. Судьба. Ничего уже не изменишь.

Лёня понимающе кивнул и в задумчивости вышел из кабинета. Он клял себя за то, что расстроил Палыча, и хотел бы помочь ему, но не мог придумать, как это сделать. Когда он возвращался к палате, ему стало как-то не по себе.

Если бы Палыч спал, то Лёня просто тихонько забрал свои вещи и ушёл, но тот не спал. Палыч лежал на спине и смотрел в потолок. В откинутой руке торчала знакомая капельница. Он даже не повёл взглядом на вошедших людей. Лёня, стараясь не шуметь, собрал свои нехитрые пожитки и, немного замешкавшись, подошёл к его постели. Взял его руку и пожал.

– Палыч… Я на выписку. Ты держись давай. Может, увидимся потом…

– Подожди, задержись на пару минут. Присядь, – вдруг сказал тот, охрипшим от длительного молчания голосом. Санитар в дверях, хоть и сделал недовольный вид, однако возражать не стал. Лёня присел на край кровати и приготовился внимательно слушать.

– Я вижу, что ты хороший человек. Так получилось, что встретились здесь, а хотелось бы в лучших условиях, – Палыч вздохнул и осунулся в плечах, – Видимо уже не в этой жизни. Что поделать? Надо как-то существовать дальше. Оставаться людьми и помогать друг другу по мере возможности. Не знаю, хочешь ли ты что-то поменять в своей жизни или нет, это твоё дело. Но если я тебе смогу помочь, буду очень рад. Подай с тумбочки блокнот с карандашом.

Лёня не понимал, к чему тот клонит, но поспешно протянул ему то, что он попросил. Палыч с трудом повернулся на бок, избегая тревожить иглу, второй свободной рукой стал что-то быстро черкать в блокноте.

– Тут я тебе написал телефон своего очень хорошего знакомого. Его зовут Артур Борисович, он министерский работник, для меня, а, следовательно, и для тебя сделает всё, что в его силах. Я ему скажу про тебя, так что, когда будешь готов, просто позвони ему. Главное, чтоб ты сам хотел завязать с этой заразой.

Что он имел в виду под словом «зараза», Палыч не уточнил, хотя при некотором логическом выводе можно было догадаться без труда. Он оторвал исписанный листок и отдал Леониду.

– Спасибо, Глеб, думаю, это мне пригодится.

– Не тяни с этим. Тебе необходимо беречься. Столько надо ещё сделать… – глубокомысленно произнёс Палыч и махнул рукой, отпуская от себя.

Лёня кивнул, сложил листок и поспешил прочь.

– Обязательно позвони, – донеслись вслед прощальные слова Глеба.

Глава 6. Не пей около аптеки

В отдельной комнате Леониду выдали верхнюю одежду и ботинки. Сложив другие вещи в пакет, он проследовал за охранником, который открывал перед ним многочисленные двери. Вот последняя, с мощной решёткой, щёлкнула замком, выпуская узника на волю.

Наконец, Лёня оказался на ступенях, снаружи этого неприветливого заведения. Чувство свободы переполнило его душу вместе с тёплым ветром, обдувшим лицо. Мрачный охранник долго топтался у дверей, глядя вслед уходящему пациенту. Ноги были ватные, они словно отвыкли шагать и едва подчинялись хозяину.

«Иду, как будто пенсионер», – поймал себя на мысли Лёня. А путь был длиной в две остановки. Серьёзное расстояние для измученного похмельем организма. Люди и машины кругом спешили по своим делам, бодро обтекая бредущего по дворовым проездам человека, чей мир сейчас был сконцентрирован на пяди земли, куда в очередной раз нужно сделать шаг.

Так, метр за метром, Лёня двигался к своему дому. Мысли о том, зачем он так рано покинул относительно уютную больницу, время от времени закрадывались в его голову. Перспектива валяться на своей постели в одиночестве, дома, где и поесть-то толком было нечего, не радовала его. Ну, да ладно, спишем всё на сладкое слово – свобода. Хотя, если честно признаться, где-то в тёмных уголках души сидели у него предательские желания о выпивке. Ну, хоть чуть-чуть. Кружечку пива. И это несмотря на то, что ещё полностью не оклемался.

И эти желания не заставили себя долго ждать. Словно материализовавшись под ближайшим грибочком на детской площадке, сидели знакомые силуэты друзей – алкоголиков.

Компания из четырёх человек разливала себе по пластиковым стаканчикам и негромко хихикала. Негромко пока, потому что обычно спустя некоторое время, такие компании превращаются в шумные дискуссионные клубы, где кипят нешуточные страсти, иногда даже подкреплённые зуботычинами в качестве последнего аргумента. Большинство людей знают, насколько сложно переносить соседство с такой братией под окнами многоквартирного дома, когда спокойный отдых граждан, гарантировано, превращается в пытку. Там уже, конечно, обязательные вызовы полиции-милиции, которая, собственно, никогда не спешила на такие выезды. Но в данный момент, сейчас всё проходило тихо, ибо на начальной стадии. Пока ни один прохожий не хотел связываться с люмпенами, расположившимися на детской площадке и сделать хотя бы замечание.

Троих из четвёрки Лёня знал хорошо, буквально со школьной скамьи. Серёга Зеленин, завсегдатай соседнего двора, и Володя Бешко, одноклассник, балагур и затейник. Гоша – сосед, интеллигентный и тихий выпивоха, тоже был здесь. Вся их взрослая жизнь проходила по одной схеме «работа, дом, семья, компания». Постепенно из этого списка выпала сначала «семья», потом «работа». А главное место заняла «компания». Четвёртый из нынешнего состава был опухший и грязный тип, видимо, давно уже вычеркнувший из своего списка и «дом».

Лёня увидел их издалека. Намётанный глаз выхватил знакомые фигуры из общей благополучной картины и безошибочно определил цель, как стервятник издали видит, чем можно поживиться. Ему бы взять да пройти мимо, хотя бы соседним двором, но ноги сами повернули к ним. Ещё бы, это же единственные люди, которые его понимали, и с которыми было так легко и запросто общаться. Внутренний голос как-то робко ещё пытался внушить хозяину о ненадобности такой встречи, но другое сознание привело беспроигрышный аргумент:

«Просто поговорю, и уйду».

Сейчас казалось, что всё под его контролем.

Серёга сосредоточенно химичил с двумя бутылками. Отмерял и смешивал тёмную и прозрачную жидкости. Остальные не отрывая глаз, наблюдали. Увлечённые нехитрым занятием, они просто не заметили подошедшего приятеля. И только когда Лёня играючи стукнул по лопатке Володю, испуганно оторвали свои взгляды от вожделенной ёмкости с напитком. Сию секунду их небритые физиономии расплылись в лучезарных, разукомплектованных зубами, улыбках.

– Лёня! – радостно выдохнули трое. И лишь чумазый незнакомец немного растерялся. Понятно, лишний рот в этом деле только помеха.

– Ты откуда такой красивый свалился?

– Да, вот мимо шёл, гляжу, знакомые рожи, – Лёня решил не говорить такому благородному собранию, откуда он, собственно, свалился.

– Пить будешь?

К этому вопросу Лёня был готов, и он попытался изобразить на лице муки выбора и сомнений. На самом деле долго уговаривать его не стоило. Просто выдержанная пауза для приличия.

– Наливай!

Приятели оживились. С точностью разливочного автомата Серёга плеснул по стаканчикам спиртовую смесь, настолько ровно, что все остальные с пониманием переглянулись.

– И что, не разбавляя пить будем? – неуверенно задал вопрос Вовка, на что тут же получил снисходительные взгляды собутыльников.

– Кто же её разбавляет? Мараться только, – знающе отрезал Серёга. Четвёртый алкаш утвердительно кивнул и облизнулся. Этого персонажа звали Лев, у него был самый «уставший» вид. И его очень мотало из стороны в сторону.

Лёня взял свой стакан и тяжело вздохнул, как будто это был приговор. Морщась, посмотрел, как другие выпили свои порции, и последовал их примеру. Стараясь не дышать, опорожнил стакан и замахал рукой. Это было нечто покрепче водки. Серёга понимающе вложил ему в ладонь бутыль с водой. Лёня запил и только после этого перевёл дух. Жар пошёл по всему телу, затем погаснув на время, вернулся в мозг приятной истомой. Всё приходило в равновесие. Окружающий мир уже не казался таким ненавистным и чужим. Трясущиеся руки постепенно успокоились. И даже голова, до этого болевшая и ничего не соображавшая, стала выдавать упорядоченные мысли.

И понеслось. Приятная расслабленность способствовала беседе. Начались разговоры про жизнь, про политику, про женщин. Все наперебой пытались высказать исключительно свою точку зрения, полагая, что она единственная правильная. По большому счёту, каждый старался донести до окружающих своё важное мнение, авторитетное и не терпящее возражений.

– Слышали, скоро снова будут наказывать за тунеядство, – заявил Гоша и почему-то уставился на Володю.

– А чего ты на меня смотришь? Я один, что ли, такой? – встрепенулся тот. – Если хочешь знать, давно бы работал, только где её взять, работу-то?

– Действительно, – заступился за «тунеядца» Сергей, – прежде чем наказывать, надо сначала дать работу. Государство даст её?

– Ишь, чего захотели, сами ищите. Квартиры тоже никому не дают просто так, а наказывают же за отсутствие регистрации. Штраф такой, что мало не покажется, – авторитетно и со знанием дела заявил Игорь.

Мирно клюющий носом Лёва вдруг ожил, поднял голову и обвёл присутствующих тяжёлым взглядом, после чего взревел:

– А всё потому, что держать вас на цепи. Хотят привязать к одному месту, и никуда чтоб не рыпались. Конституция с гарантиями ничего вам не гарантирует. Без прописки вы букашки. Ни медицину не получите, ни работу, документов не видать, и даже телефонную карту не купить. Свободу они захотели. Вот вам свобода!

И Лев выразительно показал всем фигу.

– Сразу видно, кто у нас без прописки, Лёва бомж! – весело отозвался Вова, отводя от своего носа его вытянутую руку, – Кстати, у нас в компании Лев и Леонид, два разных имени, а обозначают одного и того же животного!

– Кто животное? Я животное?! – нитевидный пульс разума Лёвы пытался не выпадать из смысла разговора, но это ему удавалось всё тяжелее и тяжелее.

– Лёва и Лёня – это львы. Только Лев, наверно, русский лев, а Леонид иностранный, – встрял Серёга, рассматривая каждого из них нетрезвым взглядом, словно пытаясь найти общие черты.